Трёхглазая рыба минога

Диана Конде

Подростки Рома и Майя живут по разные стороны реки, а по сути – в двух разных государствах. Границу просто так не перейти, опасную реку не переплыть, но когда тебе пятнадцать, так хочется поговорить с кем-то, кто понимает. А ещё в таком возрасте ты остро видишь, что правильно, а что – нет, и точно знаешь, как это исправить. В один день Рома становится единственным свидетелем того, как Майю похищают, и отправляется на ту сторону на её поиски.

Иллюстратор Elena Scady

© Диана Конде, 2023

© Elena Scady, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-0059-7714-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

По мосту бежала женщина в красном платке. Петляя между гружённых товаром челноков и прикрывая глаза ладонью от солнца, она то появлялась, то исчезала из виду. Подойдя совсем близко к ограждению, женщина на секунду остановилась. В тот же момент с моста в реку полетела большая спортивная сумка.

Юрка чуть с камня от радости не навернулся. Рома сидел к нему спиной и слышал, как его друг от восторга не знает куда себя деть. Ещё бы — неделю назад Ромин отец обронил, что контрабандисты нашли новый способ переносить товар через границу, а сегодня они с Юркой решили впервые после зимы понаблюдать за мостом — и сразу такая удача.

— Долго летит. — Рома проследил взглядом за сумкой. Та бесшумно упала в воду, и её быстро понесло по волнам на другую сторону реки.

— Лёгкая небось. Сигаретами гружённая. — Рома услышал, как Юрка опять заёрзал на своём камне. Точно свалится в воду, а потом тёте Инге объясняй, где они в такую жару лужу нашли и как туда Юрка упал. Хотя про лужу они уже один раз врали, надо придумать что-то другое. Она, конечно, не поверит, но про речку нечего и заикаться — тётя Инга за такое им сразу обоим головы открутит. — Ты посмотри, куда её вынесет, родимую.

Рома опустил бинокль. Куда её вынесет, родимую, его не интересовало, и он, не отрывая взгляда от моста, кинул бинокль Юрке. Тот крякнул, когда поймал его, а потом засопел, высматривая новую цель.

Рома поудобнее устроился на камне и прищурился. Женщины в красном платке нигде не было видно. Немногочисленные пешеходы двигались по мосту хоть и быстро, но в едином ритме и выглядели почти одинаково: усталые, серые, сгорбленные под весом рюкзаков с товаром. Рома вздохнул и достал из кармана ветровки блокнот и карандаш.

Он попробовал нарисовать женщину в платке по памяти, но не смог и сердито зачирикал набросок. С «чёртовых пальцев» — двух тонких высоких камней, которые высовывались из воды и были похожи на «козу», — открывался неплохой вид на мост и на крепость по ту сторону границы. Каждую весну, как только спадала вода после апрельских дождей, сразу после школы Рома с Юркой бежали к реке и залезали в свой штаб — пещеру под ивой на берегу, которую они случайно обнаружили несколько лет назад.

Потом они сбрасывали кроссовки, ну или в Ромином случае зимние ботинки, закатывали штаны и по колено в ледяной воде шли до «чёртовых пальцев», чтоб оттуда смотреть на то, что происходило на мосту, или подглядывать за рыбаками на той стороне. Главное было вовремя спрятаться, если шли пограничные лодки: заходить в реку было не только опасно, но и запрещено.

Роме нравилось сидеть на «указательном пальце»: этот камень был выше, и, если правильно поставить стопы, зацепиться пальцами ног и выпрямиться, то можно было одновременно охватить взглядом обе крепости по разные стороны реки и мост между ними. В Ромином блокноте были десятки набросков этого моста со всех возможных ракурсов, но каждый раз, сидя на камне, он поражался, насколько чужеродным и нереальным мост выглядел вблизи.

Отец говорил, что мост перестроили недавно — лет, может, десять назад, то есть на самом деле очень давно. Это произошло сразу после отделения, и Рома, конечно же, был слишком маленьким, чтобы помнить, как два города когда-то составляли единое целое. На фотографиях старый мост казался частью обеих сторон: такой же серый, как река, ровный и ничем не примечательный, как мост через железнодорожные пути в Приречном — Ромином родном городе. Новый же мост как будто был доставлен сюда инопланетянами: белый, высокий, он дугой соединял противоположные берега реки и ярко блестел в лучах весеннего солнца. Оба города как будто решили с размахом заявить о независимости друг от друга, как супруги, которые празднуют развод пышнее, чем свадьбу.

Рома снова поискал взглядом женщину в платке. Может, она уже перешла границу? Да нет, слишком быстро, даже если бы она всё ещё бежала: с одного конца моста до другого идти двадцать минут в среднем темпе, они с Юркой засекали. Юрка вообще знал всех челноков чуть ли не по имени и первым обратил внимание на незнакомую женщину. Рому это слегка уязвило, ведь он считал своим талантом замечать несоответствия и странности.

— Шмотри, забирает! — Одной рукой Юрка придерживал бинокль, другую засунул в рот и от волнения кусал ногти. Рома прищурился. Водоворотом сумку вынесло на другую сторону, и к ней с берега против течения шёл небольшой катер. Не пограничники, у них лодки больше и громче. Значит, отец был прав — товар всё-таки переносили средь бела дня.

— Ой, заграбастают касатика! — тонко запричитал Юрка. Нашёл кому сопереживать. Рома, наоборот, даже разозлился от творящейся несправедливости. Почему это им можно у нас воровать, а ихние ничего с этим не делают?

С катера высунулся мужчина и багром вытащил сумку из воды, подцепив её за красный платок. И ничего — ни на той, ни на этой стороне как будто и не заметили, что произошло. А может, притворились, что не заметили.

Рома покачал головой: умно. Хоть и неправильно. Он пролистал блокнот, нашёл схематичное изображение моста и подрисовал стрелку там, где пропала из виду странная женщина: должно быть, кто-то проделал дыру в металлической сетке, достаточно большую, чтобы туда влезла сумка, но недостаточно заметную, чтобы её можно было увидеть с блокпостов.

Катер с треском развернулся и скрылся за каменным выступом ниже по реке.

— Кто ж такой цирк ради сигарет устраивает? — Рома повернулся к Юрке, чтобы обсудить только что произошедшее, но тот уже потерял всякий интерес к приключениям сумки и вовсю пялился на противоположный берег. В последнее время Рома стал подмечать, что его лучший друг ведёт себя странно: например, он резко перестал общаться со всеми одноклассницами и всячески избегал их; постоянно собачился с матерью — тётей Ингой, которая была самой доброй и приятной женщина на свете, а в его речи начали проскакивать отцовские выражения. Правда, это происходило, только когда Юрка не волновался, потому что когда он волновался, то начинал причитать, как бабушка.

— Глянь, какая краля. — Ну точно как Юркин отец говорит. Рома посмотрел на противоположный берег. Краля не краля, обычная девчонка. Или девушка, так далеко было не разглядеть. Но точно не рыбак. И чего она здесь забыла?

Противоположный берег был ещё более отвесным: тётя Инга рассказывала, что давным-давно его специально ровняли так, чтобы создать высокие гладкие стены. Чтобы вражеской армии было труднее забираться. А Рома тогда спросил: вражеской — это нашей, что ли?

Видимо, подняться на эти стены было сложнее, чем спуститься. Или где-то на той стороне тоже существовали пещеры, подобные штабу, что в принципе было бы логично. Девчонка подошла к воде, пару секунд постояла, видимо, глядя на своё отражение, а потом легла на спину прямо на камни, закинув ногу на ногу. Странная какая. Что здесь делает?

Пару секунд Рома и Юрка сидели и молча наблюдали за девчонкой на другом берегу, как за каким-нибудь зверьком, боясь пошевелиться и спугнуть её. Та лежала и вообще не шевелилась. Рома поймал себя на мысли, что не дышал с того момента, как её заметил, и громко выдохнул. Юрка фыркнул. Видимо, поняв, что ничего интересного больше незнакомка делать не будет, он положил бинокль на камень и спрыгнул в воду.

— Ну её. Пошли миногу поищем. — Юрка зашагал по воде к штабу, придерживая джинсы в районе колен.

— Рано ещё, нерест после второй грозы будет.

— Нерест-херест. — Юрка сплюнул в воду и пошуршал по воде на берег. — Тогда пошли костёр зажжём, у меня копыта вон синие как у трупака.

Рома схватил макушку «чёртова пальца» руками и дотянулся босой ступнёй до второго камня. Зацепив бинокль пальцами ног и аккуратно перенеся через воду, он потёр его о ветровку и приложил к глазам.

Девчонка всё ещё лежала на камне, но теперь Рома мог разглядеть её получше. Тёмные штаны, кислотно-зелёная куртка, белые кроссовки. Лица видно не было: девчонка положила руки под голову и отвернулась, да и маленький театральный бинокль, который Юрка стащил у мамы, просто не дотягивал.

Рома полистал блокнот и нашёл чистую страницу. На его набросках встречались только жители Приречного, а челноки рыскали по городу слишком незаметно или шли по мосту слишком торопливо, чтобы их можно было запечатлеть. Рома потёр о штаны вспотевшую ладонь и сам чуть не свалился с камня. Спокойно. Подумаешь, впервые будешь рисовать человека из другой страны.

Он стеснялся рисовать при других и брал с собой блокнот, только если шёл в штаб. Юрка вроде как спокойно к этому относился, в отличие от остальных одноклассников. Рому, как и всех учительских детей, дразнили, ещё когда его мама вела в школе уроки живописи и черчения, а потом всё стало ещё хуже. Как обычно, хватило одного раза, когда его заметили рисующим в блокноте на перемене, кличка Живописник прикрепилась намертво, точнее, её более короткий вариант. Поэтому Рома старался рисовать в одиночестве и там, где никто не сможет подобраться со спины. Типа камня посреди реки, в которую нельзя заходить.

Мама всегда учила начинать с набросков пропорций. Столько-то голов в длину, столько-то в ширину, и никак иначе. В человеке всё должно быть правильно и пропорционально. Рома усмехнулся: видела бы ты меня сейчас, мама. Десять голов в длину, полторы в ширину. И на каждой руке по три локтя, иначе как объяснить то, что постоянно ими обо всё стукаешься. Страшно сказать отцу, что зимние ботинки уже жмут, а ведь купили их только в октябре. Опять будет ругаться, что на Роме всё горит.

Рома оторвал взгляд от блокнота, посмотрел в бинокль и почувствовал, как уши заливает жаром. Пока он считал эти головы, девчонка успела переменить позу: теперь она лежала, вытянув ноги и подняв одну руку вверх. Вот чудная. Отец называл жителей другой стороны не иначе как чертями ненормальными, и Рома в этот момент был готов с ним согласиться. Ну что ей на месте не сидится.

Рома перевернул страницу блокнота. Одна голова, две, три. И ракурс такой неудобный. Роме вдруг стало стыдно. Это же не она ему позирует, а он, считай, подглядывает. Он снова разозлился, вырвал набросок из блокнота, скомкал его и бросил в реку. Бумажку завертело в воронках течений и медленно понесло к противоположному берегу.

— Ты там идёшь или чего? — Юрка уже вовсю хозяйничал в пещере: распинывал ногами камешки и мусор, который успело нанести рекой за зиму, подбирал с пола тонкие ветки и скидывал их в «очаг», даже скрипучий садовый стул успел вытащить на солнце.

— Иду. — Рома буркнул скорее для себя, спрятал бинокль в карман и в последний раз бросил взгляд на другой берег. Девчонка сидела на камне спиной к нему и потягивалась, подняв обе руки вверх. Юркин отец был дальнобойщиком и говорил, что люди во всех странах одинаковые, но Рома ему не верил. По телевизору показывали Африку и Австралию, и там, конечно, люди выглядели по-другому. Но вот в ста метрах от Ромы сидела девчонка его возраста, а волосы у неё были абсолютно белые, белее, чем мост.