Созвездие Весов, или Рыцарь падшей королевы

Диана Кирсанова, 2008

Максим Бардин, как и многие мужчины, рожденные под знаком Весов, чертовски обаятелен и, словно магнит, притягивает к себе женщин. В свое время его бросила с маленькой дочкой на руках красавица жена, и уже много лет он – вольная птица. Поэтому-то его дочь Ариадна, обладающая большим здравым смыслом, принимает решение женить отца. В мачехи девушка прочит себе преподавательницу из собственного вуза – Анну Березневу. Однако в планы Ариадны вмешиваются серьезные обстоятельства. Березневу обвиняют в нескольких убийствах. Хорошо, что волею судьбы в расследование вмешивается Леди Зодиак – астролог-аналитик и, между прочим, очень эффектная женщина…

Макс

«…Предчувствовал ли я что-нибудь, когда проснулся в тот день в смурном настроении, или просто не выспался — сейчас уже не скажешь. Ясно, что последующие события накладывают на воспоминания свой отпечаток, вот и начинаешь придумывать: «В то утро я сразу понял, что что-то не так», «первая же увиденная женщина посмотрела на меня как-то странно», и так далее. А на самом деле все это ерунда.

Я уже давно каждое утро понимаю, что что-то не так — и с миром вообще, и со мной в частности. А в том, что женщины смотрят на меня странно, — и вовсе ничего удивительного. Удивительно то, что они еще не крестятся при этом и не тычут в меня пальцем с загнутым багровым маникюром:

— Вот он! Вот источник наших бед!

Я всем что-то должен. Не оправдал надежд. И стало быть, во всем виноват.

Раньше я только смутно об этом догадывался, а сейчас уверен на двести пятьдесят шесть процентов, а потому и не расстраиваюсь особо.

Словом, то, что тогда я проснулся в смурном настроении и женщина посмотрела на меня как-то странно, никак не натолкнуло меня на мысль о будущих неприятностях. Смурное настроение объяснялось обычной алкогольной абстиненцией, а то, что женщина смотрела на меня привычно осуждающе — так просто она умела это делать лучше, чем я.

Я рывком поставил свой корпус вертикально. Ну, просто сел.

Тамара стояла прямо надо мной — полностью одетая, элегантная, свежая — и смотрела презрительно-сочувствующе: явно желала закрепить уже одержанную моральную победу какой-нибудь своей очередной красивой фразой — или моей нелепой. Я тут же ринулся ей на помощь и предложил такой вариант:

— Ты уже проснулась?

Она торжествующе покачала тщательно уложенной головой:

— Господи, тебя даже нельзя нормально бросить! Ты же опустишься окончательно! Ну что мне — няньку для тебя специальную нанимать?

— Ага, филиппинку. Или тайку. Хотя по правилам их должно быть хотя бы две. Тайки, я имею в виду. 90–60 — 90…

Теперь она покачала головой. Безнадежно.

— Некогда мне с тобой нянчиться, — наконец-то искренне сказала она. — Устала. Да и не хочется уже.

— Что-то мне подсказывает, что теперь ты позвонишь уже не скоро, — усмехнулся я.

— Между прочим, ты сам мне всегда звонил первым, вспомни. И вчера тоже.

— Да, разумеется, — сказал я. — Прости. И прощай.

В таких случаях трудно не воспользоваться наработанным опытом — банальностью и штампами.

Она вздохнула и вышла.

В общем, расстались мы вполне цивилизованно. Примерно раз в четвертый, но, по-моему, уже серьезно.

Ссора началась из-за пустяка — собственно, они только так и начинаются, потому что по принципиальным моментам нормальный человек всегда готов к диалогу, а вот по мелочам — ни за что. Просто вчера мы договорились встретиться, а я, пока ждал ее, успел выпить. Причем по уважительной причине.

Я вообще в этот день каждый год основательно напиваюсь. А тут всего полторы бутылки бурбона — а столько разговоров…

Вчера, 13 октября, была годовщина моего Освобождения. Ровно семнадцать лет назад меня бросила жена.

Впрочем, тогда ни она, ни я даже не догадывались, что она меня бросила. Просто Мария удачно уехала за границу. Настолько удачно, что возвращаться было уже просто глупо, особенно когда у нее там родились близнецы от очень достойного и уважаемого человека. Можно было бы сказать — шишки и богача, но это как-то снизило бы ее образ, придало бы ему несправедливый оттенок меркантильности. А этого, конечно, не было. Нельзя же считать меркантильностью то, что человек устал жить от своей получки до моей халтурки и стоять в очередях за детским питанием и дегтярным мылом.

Нет, проблема была не в этом. Проблема была в том, что жена моя была Красавицей — в истинном, русском понимании этого слова. Не холеной, не породистой, а именно русской Красавицей — спокойной, нездешней и с отчетливым отблеском трагичности на фантастически красивом лице.

Настоящим красавицам живется непросто: у них преувеличенное представление о некоем своем Предназначении — не зря же на этом несовершенном свете они появились ВОТ ТАКИЕ. Жизнь со мной, а потом с маленькой Арькой в тесной квартирке и без особых перспектив на исполнение Предназначения походила мало. Поэтому она и уехала — а точнее, осталась, когда представилась возможность не возвращаться из турпоездки. Не последнюю роль тут сыграл порабощенный ее красотой француз.

— Максим… — сказала она, позвонив из-за бугра по телефону.

И замолчала. И я тоже молчал.

Конечно, было тяжело и противно, зато сейчас я вспоминаю то время с благодарностью. Теперь мне уже ничего не страшно. Я понял, что человек способен выдержать многое, что всякий труд почетен, что с голоду я уже никогда не умру и что друзья действительно познаются в беде.

Не знаю, какой из меня был отец, но, по-моему, дочь выросла вполне здоровой и толковой.

Главное, она не переняла худших черт своих родителей. Не стала красавицей в маму (по той линии Ариадне, как ни странно, передалась разве что склонность к вольнолюбию и даже некоторому диссидентству) и не превратилась — того хуже — в витающую в облаках «творческую натуру», как я.

В общем, она не похожа ни на Марию, ни на меня, и с точки зрения психоанализа (или как там еще называются эти всезнающие науки) такая «непохожесть» выглядит, наверное, несколько странной.

Свои дни рождения мы с Ариадной празднуем вместе — она родилась, как и я, 23 октября. Кажется, это должно подразумевать, что и характеры наши похожи?

Ничуть, ничуть. Веселая, нагловатая девица с четкими ориентирами и планами на жизнь — современная до мозга костей. Иногда я чувствую, что она старше меня или, по крайней мере, мудрее…

В эту минуту этот мудрый человек как раз и вышел из своей комнаты — спасибо, что не раньше! Не в разгар разборок с Тамарой. И боже меня упаси объяснить это деликатностью! Просто Арька не слишком жаловала моих женщин (да и меня, как я подозреваю, в последнее время тоже). Нахмурив гладкие, как усики бабочки, бровки, встала у двери в мою студию — маленькая, она едва доставала головой до середины дверного косяка — и надулась, заложив руки за спину. Сейчас скажет какую-нибудь колкость.

А мне, как взрослому и умному отцу, надо не подать вида, как я робею перед собственной дочерью…»