Скажи пчелам, что меня больше нет

Диана Гэблдон, 2021

Легендарный цикл Дианы Гэблдон в новом, стильном оформлении! История великой любви Клэр Рэндолл и Джейми Фрэзера завоевала сердца миллионов читателей во всем мире и стала культовым сериалом XXI века. Долгожданное продолжение цикла «Чужестранка». Пчелы – это посредники между миром живых и миром мертвых. 1779 год. Джейми и Клэр потребовалось двадцать лет, чтобы воссоединиться. Но теперь Американская революция угрожает их счастью, ведь последствия войны ощущаются даже в глубинке Северной Каролины. Брианна и Роджер боятся, что прошлое, от которого они бежали, может настигнуть их. Юный Уильям Рэнсом пытается примириться с открывшейся правдой о своем отце. Теперь, когда семья наконец воссоединилась, на карту поставлено больше, чем прежде. Если время вечно, то почему люди смертны? А может, мы обретаем бессмертие, лишь когда перестаем считать прожитые мгновения? «Масштабное повествование. Блестяще продуманный сюжет». – The Washington Post

Часть первая

Пчелиный улей в туше льва^[1]

1

Маккензи здесь

Фрэзер-Ридж, колония Северная Каролина

17 июня 1779

Камень больно впивался в правую ягодицу, но я боялась менять положение. Под ладонью тихо и упрямо билось крошечное сердечко — едва ощутимая пульсация жизни. Промежутки между ударами казались вечностью, словно томительные часы ожидания рассвета.

— Ну-ка подвинься, саксоночка! — раздался голос возле самого уха. — Мне нужно почесать нос, а ты уселась мне на руку.

Джейми пошевелил пальцами, и я немного сместилась, прильнув к нему и крепко сжимая в руках потяжелевшую от сна трехлетнюю Мэнди.

Он улыбнулся мне поверх взъерошенной макушки Джема и почесал кончик носа. Должно быть, уже перевалило за полночь, но костер по-прежнему ярко горел. Глаза Джейми мягко поблескивали в свете пламени, бросавшего красноватый отсвет на его щетину, рыжие волосы внука и старый плед, в который оба закутались.

По другую сторону от костра тихонько засмеялась Брианна — так люди смеются среди ночи, чтобы не разбудить спящих детей.

Она положила голову Роджеру на плечо и прикрыла глаза. Вид у нее был изможденный — немытые, спутанные волосы, впалые щеки, — но счастливый.

— Что смешного, a nighean?^[2] — проворчал Джейми, обнимая внука. Джем изо всех сил боролся со сном, однако проигрывал в неравной схватке. Он распахнул глаза как можно шире и потряс головой, моргая, как встревоженный совенок.

— Что смешного?.. — повторил он заплетающимся языком и замер на полуслове с приоткрытым ртом, уставившись на мать бессмысленным взглядом.

Брианна хихикнула, и Джейми улыбнулся, глядя на нее.

— Я всего лишь спрашивала твоего папу, помнит ли он Собрание, на котором мы присутствовали много-много лет назад. Представители всех кланов стояли вокруг огромного костра. Я дала папе горящую ветку, чтобы он положил ее в костер и сказал, что Маккензи здесь.

— Понятно… — Джем пару раз мигнул, глядя на слепящее пламя, и слегка нахмурил рыжие бровки. — А где мы?

— Дома, — твердо сказал Роджер, переведя взгляд с меня на Джейми. — Навсегда.

Джейми наконец с облегчением выдохнул: мы оба пребывали в неведении с того момента, как сегодня днем вдруг увидели в низине эту четверку и побежали с холма им навстречу. Вне себя от радости, все принялись обниматься; веселая суматоха усилилась, когда на шум из своей хижины вышла Эми Хиггинс в сопровождении Бобби, а затем и Эйдан — мальчуган завопил от восторга при виде Джема и буквально сшиб его с ног. Тут же к ним присоединились Орри и малыш Роб.

На звук голосов прибежал Джо Бердсли, который охотился в лесу неподалеку… За считаные минуты собралась целая толпа. Еще до заката новость облетела шесть соседских семей — остальные узнают обо всем завтра.

Знаменитое шотландское гостеприимство проявилось во всей красе с невиданной скоростью; женщины и девушки побежали в свои дома, чтобы захватить предназначавшуюся для ужина еду, мужчины отправились по дрова — Джейми велел сложить огромный костер перед Новым домом на вершине холма. Так что воссоединение семьи отпраздновали с шиком, в большой дружеской компании.

Путешественников забросали вопросами: откуда они прибыли? Трудным ли было странствие? Что им довелось увидеть? Никто не спросил, рады ли они возвращению, — иного и не предполагалось.

Только мы с Джейми не задавали вопросов. Успеется. И лишь теперь, когда гости разошлись, Роджер наконец ответил на самый важный из них.

Но почему они приняли такое решение?.. Сердце тревожно заныло.

— Довольно для каждого дня своей заботы…^[3] — пробормотала я, склонившись к черным кудрям Мэнди и целуя крошечное ушко.

Пальцы вновь ощутили под одеждой — запыленной после долгого пути, но отлично скроенной — ниточку шрама между ребрами малышки. Едва заметный след от скальпеля хирурга, который спас ей жизнь два года назад, далеко-далеко от меня.

Маленькое храброе сердечко билось ровно, и я смахнула набежавшие на глаза слезы — в который раз за сегодняшний день.

— Выходит, я был прав, — сказал Джейми.

— Насчет чего?

— Насчет расширения. — Он махнул рукой в сторону невидимого в ночи каменного фундамента Нового дома. Далеко внизу темнел среди травы едва различимый обгоревший остов Большого дома. Возможно, к моменту окончания строительства о нем останутся лишь воспоминания…

Брианна от души зевнула и, сонно моргая, откинула с лица гриву спутанных волос.

— Полагаю, в эту зиму нам придется ночевать в погребе, — хохотнула она.

— Напрасно ты так думаешь. — Джейми нисколько не обиделся. — Мы уже срубили деревья, попилили их на бревна и изготовили доски. Так что еще до холодов успеем сделать пол, стены и окна. Правда, остекление придется отложить до весны.

— Ну-ну… — Брианна снова моргнула и, встряхнув головой, поднялась и подошла взглянуть. — А каменная плита для очага уже готова?

— Да. Из серпентинита — это такой зеленый камень, знаешь?

— Помню. А кусок железа, чтобы подложить под него, тоже есть?

Джейми удивленно поднял брови.

— Пока нет. Но я найду, когда будем благословлять очаг.

— В таком случае… — Бри порылась в складках плаща и выудила большую, набитую до отказа холщовую сумку. Сунула в нее руку и через пару минут вытащила какой-то предмет, блеснувший в свете костра.

— Вот, па, возьми. — Она протянула предмет отцу.

Джейми недоуменно взглянул на вещицу, а затем с улыбкой передал мне.

— То, что надо! — похвалил он. — Привезла эту штуковину для очага?

«Штуковина» оказалась увесистой стамеской из гладкого черного металла около шести дюймов в длину. На рукоятке была выгравирована надпись «Крафтсман».

— По крайней мере, для одного из них, — улыбнулась Бри, положив руку Роджеру на колено. — Поначалу мы хотели строить дом своими силами, но… — Она обернулась и бросила взгляд через темнеющий Ридж на прозрачный холодный небосвод, где поблескивала Большая Медведица. — Боюсь, до зимы не управимся. Придется вас немного потеснить, — закончила она со вздохом, глядя на отца из-под опущенных ресниц.

— Что за глупости! — фыркнул он. — Наш дом — твой дом, и ты это прекрасно знаешь. К тому же лишние руки на стройке не помешают. Хочешь взглянуть?

Не дожидаясь ответа, он осторожно уложил Джема на землю возле меня и поднялся. Затем выхватил из огня горящую ветку и кивком пригласил дочку пройти к скрытому темнотой прямоугольнику нового фундамента.

Бри клонило в сон, но любопытство оказалось сильнее: улыбнувшись мне, дочка весело тряхнула головой и набросила на плечи накидку.

— А ты пойдешь? — спросила она Роджера, вставая.

Он с улыбкой отмахнулся.

— У меня глаза слипаются. Завтра посмотрю.

Бри ласково коснулась его плеча и направилась за отцовским факелом, спотыкаясь и бормоча проклятия. Джем даже не шелохнулся, и я накрыла его пледом.

Мы с Роджером сидели молча, прислушиваясь к удаляющимся во мраке голосам, а когда те смолкли — к звукам ночи, потрескиванию костра и мыслям друг друга.

Если они решились на такое рискованное путешествие — тем более учитывая опасности этого места и времени, — случилось что-то поистине…

Роджер посмотрел мне в глаза и сразу догадался, о чем я думаю.

— Да, все пошло наперекосяк, — сказал он со вздохом. — Хотя мы — особенно я — думали вернуться и исправить ситуацию. Но побоялись, что Мэнди не сможет там никого почувствовать.

— Мэнди?.. — Я недоуменно посмотрела на потяжелевшее от сна тельце у меня на руках. — Кого она должна была «почувствовать»? И что значит «думали вернуться»? Постой!.. — Я протестующе подняла руку. — Ничего не говори: ты совсем обессилел. Еще успеешь рассказать. Главное, что вы здесь!

Роджер с благодарностью улыбнулся — хотя в его улыбке сквозила усталость от пройденных миль, веков и трагичных событий.

— Согласен.

Мы еще немного посидели в тишине. Вскоре зять уронил голову на грудь, и я подумала, что он заснул. Однако когда подобрала ноги, чтобы встать и пойти стелить постели, Роджер вновь заговорил:

— И еще кое-что…

— Да?

— Вы с Джейми когда-нибудь встречали человека по имени Уильям Баккли Маккензи? Или Бак Маккензи?

— Имя знакомое, — нерешительно произнесла я. — Но…

Роджер коснулся белого шрама от веревки у себя на шее.

— Так зовут типа, который приказал меня повесить. А еще он мой дальний предок — правда, тогда этого никто из нас не знал.

Мне показалось, он пытается оправдать мерзавца.

— Иисус твою… Ой, прости. Ты все еще в некотором роде священник?

Он улыбнулся; на усталом лице проступили глубокие складки.

— Полагаю, это стало частью моей личности. Хотя я бы не стал возражать против «Иисус твою Рузвельт Христос!». Идеально подходит к ситуации.

И Роджер в двух словах рассказал, каким образом Бак Маккензи оказался в Шотландии 1980 года, а потом отправился вместе с ним на поиски Джема.

— Все не так просто, — вздохнул он. — В итоге Бак остался в 1739 году со своей… кхм… матушкой.

— Гейлис? — Услышав мой изумленный возглас, Мэнди пошевелилась и захныкала во сне. Я торопливо погладила ее по спинке и взяла поудобнее. — Ты тоже с ней встречался?

— Да. Весьма интересная женщина.

У его ног стояла наполовину полная кружка пива; до меня доносился горьковатый запах хмеля. Роджер нерешительно заглянул внутрь, будто не зная, как поступить: выпить содержимое или опрокинуть себе на голову. Однако в конце концов сделал глоток и опустил кружку на землю.

— Я… то есть мы… хотели взять его с собой. Конечно, это было рискованно, но мы собрали достаточно драгоценных камней. Я думал, все получится. И потом — у него здесь жена… — Он махнул рукой в направлении леса. — То есть в Америке. В этом времени.

— Кажется, припоминаю. Я вроде бы видела ее имя в твоем генеалогическом древе. — Хотя, как подсказывает жизненный опыт, не всегда стоит верить написанному.

Роджер кивнул, глотнул еще пива и откашлялся. Его голос был хриплым и скрипучим от усталости.

— Значит, ты простил его за… — Я дотронулась до своего горла. На шее зятя отчетливо виднелся след от веревки и маленький шрам от экстренной трахеотомии, которую мне пришлось провести с помощью перочинного ножика и янтарного мундштука.

— Я полюбил его, — искренне ответил он. Сквозь щетину на усталом лице проступила слабая улыбка. — Нечасто выпадает шанс полюбить дальнего предка, чья кровь течет в твоих жилах. Кто дал тебе шанс появиться на свет, сам того не осознавая…

— Став родителями, мы часто вынуждены играть вслепую, — сказала я, положив руку на теплую головку Джема и погладив его мягкие, хотя и немытые волосы. Они с Мэнди пахли как маленькие щеночки — сладким, животным запахом, полным невинности.

— Так и есть, — тихо отозвался Роджер.

Шорох травы и голоса возвестили о прибытии архитекторов, увлеченно обсуждавших устройство водопровода.

— Может, ты и права… — В голосе Джейми звучало сомнение. — Не знаю, получится ли раздобыть все необходимые детали до наступления холодов. Я только что начал копать яму для новой уборной — пока будем довольствоваться этим. А по весне…

Ответ Брианны я не расслышала. Вскоре оба появились у костра — свет пламени выхватил из темноты их одинаковые носы и рыжие шевелюры. Роджер подвинулся, а я осторожно встала на ноги; спящая Мэнди обмякла у меня на руках, словно ее тряпичная кукла Эсмеральда.

— Мама, дом просто чудо! — Бри прижалась к нам с Мэнди крепким, стройным телом. На мгновение она стиснула меня в объятиях, а затем наклонилась и поцеловала в лоб.

— Я так тебя люблю, — добавила она дрогнувшим голосом.

— Я тоже люблю тебя, милая, — ответила я, сглотнув подступивший к горлу комок, и коснулась ее усталого сияющего лица.

Она забрала у меня Мэнди и с привычной ловкостью уложила ее головку себе на плечо.

— Пойдем, дружок, — сказала она Джему, ласково ткнув его ногой. — Пора спать.

Он что-то буркнул и приподнял подбородок, но тут же вновь провалился в сон.

— Ничего, я его понесу. — Роджер склонился над мальчуганом и с тихим ворчанием взял его на руки, а затем повернулся к нам. — Вы тоже идете? Я могу вернуться и присмотреть за костром — только уложу Джема.

Джейми покачал головой и обхватил меня рукой.

— Не беспокойся. Мы еще посидим, пока дрова не догорят.

Едва волоча ноги, они медленно двинулись вниз под бряцающий аккомпанемент содержимого сумки Брианны. В доме Хиггинсов, где им предстояло провести ночь, слабо мерцал свет: должно быть, Эми зажгла лампу и отодвинула служившую занавеской шкуру.

Джейми по-прежнему сжимал в руке стамеску; не сводя глаз с удаляющейся фигурки дочери, он поцеловал холодный металл — как когда-то целовал рукоять своего кинжала, давая нерушимую клятву.

Он убрал стамеску в спорран и обнял меня сзади, уткнув подбородок мне в макушку. Мы стояли и смотрели, пока семейство Маккензи не скрылось в темноте.

— О чем думаешь, саксоночка? — ласково спросил Джейми. — Я заметил мрачные тучи в твоих глазах.

— О детях… — неуверенно ответила я. — То есть… это чудесно, что они вернулись. Думала, что никогда их больше не увижу, и вдруг… — Я смахнула слезы от переполнявшей меня радости. И благодарности судьбе за подаренный шанс вновь стать одной семьей. — Теперь мы сможем видеть, как растут Джем и Мэнди, быть вместе с Брианной и Роджером.

— Да, — сказал он с улыбкой. — Но?..

Я колебалась, подыскивая нужные слова.

— Роджер намекнул, в их времени что-то случилось. По-видимому, что-то действительно ужасное.

— Брианна сказала мне то же самое. — Его голос стал жестче. — Только ведь они уже жили раньше в этом времени. И знают, что здесь происходит и чего ожидать.

Война. Именно о ней говорил Джейми. Я вцепилась в обхватившие меня за талию руки.

— Не думаю, — тихо сказала я, глядя на раскинувшуюся внизу долину. Путники давно скрылись в ночи. — Тот, кто там не был, ничего не знает.

Ничего не знает о войне…

— Да, — сказал Джейми и молча прижал меня к себе, нежно погладив мой шрам от мушкетной пули, полученной в битве при Монмуте. — Я понимаю, о чем ты, саксоночка. Когда увидел Брианну и ребятишек — думал, сердце разорвется от радости. Я так тосковал по ним, — и в то же время меня утешала мысль, что они в безопасности. Но теперь…

Сквозь ткань накидки я ощущала медленные, ровные удары его сердца. Он тяжело вздохнул, и в этот момент в костре вдруг вспыхнула смола: целый сноп искр взметнулся ввысь и растворился в ночи. Словно напоминание о войне, которая медленно сжимала вокруг нас огненное кольцо.

— Вот смотрю я на них, — вновь заговорил Джейми, — и сердце наполняется…

–…страхом, — прошептала я, еще крепче прижавшись к мужу. — Безумным страхом.

— Точно, — кивнул он. — Именно так.

* * *

Мы еще немного постояли, вглядываясь в темноту и надеясь вернуть ощущение радости. Окно Хиггинсов по-прежнему мягко светилось на дальнем конце участка.

— Девять человек под одной крышей, — сказала я.

И вдохнула холодный, пахнущий хвоей ночной воздух, представляя девять спящих во влажной духоте тел. Наверняка там сейчас и шагу ступить негде: все горизонтальные поверхности заняты людьми, а над очагом дымится чайник и котел с похлебкой.

У Хиггинсов зажглось второе окно.

— Четверо из них — наши, — со смешком заметил Джейми.

— Надеюсь, они не спалят дом, — проворчала я. Из печной трубы повалил дым и искры: кто-то подбросил в огонь дров.

— Не спалят. — Он развернул меня лицом к себе и тихонько сказал: — Я хочу тебя, a nighean. Ляжешь сегодня со мной? Может, это наша последняя ночь вдвоем на долгое, долгое время.

Я собиралась было сказать «Конечно!», но вместо этого зевнула во весь рот, едва успев прикрыть его рукой.

— Ой! Извини, я не хотела — нечаянно вышло.

Он тихонько рассмеялся. Качая головой, расправил скомканное лоскутное одеяло, на котором я сидела, опустился на колени и протянул мне руку.

— Приляг со мной, саксоночка! Посмотрим на звезды. Если через пять минут не заснешь — раздену тебя и буду любоваться твоим обнаженным телом в лунном свете.

— А если засну? — Я сбросила туфли и опустилась рядом с мужем.

— Тогда даже не буду стаскивать с тебя одежду.

Костер горел уже не так ярко, хотя дров было еще достаточно; разгоряченный воздух касался лица и шевелил волосы на висках. Крупные звезды рассыпались, словно бриллианты, оброненные небесным воришкой. Я поделилась этой метафорой с Джейми, но он лишь фыркнул в ответ. Однако потом прилег рядом и восхищенно вздохнул, любуясь чудесным зрелищем.

— Красиво! Вон там — Кассиопея, видишь?

Я посмотрела в направлении его кивка и покачала головой.

— Ничего не смыслю в созвездиях. Знаю только Большую Медведицу и еще могу показать Пояс Ориона. Куда он, черт возьми, подевался?.. И где-то рядом должны быть Плеяды, верно?

— Они входят в созвездие Тельца — которое возле Охотника. — Он вытянул руку, показывая, куда смотреть. — А это — Жираф.

— Не выдумывай! Нет такого созвездия — иначе я бы о нем слышала.

— Его сейчас просто не видно, но оно существует. Если уж на то пошло, сегодняшние события куда больше похожи на выдумку.

— Пожалуй, ты прав.

Он обхватил меня рукой, я повернулась на бок и прижалась щекой к его груди. Мы молча смотрели на звезды, слушая шелест ветра в листве и спокойное биение наших сердец.

Прошла целая вечность, прежде чем Джейми пошевелился и вздохнул.

— Таких звезд не видел с той ночи, когда мы зачали Фейт.

Я удивленно приподняла голову. Мы редко упоминали Фейт — мертворожденную дочь, навеки поселившуюся в наших душах. Нам не нужны были слова, чтобы понять чувства друг друга.

— Откуда ты знаешь, когда именно мы ее зачали? Я вот понятия не имею.

Он медленно провел пальцами по моей спине и принялся ласково массировать мне ягодицы. Будь я кошкой, непременно бы замурлыкала.

— Ну, могу и ошибаться, но мне всегда казалось, что это случилось в ту ночь, когда я пришел к тебе в аббатстве. Там в конце коридора было высокое окно; я посмотрел в него и увидел звезды. Решил — это знак. Словно звезды указывали мне путь.

Я не любила вспоминать ту ночь в аббатстве Святой Анны, где Джейми едва добровольно не сошел в могилу. Тогда было страшное время. Дни, проведенные в смятении и тревоге, сменялись мрачными, полными отчаяния ночами. В памяти осталось лишь несколько ярких эпизодов, которые выделялись, словно расцвеченные первые буквы в древних церковных книгах.

Бледное лицо отца Ансельма в свете свечей; доброта и сострадание в его глазах сменяются изумлением, когда он выслушивает мою исповедь. Аббат совершает обряд соборования у постели умирающего племянника; его руки легонько, подобно крылышкам колибри, касаются лба, век, губ и ладоней Джейми. Безмолвие полутемной часовни, где я так страстно молилась за его жизнь и где мои молитвы услышали.

Однажды я проснулась среди ночи и увидела, что Джейми стоит у моей кровати — мертвенно-бледный, обнаженный и дрожащий от холода. Он едва держался на ногах, но к нему вернулась жажда жизни и упрямая решимость, которые с тех пор ни разу его не покидали.

— Ты вспоминаешь Фейт? — Я непроизвольно потрогала живот. Джейми так и не увидел дочь, только чувствовал, как она пинается изнутри.

Он поцеловал меня в лоб и посмотрел в глаза.

— Конечно. Почему ты спрашиваешь?

— Просто хотела, чтобы ты рассказал мне еще немного.

— С удовольствием. — Он приподнялся на локте и притянул меня поближе, укутывая своим пледом^[4].

— А это помнишь? — Я отогнула краешек плотной ткани. — Как поделился со мной пледом в ночь нашей первой встречи?

— Чтобы ты не окоченела от холода? Конечно. — Он поцеловал меня в шею. — Тогда, в аббатстве, я и сам промерз до костей. Пытался ходить, но выбился из сил. А ты не давала мне есть, морила голодом, и я…

— Ты же знаешь, что говоришь неправду! Ты…

— Я не стал бы врать тебе, саксоночка!

— Еще как стал бы, черт тебя подери! — возмутилась я. — Постоянно так делаешь. Хотя сейчас это неважно. Значит, умирал от холода и голода? Но вместо того, чтобы попросить у брата Пола одеяло и горячую похлебку, почему-то потащился в чем мать родила по темному коридору и забрался ко мне в кровать.

— В жизни есть вещи поважнее еды, саксоночка. — Его рука по-хозяйски расположилась на моих ягодицах. — В тот момент самым главным для меня было выяснить, смогу ли я делить с тобой ложе. Подумал: если не смогу, то просто уйду в метель и ты меня больше не увидишь.

— Конечно, тебе не пришло в голову подождать пару недель, пока не окрепнешь.

— Ну, я не сомневался, что смогу преодолеть небольшое расстояние, держась за стены. А все остальное полагалось делать лежа. Так зачем ждать? — Рука начала поглаживать меня пониже спины. — Значит, ты тоже помнишь ту ночь?

— Я словно занималась любовью с глыбой льда. — Так оно и было. При этом сердце мое разрывалось от нежности, а в душе вновь расцветала надежда, которую я уже и не чаяла обрести. — Хотя вскоре ты немного оттаял.

Поначалу совсем немного. Я прижалась к нему, пытаясь согреть своим теплом. Стянула ночную сорочку, чтобы наши тела максимально соприкасались. Помню резко очерченный изгиб его бедра и выступающие позвонки, усеянные свежими шрамами.

— На тебя было страшно смотреть: просто ходячий скелет…

Я повернулась к мужу лицом и притянула к себе, чтобы почувствовать тепло его тела и прогнать леденящие воспоминания. Он в самом деле был теплый. И живой. Даже очень живой.

— Помню, ты обхватила меня ногой, чтобы я не свалился с кровати. — Джейми медленно поглаживал мое бедро. Его волосы поблескивали в свете догорающего костра, хотя лицо оставалось в тени. Однако по голосу чувствовалось, что он улыбается.

— Кровать была ужасно узкой. — Я спала на монашеской койке, едва вмещавшей одного человека средних размеров. А Джейми, даже изрядно исхудавшему, требовалось куда больше места.

— Саксоночка, я хотел перевернуть тебя на спину, но побоялся, что мы оба завалимся на пол, и потом… не думаю, что смог бы удержаться сверху.

Тогда он дрожал от холода и слабости. Вероятно, его и сейчас пробирала дрожь — на этот раз вызванная страхом. Я взяла руку, лежавшую у меня на бедре, и поцеловала. Замерзшие пальцы крепко обхватили мою теплую ладонь.

— У тебя получилось, — прошептала я, перекатываясь на спину и увлекая его за собой.

— С грехом пополам, — пробормотал Джейми, высвобождаясь из килта, пледа, рубашки и нижней сорочки. Затем мы оба испустили долгий вздох наслаждения. — О боже, саксоночка…

Он сделал пару нерешительных движений и прошептал:

— Ты не представляешь, каково мне было. Я боялся, что больше никогда не смогу тобой обладать.

Но у него действительно получилось, хотя и с грехом пополам.

— И тогда я решил: пусть это будет последним, что я сделаю в своей жизни.

— Черт возьми, почти так и вышло, — прошептала я, схватив его за упругие ягодицы. — Я и правда на мгновение подумала, что ты умер, пока не почувствовала твои слабые движения.

— Думал, мне конец, — усмехнулся Джейми. — О, Клэр!..

Ненадолго прервавшись, он опустился и прижался лбом к моему лбу. Как в ту ночь, когда он касался меня, замерзший и полный отчаяния. Помню, как вдыхала в него жизнь, целуя мягкие, податливые губы, пахнущие элем и вареными яйцами — другую пищу его желудок принимать отказывался.

— Я хотел… — шептал он. — Хотел тебя. Мне нужно было тобой обладать. Правда, как только оказался внутри…

Джейми вздохнул полной грудью и продвинулся глубже.

— Думал, это меня прикончит на месте. Захотелось умереть. Пока я внутри тебя.

Его голос, хотя по-прежнему ласковый, стал вдруг далеким и отстраненным. Я поняла, что он сейчас не здесь, а в той холодной каменной келье. Вновь переживает минуты паники, страха и всепоглощающего желания.

— Я хотел излиться в тебя — пусть и в последний раз. Но когда это произошло, понял, что буду жить и останусь внутри тебя навеки. Потому что дал тебе ребенка.

С этими словами Джейми вновь вернулся в реальность — и в меня. Я крепко сжимала в объятиях большое сильное тело, которое беспомощно задрожало в момент разрядки. Теплые слезы навернулись мне на глаза и холодными ручейками стекли по вискам, затерявшись в волосах.

Через некоторое время он перекатился на бок, продолжая держать руку на моем животе.

— Ну как, у меня получилось? — спросил он с легкой улыбкой.

— Получилось, — ответила я, накрывая нас обоих пледом. А потом, довольная, лежала рядом с мужем в свете догорающего костра и бессмертных звезд.

2

День голубого вина

От безумной усталости Роджер спал как убитый, невзирая на неудобства: постелью четверым Маккензи служили два рваных одеяла, которые Эми Хиггинс торопливо вынула из сумки с одеждой для починки. Под одеялами лежала недельная порция нестираного белья Хиггинсов, а накрываться гостям пришлось собственной верхней одеждой. Спать было не холодно: с одного бока согревал жар от погасшего костра, с другого — тепло детских тел и объятия жены. Едва успев прочитать благодарственную молитву — предельно короткую, зато искреннюю, — Роджер провалился в сон, как в бездонный колодец.

У нас получилось. Спасибо.

Он проснулся в полной темноте; пахло горелой древесиной и содержимым ночного горшка. Сзади тянуло холодом, хотя он засыпал спиной к огню — должно быть, повернулся во сне. В нескольких футах от лица Роджер увидел слабое свечение догоравшего очага; на почерневших поленьях алыми венами пульсировали тлеющие угольки. Он протянул руку назад: Брианны рядом не оказалось. На дальнем конце одеяла возвышался небольшой холмик — должно быть, там спали Мэнди и Джем; остальные обитатели хижины еще не проснулись, их дыхание отчетливо слышалось в ночной тишине.

— Бри?.. — прошептал Роджер, приподнявшись на локте.

Она стояла, прислонившись к стене неподалеку от очага, и натягивала чулок. Затем опустилась на корточки возле мужа и погладила его по щеке.

— Я иду на охоту с па, — прошептала Брианна ему на ухо. — Мама присмотрит за детьми, если ты будешь занят.

— Ладно. А откуда у тебя… — На ней была теплая охотничья рубашка и просторные залатанные бриджи. Он провел рукой по ее бедру, ощущая под пальцами грубые стежки.

— Папа одолжил, — Бри поцеловала Роджера. Ее волосы поблескивали в свете тлеющего очага. — Ложись поспи. До рассвета еще не меньше часа.

Ловко переступая через спящих и сжимая в руках ботинки, она пробралась к выходу и беззвучно юркнула за дверь, на секунду впустив в дом струйку холодного воздуха. Бобби Хиггинс пробормотал что-то сонным голосом; один из мальчишек сел на полу, испуганно произнес: «Что?» — и снова плюхнулся в постель.

Свежий воздух моментально растворился в уютной духоте, и хижина погрузилась в сон. Только Роджер не спал. Он лежал на спине, испытывая смешанные чувства: спокойствие, облегчение, радость и тревогу.

У них и правда получилось!

Он еще раз мысленно пересчитал всех членов своей небольшой семьи. Все четверо были здесь, целые и невредимые.

В памяти проносились обрывки воспоминаний; он не пытался их удерживать, позволив разрозненным картинкам свободно появляться и исчезать в сознании. Увесистый слиток золота в потной руке и животный ужас, когда он чуть не потерял его, уронив на качающуюся палубу. Дымящаяся тарелка каши и стакан виски — проверенное средство от холодного шотландского утра. Брианна скачет вниз по лестнице на одной ноге, держа забинтованную вторую на весу. На ум невольно пришла детская скороговорка: «У дамы одной есть журавлик ручной, немного хромой».

Прощальное объятие с Баком на краю пристани, терпкий запах его немытых волос. Бесконечные, холодные, неотличимые одна от другой ночи в трюме следующей в Чарльстон «Констанции». Они вчетвером сидят в углу за каким-то грузом, оглушенные ударами волн о корпус судна; измученные морской болезнью и смертельно уставшие — не в состоянии испытывать ни голод, ни страх. Заполнившая трюм вода поднимается все выше, окатывая их холодными брызгами при каждом крене. Прижимая к себе детей, они отчаянно пытаются согреть их жалкими остатками тепла своих тел, чтобы сохранить им жизнь.

Роджер невольно задержал дыхание, предаваясь тяжелым воспоминаниям. Наконец он выдохнул, положил руки на дощатый пол по обеим сторонам постели и закрыл глаза, позволяя образам прошлого раствориться в ночи.

Назад пути нет. Они приняли решение и смогли добраться сюда. В безопасное место.

И что теперь?

Когда-то он жил в этом доме, причем довольно долго. Значит, нужно будет построить новый; Джейми вчера сказал, что земельный участок, подаренный губернатором Трайоном, по-прежнему принадлежит ему и записан на его имя.

Сердце радостно забилось. Впереди новый день, рассвет новой жизни. С чего же начать?

— Папочка! — раздался громкий шепот у самого уха. — Мне надо на гойсок!

Роджер улыбнулся и встал с постели, отбросив в сторону накидки и рубашки. Мэнди нетерпеливо перепрыгивала с ноги на ногу, словно маленький галчонок.

— Пойдем, моя хорошая, — прошептал он, взяв ее за теплую липкую ладошку. — Отведу тебя в уборную. Смотри не наступи на кого-нибудь.

* * *

За свою недолгую жизнь Мэнди повидала немало уборных, так что ее ничто не смутило. Когда Роджер открыл дверь, огромный паук свалился откуда-то сверху и повис на тонкой паутинке, качаясь из стороны в сторону у него перед лицом. От неожиданности отец и дочь вскрикнули — точнее, Мэнди завизжала, а Роджер издал более подобающий мужчине хриплый возглас.

В предрассветной тьме паук напоминал черный клубок с ножками и от этого казался еще страшнее. Встревоженный их криками, он торопливо пополз вверх по паутинке и затаился в своем привычном убежище.

— Я туда не пойду! — заявила Мэнди, прижавшись к отцовской ноге.

Роджер вполне разделял дочкины чувства, но вести ее в кусты было еще опаснее: во-первых, там могли таиться другие (возможно, более крупные) пауки, а также змеи, летучие мыши и неизвестные хищники, которые предпочитают охотиться в рассветных сумерках. Например, пумы… Эйдан Маккаллум накануне рассказал занимательную историю о встрече с пумой на пути в уборную. В эту самую.

— Не бойся, малышка. — Роджер взял дочку на руки. — Паук убежал. Он и сам нас боится, так что больше сюда не сунется.

— Мне страшно!

— Знаю, моя хорошая. Не волнуйся, даже если он вернется, я его убью.

— Из ружья? — с надеждой спросила она.

— Конечно, — твердо сказал он, прижимая Мэнди к груди. И нырнул внутрь, запоздало вспомнив рассказ Клэр: как-то ей пришлось выгонять из уборной притаившуюся на сиденье гремучую змею.

К счастью, все обошлось — если не считать, что Мэнди чуть не провалилась в выгребную яму, когда он немного ослабил хватку, чтобы подтереть ей попку сухим кукурузным початком.

Слегка вспотев, несмотря на утреннюю прохладу, он вернулся в дом. Пока их не было, все без исключения Хиггинсы, а также Джем с Жерменом, успели встать.

Эми Хиггинс удивленно моргнула, услышав, что Брианна отправилась на охоту. Потом он добавил, что с ней отец, и изумленное выражение сменилось понимающим кивком. Роджер внутренне улыбнулся. Отрадно видеть, что Хозяин по-прежнему пользуется непререкаемым авторитетом у обитателей Риджа — даже после длительного отсутствия; Клэр вчера сказала, что они с Джейми и сами вернулись лишь около месяца назад.

— Много здесь появилось новых поселенцев, с тех пор как мы уехали? — спросил он у Бобби, который сидел рядом на скамье, держа в руках тарелку каши.

— Уйма! — закивал Бобби. — Семей двадцать, не меньше. Хотите молока с медом, преподобный? — Он любезно подвинул гостю горшочек меда. По суровой шотландской традиции кашу приправляли солью, но Бобби был англичанином, и в виде исключения ему дозволялось подслащать свой завтрак. — Ой, совсем забыл спросить: вы все еще пастор?

Клэр вчера тоже об этом спрашивала, однако вопрос снова застал его врасплох.

— Да, — подтвердил он и налил из кувшина молока. Сердце забилось от волнения.

Роджер и правда им был. Хотя и не вполне на законных основаниях. Конечно, он целый год проводил в Ридже крестины, венчания и похороны, а также читал проповеди и выполнял прочие обязанности пресвитерианского священника. Так что местные жители по праву считали его таковым. Однако он не проходил официального обряда рукоположения. По крайней мере, пока.

— Возможно, я зайду к новым поселенцам, — бросил он невзначай. — Не знаешь, они католики? Или другого вероисповедания?

Вопрос был риторическим: все обитатели Риджа прекрасно знали и не стеснялись обсуждать религиозные предпочтения соседей, хотя и не всегда в открытую.

Эми поставила перед гостем оловянную кружку с цикорием и со вздохом облегчения села, намереваясь позавтракать традиционной соленой кашей.

— Пятнадцать семей католиков, — начала она перечислять. — Двенадцать из них — пресвитерианцы, три — методисты «Голубого света». Остерегайтесь этих людей, преподобный!.. Хмм… Еще вроде парочка англиканцев… Орри!

Эми вскочила, чтобы предотвратить катастрофу: шестилетний Орри, пыхтя, поднял над головой полный ночной горшок, собираясь опорожнить его на Джема. Тот полусонно моргал, сидя со скрещенными ногами перед очагом с ботинком в руке.

Вздрогнув от материнского крика, Орри выронил горшок на только что разгоревшиеся дрова — к счастью, зловонное содержимое почти не задело Джема — и выскочил за дверь. Мать бросилась вдогонку, захватив метлу. Вскоре вдалеке послышались разъяренные крики на гэльском и испуганный визг.

Джем, который терпеть не мог ранние пробуждения, посмотрел на оскверненный очаг, наморщил нос и поднялся. Затем медленно побрел к столу и, зевая, уселся рядом с отцом.

Все ошарашенно молчали. Неожиданно в камине треснуло бревно и — как финальный аккорд — из грязного месива вылетел сноп искр.

Роджер деликатно кашлянул.

— Человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх^[5].

Бобби нехотя оторвался от созерцания очага и посмотрел на Роджера. Его глаза покраснели от дыма, клеймо в виде буквы «У» на щеке казалось белым в рассветном полумраке.

— Отлично сказано, святой отец! Добро пожаловать домой.

* * *

Мама называла такие погожие деньки «днями голубого вина». Когда небесная синева простиралась до самого горизонта, а воздух пьянил свежестью. Под ногами шуршали облетевшие с дубов и каштанов листья, смешанные с сосновыми иголками; от земли исходил резкий прелый запах. С ружьями наперевес охотники поднимались в гору. Брианна Фрэзер Маккензи ощущала полное единение с природой.

Отец придержал ветку гемлока, Бри поднырнула под ней и встала рядом.

— Feur-milis, — произнес он, указывая на раскинувшиеся внизу луга. — Не забыла еще Gàidhlig^[6], дочка?

— Что-то связанное с травой?.. — предположила она, порывшись в памяти. — Второго слова я не знаю.

— «Сладкая трава». Так мы называем этот лужок. Хорошее пастбище — но уж больно высоко забираться, не всякое животное осилит дорогу. Да и оставлять их здесь надолго без присмотра не годится: пумы и медведи так и рыщут по округе.

Луг подернулся рябью: миллионы серебристо-зеленых стебельков тянулись к утреннему солнцу, колыхаясь на ветру. Над травой порхали желтые и белые бабочки. Вдруг в отдалении раздался треск, и какое-то копытное животное скрылось в лесной чаще, качнув ветки.

— Я смотрю, у ваших коров есть конкуренты, — пошутила Бри, кивнув в ту сторону. Отец, по-видимому, не собирался преследовать зверя. Она удивилась, но потом решила, что на то имеются веские причины.

— Не так уж много, — ответил Джейми и повернул направо, двигаясь вдоль окружающих луг деревьев. — Олени питаются иначе, чем коровы или овцы, особенно если пастбище хорошее. Это был старый самец, — бросил он через плечо. — Убивать их летом нет необходимости: другого мяса вдоволь, к тому же более вкусного.

Брианна вскинула брови, но промолчала. Отец обернулся и с улыбкой посмотрел на нее.

— В эту пору их много: где один, там и остальные. Самки и оленята сбиваются в небольшие стада. До брачного сезона еще далеко, однако самцы всегда наготове. Он точно знает, где их искать. — Джейми кивнул в направлении, куда скрылся олень.

Бри подавила улыбку, вспомнив не совсем приличные комментарии матери по поводу влияния тестостерона на мужчин. Однако отец заметил и, угадав дочкины мысли, печально вздохнул; ее сердце сжалось от нежности.

— Твоя мама права насчет мужчин. — Джейми пожал плечами и серьезно добавил: — Помни ее наставления, a nighean. — Затем повернулся, подставив лицо ветру. — Олени неподалеку, но ветер дует от нас — мы не сможем приблизиться. Разве что если проберемся поверху и зайдем с подветренной стороны. — Он махнул рукой на запад. — Может, сперва навестим Йена-младшего? Если не возражаешь.

— Конечно! — Волна радости охватила ее при упоминании кузена. — Вчера у костра кто-то из вас говорил, что Йен женился. Интересно, на ком?

Она сгорала от любопытства; каких-то десять лет назад двоюродный братец предлагал руку и сердце ей. Совершенно нелепая идея, но в тот момент им двигало отчаяние. Хотя Бри осознавала, что он тогда был вовсе не прочь затащить ее в постель. Позднее, когда оба повзрослели — она вышла замуж, он развелся с индейской женой, — взаимное физическое влечение отошло на задний план.

Однако отголоски давней симпатии по-прежнему жили в их сердцах, и Брианна искренне надеялась, что ей понравится новая жена Йена.

Отец рассмеялся.

— Вы поладите! Ее зовут Рэйчел Хантер. Она из квакеров.

Воображение сразу нарисовало бесцветную тощую женщину с опущенными долу глазами. Заметив сомнение в дочкином взгляде, Джейми покачал головой:

— Рэйчел совсем на них не похожа. И всегда говорит начистоту. Йен от нее без ума — а она от него.

— В таком случае рада за них!

Она действительно была рада. Отец поднял бровь и окинул Бри насмешливым взглядом. Но промолчал и, повернувшись, повел ее за собой по напоенному летними ароматами зеленому морю.

* * *

Дом Йена совершенно очаровал Брианну. Он ничем не отличался от других горных жилищ, кроме расположения в самом центре осиновой рощи; сквозь трепещущие на ветру листья пробивались солнечные лучи. Причудливая игра света и теней создавала ощущение волшебства: чудилось, стоит отвести взгляд — и дом исчезнет среди деревьев.

Над забором виднелись любопытные головы четырех коз и двух козлят. Животные громко приветствовали гостей веселым блеянием, однако хозяева так и не появились.

— Должно быть, куда-то ушли. — Джейми прищурился. — По-моему, там на двери записка!

Так и оказалось: к двери был приколот длинным шипом клочок бумаги с неразборчивыми каракулями. Брианна не сразу распознала гэльский.

— Жена Йена — шотландка? — спросила она, нахмурившись. Ей удалось понять только пару слов: «Маккри» и «козы».

— Нет, это почерк Дженни. — Нацепив очки, отец пробежал глазами записку. — Здесь сказано, что они с Рэйчел отправились к Маккри, чтобы шить лоскутные одеяла. И если Йен вернется раньше, пусть подоит коз и оставит половину молока на сыр.

Из загона послышалось многоголосое блеяние: козы словно почуяли, что речь идет о них.

— Очевидно, Йена тоже нет дома, — заметила Брианна. — Думаешь, стоит их подоить? Возможно, я даже вспомню, как это делается.

Джейми с улыбкой покачал головой.

— Не нужно. Скорее всего, Дженни выдоила их пару часов назад — думаю, они легко продержатся до вечера.

Поначалу она решила, что «Дженни» — имя работницы и только сейчас, уловив неожиданную теплоту в отцовском голосе, ошарашенно на него уставилась.

— Дженни?.. Твоя сестра Дженни? — недоверчиво спросила Бри. — Она здесь?

Вопрос его немного удивил.

— Ну конечно! Ох, да ведь ты ничего не знаешь. Прости, малышка, совсем не подумал. Она… Погоди-ка. — Джейми пристально посмотрел на дочь. — Письма. Мы писали — в основном Клэр, — но…

— Мы их получили.

Бри вспомнила, как открыла принесенную Роджером деревянную шкатулку с инициалами полного имени Джема на крышке и буквально лишилась дара речи при виде родительских писем. Прочтя в первом «Мы живы…», она испытала целую бурю эмоций: облегчение, радость, печаль.

Похожее чувство нахлынуло на нее и сейчас. Дыхание перехватило, от навернувшихся слез все поплыло перед глазами — хижина, отец и сама она словно растворились в лучах солнца, пробивающихся сквозь кроны осин. Джейми обхватил дочь рукой и крепко прижал к себе.

— Мы и не чаяли увидеть тебя снова, a leannan^[7], — прошептал он дрогнувшим голосом, уткнувшись в ее рыжую макушку. — Я боялся — так боялся! — что вам не удалось добраться до безопасного места. Что вы все погибли, потерявшись во времени и пространстве. И что мы этого никогда не узнаем.

— Мы не могли вам сообщить. — Она подняла голову от отцовского плеча и вытерла нос рукой. — Зато вы оставили весточку нам — в тех письмах. Дали знать, что живы… — Бри замолчала, сморгнув последние слезинки, и Джейми торопливо отвел повлажневший взгляд.

— Неправда, — мягко сказал он. — К тому моменту, как вы получили письма, мы были давно мертвы.

— Нет, не были! — упрямо выкрикнула Бри, схватив отца за руку. — Я не стала читать все письма сразу. Разделила их на порции: ведь пока есть непрочтенные строки… вы по-прежнему живы.

— Теперь это все неважно, девочка моя, — вполголоса ответил Джейми, целуя ей руку и обдавая пальцы теплым дыханием. — Вы здесь. С нами. Остальное не имеет значения.

* * *

Брианна сжимала в руках старенький дробовик, а у отца было хорошее ружье. Она не собиралась палить по птицам или другой мелкой дичи, чтобы не спугнуть притаившегося поблизости оленя. Дорога шла в гору, и Бри немного запыхалась; капельки пота выступили на висках, несмотря на прохладный день. Отец взбирался все выше с легкостью горного козла, не выказывая ни малейших признаков усталости. К ее огорчению, он заметил, что подъем дается ей нелегко, и кивнул в сторону небольшого уступа.

— Устроим привал, a nighean, — улыбнулся он. — Здесь есть вода.

Он осторожно коснулся ее раскрасневшейся щеки и тут же отдернул руку.

— Извини, малышка. Все никак не привыкну, что ты настоящая.

— Понимаю, — мягко ответила Бри. А затем дотронулась до теплой, гладко выбритой отцовской щеки и посмотрела в раскосые голубые глаза — такие же, как у нее самой.

Джейми вздохнул и нежно привлек дочь к себе. Они долго стояли, обнявшись и слушая крики воронов над головой и журчание воды.

— Trobhad agus ól, a nighean, — ласково сказал он, разворачивая ее лицом к небольшому ручейку, бегущему в расщелине между двух валунов. — Сходи попей.

Вода была ледяной, с легким горьковатым привкусом хвои.

Утолив жажду, Бри смочила раскрасневшееся лицо, и в этот момент отец вдруг резко дернулся. Она замерла, не сводя с него взгляда. Джейми тоже не шевелился, лишь едва заметно кивнул вверх на склон холма.

Тогда она увидела — и услышала, — как сверху сыплется земля и мелкие камушки, с шорохом скатываясь к ее ногам. Затем все смолкло; раздавались только крики воронов. Карканье стало громче, словно птицы кружили теперь совсем рядом. Что-то заметили, подумала Бри.

Вороны и правда приблизились. Один из них неожиданно спикировал вниз, промелькнув над головой, другой продолжал кричать в вышине.

От внезапного грохота со стороны нависающих скал она едва не потеряла равновесие, инстинктивно ухватившись за торчащие из расщелин молодые деревца. Как раз вовремя: послышался глухой удар, скользящий шорох, и тут же сверху, разбрасывая землю и мелкие камни, упало что-то огромное. Тяжело дыша и истекая кровью, оно ударилось об уступ в двух шагах от Брианны и с шумом рухнуло в кусты.

— Спаси и сохрани нас, архангел Михаил, — сказал отец на гэльском, крестясь. Он глянул вниз на качающиеся ветки — неизвестная тварь была еще жива! — а затем поднял глаза.

— Weh!^[8] — раздался сверху бесстрастный мужской голос.

Гэльское слово было незнакомым, в отличие от голоса. Сердце радостно подпрыгнуло.

— Йен! — крикнула Брианна.

Последовало молчание — только вороны встревоженно галдели над головой.

— Спаси и сохрани нас, архангел Михаил, — потрясенно произнес тот же голос, и через мгновение кузен спрыгнул на узкий уступ, с легкостью удерживая равновесие.

— Йен, это и правда ты! — воскликнула она.

— A charaid!^[9] — Йен сгреб ее в охапку и стиснул, недоверчиво смеясь. — Боже мой!

Он немного отстранился, чтобы удостовериться, что глаза его не подвели, а затем рассмеялся от радости, крепко поцеловал ее и вновь задушил в объятиях. От кузена пахло оленьими шкурами, овсянкой и порохом. Бри чувствовала, как колотится его сердце.

Внизу послышался шорох; покончив с приветственными объятиями, она увидела, что отец спрыгнул с уступа и спускается по каменистому склону к кустам, куда свалился раненый олень, — это наверняка был олень.

На секунду Джейми остановился перед зарослями — ветки еще шевелились, но уже не так буйно, — а затем вытащил кинжал и, пробормотав что-то на гэльском, осторожно двинулся вперед.

— Там кусты шиповника, — пояснил Йен, выглядывая из-за ее плеча. — Хотя, думаю, дядюшка успеет перерезать ему горло. A Dhia…^[10] Выстрел был неудачный, и я боялся, что мне… Однако какого дьяв… — то есть как ты здесь очутилась?

Он еще раз оглядел сестру с головы до ног; при виде мужских штанов и охотничьих ботинок уголки его губ дрогнули в улыбке. Но что-то в лице Бри встревожило Йена.

— А муж приехал с тобой? И детишки?

— Да, они тоже здесь, — успокоила она брата. — Роджер, скорее всего, занят на стройке, Джем ему помогает, а Мэнди вертится под ногами. Ты, наверное, хочешь спросить, почему мы вернулись?..

Радость от встречи на короткое время отвлекла ее от мыслей о недавних событиях, только рано или поздно придется им объяснить всю чудовищность ситуации. Ужасная тяжесть сдавила ей грудь.

— Не беспокойся, кузина, это подождет. — Уловив ее замешательство, Йен поспешил сменить тему. — Ты еще не забыла, как охотиться на диких индеек? Тут неподалеку их целая стая: ходят туда-сюда хороводами, как селяне на празднике.

— Надеюсь, не забыла.

Бри подняла с земли дробовик — утоляя жажду, она прислонила оружие к скале, но олень задел его во время падения. Пришлось выправлять покосившееся огниво. Возня в зарослях шиповника утихла. Порывы ветра доносили снизу голос отца, читавшего молитву перед тем, как снять шкуру с добычи.

— Может, папе нужна помощь?

— Ерунда — это всего лишь молодой олень! Дядюшка управится с ним в мгновение ока. — Подойдя к краю уступа, Йен крикнул: — Мы с Бри пойдем поохотиться на индеек, a bràthair mo mhàthair!^[11]

Внизу наступила мертвая тишина, а затем из колючих кустов высунулась всклокоченная голова Джейми: спутанные волосы упали на глаза, раскрасневшееся лицо оцарапано в кровь — руки тоже. Вид у него был крайне недовольный.

— Йен, — послышался наконец строгий голос, достаточно громкий, чтобы перекрыть звуки леса. — Мак Йен… мак Йен!..

— Мы скоро вернемся! Поможем отнести мясо! — прокричал в ответ племянник, весело махнув рукой. Затем взял дробовик и, встретившись глазами с Бри, мотнул подбородком в сторону вершины скалы. Бри глянула вниз, но отец уже скрылся в зарослях — потревоженные ветки продолжали качаться по инерции.

И куда подевались все ее навыки поведения в дикой природе? Утес казался абсолютно неприступным, но Йен карабкался вверх с ловкостью мартышки. Поколебавшись, Бри двинулась следом, хватаясь за те же выступы, что и брат. Ноги то и дело соскальзывали, обрушивая комья земли.

— Йен мак Йен мак Йен?.. — удивленно спросила она, взобравшись на скалу и вытряхнув набившуюся в ботинки грязь. Сердце колотилось от непривычной нагрузки. — Это примерно как я называю Джема «Джеремайа Александр Йен Фрэзер Маккензи», когда сержусь?

— Что-то вроде того. — Йен пожал плечами. — «Йен, сын Йена, сын Йена…» Смысл в том, чтобы указать на недостойное поведение — мол, позоришь предков.

Он был в грязной ситцевой рубашке с оторванными рукавами; на загорелом плече виднелся белый шрам в виде четырехконечной звезды.

— Откуда это? — спросила Бри.

Скосив глаза на рубец, Йен пренебрежительно отмахнулся и зашагал вперед через небольшой горный хребет, показывая дорогу.

— Пустяки, — сказал он. — Один ублюдок-абенаки пронзил меня стрелой в битве при Монмуте. Денни через пару дней ее вырезал. Дензил Хантер, — уточнил Йен, поймав ее непонимающий взгляд. — Брат Рэйчел. Он врач, как и твоя мама.

— Рэйчел! Твоя жена?

Лицо кузена расплылось в улыбке.

— Она самая. Taing do Dhia. — Йен быстро глянул на сестру, неуверенный в ее знаниях гэльского.

— Я помню фразу «Слава Богу», — заверила она. — И не только! Большую часть плавания через Атлантику Роджер повторял со мной Gàidhlig… Па сказал, что Рэйчел из квакеров, — обронила Бри, перепрыгивая с камня на камень через небольшой ручей.

— Так и есть. — Йен сосредоточенно смотрел под ноги; восторга и гордости в его голосе поубавилось. Брианна сделала вид, что не заметила. Даже если у супругов и возникали из-за этого конфликты — а они просто не могли не возникнуть, учитывая характер кузена и особенности мировоззрения квакеров, — вопросы лучше отложить на потом.

Однако Йен не обладал подобной деликатностью.

— Вы приплыли из Шотландии? Когда? — бросил он через плечо. Но тут же осознал двусмысленность вопроса и, изменившись в лице, скорчил виноватую гримасу.

— Мы отплыли из Эдинбурга в марте, — ответила Бри максимально кратко. — Остальное расскажу чуть позже.

Йен кивнул, и они продолжили путь. Иногда шли рядом, порой кузен забегал вперед в поисках оленьих следов или обходных троп — когда заросли становились совсем непролазными. Брианна радовалась возможности идти за братом: теперь можно сколько угодно его разглядывать, не смущая пристальным вниманием.

Он изменился. Впрочем, ничего удивительного. По-прежнему рослый и худощавый, Йен повзрослел, превратившись из юноши в мужчину; рельефные мускулы на руках перекатывались под кожей при каждом движении. Потемневшие каштановые волосы заплетены в косу, подвязанную тонким кожаным шнуром, и украшены индюшиными перьями. На удачу?.. Йен подобрал оставленный ранее на вершине утеса лук и колчан со стрелами; колчан болтался теперь у него за спиной.

В памяти невольно всплыли строки:

Но сложенный хорошо человек выражен не только в лице;

Он выражен в членах, суставах своих, изящно выражен в бедрах, запястьях,

В походке своей, в осанке, в гибкости стана, колен, — его не скрывает одежда…^[12]

Эта поэма всегда вызывала в воображении образ Роджера, но сейчас Бри вдруг подумала, что под описание подходят и Йен, и отец — несмотря на то, что все трое были очень разными.

Они поднялись еще выше; лес поредел, подул свежий ветерок. Йен неожиданно замер и подозвал ее чуть заметным движением пальцев.

— Слышишь? — прошептал он ей на ухо.

Брианна слышала, покрывшись мурашками от радостного предвкушения. Негромкие, резкие крики, напоминающие собачий лай. А в отдалении — прерывистое курлыканье, по звуку похожее на мурчание огромной кошки или на работу маленького мотора.

— Советую снять чулки и обмазать ноги грязью, — шепнул Йен, указывая на ее шерстяные чулки. — Лицо и руки тоже.

Она кивнула, приставила дробовик к дереву и сгребла сухие листья с небольшого участка почвы — достаточно влажной, чтобы намазать ею кожу. Йену подобный камуфляж не требовался: его загорелое лицо и так было цвета оленьей шкуры. Он бесшумно удалился, пока Брианна втирала грязь в лицо и руки. Когда она подняла глаза, кузен куда-то исчез.

Затем послышались странные звуки — будто ржавые дверные петли скрипят на ветру, — и в тот же момент Бри увидела Йена. Он застыл как изваяние за амбровым деревом в тридцати шагах от нее.

На мгновение все стихло, даже царапанье веток и шепот листьев. А потом раздалось сердитое кулдыканье, и Бри как можно медленнее повернулась на звук. Высунув из травы бледно-голубую голову, индюк вертел ею из стороны в сторону, тряся ярко-красной бородкой и высматривая нарушителя спокойствия.

Затаив дыхание, она не сводила глаз с Йена, который молча и неподвижно стоял с приставленными ко рту ладонями. Брианна затаила дыхание и перевела взгляд на индюка; тот издал еще один громкий клекот — вдалеке отозвался эхом другой индюк. Первый индюк посмотрел в сторону звука, вытянул шею и крикнул; мгновение прислушался и опять нырнул в траву. Переглянувшись с Бри, Йен едва заметно покачал головой.

Через шестнадцать медленных вздохов — она считала! — Йен снова кулдыкнул. Индюк тут же высунулся из травы и с налитыми кровью глазами отважно засеменил по усыпанной листьями земле, распушив перья на груди и потрясывая веером хвоста. На секунду замер, словно демонстрируя восхищенному лесу свое величие, а затем начал вышагивать туда-обратно, издавая резкие, воинственные крики.

Не поворачивая головы, Брианна переводила взгляд с индюка на двоюродного брата: выверяя каждое движение, тот медленно снял с плеча лук, замер, взял в руку стрелу, снова замер и, наконец, натянул тетиву, отсчитывая последние секунды птичьей жизни.

Но все пошло не по плану. Йен пустил стрелу и в тот же момент испуганно вскрикнул совершенно человечьим голосом. Что-то большое и темное свалилось с дерева, и он едва успел отскочить, иначе ему на голову приземлилась бы огромная индейка. Вытянув шею, взъерошенная от испуга птица ринулась к не менее шокированному индюку, с которого вмиг слетела спесь.

Бри инстинктивно вскинула дробовик и выстрелила. Однако промазала: обе птицы скрылись из виду в зарослях папоротника. Их крики напоминали стук маленьких молоточков по дереву.

Когда возмущенное эхо растаяло в отдалении, снова послышался шелест листьев на деревьях. Йен посмотрел на свой лук, а затем на стрелу, бессмысленно торчащую из земли между двух камней. Встретившись глазами, брат с сестрой расхохотались.

— Что ж, поделом нам, — философски заметил он. — Не надо было оставлять дядю один на один с колючими кустами.

* * *

Брианна прочистила ствол и вновь зарядила дробовик картечью, пытаясь унять дрожь в руках.

— Извини, что промазала.

— Ты чего? — удивился кузен. — Сама знаешь: на охоте только один выстрел из десяти бьет в цель. И потом — я ведь тоже промахнулся.

— Только из-за дурацкой индейки, которая свалилась тебе на голову, — со смехом сказала она. — Стрела сломалась?

— Ага. — Йен вытащил из грунта поврежденное оружие. — Хотя наконечник еще можно будет использовать. — Он снял его и спрятал в спорран, а затем выбросил бесполезное древко и поднялся. — Мы их спугнули — больше выстрелить не получится, но… Все в порядке, сестренка?

У нее никак не получалось вставить шомпол в ствол, и в итоге она отшвырнула его в сторону.

— Как это называется, когда охотник не может попасть в оленя от возбуждения? Оленья лихорадка? — усмехнулась Бри, отправляясь за шомполом. — У меня, видимо, индюшачья лихорадка.

— Похоже на то, — улыбнулся Йен, не сводя глаз с ее рук. — Ты когда последний раз стреляла из ружья?

— Не так давно, — сдержанно ответила она. Кто бы мог подумать, что дрожь вернется! — Месяцев шесть-семь назад.

— И на кого охотилась? — спросил Йен, склонив голову набок.

Бри осторожно затолкала шомпол на место и решительно подняла глаза.

— На банду головорезов, которые прятались в моем доме, чтобы убить меня и похитить детей. — Слова, хотя и абсолютно правдивые, прозвучали нелепо и мелодраматично.

Брови Йена поползли вверх.

— Ты их подстрелила? — В его голосе слышался такой живой интерес, что она не удержалась от смеха, несмотря на горечь воспоминаний. Точно так же он спросил бы, удачной ли была рыбалка.

— Увы… Я лишь продырявила им шину и выбила собственное окно. Зато, — добавила она с нарочитой небрежностью, — эти скоты не получили ни меня, ни детей.

Неожиданно почувствовав слабость в ногах, Бри опустилась на поваленное дерево.

Йен понимающе кивнул, словно слышать такие истории было для него в порядке вещей — любой другой на его месте отреагировал бы иначе.

— Так вы поэтому вернулись?

Он по привычке огляделся, словно сканируя лес в поисках возможных врагов, и Брианна вдруг подумала, каково жить с Йеном и никогда не знать, кто сейчас перед тобой — шотландец или могавк. Теперь ей действительно не терпелось познакомиться с Рэйчел.

— В основном — да.

Брат пристально посмотрел на кузину, уловив недосказанность ее слов, но снова понимающе кивнул.

— Ты собираешься отправиться назад, чтобы их прикончить? — спросил он абсолютно серьезно.

Бри с трудом подавила поднявшуюся в душе ярость при мысли о Робе Кэмероне и его ублюдочных сообщниках. Руки дрожали вовсе не от страха и не от ужасных воспоминаний; это была неутоленная жажда расправы, овладевшая ею, как только палец нажал на курок.

— Если бы… — вздохнула она. — Но это невозможно. По крайней мере, физически. — Она махнула рукой. — Я потом тебе все расскажу; мы о случившемся даже родителям еще не говорили. Добрались сюда только вчера вечером.

Вспомнив о тяготах долгого похода через горные хребты, Брианна вдруг зевнула во весь рот.

Йен рассмеялся, и она тряхнула головой, прогоняя сонливость.

— Па вроде обмолвился, что у тебя недавно родился ребенок? — спросила она, решительно сменив тему.

Кузен расплылся в улыбке.

— Так точно. — Лицо Йена светилось радостью, она тоже невольно заулыбалась. — Сынишка. У него еще нет настоящего имени, но мы зовем его Огги. Сокращенно от Оглторп^[13], — пояснил он, заметив ее удивление. — Мы как раз были в Саванне, когда узнали о малыше. Не терпится познакомить тебя с ним!

— Жду не дождусь! — заверила она кузена, так и не уловив связи между Саванной и именем Оглторп. — Может, нам стоит…

Вдалеке послышался шум, и Йен тут же вскочил, озираясь.

— Это па? — спросила Бри.

— Похоже. — Йен помог ей встать, одновременно подхватывая лук. — Идем!

Она взяла в руки перезаряженный дробовик и побежала, не разбирая дороги — через кусты, камни, деревья и ручьи. Йен скользил по лесу, словно змея; Бри пулей неслась за ним, ломая ветки и прикрывая лицо рукавом.

Дважды Йен резко останавливался и хватал ее за руку, когда она от неожиданности налетала на него. Тяжело дыша, с рвущимся из груди сердцем они пытались хоть что-то расслышать сквозь лесные шорохи.

В первый раз, спустя пару минут, показавшихся вечностью, они уловили вдалеке пронзительный рев, переходящий в тихое урчание.

— Кабан? — спросила она, хватая воздух ртом. Дикие кабаны порой достигали крупных размеров и были очень опасны.

Сглотнув слюну, Йен покачал головой.

— Медведь, — выдохнул он и, схватив ее за руку, побежал.

Во время второй передышки они не услышали ничего.

— Дядя Джейми! — крикнул Йен, отдышавшись.

Тишина…

— Папа! — что есть мочи завопила Брианна. Среди величественных гор ее голос прозвучал не громче мышиного писка.

Так они несколько раз кричали, прислушивались и снова кричали и, наконец, пустились бежать по направлению к зарослям шиповника и мертвому оленю. Йен показывал дорогу.

Едва успев затормозить на краю обрыва, они остановились, запыхавшись. Брианна вцепилась Йену в плечо.

— Там что-то есть!

Кусты внизу шевелились. Не так сильно, как во время оленьей агонии, но довольно заметно: в зарослях двигался кто-то значительно превышающий в размерах Джейми Фрэзера. Сверху было отчетливо слышно рычание, хлюпающий звук рвущейся плоти, треск костей и… чавканье.

— Господи Иисусе! — прошептал Йен почти беззвучно.

Однако Брианна услышала. От ужаса у нее потемнело в глазах. Собрав все силы, она еще раз крикнула:

— Папааа!

— Явились, наконец, — послышался откуда-то снизу сердитый шотландский голос. — Надеюсь, вам удалось добыть на обед индейку. Потому что олениной нам сегодня полакомиться не суждено.

Брианна бросилась на землю и осторожно выглянула вниз. Отец стоял на узком уступе футах в десяти от вершины утеса — на том самом месте, где она совсем недавно пила воду. Голова закружилась от облегчения. Его хмурое лицо осветилось улыбкой при виде дочери.

— Все в порядке, малышка?

— Да. Но индеек мы так и не подстрелили. Лучше расскажи, что случилось с тобой!

Джейми был взлохмачен и сплошь покрыт царапинами; руки и лицо в пятнах и потеках засохшей крови, рукав порван. Правый ботинок отсутствовал, по голени струилась кровь. Он глянул вниз с уступа и снова помрачнел.

— Dia gam chuideachadh^[14], — кивнул он подбородком на возню в зарослях. — Не успел я снять шкуру с убитого Йеном оленя, как этот жирный лохматый дьявол вылез из кустов и отобрал у меня добычу.

— Cachd^[15], — с отвращением произнес Йен, который сидел на корточках рядом с сестрой, не сводя глаз с шиповника.

Брианна на мгновение отвлеклась от отца и с трудом разглядела сквозь заросли огромное черное существо, сосредоточенное на своем занятии; кусты трещали и подрагивали, когда хищник яростно терзал оленью тушу. В густой листве мелькнула трясущаяся нога с копытом.

Даже мимолетного взгляда на медведя хватило, чтобы ощутить скачок адреналина. Все тело напряглось, кровь отлила от головы. Стараясь дышать глубже, Брианна чувствовала, как по спине струится пот. Сжимающие металлический ствол ладони тоже повлажнели.

Когда она совладала с эмоциями, Йен как раз спрашивал дядю о раненой ноге.

— Пнул его в морду, — коротко ответил Джейми, бросив неприязненный взгляд на кусты. — Он обиделся и хотел отхватить мне ногу, но ему достался только ботинок.

Йен затрясся в беззвучном смехе.

— Понятно. Тебе помочь, дядюшка?

— Не надо. Я жду, когда этот mac na galladh^[16] уберется восвояси. Там мое ружье.

Йен понимающе кивнул. У Джейми было отличное длинноствольное ружье из Пенсильвании. Неудивительно, что он готов ждать хоть до второго пришествия. К тому же упрямства у него побольше, чем у медведя. Брианна хихикнула про себя от этой мысли.

— Вы идите, — сказал Джейми, глядя на них снизу. — Я маленько задержусь.

— Думаю, сумею попасть в него отсюда, — предложила Брианна, оценивая расстояние. — Убить не убью, но заряд картечи может обратить его в бегство.

В ответ раздалось насмешливое шотландское фырканье.

— Даже не пытайся, — предостерегающе замахал рукой Джейми. — Так ты его только разозлишь. Если я запросто спустился по склону, то и он легко заберется наверх. Идите! А то у меня уже шея затекла с вами говорить.

Бри искоса взглянула на кузена, и тот едва заметно кивнул, понимая ее нежелание оставлять наполовину босого отца одного на уступе в десяти шагах от голодного медведя.

— Мы составим тебе компанию, — заявил Йен.

Не дожидаясь дядиных возражений, он ухватился за растущую на склоне молодую сосенку и ловко спрыгнул на уступ. Его обутые в мокасины ноги без труда нашли опору.

Брианна последовала примеру брата: сначала бросила отцу дробовик, а потом спустилась сама, хотя и не так быстро.

— Дядя, что же ты не прикончил его своим кинжалом? — удивился Йен. — «Убийца медведя» — кажется, так тебя прозвали индейцы-тускарора?

Бри с облегчением заметила, что к отцу вернулась привычная невозмутимость; он удостоил племянника насмешливым взглядом.

— Слышал поговорку о том, что с возрастом к мужчине приходит мудрость? — спросил Джейми.

— Ну да, — недоуменно хмыкнул Йен.

— Так вот, если не станешь мудрее, то до старости вряд ли доживешь, — пояснил Джейми, прислоняя дробовик к скале. — А я достаточно стар, чтобы понимать: глупо вступать в смертельную схватку с медведем из-за оленьей туши. Дочка, у тебя не найдется чего-нибудь съестного?

Бри совершенно забыла о маленькой сумке через плечо: порывшись, она выудила оттуда пресные лепешки и сыр, которыми ее снабдила Эми Хиггинс.

— Присядь, — сказала она, вручая отцу еду. — А я пока взгляну на рану.

— Ерунда, — отмахнулся Джейми. Однако послушно сел, вытянув раненую ногу. Возможно, был слишком голоден, чтобы протестовать, или благодаря жене привык терпеть назойливое лечение.

Рана действительно казалась неопасной, хотя на голени был глубокой порез и пара длинных царапин: видимо, след от зубов медведя. При мысли о ноге отца в медвежьей пасти Бри стало дурно. Лекарств она с собой не брала. К счастью, в сумке нашелся большой носовой платок: смочив его в струившемся по расщелине ручье, она как могла промыла рану.

«Интересно, можно ли получить столбняк от укуса медведя?» — думала Брианна, промокая и смывая кровь. У нее были сделаны все необходимые детские прививки, включая противостолбнячную. Правда, иммунитет сохраняется лет десять, не больше. Кровь почти перестала течь, но еще сочилась. Брианна выжала ткань и перевязала рану — не слишком туго.

— Tapadh leat, a gràidh^[17], — сказал Джейми с улыбкой. — Твоя мама и то не сделала бы лучше. Держи. — Он протянул ей две лепешки и кусок сыра.

Брианна прислонилась к скале между отцом и Йеном. Только сейчас она с удивлением поняла, что страшно голодна. Еще больше ее удивляло, что они спокойно беседуют в непосредственной близости от огромного хищника, который мог с легкостью убить всех троих.

— Медведи ленивы, — сказал Йен, проследив за взглядом Бри. — Зачем ему напрягаться ради жалкой костлявой закуски, когда у него есть такой шикарный обед? Это ведь самец — да, дядя? Кстати, он что, сожрал твой ботинок?

— Я не стал дожидаться, чем все кончится. — После еды настроение Джейми заметно улучшилось. — Надеюсь, что нет. Стал бы он жевать кусок старой кожи, когда перед ним лежит целая туша свежеубитого оленя? Медведи не дураки.

Кивнув, Йен снова прислонился к скале, легонько потерев плечи о нагретый солнцем камень.

— Сестренка, ты обещала рассказать, почему вы вернулись. Похоже, мы здесь надолго застряли. — Он махнул рукой в сторону методичных звуков рвущейся плоти и чавканья.

Внутри у Брианны все сжалось. Взглянув на помрачневшее лицо дочери, Джейми похлопал ее по коленке.

— Ни к чему спешить. Времени у нас достаточно. Расскажете потом вместе с Роджером Маком, когда вернемся домой.

Бри колебалась; столько раз она представляла, как они с мужем по очереди рассказывают все родителям. Однако сейчас, поймав пристальный взгляд отца, поняла, что не сможет без утайки выложить свою часть истории при Роджере. Муж пришел в ярость даже от тех деталей, которыми она решилась поделиться.

— Нет, — медленно сказала она. — Лучше послушайте сейчас. По крайней мере, о том, что случилось со мной.

Набрав в ладони холодной воды из ручья, Бри запила остатки лепешки и начала рассказ.

Да, мама была права насчет мужчин: Йен непроизвольно сжал кулаки, а отец яростно зарычал, когда речь зашла о Робе Кэмероне, зажавшем ее в углу кабинета в Лаллиброхе. Бри не стала сообщать ни о страшных угрозах и требованиях, ни о том, как, сняв по приказу Роба джинсы, хлестнула его ими по лицу, а потом повалила на пол. Хотя упомянула, что разбила ублюдку голову деревянной шкатулкой с письмами. Слушатели одобрительно хмыкнули.

— А откуда вообще взялась та шкатулка? — спросила вдруг Бри, прервав повествование. — Роджер нашел ее у приемного отца в гараже. Такое место, где паркуют машину, — добавила она, видя озадаченное выражение на лице Джейми. — Впрочем, неважно. Считай, это что-то вроде сарая. Нам всегда хотелось узнать, где вы ее спрятали в своем времени.

— Где? — Черты Джейми смягчились. — Роджер Мак когда-то говорил, что его отец был священником и долгие годы прожил в своем доме в Инвернессе. Мы сделали три шкатулки — нелегкая была задачка, скажу я тебе, по несколько раз переписывать все письма! Я запечатал их и отправил в три разных банка Эдинбурга, приложив инструкцию: в таком-то году выслать по такому-то адресу преподобному Уэйкфилду в Инвернесс. Мы надеялись, хотя бы одна дойдет. На каждой шкатулке я выгравировал полное имя Джема; чтобы только ты смогла понять значение надписи. А что было дальше? Ты размозжила ублюдку голову, и?..

— У меня не получилось его вырубить, зато я смогла выбежать в коридор. И бежала до самой вешалки — правда, не такой, как у твоих родителей, — сказала она кузену и тут же вспомнила содержание одного из последних писем. — О боже! Йен, твой отец… Мне так жаль!

— Да… Спасибо. — Он отвел взгляд и крепко сжал ее руку. — Не переживай, a nighean. Отец, как и прежде, живет в моем сердце. К тому же дядюшка Джейми привез из Шотландии маму. Господи Иисусе! — Его глаза округлились. — Она же не знает, что вы вернулись!

— Скоро узнает, — проворчал Джейми. — Ты расскажешь наконец, что там было дальше с этим идиотом Кэмероном?

— Может, не так уж и скоро, — мрачно заметила Брианна.

А затем окончила историю, поведав о сообщниках Кэмерона и о перестрелке у корраля О-Кей^[18].

— Я увезла Джема и Мэнди в Калифорнию — это на другом побережье Америки, — чтобы разработать план действий. И в итоге поняла, что выбора нет: нужно попытаться найти Роджера в Шотландии: он сообщил в записке, где именно находится и в каком году. Так мы и сделали… А потом… — Бри обвела рукой окружающую девственную природу, — приехали сюда.

Джейми шумно втянул носом воздух, но не произнес ни слова. Йен тоже молчал — лишь едва заметно кивнул, будто в подтверждение собственных мыслей. Среди родных Брианна ощущала удивительное спокойствие. После этой импровизированной исповеди у нее словно камень с души свалился. Давно она не испытывала такого чувства защищенности.

— Ну наконец-то! — проворчал вдруг Йен.

Проследив за его взглядом, Бри увидела качающиеся кусты шиповника: медведь вперевалку ковылял прочь. Кузен вскочил и протянул ей руку.

Брианна встала в полный рост и потянулась, разминая затекшие конечности. На сердце было так хорошо, что она не расслышала слов отца, который поднялся вслед за ней.

— Прости, что ты сказал?

— Что есть еще одно маленькое обстоятельство.

— Еще одно? — Ее губы тронула легкая улыбка. — По-моему, их и так предостаточно.

Джейми издал неопределенный шотландский звук, означающий одновременно мольбу о прощении и угрозу.

— Этот Роберт Кэмерон… Выходит, он мог прочесть наши письма?

Брианна покрылась холодным потом.

— Да. — Чувство защищенности развеялось как дым.

— Тогда ему известно и о золоте якобинцев, которое мы спрятали вместе с виски, и о нашем местонахождении. А значит, его подельники тоже знают. Может, сам он не умеет проходить сквозь камни, но наверняка найдет того, кто способен. — Джейми в упор посмотрел на дочь. — Рано или поздно нас найдут.

3

Пасторально и очень романтично

Солнце только-только взошло, а Джейми уже и след простыл. Я ненадолго открыла глаза, когда он чмокнул меня в лоб и прошептал, что отправляется на охоту с Брианной. Поцеловал меня в губы и растворился в стылом предутреннем мраке. Спустя два часа я окончательно проснулась в уютном тепле старых лоскутных одеял — подарок семейств Кромби и Линдси, — служивших нам постелью, и села в ночной сорочке, скрестив ноги. Затем провела пальцами по волосам, убирая застрявшие листья и травинки. Как же редко мне доводилось наслаждаться таким неспешным пробуждением! Гораздо чаще я подскакивала, словно от пушечного выстрела.

С радостным волнением я подумала, что дом теперь вновь наполнится людьми: здесь поселятся и Маккензи, и сын Фергуса с Марсали Жермен, и Фанни, оставшаяся сиротой после трагической гибели сестры. Вскоре утренние часы будут напоминать массовую миграцию летучих мышей из Карлсбадской пещеры — однажды я видела это в документальном фильме студии «Дисней». Но пока мой мир оставался спокойным и безоблачным.

Ярко-красная божья коровка выпала из волос на сорочку, прервав мои размышления. Вскочив на ноги, я стряхнула насекомое в высокую траву у Большого бревна, сходила по нужде в кусты и вернулась с букетиком свежей горной мяты. На дне ведра было немного воды — как раз хватит на чашку чая. Разложив мяту на плоской поверхности огромного поваленного тополя (Джейми обтесал его с одного конца, превратив в подобие стола), я развела костер и поставила чайник над кольцом из покрытых сажей камней.

Внизу, на дальнем конце участка из печной трубы хижины Хиггинсов заструился дымок, словно змея, высунувшая голову из корзины заклинателя; там тоже расшевелили погасший за ночь очаг.

Интересно, кто будет сегодня моим первым гостем? Возможно, Жермен; прошлой ночью он остался у Хиггинсов вместе с Джемми — но он, как и я, не любил вставать рано. Фанни ночевала далеко, в доме вдовы Доналдсон и ее многочисленного потомства; она не скоро появится.

Скорее всего, это будет Роджер. На сердце сразу потеплело. Роджер и дети.

Языки пламени лизали жестяное дно чайника; подняв крышку, я бросила в воду немного мяты, хорошенько отряхнув листья и стебли от насекомых. Оставшуюся перевязала ниткой и разместила среди других трав, подвешенных к «потолку» импровизированной хирургической. Она представляла собой четыре столба, на которых лежала покрытая еловыми ветвями решетка. На земле под навесом стояло два табурета — для меня и пациента — и небольшой, грубо сколоченный стол, где я держала необходимый инвентарь.

Рядом Джейми пристроил парусиновую смотровую (некоторые случаи требовали приватности) и кладовку: продукты и лекарства хранились в закрытых ящиках, банках и коробках — для защиты от енотов.

Мой «кабинет» выглядел пасторально и очень романтично, несмотря на вездесущих насекомых, открытость всем стихиям (из-за чего ноги были вечно чумазыми) и периодически возникающее неприятное чувство, будто за мной кто-то наблюдает.

Я с тоской глянула на новый фундамент.

В доме будет два красивых дымохода из плитняка. Один — наполовину готовый, — словно каменный монолит, возвышался среди дощатого каркаса, который вскоре станет кухней и столовой. Джейми уверял, что через пару недель закончит гостиную и натянет временную парусиновую крышу: нам больше не придется спать и готовить на открытом воздухе. А вот остальные комнаты…

Все будет зависеть от грандиозности планов, которые отец с дочерью обсуждали накануне. Помнится, в разговоре всплывали совершенно безумные идеи насчет получения цементного раствора и обустройства водопровода; я искренне надеялась, что в процессе они отпадут сами собой. Для начала не мешало бы сделать крышу над головой и пол, а там посмотрим. Хотя…

Со стороны ведущей на холм тропинки послышались голоса, возвестив о прибытии долгожданной компании. Я улыбнулась и закончила мысль: хотя теперь у нас появились две дополнительные пары умелых рук, чтобы помочь со стройкой.

На пригорке показалась рыжая макушка Джема; при виде меня внук расплылся в улыбке.

— Бабуля! — крикнул он, размахивая немного помятой кукурузной лепешкой.

* * *

Они принесли мне завтрак. В имеющихся обстоятельствах — просто шикарный: две свежеиспеченные кукурузные лепешки; обжаренные на сковороде свиные котлеты, завернутые в листья лопуха; еще горячее вареное яйцо и немного прошлогоднего черничного варенья на дне банки.

— Миссис Хиггинс попросила вернуть ей пустую банку, — сообщил внук, вручая мне десерт и поглядывая искоса на Большое бревно. Вчера он не заметил его в темноте. — Ух ты! Что это за дерево?

— Тополь, — сказала я. Откусила кусочек котлеты и от наслаждения закрыла глаза. Большое бревно было около шестидесяти футов в длину. И это после того, как Джейми его изрядно укоротил, использовав макушку на доски и дрова. — Твой дедушка говорит, что когда-то высота дерева составляла не менее ста футов.

Мэнди попыталась на него вскарабкаться. Джем подсадил ее и свесился вниз, внимательно разглядывая поваленный ствол — бледный и довольно гладкий, если не принимать во внимание мох, мухоморы и остатки коры.

— Оно свалилось из-за грозы?

— Да. Молния ударила в самую верхушку. Но, возможно, дерево упало не сразу, а во время следующей бури. Когда мы вернулись в Ридж, оно уже лежало здесь. Мэнди, осторожно!

Малышка забралась на бревно и принялась расхаживать поверху, расставив руки в стороны, словно канатоходец. С этого конца ствол был не менее пяти футов в диаметре, так что наверху места хватало; однако я не хотела, чтобы внучка свалилась оттуда и набила синяков.

— Иди-ка сюда, моя хорошая. — Отвлекшись от созерцания будущего дома, Роджер подошел и снял дочь с бревна. — Почему бы вам с Джемом не сходить за хворостом для бабушки? Помните, какие деревья лучше всего подходят для растопки?

— Конечно! — самоуверенно заявил Джем. — Я ее научу.

— Я и сама умею! — Мэнди гневно сверкнула глазами на брата.

— Смотри не наступи там на змею, — предостерег ее Джем.

— Хочу увидеть змею! — живо заинтересовалась она, мигом позабыв обиды.

— Джем…

— Знаю, папа! — мальчуган закатил глаза. — Если попадется совсем маленькая, разрешу Мэнди ее потрогать. Конечно, если у змеи не будет колец на хвосте или белой, как хлопок, пасти^[19].

Взявшись за руки, дети ушли.

— О господи… — пробормотал Роджер, глядя им вслед.

Я проглотила остатки лепешки, слизнула с уголков губ сладкое варенье и сочувственно посмотрела на зятя.

— Когда вы жили тут в прошлый раз, не было ни одного смертельного случая, — напомнила я.

Роджер открыл было рот, чтобы возразить, но передумал. Как я могла забыть! Ведь Мэнди тогда чуть не умерла. Если, несмотря на это, они все же вернулись, значит…

— Ничего, — прохрипел он. Откашлялся и добавил чуть громче: — Все в порядке. Главное, что теперь мы все здесь, живые и здоровые. Остальное неважно.

— Хорошо. — Слова зятя меня не особо успокоили. — Не буду приставать с расспросами.

Роджер рассмеялся. В свете утреннего солнца его усталое лицо казалось помолодевшим.

— Мы обязательно расскажем, — заверил он. — Хотя, по большому счету, эта история касается Бри, так что вам лучше услышать все от нее. Интересно, на кого они там с Джейми охотятся?

— Возможно, друг на друга, — улыбнулась я. — Присядь. — Коснувшись его руки, я показала на высокий табурет.

— Друг на друга? — Роджер устроился поудобнее, подобрав под себя ноги.

— После длительного расставания порой не знаешь, о чем говорить, — особенно если человек тебе дорог. Требуется время, чтобы преодолеть неловкость; совместное занятие помогает ускорить процесс. Позволишь взглянуть на твое горло?

— А со мной вы уже не чувствуете себя неловко? — тихо спросил он.

— Нет, конечно, — улыбнулась я. — У врачей никогда не возникает сложностей в общении. Для начала достаточно попросить человека раздеться. К тому моменту, как закончишь его ощупывать и заглянешь во все естественные отверстия, беседа становится довольно оживленной, хотя и не слишком расслабленной.

Зять хмыкнул, оценив шутку, однако непроизвольно натянул повыше ворот рубахи.

— Если честно, — заявил он с нарочитой серьезностью, — мы приехали, чтобы сэкономить на няньках. Последние четыре месяца дети не отпускали нас от себя ни на шаг. — Засмеявшись, Роджер поперхнулся слюной.

Я накрыла его руку своей и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ — правда, уже не так уверенно. Затем убрал руку и расстегнул рубашку, обнажая шею. После чего как следует прокашлялся.

— Не волнуйся, — сказала я. — Сейчас ты звучишь куда лучше, чем во время прошлого осмотра.

Так оно и было — к моему удивлению. Голос все еще срывался, сипел и хрипел, но теперь Роджер говорил без видимых усилий, и лицо его не искажалось мукой от необходимости открыть рот.

Я осторожно ощупала шею под челюстью. Он только что побрился; кожа была прохладной и немного влажной. Чувствовался легкий запах можжевелового мыла для бритья, которое я изготовила для мужа; видимо, Джейми принес его зятю сегодня утром. Меня тронул этот маленький знак гостеприимства — как и надежда в глазах пациента. Которую он тщетно пытался скрыть.

— Я встретил одного доктора, — прохрипел Роджер. — В Шотландии. Его звали Гектор Макьюэн. Он… один из нас.

Мои пальцы замерли одновременно с сердцем.

— То есть путешественник во времени?

Роджер кивнул.

— Чуть позже я непременно о нем расскажу. И о том, что он сделал.

— Сделал… с тобой? — уточнила я.

— Да. Но сначала — с Баком.

Я собиралась было спросить, что же случилось с Баком, однако Роджер вдруг пристально посмотрел мне в глаза и выпалил:

— Вы раньше не замечали исходящее от рук голубое свечение? Когда дотрагивались до пациентов?

Мои руки и шея покрылись мурашками — пришлось убрать пальцы с его шеи, чтобы унять дрожь.

— Нет, — настороженно ответила я. — Хотя мне доводилось это видеть. Однажды.

Тут же нахлынули воспоминания о полумраке лазарета «Обители ангелов», где я лежала на кровати, умирая от родильной горячки после выкидыша. Мастер Рэймонд коснулся моей руки, и кости вдруг засияли сквозь кожу голубым светом.

Поспешив отогнать жуткое видение, я заметила, что Роджер крепко сжимает мою ладонь.

— Простите, что напугал…

— Вовсе нет! — соврала я. — Просто удивилась. Столько лет прошло…

— А вот я тогда здорово струхнул, — признался он, отпуская мою руку. — До чертиков боялся говорить с Макьюэном после его манипуляций с сердцем Бака, хотя понимал, что должен. Помню, тронул доктора за плечо, когда шел за ним по тропинке. Он застыл на мгновение, а потом вдруг обернулся и приложил ладонь к моей груди. — Роджер невольно повторил жест. — И сказал те же слова, что говорил Баку: «Cognosco te». Это означает «Я тебя знаю», — пояснил зять в ответ на мой непонимающий взгляд. — На латыни.

— Он понял, кто ты, всего лишь прикоснувшись? — Меня охватило странное чувство, нечто среднее между страхом… и восхищением. Плечи и руки покрылись мурашками.

— Да. Однако сам я насчет Макьюэна не сразу догадался, — торопливо продолжил Роджер. — Хотя незадолго до того наблюдал за его работой и заметил, что произошло, стоило ему коснуться груди Бака, — после прохода сквозь камни у Уильяма случилось что-то вроде сердечного приступа.

— Бак приехал с тобой и Бри?

Роджер беспомощно отмахнулся.

— Нет. Это было… раньше. Так вот, Бак стал совсем плох, и приютившие нас люди послали за доктором — тем самым Гектором Макьюэном. Врач приложил ему к груди ладонь, сделал что-то, и я увидел — честное слово, Клэр, увидел собственными глазами! — слабое голубое свечение, исходящее от его пальцев.

— Иисус твою Рузвельт Христос!

— Точнее не скажешь! — рассмеялся зять. — Кроме меня, никто этого не заметил, — серьезно добавил он.

Я задумчиво терла ладонь, представляя описанную сцену.

— И что Бак? Полагаю, выжил? Раз ты спрашивал, не видели ли мы его.

Роджер помрачнел.

— Выжил. Во всяком случае, тогда. Но потом мы расстались, когда я встретился с Бри и детьми. В общем, это…

–…долгая история, — закончила я за него. — Давай отложим рассказ до того момента, как Джейми и Бри вернутся с охоты. А доктор Макьюэн — он ничего не сказал о голубом свечении?

Было странно произносить эти слова, хотя я прекрасно понимала, о чем речь; в ладонях ощущалось легкое покалывание, и я невольно бросила на них взгляд. Да нет, по-прежнему розовые.

Зять покачал головой.

— Нет. По крайней мере, не словами. Однако приложил ладонь к моему горлу. — Роджер коснулся неровного шрама от висельной петли. — И вдруг… что-то произошло, — тихо добавил он.

4

Женщины будут в ярости

— Зайдешь в гости, сестренка? — спросил Йен, неожиданно смутившись. — Может, Рэйчел уже вернулась. Я хотел бы вас познакомить.

— С радостью! — искренне улыбнулась Бри и вопросительно посмотрела на отца.

— Не мешало бы чуток передохнуть, — кивнул Джейми, вытирая вспотевшее лицо рукавом. — А если ты, племянничек, подоил коз, как тебя просила утром мать, — не откажусь от стаканчика молока.

Мужчины вдвоем несли на плече привязанную к толстой палке оленью шкуру — почти не поврежденную — с остатками мяса. Идти было тяжело: день выдался жаркий.

Кто-то из домочадцев уже вернулся в хижину среди осин. Дверь была распахнута; на веранде, в тени листвы, стояла небольшая прялка, а рядом с ней — стул с полной корзиной коричневых и серых пушистых клубков. Брианна предположила, что это чесаная мытая шерсть. Прядильщица, по-видимому, ушла в дом: оттуда доносились женские голоса, поющие что-то на гэльском. Пение через каждые пару тактов прерывалось взрывами хохота, после чего один чистый голос пел мелодию заново, а следом вступал второй, спотыкаясь на незнакомых словах. Затем вновь слышался смех.

Джейми улыбнулся.

— Дженни учит малышку Рэйчел Gàidhlig, — пояснил он, хотя все и так догадались. — Йен, давай положим это здесь. — Он кивнул в затененный участок под поваленным деревом. — Женщины будут в ярости, если мы притащим в дом мух.

В доме услышали их голоса: пение прекратилось, и из открытой двери выглянула голова.

— Йен! — Высокая и очень красивая темноволосая девушка выскочила на крыльцо и, сбежав по ступенькам, бросилась обнимать Йена. — Твои родственники вернулись! Ты уже знаешь?

— Знаю. — Он поцеловал ее в губы и добавил, оборачиваясь: — Познакомься с моей кузиной Брианной, mo ghràidh^[20]. И с дядюшкой Джейми заодно.

Бри невольно заулыбалась при виде неподдельной любви молодых Мюрреев; на отцовском лице сияла такая же улыбка. Которая стала еще шире, стоило ему заметить на пороге дома хрупкую женщину с голеньким младенцем на руках, чуть прикрытым легкой пеленкой.

— Кто… — начала было женщина, но тут увидела Брианну и застыла с открытым ртом. — Пресвятая Дева, защити нас, — пробормотала она наконец и улыбнулась. Ее синие, чуть раскосые, как у Джейми, глаза светились теплом. — Великаны пожаловали! Говорят, твой муж, девочка, еще выше тебя? И детишки небось растут как на дрожжах?

— Не то слово, — засмеялась Бри, наклоняясь, чтобы обнять миниатюрную тетушку. — Как же я рада тебя видеть!

От Дженни пахло козами, шерстью, кашей и поджаренными хлебцами. Ее волосы и одежда источали слабый, давно забытый аромат. Брианна узнала запах мыла, которое Дженни делала в Лаллиброхе — из меда, лаванды и какой-то шотландской травы, не имеющей английского названия.

К горлу подступил комок: запах мыла вызвал воспоминания о первом визите в отцовское родовое гнездо. И следом в памяти возник отчетливый образ другого — ее собственного — Лаллиброха.

Сморгнув слезы, она выпрямилась с дрожащей улыбкой на губах, но вдруг изменилась в лице.

— Ох, тетушка! Дядя Йен… Мне так жаль.

Сердце болезненно екнуло. При жизни Йена Мюррея-старшего они встречались лишь раз — когда Бри появилась на свет, он давно уже умер, — однако чувство утраты казалось неожиданно острым, будто это случилось совсем недавно.

Опустив глаза, Дженни погладила внука по спинке. Головку малыша покрывал темно-русый пушок, словно у птенца цесарки.

— Мой Йен всегда со мной… — вздохнула она. — Я каждый день вижу его черты в этом маленьком личике.

Дженни поудобнее перехватила ребенка, и тот уставился на Брианну большими круглыми глазенками — такого же теплого светло-карего оттенка, как у Йена и его отца.

Успокоенная словами тетушки, Брианна протянула палец очаровательному малышу.

— А ты, должно быть, Огги?

Рэйчел и Дженни засмеялись: одна весело, другая — с некоторой досадой.

— Никак не подберем ему нормальное имя, — пояснила Рэйчел, ласково погладив сына по плечику. Услышав родной голос, Огги свесился с бабушкиной руки и медленно потянулся к матери, словно ленивец к сладкому фрукту.

Рэйчел забрала ребенка, мягко коснувшись его пухлой щечки. Он снова медленно повернул голову и принялся мусолить беззубым ротиком мамину руку.

— Йен говорит, что дети могавков сами выбирают имена, когда становятся постарше. А до той поры используют младенческие прозвища.

Густые черные брови Дженни поползли вверх.

— Хочешь сказать, мой внук останется Огги до… какого именно возраста?

— Нет-нет, — с улыбкой успокоила ее Рэйчел. — Я обязательно придумаю что-нибудь получше.

Свекровь недовольно нахмурилась и перевела взгляд на Брианну.

— Хорошо, что у тебя не было таких сложностей с именами детей, a nighean. Брат писал, что их зовут Джеремайа и Аманда, так?

Брианна смущенно кашлянула, избегая смотреть Рэйчел в глаза.

— Джеремайа Александр Йен Фрэзер Маккензи. И Аманда Клэр Хоуп Маккензи.

Тетушка одобрительно кивнула, довольная качеством — а может, количеством — имен.

— Дженни! — На пороге появился отец — потный, лохматый, в заляпанной кровью рубахе. — Йен не может найти пиво.

— Мы все выпили! — крикнула тетушка, даже не повернув головы.

— Эх… — Отец вновь скрылся в доме в поисках спиртного, оставив на веранде кровавые следы.

— Что с ним стряслось? — спросила Дженни, переведя строгий взгляд с пятен крови на племянницу. Та лишь пожала плечами.

— Медведь.

— О боже… — Пару минут тетушка переваривала услышанное, а затем покачала головой. — В таком случае придется-таки угостить его пивом.

Дженни ушла в дом за мужчинами, и Брианна с Рэйчел остались вдвоем.

— Ни разу не встречала квакеров, — прервала Бри неловкую паузу. — Или «квакер» не совсем подходящее слово? Извини, если я…

— Мы говорим «друг», — улыбнулась Рэйчел. — Хотя и на «квакеров» не обижаемся. Думаю, ты все же встречала кого-то из наших. Если Друг не использует в разговоре «простую речь», догадаться порой невозможно. В основном мы ничем не отличаемся от обычных людей. По крайней мере, внешне.

— В основном?

— Я, конечно, не вижу себя со спины, однако Йен наверняка сказал бы, если бы заметил там что-нибудь необычное. Например, полосатую шкуру или хвост.

Брианна рассмеялась, чувствуя легкое головокружение от голода, облегчения и вновь обретенной радости оказаться в кругу семьи — которая к тому же изрядно увеличилась.

— Я так рада с тобой познакомиться, — призналась она новой родственнице. — Мне всегда было интересно, какую девушку выберет Йен в жены. Ой, извини! Что-то я не то ляпнула.

— Все в порядке, — заверила Рэйчел. — Я и сама представить не могла, что выйду замуж за кого-то вроде Йена. Но так уж получилось. И теперь мы каждое утро просыпаемся в одной кровати. Пути Господни неисповедимы… Проходи в дом! — добавила она, поудобнее перехватив Огги. — Я знаю, где хранится вино.

5

Размышления о подъязычной кости

— Все начинается medias res^[21] и заканчивается там же. Если повезет. — Роджер сглотнул, и я почувствовала под пальцами движение кадыка.

Кожа его шеи была гладкой и прохладной, лишь щетина под нижней челюстью немного колола мне ладонь.

— Слова доктора Макьюэна? — с любопытством спросила я. — Интересно, что он имел в виду?

Роджер сидел с закрытыми глазами — пациенты, как правило, закрывают глаза во время осмотра, словно хотят сохранить частичку личного пространства. Однако, услышав вопрос, внимательно посмотрел на меня; лучи утреннего солнца отражались в его темно-зеленой радужке.

— Я спросил. Вот что он ответил: «На самом деле ничто на свете не имеет ни начала, ни конца. Люди думают, что жизнь начинается с рождения, но это не так — ведь ребенок шевелится еще в материнской утробе. А порой дети рождаются преждевременно или угасают до срока. Хотя навсегда остаются для нас живыми».

Теперь и я прикрыла глаза — не потому, что испытывала неловкость от пытливого взгляда Роджера. Просто хотела сосредоточиться на вибрации голосовых связок. Мои ладони продолжали ощупывать его горло, спустившись чуть ниже.

— В общем-то, он прав, — сказала я, мысленно представляя внутреннее строение гортани. — Дети появляются на свет уже «в рабочем состоянии», если можно так выразиться. Все процессы в организме — кроме дыхания — начинают функционировать задолго до рождения. Тем не менее фраза доктора звучит довольно загадочно.

— Согласен. — Роджер снова сглотнул. — Я пытался расспрашивать, но не добился ничего более вразумительного. Вы ведь тоже не смогли бы внятно объяснить, как именно лечите пациентов?

Я улыбнулась, по-прежнему не открывая глаз.

— Было бы интересно попробовать. Для начала нужно кое-что уточнить: это не я их лечу. Они выздоравливают сами. Я лишь… немного помогаю.

Из его горла вырвался странный хрип, отдаленно напоминающий смех, и в гортани образовалось что-то вроде раздвоенной шишки. Мне показалось, что я нащупала в хряще небольшую впадинку — там, где впивалась веревка. Я потрогала собственное горло для сравнения.

— Забавно… Гектор Макьюэн тоже так говорил. Только он и правда исцелял людей. Я сам был тому свидетелем!

Опустив обе руки, я открыла глаза.

Роджер вкратце поведал о своих взаимоотношениях с Уильямом Баккли — начиная с роли, которую тот сыграл в его повешении после битвы при Аламансе, до внезапного появления давнего предка в Инвернессе в 1980 году. Уильям присоединился к поискам Джема, когда мальчика похитил бывший коллега Брианны, Роб Кэмерон.

— Тогда он и стал мне… больше, чем другом, — добавил Роджер и смущенно потупился. — Бак отправился со мной. Сына мы там, естественно, не нашли, зато встретили другого Джеремайю. Моего родного отца.

Голос зятя дрогнул. Я сочувственно потянулась к его плечу, однако он лишь отмахнулся, вновь пытаясь откашляться.

— Все в порядке. Расскажу об этом как-нибудь потом. — Сглотнув, он выпрямился и посмотрел мне в глаза. — Но когда Бак — так мы его звали — прошел сквозь камни, с нами обоими что-то произошло. Вы вроде бы говорили, каждый последующий переход дается тяжелее?

— Мне и после первого было не по себе. — Я внутренне содрогнулась при воспоминании о жуткой гудящей пустоте, где существует лишь слабый проблеск сознания между вдохом и выдохом. — Хотя ты прав, ощущения с каждым разом все более неприятные. Что же с вами случилось?

— Со мной — почти ничего. Ненадолго потерял сознание, очнулся от недостатка кислорода. Хватаю воздух ртом — весь в поту, голова кругом. Еле встал на ноги — меня потом еще долго качало. А вот Бак…

Роджер нахмурился, уставив в пространство затуманенный взгляд: наверняка он сейчас видел перед собой Крейг-на-Дун и заново проживал момент пробуждения от капель дождя на лице. То, что я испытывала трижды… По спине пробежал неприятный холодок.

— У него что-то случилось с сердцем. Он чувствовал боль в груди и левой руке и дышал с трудом. Даже встать не мог — говорил, его будто придавило каменной плитой. Я принес Баку воды, и вскоре ему стало полегче. По крайней мере, он сумел подняться и побрел дальше, наотрез отказавшись хоть немного передохнуть.

После они расстались: Бак отправился искать дорогу в Инвернесс, а Роджер пошел в Лаллиброх, а затем…

— Лаллиброх! — На этот раз я схватила-таки зятя за плечо. — Ты был там?

— Да, — улыбнулся он, накрыв ладонью мою руку. — И встречался с Брайаном Фрэзером.

— Ты? С Брайаном? — Я недоуменно тряхнула головой. Какая-то бессмыслица!

— Полная бессмыслица, — весело согласился Роджер, словно прочтя мои мысли. — Мы попали не туда, куда хотели? — вернее, не тогда. И очутились в 1739 году.

В ответ на мой пристальный взгляд он лишь растерянно развел руками.

— Ладно, оставим это на потом, — твердо сказала я и продолжила осмотр. «Medias res»… Что, черт возьми, доктор Макьюэн имел в виду?

Со стороны ручья доносились голоса детей; вдалеке на сухом дереве пронзительно крикнул ястреб. Боковым зрением я видела на мертвой ветке темный силуэт огромной, будто торпеда, птицы. А затем услышала — или мне лишь почудилось? — как кровь шумит в артерии. Слабый, едва заметный звук, отличимый от биения пульса. Меня ничуть не шокировал тот факт, что слышу я… пальцами. Словно это было в порядке вещей.

— Говори со мной еще, — попросила я. Не только чтобы расслабить мышцы его гортани, но и чтобы заглушить пугающие звуки. — О чем угодно.

Роджер задумчиво помычал и тут же закашлялся. Я убрала руки, давая ему возможность размять затекшую шею.

— Извини, — просипел он. — Бобби Хиггинс сказал, у вас много новых поселенцев. Выходит, Ридж растет?

— Как на дрожжах, — подтвердила я, продолжая осмотр. — После возвращения мы насчитали не менее двадцати новых семейств. А когда приехали из Саванны, куда нас ненадолго занесло ветром войны, — к ним добавились еще три.

Слегка нахмурившись, Роджер кивнул и искоса посмотрел на меня зелеными глазами.

— Полагаю, священника среди вновь прибывших нет?

— Нет, насколько я знаю. Так ты подумываешь… то есть все еще хочешь стать…

— Хочу, — смутился Роджер. — Правда, до сих пор не прошел полный обряд рукоположения; нужно будет это как-то уладить. Приняв решение вернуться, мы с Бри долго обсуждали, чем могли бы заняться — в Ридже. Ну и… — Он поднял плечи и уперся ладонями в колени. — Я мог бы стать священником.

— Но ведь, по сути, ты уже им был, когда вы жили здесь! — удивилась я. — Так ли необходимо официально принимать сан, чтобы вернуться к прежнему занятию?

Роджер ответил не раздумывая — по-видимому, давно все для себя решил.

— Да. Я не чувствую вины за то, что хоронил, крестил и сочетал браком местных жителей. Кто-то должен был это делать — лучше меня с ролью пастора никто бы не справился. Однако я хочу, чтобы теперь все происходило по-настоящему. — Легкая улыбка тронула его губы. — Это как разница между помолвкой и браком. Между обещанием и клятвой. Даже если знаешь, что никогда не нарушишь слово… — он мучительно подбирал нужные слова, — хочется для надежности скрепить его клятвой. Чтобы было, на что опереться в минуты сомнений.

Клятва… За свою жизнь я дала их немало. Роджер прав: все они — даже те, которые пришлось нарушить, — что-то значили для меня, имели вес. Некоторые из них действительно служили мне опорой. И продолжают служить.

— Разница действительно есть, — признала я.

— Удивительно… — сказал он вдруг с улыбкой. — Разговаривать с врачом и правда легко! Особенно если он держит тебя за горло. Думаете, стоит испробовать метод Макьюэна?

Я выпрямилась и задумчиво посмотрела на свои руки.

— Думаю, вреда это не причинит. — Я искренне надеялась, что права. — Только, знаешь… — добавила я и тут же ощутила под пальцами движение кадыка.

— Знаю, — прохрипел Роджер. — Никаких ожиданий. Поможет, так поможет. А если нет — по крайней мере, хуже не будет.

Кивнув, я принялась легонько ощупывать шею. В центре горла виднелся шрам от трахеотомии, которую я сделала, чтобы спасти ему жизнь, — едва заметная ложбинка шириной не больше дюйма. Провела по ней большим пальцем: сверху и снизу проходили кольца здоровой хрящевой ткани. Должно быть, ему стало щекотно от моих прикосновений; Роджер вздрогнул — кожа шеи вмиг покрылась мурашками — и засмеялся.

— Гусь разгуливает по моей могиле, — пошутил он.

— Скорее топчется по твоему горлу, — улыбнулась я. — Повтори еще раз, что говорил доктор Макьюэн. Все, что вспомнишь.

Роджер откашлялся, и я почувствовала под ладонью трепыхание кадыка.

— Он ощупал мое горло. Так же, как вы сейчас, — с улыбкой добавил зять. — Потом спросил, знаю ли я, что такое «гиоид», или «подъязычная кость». — Рука его невольно потянулась к шее, но замерла на полпути. — Макьюэн сказал, что у меня она примерно на дюйм короче, чем следует. И что в противном случае я был бы уже мертв.

— Интересно… — Поместив большой палец ему под челюсть, я попросила сглотнуть.

Зять послушно выполнил просьбу. Не отнимая пальца, проделала тот же опыт с собой.

— Черт подери! — поразилась я. — Конечно, выборка небольшая — к тому же нужно учитывать анатомические особенности разных полов. Но, похоже, он прав. Возможно, ты — неандерталец.

— Кто-кто? — Роджер ошарашенно уставился на меня.

— Шучу. Хотя неандертальцы действительно имели строение гиоида, отличное от современных людей. По мнению большинства ученых, хомо неандерталенсис и вовсе обходились без него, поэтому и не могли говорить. Однако мой дядя Лэмб… Подъязычная кость необходима для связной речи. Она удерживает язык в правильном положении, — пояснила я, заметив непонимание на лице зятя. — Так вот, дядя не верил, что неандертальцы были немыми. Считал, что у них гиоид просто располагался немного по-другому.

— Чрезвычайно увлекательно, — вежливо сказал Роджер.

— Итак, продолжим. Что доктор Макьюэн сделал после замечания о твоем гиоиде? Как именно он тебя касался? — спросила я, вновь обхватывая руками его шею.

Роджер откинул голову назад и сместил мою руку чуть ниже, осторожно раздвинув пальцы.

— Примерно так.

В таком положении мои пальцы покрывали — полностью или частично — все важнейшие органы шеи, от гортани до подъязычной кости.

— А потом…

Я напряженно прислушивалась — не к словам Роджера, а к голосам его тела. Я десятки раз осматривала ему горло, особенно в период восстановления после неудавшейся казни. Но с тех пор минуло несколько лет. Мышцы шеи напряглись под моими пальцами, пульс бился ровно — хотя и чуть быстрее обычного. Очевидно, для Роджера это было очень важно. Мне стало неловко: ведь я понятия не имела о методе Гектора Макьюэна и тем более не могла его воспроизвести.

«Я знаю, какой должна быть на ощупь здоровая гортань, и вижу, в каком состоянии твоя… Поэтому просто дотрагиваюсь до нее и представляю здоровой», — вот что сказал Макьюэн в ответ на расспросы Роджера.

Мне бы тоже не помешало вспомнить, какой должна быть на ощупь здоровая гортань.

— Еще я чувствовал тепло. — Пациент вновь закрыл глаза, сосредоточившись на ощущениях. Гладкий бугорок гортани под моей ладонью двигался вверх и вниз при глотании. — Ничего пугающего. Казалось, я просто зашел в жарко натопленную комнату.

— А сейчас ты чувствуешь тепло? — Кожа шеи была прохладной, и я почти не сомневалась, что по контрасту мои руки кажутся горячими.

— Да, — ответил он, не открывая глаз. — Но только снаружи. Когда доктор Макьюэн делал… то, что делал, — жар шел изнутри. — Роджер нахмурил темные брови и переместил мой большой палец в самый центр, прямо под гиоид. — Я чувствовал тепло вот здесь. И… здесь. — Удивленно раскрыв глаза, он прижал два пальца чуть выше ключицы, в паре дюймов от надгрудинной ямки. — Странно… лишь сейчас об этом вспомнил.

— Здесь он тоже трогал? — Я сдвинула пальцы ниже; мое восприятие обострилось до предела — так бывало, когда мне удавалось полностью сконцентрироваться на организме пациента. Судя по удивленному взгляду, Роджер заметил эту перемену.

— Что…

Он так и не договорил: снизу послышался оглушительный визг, за которым последовала перебранка и детские крики. Затем раздался возмущенный голосок Мэнди:

— Ты плохой, плохой, плохой! Ненавизу тебя! Ты плохой и попадес в ад!

Роджер вскочил на ноги.

— Аманда! — крикнул он. — Ну-ка марш сюда!

Я глянула назад: с перекошенным от ярости личиком Аманда пыталась выхватить у Жермена Эсмеральду. Тот держал куклу высоко над головой Мэнди, уворачиваясь от пинков маленьких ножек.

Услышав крик Роджера, Жермен вздрогнул и повернул голову; Мэнди не преминула со всей силы заехать ему по голени носком довольно увесистого ботинка. Послышался глухой удар, и Жермен завопил от боли. Потрясенный Джемми выхватил куклу, сунул ее в руки сестре и, бросив виноватый взгляд через плечо, побежал в сторону леса. Следом ковылял Жермен.

— Джеремайа! — взревел Роджер. — А ну, стой!

Джем замер как вкопанный, однако Жермен и не думал останавливаться и вскоре скрылся в кустах.

Услышав позади странный хрипящий звук, я торопливо обернулась: побледневший Роджер держался обеими руками за горло.

— Что с тобой?

— Я… не знаю, — просипел он, выдавив улыбку. — Наверное, растянул связки.

— Папочка? — раздался рядом тонкий голосок. Аманда театрально шмыгала носом, размазывая по лицу слезы и сопли. — Ты на меня сейдися?

Роджер с шумом вдохнул, откашлялся и присел на корточки, чтобы обнять дочь.

— Нет, моя хорошая, — сказал он тихим, но вполне нормальным голосом. Невидимая пружина внутри меня начала разжиматься. — Я не сержусь. Хотя нехорошо говорить людям, что они попадут в ад. Пойдем-ка умоем тебе личико.

Он встал с дочкой на руках и повернулся к столу, где стоял таз и кувшин для мытья рук.

— Давай помогу, — предложила я, протягивая руки к внучке. — А ты пока можешь сходить и… побеседовать с Джемом.

Роджер промычал что-то невразумительное и передал ребенка. Мэнди, которая обожала обниматься, с жаром обхватила меня руками и ногами.

— А куколку тозе умоем? — спросила она. — Плохие мальчишки ее запачкали!

Слушая вполуха, как внучка бормочет нежности Эсмеральде и проклятия брату и Жермену, я пыталась уловить, что происходит внизу.

Звонкий мальчишеский голос выкрикивал оправдания, более низкий и уверенный мужской баритон что-то ему втолковывал. Слов было не разобрать. Однако Роджер говорил — я не слышала ни хрипа, ни кашля… Уже неплохо.

Даже смог накричать на детей! Ему и раньше случалось напрягать голосовые связки — как и любому родителю, тем более на открытом пространстве, — но всякий раз после крика он срывал голос и закашливался, пытаясь прочистить горло. Макьюэн сказал, что это лишь небольшой шажок вперед и до полного исцеления еще далеко.

Удалось ли мне хоть немного помочь?

Я скептически посмотрела на ладонь. Она выглядела как обычно: пятна от черники; почти затянувшийся порез на среднем пальце; ожог на большом (пламя очага перекинулось на бекон, и я взялась за рукоять чугунной сковородки на ножках, забыв о прихватке). Никаких признаков голубого свечения.

— Что это, бабуля? — Аманда свесилась со стола, разглядывая мою руку.

— Ты про темное пятно? По-моему, чернила. Я вчера заполняла историю болезни одной пациентки, Кирсти Уилсон. У нее сыпь. — Сначала я решила, что это реакция на ядовитый сумах, но сыпь все никак не проходила. Хотя температура была нормальной. Может, крапивница? Или проявление атипичного псориаза?

— Нет, вот тута! — Мэнди ткнула пухлым влажным пальчиком в основание ладони. — Буква! — Внучка вытянула шею, чтобы разглядеть получше; черные кудряшки щекотали мне кожу. — Буква «Д»! Как в «Дземми»! — ликующе заявила она. Но тут же насупилась. — Ненавизу Дземми.

— Кхм…

Я пришла в замешательство. Это действительно была буква «Д». Тонкий белый шрам почти сошел и виднелся лишь под определенным углом. Джейми нацарапал на моей руке первую букву своего имени, когда я покидала его перед битвой при Каллодене. Оставляла на верную смерть, убегая сквозь камни, чтобы спасти нерожденного ребенка. Нашего ребенка. А если бы я этого не сделала?

Я посмотрела на кареглазую, темноволосую внучку — прекрасную, как наливное яблочко. Снаружи послышался дружный хохот: отец и сын над чем-то смеялись. Нам с Джейми пришлось жить порознь долгих двадцать лет, полных боли, опасности и страданий. Но оно того стоило.

— Это первая буква имени дедушки. Его ведь зовут Джейми, — пояснила я малышке.

Она кивнула, полностью удовлетворенная ответом, и прижала к груди мокрую Эсмеральду. Я коснулась внучкиной раскрасневшейся щеки, на мгновение представив, что мои пальцы источают голубое сияние.

— Мэнди, какого цвета мои волосы? — спросила я, поддавшись внезапному порыву.

«Когда твои волосы станут белыми, ты обретешь полную силу». Так сказала мне старуха-знахарка из племени тускарора много лет назад. Она наговорила еще кучу других странных вещей.

Мэнди внимательно посмотрела на меня и решительно заявила:

— Пятнистого!

— Что?.. Святые небеса, откуда ты взяла это слово?

— Дядя Джо научил. Он говорит, что старый Барсук такого цвета.

— Что еще за барсук?

— Песик тети Гейл.

— Что ж, — пробормотала я. — Значит, еще не время. Ладно, солнышко. Пойдем-ка повесим Эсмеральду сушиться.

6

Охотник вернулся с холмов^[22]

Джейми с Брианной вернулись ближе к вечеру — с парой белок, дюжиной голубей и рваным заляпанным мешком, в котором обнаружилось нечто похожее на останки жертвы кровавого убийства.

— Это что, ужин? — спросила я, осторожно ткнув ногой кость, торчащую из скользкого, местами покрытого шерстью месива. От него исходил железистый, словно из лавки мясника, запах с едва заметными тухлыми нотками. Однако процесс разложения еще не начался.

— Да, саксоночка. Если получится. — Джейми подошел и хмуро взглянул на изуродованную тушу. — Я тебе помогу. Но сначала хлебну чуток виски.

Его штаны и рубашка были так сильно заляпаны, что я не сразу заметила пропитанную кровью тряпицу вокруг голени. К тому же Джейми прихрамывал. Удивленно приподняв бровь, я направилась к корзине с едой, инструментами и кое-какими лекарствами, которую каждое утро притаскивала на место строительства.

— Судя по всему, в мешке — останки оленя. Неужто ты разорвал его голыми руками?

— Нет. Это сделал медведь, — с непроницаемым лицом сказала Бри. Джейми промычал что-то невнятное.

Отец и дочь обменялись загадочными взглядами.

— Медведь, значит. — Я глубоко вздохнула и указала на рубашку мужа. — Ясно. И какая часть этой крови принадлежит тебе?

— Всего пара капель, — невозмутимо ответил он и сел на Большое бревно. — Виски есть?

Я внимательно посмотрела на дочь — чумазую, в заляпанной птичьим пометом юбке. Похоже, Бри не пострадала. Ее освещенное солнцем лицо сияло счастьем. Я не удержалась от улыбки.

— Вон там висит фляга с виски, — кивнула я в сторону большой ели на дальнем конце участка. — Можешь сбегать за ней, пока буду осматривать рану?

— Конечно! А где Мэнди и Джем?

— Когда видела их в последний раз — играли у ручья с Эйданом и его братьями. Не волнуйся, — успокоила я, заметив, что Брианна нервно закусила нижнюю губу. — Там совсем мелко. К тому же Фанни обещала присмотреть за Мэнди, если та захочет собирать пиявок. На Фанни всегда можно положиться.

— Ладно, — неуверенно сказала Бри, борясь с материнским инстинктом, который требовал немедленно вытащить Мэнди из ручья. — Полагаю, я видела Фанни вчера вечером, но совершенно ее не помню. Где она живет?

— С нами, — сообщил Джейми. — Ай!

— Не дергайся! — Я раздвинула рану двумя пальцами, промывая ее солевым раствором. — Ты же не хочешь умереть от столбняка?

— А если бы я сказал «да»? Что бы ты сделала, саксоночка?

— То же самое, что делаю сейчас. Хочешь ты или нет, я этого не допущу.

— Так зачем спрашиваешь? — Джейми отклонился назад, опершись на ладони и вытянув ногу. Затем взглянул на дочь. — Фанни — сирота. Твой брат взял девчушку под свою защиту.

Бри на мгновение застыла с непроницаемым выражением лица. Выглядело довольно забавно.

— Мой брат?.. Уилли? — настороженно спросила она.

— Насколько мне известно, другого у тебя нет. Хотя можешь уточнить у мамы, — улыбнулся Джейми. — Да, Уильям… Господи Иисусе! Саксоночка, ты хуже медведя!

Он закрыл глаза — то ли от нежелания лицезреть манипуляции с ногой (я немного расширила рану, очищая ее скальпелем; травма не представляла угрозу для жизни, но когти медведя оставили на голени глубокий порез, так что я вовсе не шутила насчет столбняка), то ли чтобы дать Бри возможность переварить информацию.

Дочь посмотрела на него, склонив голову к плечу.

— Так значит… — медленно произнесла она, — Уилли знает, что ты его настоящий отец?

Джейми поморщился, не открывая глаз.

— Знает.

— Очевидно, он от новости не в восторге. — Брианна усмехнулась уголком губ, однако в ее глазах и голосе читалось сочувствие.

— Скорее всего.

— Но это пока, — пробормотала я, смывая кровь с большой берцовой кости.

Джейми фыркнул. Бри издала более женственную версию того же звука и отправилась за виски. Когда она удалилась, Джейми открыл глаза.

— Долго еще, саксоночка?

Я заметила, что его руки дрожат от напряжения — он оперся на ладони, борясь с дикой усталостью.

— Почти готово, — успокоила я мужа, ласково коснувшись его пальцев. — Только наложу повязку, а затем тебе придется немного полежать с приподнятой ногой.

— Смотри не усни, па! — Брианна протянула ему флягу. — Сегодня к нам на ужин придут Йен с Рэйчел и тетя Дженни. — Она поцеловала отца в лоб. — А насчет Уилли не беспокойся. Он все поймет.

— Ладно. Надеюсь, мне не придется ждать до скончания дней. — Джейми криво усмехнулся собственной шутке и приветственно поднял флягу.

* * *

Я прогнала Джейми с солнца, несмотря на его бурные протесты, и заставила лечь в тени «хирургической», подложив ему под голову свернутый фартук.

— Ты небось ничего не ел с самого завтрака? — спросила я, укладывая раненую конечность на вытащенное из поленницы бревно.

— Ну почему же? — спокойно ответил он. — Эми Хиггинс передала с Брианной лепешки и сыр. Мы перекусили, пока ждали, когда медведь уйдет. Неужели ты думаешь, я бы стал молчать, умирая от голода?

Я почувствовала себя довольно глупо.

— Конечно, не стал бы. Просто… — сказала я, отведя ему волосы со лба, — мне хочется хоть немного облегчить твои страдания. Вот и решила тебя накормить — ничего лучше в голову не пришло.

Рассмеявшись, Джейми потянулся и выгнул спину, чтобы поудобнее устроиться на притоптанной траве.

— Очень любезно с твоей стороны, саксоночка. Хотя у меня есть еще парочка идей, как облегчить мое состояние, — вот только отдохну немного. К тому же Йен с семьей придет на ужин. — Он повернул голову и бросил взгляд на далекие горы: солнце медленно опускалось в рассыпанные по небу облака, окрашивая их пухлые брюшки теплым золотом.

Мы восхищенно вздохнули; Джейми вновь повернулся ко мне и взял за руку.

— Просто посиди со мной рядом, саксоночка, и скажи, что это не сон. Она и правда здесь? И Роджер Мак, и детишки?

Я сжала ладонь мужа, ощущая на сердце такую же бурлящую радость, что искрилась в его глазах.

— Это не сон. Они здесь. Точнее, вон там.

Я невольно рассмеялась, увидев внизу Брианну. Она направлялась к рощице за ручьем, чтобы позвать детей; легкий вечерний бриз играл ее распущенными волосами, которые в сумерках казались каштановыми.

— Хотя я тебя понимаю. Сама порой чувствую себя неверующим Фомой. Утром приходил Роджер и разрешил мне осмотреть горло. Было так странно снова видеть его, касаться… И в то же время совершенно естественно.

Я провела рукой по тыльной стороне его ладони, потрогав костяшки и затянувшийся рубец на месте безымянного пальца.

— Ох, саксоночка. Мне к этому не привыкать, — сказал он дрогнувшим голосом, сплетая пальцы с моими. — Иногда просыпаюсь на рассвете, вижу рядом тебя… и не верю, что ты настоящая. Пока не дотронусь. Ну или пока ты не пукнешь.

Я выдернула руку; Джейми приподнялся и сел, удобно уперев локти в колени и не обращая внимания на мой гневный взгляд.

— Так что насчет Роджера Мака? Думаешь, голос к нему вернется?

— Не знаю, — ответила я. — Правда не знаю. Он рассказал мне о человеке по имени Гектор Макьюэн…

Джейми с большим интересом выслушал всю историю, лишь изредка отвлекаясь, чтобы отогнать полчища надоедливых мошек.

— А ты сама видела что-нибудь подобное, a nighean? Голубое свечение, о котором он поведал?

Меня пробрала дрожь, словно от холода. В памяти всплыли события давно похороненного прошлого. По крайней мере, мне очень хотелось его похоронить.

— Вообще-то… да. — Я нервно сглотнула. — Однако решила, что брежу. Возможно, так оно и было. Ведь я тогда чуть не умерла. Непосредственная близость смерти зачастую искажает восприятие.

— Согласен. Однако это не означает, что все увиденное в таком состоянии — неправда.

Муж задумчиво посмотрел на меня и тихо добавил, тронув за плечо:

— Необязательно об этом рассказывать. Зачем заново переживать горестные моменты?

— Ничего, — отмахнулась я и решительно нырнула в глубины памяти. — Инфекция оказалась смертельной, однако мастер Рэймонд… — даже не глядя на Джейми, я почувствовала, что он вскинул голову, услышав имя лекаря, — пришел и исцелил меня. Понятия не имею, как он это сделал, — сознание мое тогда совсем затуманилось. Но я видела… — Перед глазами вновь возникли картины прошлого. — Она стала голубой — кость в моей руке. Не такой яркой, как… — я указала на пронзительно-синее, словно цветки дельфиниума, вечернее небо, — а бледно-голубой. Хотя «светилась» — не совсем точное слово. Она была… живой.

Действительно живой! Распространяясь от костей по всему телу, голубое свечение словно уничтожало в организме всех микробов, и те умирали, подобно гаснущим звездам. Воспоминание было настолько реальным, что волоски у меня на руках и шее приподнялись, а в душе возникло странное чувство умиротворения, будто кто-то напоил меня чаем с теплым ароматным медом.

Из леса послышался дикий вопль, разрушив очарование момента. Джейми с улыбкой повернулся ко мне.

— А вот и малыш Огги! Ревет, как пума во время охоты.

Я поднялась, отряхивая юбку от травы.

— По-моему, это самый громкий ребенок на свете.

Тут же, будто по сигналу, снизу послышалось улюлюканье: из рощи у ручья высыпала ватага ребятишек. За ними, склонив друг к другу головы, неспешно следовали Бри с Роджером, очевидно погруженные в приятную беседу.

— Придется расширить дом, — задумчиво сказал Джейми.

Не успел он развить эту интересную мысль, как на тропинке с восточной стороны Риджа появились Мюрреи. Рэйчел несла на руках орущего Огги, а сзади шел Йен с большой закрытой корзиной в руке.

— А где дети? — спросила Рэйчел у Джейми. Он встал и с улыбкой кивнул на поляну внизу.

— Сейчас увидишь, a nighean.

Джем, Мэнди и Жермен уже отделились от товарищей и брели теперь за Роджером и Брианной, обмениваясь дружескими тычками.

— Ой, Джейми! — охнула Рэйчел, и ее глаза потеплели. — Надо же, как дочь на тебя похожа — да и внук вылитый ты!

— Я же говорил! — Йен улыбнулся жене с высоты своего роста, и она крепко стиснула его руку.

— Твоя мама… — Рэйчел покачала головой, не в силах описать бурю эмоций, которую испытает свекровь при виде родственников.

— Вряд ли моя сестрица упадет в обморок, — сказал Джейми, осторожно поднимаясь на ноги. — С племянницей она уже встречалась — правда, без ребятишек. Кстати, где Дженни? — Он посмотрел на ведущую в лес тропинку, будто ожидая, что сестра появится там, как по волшебству.

— Решила заночевать у Макниллов, — ответила Рэйчел, спуская Огги на траву. Теперь малыш спокойно лежал на спинке, лениво шевеля ручками и ножками. — Они с Кристиной Макнилл очень сдружились во время занятий рукоделием. Кристина сказала, что ее муж уехал в Солсбери и что она боится оставаться ночью одна — их дом стоит на отшибе.

Я понимающе кивнула. Кристина была третьей по счету женой Ричарда Макнилла, совсем молоденькой, — они только-только поженились. Он привез ее сюда из Кэмпбелтона, поселения неподалеку от Кросс-Крика. Ночи в горах темные — мало ли что может таиться во мраке.

— Дженни очень добра, — заметила я.

Йен насмешливо фыркнул.

— Держу пари, ма делает это не столько ради миссис Макнилл, сколько ради себя. — Он кивнул на хнычущего сына — по подбородку Огги стекала слюна. — Малыш уже три ночи мучается коликами, а дом у нас тесноват. Как пить дать, она уже завалилась на кровать миссис Макнилл и спит мертвецким сном.

— Матушка Йена полночи его укачивала, — пояснила Рэйчел извиняющимся тоном. — Я хотела взять Огги, но она только отмахнулась и сказала: «На что тогда нужны бабушки?» — Присев на корточки, Рэйчел подхватила сына на руки, прежде чем тот успел включить свою пожарную сирену. — Клэр, а как вам Мармадьюк?

— Кто?.. Ты имеешь в виду в качестве имени для Огги? — Я попыталась придать лицу нейтральное выражение, но не успела. Рэйчел рассмеялась.

— Дженни так же отреагировала. Правда, — добавила она, вытаскивая кончик косы из цепких пальчиков младенца, — Мармадьюк Стивенсон был одним из Бостонских мучеников: очень достойный Друг. Отличное имя!

— Ну, если ты назовешь сына Мармадьюком, его точно ни с кем не спутают, — тактично заметил Джейми. — Правда, ему придется сызмальства научиться драться. Хотя если он будет квакером…

— Да, — сказал Йен жене. — И Фиргод мы его тоже не станем называть. Разве что Фортитьюд^[23] — вполне подходящее имя для мальчика.

— Хмм… — Рэйчел задумчиво посмотрела на малыша. — А может, Уиздом?^[24] Уиздом Мюррей? Уиздом Йен Мюррей?

Йен засмеялся.

— А если он вырастет не шибко умным? По-моему, ты заранее обрекаешь его на неприятности.

Джейми склонил голову набок и прищурился, задумчиво глядя на Огги. Затем поочередно посмотрел на Рэйчел с Йеном и с сомнением произнес:

— Думаю, это ему не грозит — с такими-то родителями. Кстати, Рэйчел, ты не думала уважить своего отца? Может, назовешь сына в его честь?

— Мордекай? Только если это будет не первое имя…

Я бросила взгляд на костер; дрожащие красноватые языки пламени казались прозрачными в свете дня.

— Йен, не последишь за костром? Я запеку в золе голубей, а еще…

Посмотрев вниз с горы, я мысленно пересчитала едоков. Дети Хиггинсов будут ужинать у себя — значит, остается (я загибала пальцы, чтобы не запутаться) семеро взрослых и четверо детей. У меня была огромная кастрюля тушенной с травами чечевицы и окорок на кости, который с полудня варился на медленном огне. Брианна освежевала добытых белок; возможно, стоит порезать их на кусочки и добавить к чечевице.

— Клэр, мы принесли небольшую добавку к ужину. — Рэйчел кивнула на корзину, висевшую у нее на руке. — Нет, Огги, нельзя дергать маму за волосы! Я ведь могу от неожиданности уронить тебя в костер — и это будет полнейшее безобразие, согласись?

Я рассмеялась квакерской шутке, а Огги выпустил кончик маминой косы — почти целиком — и сунул в рот свой кулачок, внимательно меня разглядывая.

— Иди ко мне, — протянула я руки. — Познакомлю тебя с родней, малыш Оглторп.

* * *

Нога была сплошь покрыта синяками и царапинами, однако болела не сильно; Джейми восседал на большом пне неподалеку от «хирургической» и с удовольствием наблюдал за семейством, занятым приготовлением ужина.

Брианна, так и не снявшая охотничье облачение, занималась полуобглоданным оленем. Джейми с гордостью отметил, как уверенно ее сильные руки обращаются с ножом. Интересно, у кого из родителей она научилась этому мастерству? Дело не только в силе мышц или в умелых движениях, но и… в решимости, одобрительно подумал он. Когда четко знаешь, что нужно делать, и не задаешь вопросов.

Джейми перевел взгляд на Роджера, который колол дрова, раздевшись до пояса и обливаясь потом. Парень всегда задавал вопросы и вряд ли когда-либо перестанет. Хотя Джейми показалось, что уверенности у зятя прибавилось; что ж, она ему понадобится.

Клэр сказала, Роджер хочет быть священником. Это хорошо; людям нужен духовный наставник. Ну а Роджеру — достойное занятие. По словам Клэр, тот уже окончательно все обдумал.

Но вот Брианна… какой теперь будет ее жизнь? Когда они в прошлый раз поселились в Ридже, дочка учительствовала в школе. Хотя не похоже, чтобы обучение было ей по душе; вряд ли она захочет к нему вернуться. В этот момент Бри поднялась на ноги и потянулась, направив руки к небу. Господи, какая же красивая у меня девочка…

Может, у нее появятся еще дети. Эта мысль почему-то немного пугала. Не хотелось бы подвергать жизнь Брианны опасности. К тому же она нужна Джему и Мэнди. Однако… В душе зажглась искорка надежды, и Джейми улыбнулся, наблюдая за группкой детей, которые принесли дрова и, свалив их на землю, убежали играть в свои ребячьи игры. Наверное, в прятки.

А вот и малышка Фрэнсис — с пучком веток и букетиком цветов в руках. Зачесанные на одну сторону темные кудри спускаются по плечу: должно быть, обронила где-то свой чепец. Личико раскраснелось от быстрой ходьбы, на губах играет улыбка. Джейми порадовался, увидев ее такой.

Что-то пощекотало ногу, прервав его размышления. На колене сидела зеленая букашка, похожая на крошечную лопату.

Джейми осторожно протянул к ней руку, однако насекомое не улетело и не стало заползать ему в ухо или в нос по примеру мстительных мух. Даже позволило дотронуться — лишь раздраженно шевельнуло усиками. Но когда Джейми попытался погладить букашку по спинке, она неожиданно отпрыгнула, словно кузнечик, и приземлилась на ящике с медицинскими инструментами Клэр. А затем замерла, изучая обстановку.

— Лучше улетай, — посоветовал он ей на гэльском. — Иначе тебя сотрут в порошок и используют в качестве тонизирующего.

Непонятно, смотрела ли букашка на Джейми, но, похоже, задумалась над его словами. Потом неожиданно подпрыгнула и исчезла в траве.

Фанни принесла какое-то растение: Клэр с неподдельным любопытством переворачивала листочки, объясняя девочке целебные свойства. Фанни сияла довольной улыбкой: ей было приятно оказаться полезной.

Джейми радовался за сиротку. Она выглядела такой испуганной, когда Уилли ее привез. Неудивительно — после всего, что бедняжка пережила. При мысли о ее сестре Джейн у него захолонуло сердце.

Он мысленно помолился за упокой души Джейн, а затем — после секундного колебания — за Уилли. Образ несчастной девушки вновь возник перед глазами. Одинокая, всеми покинутая… Лишь слабый огонек свечи освещает мертвое лицо в непроглядной ночной тьме. По мнению церкви, самоубийцы попадают в ад, — но Джейми упрямо продолжал за нее молиться. Никто не мог ему этого запретить.

Не волнуйся, a leannan, — подумал он с нежностью. — Я пригляжу за Фрэнсис вместо тебя. И может, мы еще встретимся на небесах. Тебе не о чем беспокоиться.

Джейми надеялся, что кто-то сможет приглядеть за Уилли вместо него. Воспоминания о той ночи больно ранили душу, однако он намеренно вызывал их в памяти, чтобы сохранить каждую деталь. Уильям пришел к нему за помощью, и это бесценно. Стоя плечом к плечу при свете свечи, оба осознавали бессмысленность усилий. Вместе они преодолели опасности дождливой ночи, только все равно опоздали. Горестные воспоминания. Но Джейми хотел навсегда сберечь их в сердце.

Mammaidh^[25], — подумал он вдруг о матери. — Присмотри за моим сыночком, хорошо?

7

Живой или мертвый

Уильям, девятый граф Элсмир, виконт Эшнесс, барон Дервент прислонился к дубу, оценивая свое имущество. В настоящий момент оно включало в себя недурного коня (как сообщил бывший владелец, симпатичного гнедого жеребца с белым носом звали Бартоломью), холщовый мешок с удручающе скудным запасом провизии и половиной бутылки старого пива, а также приличный нож и мушкет. Последним, на крайний случай, можно было проломить кому-нибудь голову, потому что при попытке выстрелить Уильям наверняка лишился бы руки, лица или того и другого.

Еще у него имелось три фунта, семь шиллингов, двухпенсовик да горсть мелких монет и металлических осколков — вероятно, в прошлом тоже монет. Деньгами Уильям разжился в придорожной таверне благодаря случайному знакомству с отрядом американских ополченцев. Те утверждали, что сражались при Монмуте на стороне Континентальных войск, а полгода назад стояли с генералом Вашингтоном в лагере Мидлбрук — по сведениям Уильяма, именно там его кузена Бенджамина в последний раз видели живым.

Жив ли Бенджамин по-прежнему, оставалось только гадать, и все же Уильям твердо решил исходить из этого предположения до тех пор, пока не найдет доказательств обратного.

Встреча с ополченцами из Нью-Джерси ничего не прояснила, зато нашлись желающие сыграть в карты, и по мере того, как таяли ночь и выпивка в бутылках, ставки игроков становились все более безудержными.

На выигранные деньги Уильям рассчитывал вечером найти еду и постель; однако сейчас куда вероятнее казалось, что из-за них его убьют. Он давно заметил: с рассветом нередко пробуждается и раскаяние. Похоже, сегодня американцы разделяли это мнение. Они проснулись с воинственным настроем и, позабыв о похмелье, тут же обвинили Уильяма в шулерстве за карточным столом, а посему он счел за лучшее поскорее улизнуть.

Теперь молодой человек осторожно выглянул сквозь поникшие ветви белого дуба. Дорога шла примерно в фарлонге^[26] от его укрытия, и, хотя в настоящий момент она, слава богу, пустовала, отчетливые следы копыт в дорожной грязи указывали, что недавно здесь проехали всадники.

К счастью, Уильям услыхал их как раз вовремя, чтобы увести Барта с дороги и спрятать в зарослях молодняка. Затем он подкрался ближе и увидел нескольких вчерашних картежников. Они еще не совсем протрезвели и, судя по бессвязным выкрикам, были настроены вернуть проигранное.

Уильям взглянул наверх, туда, где среди зелени листвы мелькали проблески солнца. Утро в самом разгаре. Скверно. Он предпочел не возвращаться в таверну, где наверняка шныряли другие ополченцы, и теперь гадал, далеко ли до ближайшей деревушки. Переступив с ноги на ногу, Уильям вздохнул: ему не хотелось торчать под деревом, которое, как он вдруг осознал, размером и формой идеально подходило на роль виселицы. Похоже, придется ждать, пока шайка преследователей не устанет и не повернет обратно. Или пока не стемнеет — смотря что произойдет раньше.

Внезапно до него долетел стук копыт. Судя по звукам, группа меньше и движется без спешки. Он увидел троих всадников.

Cloaca obscaena^[27]. Уильям не сказал этого вслух, но слова отчетливо прозвучали у него в голове. В одном из наездников он опознал джентльмена, у которого пару дней назад купил Барта; двое других были из ополченцев.

Тут он со всей ясностью припомнил, что на подкове с передней правой ноги Барта недостает большого треугольного куска.

Уильям не стал ждать, пока бывший владелец заметит след коня в дорожной грязи. Он обогнул дуб и торопливо полез сквозь кусты, не заботясь о шуме.

Барт, которого он оставил выискивать съестное, высоко поднял голову, с интересом навострив уши и раздувая ноздри.

— Нет! — в отчаянии прошептал Уильям. — Не…

Конь громко заржал.

Отвязав Барта, Уильям вскочил в седло, перебрал поводья в одну руку, а другой потянулся за мушкетом.

— Пошел! — закричал он и ловко пнул Барта. Они прорвались через заросли кустов и вылетели на дорогу, сопровождаемые дождем из листьев и земли.

Всадники застыли у обочины; один присел на корточки и разглядывал путаницу следов в грязи. Обернувшись, все трое уставились на Уильяма. Тот, размахивая мушкетом, выкрикнул что-то нечленораздельное, резко сдал влево и пустился назад в направлении таверны, низко припадая к лошадиной шее.

В спину ему летели проклятия, но преимущество было на его стороне. Шансы есть.

А что будет в случае успеха, сейчас не имело значения. Ничего другого все равно не оставалось. Уильям не горел желанием попасть в ловушку между двумя группами враждебно настроенных всадников.

И тут Барт споткнулся, поскользнулся в грязи и упал. Перелетев через голову коня, Уильям плашмя приземлился на спину; от удара у него перехватило дух, мушкет выбило из руки.

Его настигли прежде, чем он смог набрать воздуха в грудь. Голова шла кругом, мелькавшие вокруг фигуры расплывались перед глазами. Беглеца подняли двое, и он повис между ними, открывая и закрывая рот, как золотая рыбка; кровь гудела в ушах, его трясло от бессильной ярости и страха.

Они не тратили время на угрозы. Бывший владелец Барта ударил Уильяма кулаком в лицо, двое других бросили его обратно в грязь. Чьи-то руки обшарили карманы, выхватили из-за пояса нож. Он услышал, как поблизости, слегка переступая ногами, фыркнул Барт, когда один из мужчин потянул за седло.

— Эй, руки прочь! — крикнул хозяин Барта. — Это моя лошадь и мое седло, чтоб тебя!

— Нет, — возразил решительный голос. — Без нас ты бы не поймал гада! Седло мое.

— Брось, Лоуэлл! Пускай забирает свою лошадь, а деньги поделим.

Судя по звуку, третий человек стегнул Лоуэлла ремнем для пущей убедительности: раздался мясистый шлепок и возмущенный визг. Уильям наконец обрел способность дышать, и темный туман перед глазами рассеялся. С трудом втягивая воздух, он перевернулся и предпринял попытку встать на ноги.

Один из мужчин бросил на него взгляд, но, похоже, не увидел в нем угрозы. Пожалуй, он прав, — смутно подумал Уильям. Однако он не привык проигрывать в драке и даже мысли не допускал просто улизнуть, как побитая собака.

Мушкет валялся в густой цветущей траве на обочине дороги. Уильям вытер кровь с одного глаза, встал, поднял ружье и ударил бывшего владельца Барта по затылку. Мужчина как раз садился на лошадь, и при падении его ступня застряла в стремени. Конь шарахнулся и пронзительно, негодующе заржал. Парочка, делившая имущество Уильяма, испуганно обернулась.

Один отпрыгнул назад, другой бросился вперед и ухватил мушкет за ствол. Последовала короткая возня, сопровождаемая тяжелым сопением и неожиданно прерванная криками и топотом лошадей.

Уильям оглянулся: к ним во весь опор летела большая группа вчерашних игроков. Он выпустил мушкет и нырнул в траву на обочине.

Ему почти удалось, но Барт, встревоженный нападением и тяжестью бессознательного тела, повисшего на стремени, выбрал тот же момент и ту же цель. Девятьсот фунтов испуганной лошадиной плоти отбросили Уильяма на дорогу, где он упал лицом вниз. Земля вокруг дрожала, и ему оставалось только прикрыть голову и молиться.

Отовсюду неслось чавканье грязи, крики и звуки борьбы. В разгар побоища Уильяма мимоходом пнули по ребрам и резко ударили в левую ягодицу. Почему они схватились? — подумал он не вполне отчетливо.

Потом началась пальба.

Это отнюдь не сыграло Уильяму на руку. Он по-прежнему лежал на дороге, прикрывая голову. Дерущиеся выкрикивали угрозы и предостережения, к нему галопом скакали новые лошади, а сверху бушевал шквальный мушкетный огонь.

Шквальный огонь? — усомнился молодой человек. Проклятье, так и есть. Уильям перевернулся, сел и с удивлением увидел роту британских пехотинцев. Одни успешно окружали беглецов, норовящих скрыться с места, другие ловко перезаряжали мушкеты; двое офицеров верхом на лошадях с неподдельным интересом следили за происходящим.

Уильям прочистил глаза от грязи и пригляделся к офицерам. Убедившись, что не знает ни одного из них, он немного расслабился. Его не ранило, однако удар Барта выбил из него дух и добавил синяков. Уилли сидел посреди дороги, пытаясь отдышаться и вновь обрести контроль над телом.

Потасовка, если можно ее так назвать, утихла. Солдаты схватили большинство из тех, с кем он играл накануне, и согнали штыками в небольшую группу, где молодой корнет умело связывал им руки за спиной.

— Ты, — раздался позади голос, и сапог грубо толкнул Уильяма в ребра. — Вставай.

Он обернулся и увидел рядового в летах, напустившего на себя самоуверенный вид. Неожиданно ему пришло в голову, что пехотинцы могут счесть его не пострадавшим, а участником недавней потасовки. Уильям вскочил на ноги и с высоты своего роста взглянул на рядового; тот, покраснев, отступил на шаг.

— Руки за спину!

— Нет, — отрезал Уильям, отвернулся и шагнул к конным офицерам. Оскорбленный рядовой бросился к нему и схватил за локоть.

— Убери руки, — сказал Уильям и, когда рядовой пропустил вежливую просьбу мимо ушей, оттолкнул наглеца. Тот пошатнулся.

— Стой, черт возьми! Стой, или буду стрелять!

Уильям снова повернулся и увидел, как другой солдат с красным потным лицом наставил на него мушкет — заряженный и в любой момент готовый выстрелить. Его собственный. У него пересохло во рту.

— Не… не стреляй, — выдавил он. — Это ружье… оно не…

Первый рядовой подошел сзади и двинул Уильяму кулаком по почке. Внутренности резануло, как от удара ножом, а перед глазами побелело. Колени подогнулись, однако он не рухнул, а плавно опустился на землю, будто опавший лист.

— Вон того. — Интеллигентный английский голос проник сквозь гудящий белый туман. — Того, того и… этого, высокого. Поднимите.

Уильяма схватили за плечи и дернули вверх. Он едва мог дышать и лишь сдавленно хрипел. Сквозь пелену слез и грязи он разглядел, как один из офицеров оценивающе взирает на него с лошади.

— Да, — сказал офицер. — Этого тоже повесить.

* * *

Уильям придирчиво осмотрел свой носовой платок. От тряпицы мало что осталось: ее использовали, чтобы связать ему запястья, и пленник разорвал платок в клочья при попытке высвободиться. И все же… С величайшей осторожностью Уильям высморкался и, заметив на ткани кровь, аккуратно промокнул нос. На лестнице, что вела к комнате, где он сидел под охраной двух бдительных рядовых, послышались шаги.

— Кем, говоришь, он назвался? — спросил раздраженный голос.

Ответ потонул в скрежете открывающейся двери по неровному полу. Уильям медленно встал на ноги и выпрямился во весь рост, лицом к вошедшему офицеру, майору драгун. Майор резко остановился — двое следовавших за ним мужчин тоже.

— Чертовым девятым графом Элсмиром, — угрожающе прохрипел Уильям, уставившись на майора тем глазом, который еще открывался.

— Он самый и есть, — произнес другой голос, более веселый и до странности знакомый.

Уильям моргнул при виде вошедшего в комнату стройного и темноволосого мужчины в форме капитана пехоты.

— Вообще-то капитан лорд Элсмир. Привет, Уильям.

— Я отказался от офицерского чина, — безучастно обронил тот. — Привет, Дэннис.

— Но не от своего титула.

Дэннис Рэндолл осмотрел Уильяма с головы до ног, однако не стал комментировать его внешний вид.

— Отказались от офицерского чина, значит? — Моложавый и коренастый майор, которому явно были тесноваты бриджи, с презрением глянул на Уильяма. — Захотели сменить мундир и присоединиться к повстанцам, полагаю?

Уильям дважды глубоко вдохнул, чтобы не сболтнуть ничего опрометчивого.

— Нет, — неприязненно ответил он.

— Разумеется, нет, — мягко упрекнул майора Дэннис и повернулся к Уильяму. — А в компании ополченцев ты путешествовал потому, что…

— Я с ними не путешествовал, — отрезал Уильям и похвалил себя за то, что не прибавил «тупица». — Повстречал этих джентльменов прошлой ночью в таверне и выиграл у них кругленькую сумму в карты. А когда утром продолжил путь, они увязались следом с очевидным намерением отобрать деньги.

— С очевидным намерением? — скептически повторил майор. — И как же вы распознали такое намерение? Сэр, — неохотно добавил он.

— Полагаю, преследование и избиение до полусмерти можно считать недвусмысленным признаком, — вклинился Дэннис. — Сядь, Элсмир, ты кровью пол закапал. Они правда забрали деньги?

Капитан вытащил из рукава большой белоснежный носовой платок и протянул Уильяму.

— Да. И основательно почистили карманы. А еще я не знаю, что с моей лошадью.

Он провел платком по разбитой губе и, несмотря на распухший нос, почувствовал аромат одеколона Рэндолла — настоящего одеколона, благоухающего Италией и сандаловым деревом. Лорд Джон время от времени пользовался таким же, и запах немного успокоил Уильяма.

— Итак, вы утверждаете, что ничего не знаете о людях, с которыми вас нашли? — спросил другой офицер, лейтенант, примерно ровесник Уильяма и нетерпеливый, как терьер. Майор посмотрел на него с неприязнью, давая понять, что и сам справится с допросом, однако лейтенант оставил это без внимания. — Конечно, если вы играли с ними в карты, то наверняка почерпнули какие-нибудь сведения?

— Я знаю несколько имен. — Уильям внезапно ощутил сильную усталость. — И все.

На самом деле это было еще не все, но он не хотел говорить о том, что узнал. К примеру, что Эббот работает кузнецом, а смышленый пес помогает ему в кузнице, принося по просьбе хозяина мелкие инструменты или хворост для огня. Жюстин Мартино недавно женился и ждет не дождется возвращения в супружескую постель. Жена Джеффри Гарденера варит лучшее в деревне пиво, а их дочка — в свои-то двенадцать — почти ей не уступает. Гарденер был в числе тех, кого майор приказал повесить. Уильям сглотнул: в горле першило от пыли и невысказанных слов.

Он избежал петли во многом благодаря умению ругаться на латыни, что на какое-то время сбило майора с толку и дало Уильяму возможность назвать себя, свой бывший полк и список высокопоставленных армейских офицеров, готовых за него поручиться. В их числе — генерала Клинтона (боже, и где Клинтон сейчас?).

Дэннис Рэндолл что-то бормотал майору — тот все еще стоял с недовольным видом, но уже не кипел, а лишь сердито булькал. Лейтенант с подозрением щурился на Уильяма, явно ожидая, что тот вскочит со скамьи и побежит. Он бессознательно трогал то патронташ, то пистолет в кобуре, очевидно воображая прекрасную возможность застрелить Уильяма, когда тот бросится к двери. Внезапно охваченный приливом усталости, Уильям широко зевнул и остался сидеть, лишь моргая в ответ.

В этот момент дальнейшая судьба и в самом деле мало его тревожила. На истертой столешнице виднелись отпечатки окровавленных пальцев, и он задумчиво их разглядывал, не обращая внимания на долетавшие обрывки беседы, пока разбитым ухом не уловил слово «разведчик».

Уильям закрыл глаза. Нет. Только не это. И все же невольно прислушался.

Голоса становились громче, звучали одновременно, перебивали друг друга. Судя по всему, Дэннис пытался убедить майора в том, что он, Уильям, работает по заданию, добывая сведения от американских ополченцев согласно плану… похитить Джорджа Вашингтона?

При этом известии майор, похоже, удивился не меньше Уильяма. Он встал к пленнику спиной, наклонился к Дэннису и свистящим шепотом начал задавать вопросы. Рэндолл, черт бы его побрал, даже бровью не повел и только почтительно понизил голос. Проклятье, да Вашингтона и в радиусе двухсот миль отсюда нет… ведь так? По сведениям Уильяма, после сражения при Монмуте тот отсиживался в горах Нью-Джерси. Именно там в последний раз видели кузена Бенджамина.

Снаружи раздался шум. Вообще-то он не смолкал все это время, но то были обычный гомон людского сборища, приказы, топот, протесты. Теперь неясный гул приобрел более организованный характер, и Уильям узнал звуки отбытия. Крики командиров, распускающих отряд? За разговором Дэнниса и майора Как-его-там Уильям различал только нестройный шаг и бормотание толпы. Вряд ли солдаты. Хотя он не мог точно оценить происходящее, это совсем не походило на исполнение приговора. Молодой человек присутствовал на казни три года назад, когда американского капитана по фамилии Хейл повесили как… шпиона. Слово холодным свинцом упало в пустой желудок, и Уильям ощутил привкус желчи на языке.

Ну, спасибо тебе, Дэннис Рэндолл. Уильям сглотнул.

Когда-то он считал Дэнниса другом, и хотя три года назад эту иллюзию пришлось отбросить — Дэннис внезапно исчез из Квебека и оставил Уильяма в снежном плену без дальнейших указаний, — он не думал, что Рэндолл будет открыто использовать его как инструмент. Да и с какими целями?

Дэннис, очевидно, добился своего. Майор повернулся, с прищуром взглянул на Уильяма, покачал головой и вышел. За ним неохотно последовал верный лейтенант.

Дэннис застыл, прислушиваясь к шагам на лестнице. Затем с явным облегчением вздохнул, оправил мундир, подошел к Уильяму и сел напротив.

— Мы ведь в таверне? — спросил Уильям, прежде чем Дэннис открыл рот.

— Да. — Капитан поднял темную бровь.

— Тогда раздобудь мне чего-нибудь выпить, а потом расскажешь, в какую заваруху только что меня втянул.

* * *

Пиво было отличным, и Уильям испытал угрызения совести из-за Джеффри Гарденера, но помочь бедолаге ничем не мог. Он жадно пил, не обращая внимания на жжение в разбитой губе, и почувствовал себя чуть более уверенно. Дэннис так же усердно налегал на свое пиво, и впервые Уильям заметил толстый слой пыли на широких обшлагах капитана и несвежую рубашку. Очевидно, тот провел в дороге не один день. Уильям задумался, считать ли удачное появление Дэнниса случайностью. А если нет — как он сюда попал и зачем?

Осушив кружку, Дэннис поставил ее на стол, сомкнул веки и приоткрыл рот от удовольствия. Потом вздохнул, сел прямо, открыл глаза и встряхнулся, приводя себя в порядок.

— Иезекиль Ричардсон, — изрек он. — Когда ты видел его в последний раз?

Такой поворот застал Уильяма врасплох. Осторожно вытерев губы рукавом, он поднял бровь — а вместе с ней и пустую кружку — в сторону ожидавшей буфетчицы; та взяла обе кружки и вышла из комнаты.

— Мы перекинулись парой слов за неделю-две до Монмута. Получается… с год назад. Хотя лично я предпочел бы с ним не разговаривать. А что?

Упоминание о Ричардсоне его разозлило. Этот человек — если верить Дэннису — умышленно отправил Уильяма в Великое Мрачное болото, рассчитывая, что его похитят или убьют повстанцы из Дизмэла. Он тогда чуть не погиб и теперь думал о негодяе с особенным раздражением.

— Он перешел на другую сторону, — объявил Дэннис. — Я подозревал, что Ричардсон американский агент, а когда он отправил тебя в болото, сомнения отпали. Только у меня не было доказательств, а без них обвинять офицера в шпионаже — дело рискованное.

— А сейчас они у тебя есть?

Дэннис испытующе посмотрел на него.

— Ричардсон оставил службу, не подав прошения, а зимой объявился в Саванне под видом майора Континентальной армии. Думаю, сойдет в качестве доказательства?

— Если и так, дальше-то что? В этой забегаловке есть чем подкрепиться? Я не завтракал.

Дэннис внимательно его оглядел, затем молча встал и спустился вниз, вероятно за едой. Уильям и правда ощущал легкое головокружение, но кроме того, хотел выиграть время, чтобы поразмыслить над услышанным.

Его отец был немного знаком с Ричардсоном — именно так Уильям стал выполнять для капитана мелкие разведывательные задания. Дядя Хэл, как большинство военных, считал разведку неподходящим занятием для джентльмена, но папа не возражал. Это он познакомил Уильяма с Дэннисом Рэндоллом, который в то время называл себя Рэндоллом-Айзексом. Они бесцельно провели несколько месяцев в Квебеке, а потом Дэннис внезапно исчез с какой-то тайной миссией и оставил приятеля с проводником-индейцем. Выходит, Дэннис… Уильям впервые с предельной ясностью осознал, что Дэннис — шпион, а следом ему в голову пришло, что папа тоже мог быть шпионом. В попытке избавиться от этой мысли он непроизвольно стукнул ладонью по виску — безрезультатно.

Саванна. Зима. Британская армия взяла город в конце декабря. Уильям побывал там вскоре после того, и у него имелись веские причины запомнить поездку. Горло сдавило. Джейн.

Голоса внизу, шаги Дэнниса на лестнице. Уильям тронул нос — тот уже не кровоточил, хотя по-прежнему был вдвое больше обычного и болезненно саднил. Вернулся Дэннис.

— Еда уже в пути! — Он ободряюще улыбнулся. — И пиво. Или тебе чего-нибудь покрепче? — Рэндолл внимательно оглядел Уильяма, принял решение за него и развернулся. — Принесу бренди.

— Погоди. Что связывает Иезекиля Ричардсона и моего отца? — резко спросил Уильям.

Дэннис на мгновение застыл, затем подошел к столу и медленно сел, не сводя с Уильяма оценивающего взгляда. Он что-то подсчитывал в уме. Уильям буквально видел, как в голове у собеседника мелькают мысли, хотя и не мог с точностью сказать, какого рода.

С глубоким вздохом Дэннис положил обе ладони на стол, будто собираясь с силами.

— С чего ты решил, что он как-то связан с лордом Джоном?

— Он — я имею в виду лорда Джона — знает этого человека. Именно Ричардсон предложил, чтобы я собирал для него… любопытные сведения.

— Понятно, — сухо откликнулся Дэннис. — Ну, если они и приятельствовали, то с этим покончено. Говорят, Ричардсон произносил в адрес твоего отца некие угрозы, хотя, по-видимому, не решился их исполнить. Пока, — мягко добавил он.

— Какие угрозы?

Волна гнева и тревоги прокатилась по позвоночнику Уильяма, и кровь болезненно прилила к разбитому лицу.

— Уверен, они беспочвенны… — начал Дэннис.

Уильям привстал.

— Проклятье! Да скажешь ты наконец или я оторву твой чертов нос?

Он протянул руку с распухшими костяшками, готовый исполнить угрозу. Дэннис вскочил, со скрежетом оттолкнув скамью.

— Сделаю скидку на твое состояние, Элсмир. — Он твердо глядел на Уильяма, как смотрят на собаку, скалящую зубы. — Хотя…

Уильям издал низкий гортанный звук.

Дэннис невольно отступил.

— Хорошо! — сдался он. — Ричардсон пригрозил рассказать, что лорд Джон — содомит.

Уильям моргнул и на мгновение застыл, не сразу осознав услышанное.

Наконец слова обрели смысл, но ответить он не успел — вошла служанка. Пухленькая уставшая девушка, косая на один глаз, внесла массивный поднос с едой и напитками. Запах жареного мяса, овощей и свежего хлеба ударил в нос, желудок требовательно сжался. Однако не настолько, чтобы отвлечь его от слов Рэндолла. Уильям встал, кивнул девушке и, плотно затворив за ней дверь, повернулся к Дэннису.

— Что? Да это же… — Уильям сделал широкий жест, демонстрируя полную абсурдность предположения. — Он был женат, ради всего святого!

— Знаю. На… э-э… веселой вдове генерала шотландских повстанцев. Впрочем, женился он совсем недавно, так?

Уголок рта Дэнниса Рэндолла скривился в улыбке, что разозлило Уильяма.

— Я о другом! — огрызнулся он. — И тот вовсе не… Я хочу сказать, чертов шотландец не умер, вышло какое-то недоразумение. Отец много лет состоял в браке с моей матерью… то есть мачехой, леди из Озерного края. — Уильям раздраженно вздохнул и сел. — Лживые сплетни Ричардсона не могут причинить нам вреда.

Дэннис поджал губы и медленно выдохнул.

— Уильям, — терпеливо сказал он, — пожалуй, сплетни погубили больше людей, чем мушкеты.

— Чепуха.

Дэннис слегка улыбнулся и пожал плечами в знак согласия.

— Возможно, это громко сказано, однако задуматься стоит. Человека оценивают по его словам и репутации. Если бы майор Олбрайт сейчас не принял мои слова за чистую монету, ты был бы мертв. — Он наставил на Уильяма длинный палец с ухоженным ногтем. — А если бы ему сообщили, что я зарабатываю на жизнь карточным шулерством или содержу известный бордель? Принял бы он мое заверение в твоей порядочности?

Уильям бросил на него недоверчивый взгляд, но в словах определенно имелся смысл.

— Значит, кто кошелек украл — украл пустяк?

Улыбка Дэнниса стала шире.

— «…Но кто похитит честь у человека, последним нищим сделает его, не став при этом ни на грош богаче»^[28]. Да, что-то в этом роде. Подумай, чем грозят твоей семье сплетни, которые вынашивает Зик Ричардсон. И хватит уже пялиться на меня, съешь что-нибудь.

Уильям невольно задумался. Нос больше не кровоточил, правда, в глотке остался металлический привкус. Он прочистил горло и как можно изящнее сплюнул в лохмотья своего носового платка, приберегая платок Дэнниса на случай, если придется вытирать кровь.

— Хорошо. Я тебя понял, — хрипло произнес он.

— Друг твоего отца, майор Бейтс, несколько лет назад предстал перед судом за содомию и был повешен, — сказал Дэннис. — Твой отец присутствовал при казни: он повис на ногах майора, чтобы ускорить смерть. Хотя вряд ли ты слышал от него об этом инциденте.

Уильям отрицательно качнул головой. От потрясения он не мог выдавить ни слова.

— Не только тело смертно — есть смерть души, знаешь ли. Допустим, он избежал бы ареста, суда и приговора… Человеку, обвиненному в таком деянии, все равно житья не дадут.

Дэннис сказал это тихо, почти небрежно. Затем сел прямо, взял ложку и поставил перед Уильямом оловянную тарелку, на которой лежали ломти запеченной свинины, жареная тыква с кукурузой и несколько толстых кусков кукурузного хлеба. К съестному он присовокупил щедрую порцию бренди.

— Ешь, — твердо повторил Дэннис и добавил, глядя на потрепанный вид Уильяма: — Потом расскажешь, чем, во имя Господа, ты занимался. И почему ушел в отставку?

— Не твое дело, — отрезал Уильям. — А что до моих занятий…

Ему хотелось сказать, что они Дэнниса тоже не касаются, но тот являлся ценным источником информации — грех упускать такую возможность. В конце концов, работа разведчика заключалась в том, чтобы собирать сведения.

— Если хочешь знать, я ищу след своего кузена Бенджамина Грея. Капитана Бенджамина Грея, — добавил Уильям. — Из Тридцать четвертого пехотного. Ты его, случайно, не знаешь?

Дэннис озадаченно моргнул, и Уильям вдруг ощутил слабый толчок внизу живота — так бывает, когда рыба заглатывает наживку.

— Я с ним встречался, — осторожно произнес Рэндолл. — След, говоришь? Он что, пропал?

— Можно и так сказать. Его схватили при Брендивайне и удерживали в месте под названием лагерь Мидлбрук в горах Уотчунг. Мой дядя получил официальное письмо из канцелярии сэра Генри Клинтона. В краткой записке американцы с прискорбием сообщили о смерти капитана Бенджамина Грея от лихорадки.

— Ох. — Дэннис чуть расслабился, хотя взгляд его не утратил настороженности. — Мои соболезнования. То есть ты ищешь, где похоронен твой кузен? Чтобы, хм… перевезти тело в фамильное… э-э… место упокоения?

— Так и было, — подтвердил Уильям. — Только я нашел его могилу. И Бенджамина в ней не оказалось.

При внезапном воспоминании о той ночи в горах Уотчунг у него на руках поднялись волоски. Холодная влажная глина липла к ногам, он вымок насквозь, ладони покрылись волдырями, а от земли исходил запах смерти, когда лопата заскрежетала по костям… Уильям испытывал острое желание отвернуться от Дэнниса, да и от воспоминаний тоже.

— Там лежал кто-то другой.

— Боже святый. — Дэннис машинально потянулся к стакану, однако тот был пуст. Поежившись, словно отгонял видение, он взял в руку бутылку с бренди. — Ты уверен? Я имею в виду, сколько…

— Он пролежал в земле некоторое время. — Уильям сделал большой обжигающий глоток, пытаясь изгнать из памяти запах. И ощущение на пальцах. — Хотя недостаточно долго, чтобы скрыть факт отсутствия ушей.

Потрясенное лицо Дэнниса доставило Уильяму мрачное удовлетворение.

— Именно, — продолжил он. — Вор. О том, что тела перепутали, речи нет. Могила была помечена фамилией Грей, а полное имя Бенджамина значилось в лагерных списках захоронений.

Дэннис был на двенадцать лет старше Уильяма, но сейчас выглядел взрослее своих тридцати трех, его красивые черты заострились от напряжения.

— Значит, по-твоему, это сделали умышленно? Ну конечно, — тут же перебил он себя, — разумеется, так и есть. Но кто и с какой целью? — Не дожидаясь ответа, капитан продолжил: — Если твоего кузена убили и пытались это скрыть, почему просто не похоронить его как жертву лихорадки? Зачем менять тело? То есть ты полагаешь, он жив? Тогда все обретает смысл.

Уильям облегченно вздохнул.

— Согласен. Одно из двух: или Бен инсценировал свою смерть и подложил другое тело, чтобы избежать преследования, или кто-то совершил подмену без его участия и похитил кузена. Первое я еще понимаю, но кому могло понадобиться второе? Впрочем, не важно; если он жив, я могу его найти. И найду, черт побери. Так или иначе семья должна узнать, что случилось.

В этом он не кривил душой. Однако перед самим собой признавал: исчезновение Бена дало ему цель, возможность выбраться из трясины вины и скорби, куда его затянуло после смерти Джейн.

День клонился к вечеру. Дэннис потер лицо: на подбородке у него уже начала пробиваться щетина.

— На ум приходят слова «иголка» и «стог сена», — сказал он. — Хотя теоретически можно его найти, если он жив.

— Не сомневаюсь, — твердо заявил Уильям. — У меня есть список… — Он на всякий случай дотронулся до нагрудного кармана, куда положил свернутый листок, — слава богу, тот был на месте. — Перечень ополченцев из двух отрядов, назначенных рыть могилы в лагере Мидлбрук во время вспышки лихорадки.

— А-а, так вот зачем ты терся в компании…

— Да. К сожалению, ополченцев вербуют на короткий срок, а затем они разбредаются по своим фермам. Один отряд был из Северной Каролины, другой — из Вирджинии, но вчерашние не… — При воспоминании о них Уильям осекся. — Те люди… Неужели майор Олбрайт в самом деле собирается кого-то повесить?

Дэннис пожал плечами.

— Я не очень хорошо знаю майора, так что не мне судить. Возможно, он отдал приказ для острастки, чтобы напугать и разогнать остальных. Но троих взял в свой лагерь. Если майор поостынет к тому времени, как они туда доберутся, вероятно, их выпорют и отпустят. Люди под его командованием начнут задавать вопросы, вздумай он вешать гражданских без суда и следствия. Вряд ли это сыграет на руку офицеру с видами на продвижение по службе. Если, конечно, он в здравом уме. Хотя Олбрайт не производит такого впечатления, — задумчиво добавил Дэннис.

— Понятно. И кстати, насчет отсутствия здравого смысла… Что за околесицу ты тут нес о похищении Джорджа Вашингтона?

Рэндолл рассмеялся, и Уильям почувствовал, как кровь прилила к ушам.

— Ну, ты здесь ни при чем, — заверил он Уильяма. — Просто ruse de guerre^[29]. Однако сработало, не так ли? Пришлось выдумать объяснение твоему outrе́^[30] виду. Шпионаж — единственная правдоподобная мысль, которая пришла мне в голову.

Уильям хмыкнул и осторожно положил в рот суккоташ — обжаренные в сливочном масле кубики тыквы вперемешку с ломтиками кукурузных початков. Еда пришлась ему по вкусу, и он с энтузиазмом принялся за остальное, не обращая внимания на болезненные ощущения в разбитой губе. Дэннис с улыбкой наблюдал за тем, как приятель ест, но больше ни о чем не расспрашивал.

Когда тарелки опустели, оба погрузились в молчаливые раздумья — не как друзья, хотя и не как враги.

Дэннис взял бутылку бренди и встряхнул. Удовлетворенный тихим всплеском, он разлил остатки по стаканам и протянул один Уильяму.

— Предлагаю сделку, — сказал он. — Если узнаешь какие-либо новости об Иезекиле Ричардсоне, сообщи мне. Если я выясню что-нибудь о твоем кузене Бенджамине, сообщу тебе.

Уильям на мгновение замешкался, а затем твердо коснулся стакана Рэндолла своим.

— Идет.

Дэннис выпил и поставил стакан.

— Присылай вести через капитана Блейкни — он с войсками Клинтона в Нью-Йорке. А с тобой как связаться в случае чего?

Уильям поморщился, но особого выбора у него не было.

— Через моего отца. Он с дядей в гарнизоне Прево, в Саванне.

Дэннис кивнул, отодвинул скамью и встал.

— Идет. Твоя лошадь снаружи. Вместе с ножом и мушкетом. Позволь спросить, куда ты направляешься?

— В Вирджинию.

Вообще-то Уильям принял решение только что, однако стоило его озвучить, как все сомнения отпали. Вирджиния. «Гора Джосайи».

Порывшись в кармане, Дэннис выложил на стол две гинеи и горсть мелких монет.

— До Вирджинии путь неблизкий. Считай это ссудой, — улыбнулся он Уильяму.

8

Визитеры

Фрэзер-Ридж

К полудню я по большей части разобралась с лекарствами, приняла трех пациентов с ожогами от ядовитого плюща, одного со сломанным пальцем на ноге (его обладатель в приступе гнева поддал мулу) и еще одного с укусом енота (не бешеного: охотник пошел подобрать сбитого с дерева зверя, однако обнаружилось, что тот жив; енот, конечно, пришел в бешенство, но отнюдь не в заразном смысле).

У Джейми дела шли куда лучше. Весь день к дому непрерывным потоком тянулись люди, движимые соседским радушием и любопытством. Женщины останавливались поболтать со мной о Маккензи, мужчины бродили с Джейми по территории и отбывали восвояси с обещаниями вернуться снова и помочь по хозяйству.

— Если завтра перевезем бревна с Роджером Маком и Йеном, то на следующий день Синклеры помогут с балками для пола. Даст бог, в среду заложим плиту под очаг, в пятницу постелим пол с Шоном Макхью и парой его ребят, а там и за стены возьмемся. Том Маклауд пообещал уделить мне полдня, да и сын Хирама Кромби, Джо, со сводным братом тоже согласны помочь. — Джейми улыбнулся. — Если хватит виски, через две недели у тебя будет крыша над головой, саксоночка.

Я с сомнением перевела взгляд с каменного фундамента на плывущие по небу облака.

— Крыша?

— Ну скорее всего из парусины, — признал он. — И тем не менее.

Джейми встал и, слегка морщась, потянулся.

— Почему бы тебе не передохнуть? — предложила я, взглянув на его ногу. Он заметно хромал, а нога походила на яркое лоскутное одеяло красного и фиолетового оттенков, с черными стежками моей штопки. — Эми оставила нам кувшин пива.

— Возможно, чуть позже, — сказал он. — А ты чем занята, саксоночка?

— Собиралась приготовить мазь из ягод остролиста для Лиззи Бердсли и немного укропной воды для ее малыша. Не знаешь, ему уже дали имя?

— Губерт.

— Как?

— Губерт, — повторил он с улыбкой. — По крайней мере, так мне позавчера сказал Кеззи. Говорит, это дань уважения покойному брату Моники.

— Хм. — Отец Лиззи, Джозеф Уэмисс, женился во второй раз на славной, хотя и немолодой немке, и Моника, не имевшая собственных детей, стала верной бабушкой растущему потомству Бердсли. — Возможно, они смогут называть его Берти, для краткости.

— У тебя закончилась кора хинного дерева, саксоночка? — Джейми ткнул подбородком в сторону открытой аптечки, стоявшей на земле рядом с ним. — Ты ведь из нее готовишь тоник для Лиззи?

— Да. — Я подивилась его наблюдательности. — Только последняя закончилась три недели назад, и с тех пор никто не ездил в Уилмингтон или Нью-Берн, чтобы я могла заказать еще.

— Ты говорила об этом Роджеру Маку?

— Нет. А он здесь при чем? — озадаченно спросила я.

Джейми привалился спиной к угловому камню, всем видом демонстрируя снисхождение, какое обычно проявляют в беседе с не вполне догадливым человеком. Я фыркнула и бросила в него ягоду остролиста. Он поймал ее и придирчиво рассмотрел.

— Они съедобные?

— Эми говорит, пчелам нравятся цветы, — неопределенно ответила я, высыпая большую горсть темно-фиолетовых ягод в ступку. — Но, скорее всего, их неспроста называют желчными ягодами.

— А-а. — Джейми бросил ее обратно в меня, и я увернулась. — Ты сама сказала, саксоночка, что Роджер Мак вчера изъявил намерение вернуться к служению. Ну и, — терпеливо продолжил он, не видя на моем лице намека на просветление, — что бы ты на его месте сделала в первую очередь?

Я зачерпнула из горшка большой шарик бледно-желтого медвежьего жира и бросила в ступку, размышляя, не добавить ли отвар ивовой коры, и одновременно обдумывая вопрос Джейми.

— Знаю! — Я направила на него пестик. — Обошла бы своих бывших прихожан, если можно так выразиться, и сообщила им, что Мэкки-Нож вернулся в город^[31].

Джейми с тревогой взглянул на меня и тряхнул головой, отбрасывая нарисованный мною образ.

— Точно, — согласился он. — И представилась бы тем из них, кто появился здесь после твоего отъезда.

— Так что через пару дней все в Ридже — и, вероятно, половина мужского хора в Салеме — будут в курсе.

Джейми любезно кивнул.

— Да. Все узнают, что тебе нужна хинная кора, и ты, скорее всего, получишь ее в течение месяца.

— Тебе нужна хинная кора, Grand-mère?^[32]

Из леса за моей спиной вышел Жермен с ведром воды в одной руке, другой прижимая к груди вязанку хвороста; на шее у него висело нечто похожее на дохлую змею.

— Да, — сказала я. — А это?..

Но он обо мне уже позабыл: его внимание приковала изувеченная нога деда.

— Formidable!^[33] — воскликнул он, роняя хворост. — Можно посмотреть, Grand-père?^[34]

Джейми сделал изящный «пригласительный» жест, и Жермен, округлив глаза, наклонился ближе.

— Мэнди сказала, что медведь откусил тебе ногу. — Он осторожно протянул указательный палец к дорожке шва. — Только я ей не поверил. Сильно болит? — спросил он, глядя Джейми в лицо.

— А, не переживай, — небрежно махнул рукой тот. — Немного погодя буду копать нужник. Что у тебя за змейка такая?

Жермен услужливо снял обмякшую змею и передал ее Джейми, который явно не ожидал подобного подношения, однако с осторожностью его принял. Я опустила глаза на свою ступку и улыбнулась. Джейми боялся змей, но мужественно скрыл сей факт, взяв ее за хвост. Это был большой маисовый полоз — почти три фута оранжево-желтой чешуи, яркой, как вспышка молнии.

— Ты убил его, Жермен?

Прервав работу, я хмуро взглянула на змею. Я неоднократно объясняла детям, что не следует убивать неядовитых змей, так как те охотно поедали мышей и крыс, однако большинство взрослых в Ридже считали, что хорошая змея — мертвая змея, и переубеждать их было бесполезно.

— Нет, бабушка, — заверил мальчик. — Он ползал в твоем саду, и Фанни погналась за ним с мотыгой, но я ее остановил. А потом малютка проскользнул через забор, прыгнул на него и сломал себе… — Жермен сдвинул брови, глядя на змею. — Не уверен, спину или шею, потому как трудно отличить, но он точно мертв. Думал содрать с него кожу для Фанни, — объяснил он, оглядываясь через плечо в сторону сада. — Ну, чтобы сделать ей пояс.

— Чудесная мысль, — сказала я, гадая, согласится ли с этим Фанни.

— Как считаешь, я смогу купить пряжку у жестянщика? — спросил Жермен у Джейми, забирая змею и снова накидывая ее себе на шею. — Я имею в виду — для ремня. У меня есть два пенса и несколько маленьких пурпурных камешков на обмен.

— У какого жестянщика?

Я перестала толочь и уставилась на него.

— Джо Бердсли сказал, что два дня назад встретил в Салеме жестянщика, который, по его расчетам, будет здесь на этой неделе, — объяснил Жермен. — Он говорит, у жестянщика полный мешок всяких мелочей, поэтому я подумал, если тебе что-нибудь нужно, бабушка…

Я кинула быстрый жадный взгляд на свою аптечку, истощенную посевным сезоном с его травмами от топора и мотыги, укусами животных и насекомых, вспышкой пищевого отравления и подозрительной эпидемией респираторных заболеваний среди Макниллов, сопровождаемой несильным жаром, кашлем и синюшными пятнами на теле.

— Хм-м…

Я похлопала себя по карманам, гадая, что у меня есть на обмен для такого случая.

— Осталось две бутылки вина из бузины, — предложил Джейми, выпрямляясь. — Можешь распоряжаться ими, саксоночка. А еще хорошая оленья шкура и полбочонка скипидара.

— Нет, скипидар не отдам, — отрезала я и рассеянно добавила: — Анкилостомы, знаете ли.

Джейми и Жермен насмешливо переглянулись.

— Анкилостомы, — сказал Джейми, а Жермен покачал головой.

Однако прежде чем я успела рассказать им об анкилостомах, со стороны ручья донесся окрик, и мы увидели Дункана Лесли с двумя сыновьями, один из которых нес под мышкой большой свиной окорок.

Джейми встал их поприветствовать. Они вежливо кивнули мне, впрочем, без особого расчета на то, что я прерву свои занятия, чтобы поболтать.

— На прошлой неделе я подстрелил крупную свинью, — сообщил Дункан, выталкивая сына с ветчиной вперед. — Вот, осталось немного, и мы подумали, что вам пригодится — семья-то, поди, приехала и все такое…

— Очень признателен, Дункан, — сказал Джейми. — Если ты не против поесть под открытым небом, приходи и раздели трапезу с нами. Как насчет завтра? — Он повернулся ко мне.

Я покачала головой.

— Послезавтра. Завтра нужно проведать Бердсли, и я не успею вернуться и приготовить что-то кроме сэндвичей.

Если Эми испекла хлеб и что-нибудь еще осталось, добавила я про себя.

— Да-да, — закивал Дункан. — Моя жена будет рада повидаться с вами, миссис. Ну, Джейми, — он мотнул головой в сторону фундамента, — вижу, ты заложил прекрасный большой дом — с двумя дымоходами, а? Где же кухня?

Джейми плавным движением поднялся, глянул на меня через плечо, словно хотел сказать: «Видишь?» — и, слегка прихрамывая, повел Лесли осматривать фундамент.

Жермен положил змею мне на стол со словами: «Присмотри за ней, ладно, бабушка?» — и побежал вслед за мужчинами.

* * *

Брианна остановилась в конце тропы и отерла пот с лица и шеи. Хижина перед ними выглядела опрятно и чистенько — даже слишком. Дорожка, ведущая к двери, по обеим сторонам выложена побеленными камнями, а в отполированные до блеска оконные стекла — стекла! — она видела себя и Роджера — два крошечных цветных пятна в зеленом мерцании отраженного леса.

— Кому придет в голову белить камни? — Она инстинктивно понизила голос, словно хижина могла ее услышать.

— Ну, определенно не тому, у кого много свободного времени, — ответил Роджер полушепотом. — Так что это либо несостоявшийся ландшафтный дизайнер, либо кто-то с невротической потребностью все контролировать.

— Полагаю, в любой эпохе найдутся люди, помешанные на контроле, — сказала Бри, стряхивая пыль и частички листьев с юбки. — Возьми хотя бы тех, кто проектировал елизаветинские лабиринты. Что говорила Эми об этих людях? Каннингемах, кажется?

— Да. «Методисты “Голубого света”, — процитировал Роджер, — остерегайтесь этих людей, преподобный».

С такими словами он расправил плечи и ступил на дорожку меж побеленных камней.

— Голубого света? — Брианна последовала за ним, торопливо поправляя широкополую соломенную шляпу, аккуратно надетую поверх чепца. Не дай бог жене проповедника опростоволоситься перед верующими…

Не успел Роджер поставить ногу на крыльцо, как дверь распахнулась, и теперь на них не слишком приветливо взирал невысокий, плохо выбритый человек с мохнатыми седыми бровями. Он был опрятно одет в серые домотканые бриджи и жилет, а льняная рубашка, хотя и слегка пожелтевшая от времени, была свежевыглаженной.

— Доброго вам дня, сэр. — Роджер поклонился, а Брианна коротко почтительно присела. — Меня зовут Роджер Маккензи, это моя супруга Брианна. Мы недавно приехали в Ридж и…

— Я слышал. — Мужчина окинул их прищуренным взглядом. Очевидно, они прошли проверку, потому что он отступил на шаг и жестом пригласил их внутрь. — Я капитан Чарльз Каннингем, отставной офицер флота Его Величества. Входите.

Ощутив глубокий вздох мужа, Брианна улыбнулась капитану Каннингему. Тот моргнул и быстро перевел взгляд на Роджера — узнать, одобряет ли он подобное поведение.

— Спасибо, капитан, — сказала Бри со всей возможной приветливостью и шагнула мимо Роджера через порог. — У вас замечательный дом, такой красивый!

— Я… что ж… — взволнованно начал Каннингем.

Однако не успел он собраться с мыслями, как перед очагом явилась темная фигура. Теперь уже Брианна моргнула от неожиданности.

— Проповедник, значит? — не обращая внимания на Бри, спросила женщина.

Ибо это, несомненно, была женщина, не уступающая ростом Брианне и одетая во все черное, если не считать белого накрахмаленного чепца, очень строгого и закрывающего уши. Возраст ее с трудом поддавался определению; угловатое лицо и проницательные глаза тут же навели Брианну на мысли о волчице, вскормившей Ромула и Рема.

— Я священник. — Роджер отвесил низкий поклон. — К вашим услугам, мэм.

— Ммхм. Какого рода священник, сэр? — спросила женщина.

— Пресвитерианин, мэм, — ответил Роджер, — но…

— Ты тоже? — Женщина пытливо уставилась на Брианну проницательными голубыми глазами. — Разделяешь убеждения мужа?

— Я католичка, — как можно мягче сказала Бри. Подобный вопрос ей задавали не в первый и не в последний раз, поэтому они заранее подготовили на него ответ. — Как и мой отец, Джейми Фрэзер.

Это обычно ставило вопрошающего в тупик и давало Роджеру время овладеть ситуацией. Из уважения к отцу Брианны (будь то в силу личной приязни или же его статуса лендлорда) арендаторам-некатоликам приходилось проявлять вежливость в разговорах, невзирая на мнение о католиках в целом.

Старуха — миссис Каннингем? — фыркнула и оглядела Бри с головы до ног, всем видом показывая, что на своем веку повидала немало падших женщин и Брианна в сравнении с ними представала в невыгодном свете.

— Фью, — сказала она. — Папистка! У нас в доме с такими не якшаются!

— Матушка, — вмешался капитан, подходя к ней. — Я думаю, что…

— Мэм. — Роджер выступил вперед, закрывая Бри от нацеленного в нее взгляда василиска. — Уверяю, мы пришли не для того, чтобы проповедовать или обращать вас. Я…

— Пресвитерианин, говоришь? — Холодный обвиняющий взгляд остановился на нем. — И священник? Как же ты распустил свою жену? Хорошенький из тебя священник, если позволяешь своей женщине быть последовательницей Папы, сея и взращивая семена зла и раздора среди соседей!

— Матушка! — одернул капитан.

Старуха не дрогнула, а лишь повернула суровое лицо к сыну.

— Так и есть, — заявила она и кивнула в сторону Брианны: — Девчонка говорит, что Джейми Фрэзер — ее отец. Стало быть, — она в упор посмотрела на Бри, — твоя мать — Клэр Фрэзер?

Бри глубоко втянула воздух: хижина была аккуратно прибрана, но совсем мала, и запас кислорода в ней, казалось, сокращался с каждой секундой.

— Да, — спокойно ответила она. — Мама просила засвидетельствовать вам свое почтение и сказать, что, если кто-нибудь у вас в семье заболеет или поранится, она будет рада прийти и помочь. Она целительница и…

— Фью! — повторила миссис Каннингем. — Уж не сомневаюсь, она бы пришла, только я не дам ей такого шанса, заруби себе на носу, девочка. Едва я услышала об этой женщине, так посадила ромашку и остролист у двери. Ни одна ведьма не войдет в наш дом, так и знай!

Ощутив прикосновение Роджера на своей руке, Бри невозмутимо глянула на него. Старуха не выведет ее из себя. Его губы на миг дрогнули, и он отпустил руку жены, повернувшись не к миссис Каннингем, а к капитану.

— Как я уже сказал, — любезно продолжил Роджер, — я пришел не затем, чтобы проповедовать. Я уважаю искреннюю веру. Однако мне любопытно: один из моих соседей упомянул термин «Голубой свет» по отношению к вам и вашей семье, капитан. Интересно, не могли бы вы объяснить мне его значение?

— А-а, — сказал Каннингем, довольный тем, что уж по этому поводу у его матери не найдется возражений. — Ну, сэр, раз уж вы спросили… Термин применяют к морским офицерам, которые проповедуют христианскую теологию на своих кораблях. «Голубые огни» — так нас называют, подобно светочам во тьме, указывающим истинный путь.

Говорил он скромно, но с гордо поднятой головой и вздернутым подбородком. Его глаза — бледнее, чем у матери, — глядели настороженно, гадая, как Роджер воспримет услышанное.

Роджер улыбнулся.

— То есть вы сами в некотором роде богослов, сэр?

— О… — Капитан слегка приосанился. — Чересчур громко сказано, но я и в самом деле написал несколько трудов — так, собственные мысли на этот счет, знаете ли…

— Что-нибудь уже опубликовано, сэр? С превеликим интересом ознакомился бы с вашими воззрениями.

— Ну… пара-тройка вещей… пустяки, не представляющие большой ценности, полагаю… опубликованы «Беллом и Коксхэмом» в Эдинбурге. Боюсь, у меня здесь нет экземпляров… — Он взглянул на маленький, грубо сколоченный столик в углу, на котором покоилась небольшая стопка бумаги, а также чернильница, баночка с песком и стакан с перьями. — Однако я как раз работаю над кое-чем более значительным…

— Над книгой?

Роджер изобразил заинтересованность — возможно, искреннюю, подумала Бри, — но у миссис Каннингем подобное дружелюбие явно вызвало раздражение, и она попыталась пресечь разговор в зародыше, пока Роджер не соблазнил капитана на богохульство или еще что похуже.

— Не забывайте, капитан, теща этого джентльмена, по общему мнению, ведьма. Да и женушка, пожалуй, тоже. Пусть идут куда шли и не искушают нас своими посулами.

Роджер повернулся к ней и выпрямился во весь рост: голова его чуть не задела потолочные балки.

— Миссис Каннингем, — сказал он по-прежнему вежливо, однако со стальной ноткой в голосе. — Прошу вас принять во внимание, что я служитель Господа. Верования моей жены и ее родителей столь же добродетельны и нравственны, как и убеждения любого доброго христианина, и я готов поклясться в этом хоть на вашей собственной Библии, если пожелаете.

Он кивнул на крошечную полку над столом, где в ряду книг поменьше на почетном месте стояла Библия.

— Ммхм, — произнес капитан и бросил косой взгляд на мать. — Я как раз собирался уходить, чтобы позвать с поля своих помощников, сэр, — двух лейтенантов с последнего корабля, на котором служил. Они отправились со мной, когда я вышел в отставку. Я провожу вас и вашу супругу, если вас не обременит моя компания?

— Благодарю, капитан, — подала голос Брианна и сделала глубокий реверанс хозяину жилища, а затем еще один — со всей возможной любезностью — миссис Каннингем. — Пожалуйста, помните, мэм, что мама тут же придет, если возникнет какая-нибудь… острая необходимость.

Миссис Каннингем при этих словах будто раздулась.

— Ты смеешь мне угрожать, девчонка?

— Что? Нет!

— Видите, кого вы впустили в дом, капитан? — Словно позабыв о Брианне, миссис Каннингем сердито посмотрела на сына. — Девка желает нам зла!

— У нас впереди еще несколько визитов, — не замедлил вмешаться Роджер. — Вы позволите мне благословить ваш дом краткой молитвой, прежде чем мы уйдем, сэр?

— Что ж… — Капитан глянул на мать, затем выпрямился и вздернул подбородок. — Да, сэр. Будем очень признательны.

Брианна увидела, как губы миссис Каннингем скривились для очередного «Фью!», но Роджер ее опередил. Он слегка воздел руки и склонил голову.

Да благословит Господь сей кров,

Каждый камень, и бревно, и доску,

Всю пищу, и питье, и одежду,

Да пребудут живущие здесь во здравии.

— Доброго дня, сэр, мадам, — быстро произнес он и, поклонившись, схватил Бри за руку.

У нее не было времени что-либо добавить — и к лучшему, подумала она, успев лишь улыбнуться и кивнуть в сторону василиска, когда они попятились к двери.

— Итак, теперь мы знаем, что означает «Голубой свет». — Достигнув конца тропы, Брианна оглянулась. — Как выражается мама… Иисус твою Рузвельт Христос!

— Точно, — рассмеялся Роджер.

— Это была молитва по случаю Хогманая?^[35] — спросила она. — Кажется, что-то знакомое, но я не уверена…

— Да — и для благословения дома. Твой отец произносил ее несколько раз, только на гэльском. Судя по выговору, Каннингемы — образованные выходцы из южной части Шотландии. Если бы я выдал гэльскую версию, миссис К. наверняка решила бы, что я пытаюсь наложить на них заклятие.

— А это не так? — Она шутила, однако Роджер удивленно повернул к ней голову.

— Ну… в каком-то смысле да, — медленно проговорил он и улыбнулся. — Заклинания и молитвы горцев часто неотличимы друг от друга. Но я думаю, что если обращаешься непосредственно к Богу, то это скорее молитва, а не колдовство.

Брианна еще раз оглянулась, чувствуя, что миссис Каннингем взглядом прожигает дыру в двери хижины, наблюдая за их отступлением.

— А пресвитериане верят в экзорцизм? — спросила она.

— Нет, не верим, — ответил Роджер, однако тоже оглянулся. — Хотя отец — то есть преподобный — говорил, что, когда идешь в чей-то дом, не следует уходить без благословения. — Роджер придержал упругую дубовую ветку, чтобы Бри могла под нее нырнуть. — И добавлял, что это не позволит нечисти увязаться за тобой. Надеюсь, он шутил.

* * *

Я шла по берегу ручья, собирая пиявок, кресс-салат и все, что выглядело съедобным или могло пригодиться, и тут в отдалении услышала стук колес.

Решив, что это, вероятно, тот самый жестянщик, о котором упоминал Джо Бердсли, я торопливо оправила юбки, сунула ноги в сандалии и поспешила к дороге, откуда вместо громыхания колес уже летели отборные ругательства.

Исходили они от очень крупного мужчины, костерившего своих мулов, повозку и колесо, на котором от удара о камень лопнула железная шина. Бранился он менее изобретательно, чем Джейми, однако компенсировал это громкостью.

— Вам нужна помощь, сэр? — спросила я, улучив момент, когда он умолк и переводил дух.

От неожиданности незнакомец резко обернулся.

— А вы, черт возьми, откуда взялись?

Я показала на деревья за спиной и повторила:

— Вам нужна помощь?

Приблизившись, я поняла, что незнакомец не был жестянщиком. В повозке, запряженной двумя крупными мулами, лежали самые разные вещи, однако вовсе не железные кастрюли и ленты для волос. Я заметила полдюжины мушкетов, а также небольшую коллекцию шпаг, боевых кос и дубинок. И кроме того — несколько бочонков с соленой рыбой или свининой (предположительно) и один почти наверняка с порохом, судя по маркировке и слабому запаху древесного угля с примесью серы и мочи.

Я внутренне напряглась.

— Это Фрэзер-Ридж? — спросил мужчина, обводя взглядом лес.

Мы находились несколько в стороне от поляны, где стояла хижина Хиггинсов, и вокруг не было никаких признаков цивилизации, кроме сильно заросшей дорожной колеи.

— Верно. — Я не видела смысла обманывать. — У вас здесь дела?

Впервые за все время незнакомец пристально посмотрел на меня.

— Мои дела вас не касаются, — изрек он, впрочем, без грубости. — Я ищу Джейми Фрэзера.

— Я миссис Фрэзер, — сказала я, скрестив руки на груди. — И дела мужа меня касаются.

Лицо мужчины вспыхнуло, и он сердито уставился на меня, словно решил, что я над ним насмехаюсь. Однако я выдержала его взгляд, и через мгновение незнакомец издал лающий смешок и расслабился.

— Так вы его приведете или мне самому поискать?

— Кто его спрашивает? — поинтересовалась я, не двигаясь с места.

— Бенджамин Кливленд, — сказал мужчина, слегка раздувшись от чувства собственной значимости. — Мое имя ему знакомо.

* * *

Джейми уложил последний кирпич в ряду и удалил излишки раствора. Однако к легкому чувству удовлетворения примешивалась тревога: завтра работу над дымоходом придется выполнять с лестницы — с земли уже не дотянешься. Плечи ныли, и при мысли, что боль перейдет на колени, он вздохнул и потянул спину.

Может, моя красавица-дочка что-нибудь придумает. Брианна уже подала идею в их первый вечер здесь, когда ходила за отцом по строительной площадке. В темноте они, как пьяные, спотыкались о камни и веревки, смеялись, толкались плечами и хватали друг друга за локти, чтобы удержать равновесие. Мимолетные прикосновения грели его, будто язычки пламени.

«Я могу сделать подвижную раму с подъемным механизмом, — предложила она, опустив руку на недостроенный дымоход. — И мы сможем поднимать ведро с кирпичами, до которых ты дотянешься с лестницы».

— Мы, — тихо сказал Джейми и улыбнулся про себя.

Затем он смущенно глянул через плечо, опасаясь, как бы его не услышали носильщики бревен. Впрочем, те уже положили последнее и прервали работу, чтобы освежиться: Эми Хиггинс и Фанни принесли пиво. Джейми бросил мастерок в ведро с водой и направился к ним. Однако не успел он дойти до края фундамента, как его внимание привлекло какое-то движение в начале дороги, и в следующий миг в поле зрения появилась Клэр в компании спутника, рядом с которым выглядела совсем крошечной.

— A Naoimh Micheal Àirdaingeal, dìon sinn anns an am a’ chatha^[36], — пробормотал Джейми себе под нос.

Он не знал этого человека, но было в нем нечто, помимо габаритов, из-за чего поднялись волосы на затылке.

Джейми взглянул на своих помощников. Семеро мужчин: Бобби Хиггинс, трое из Ардсмура и другие арендаторы, кого он еще толком не знал. И Фанни, которая принесла им обед.

Никто из работников не заметил идущего по поляне мужчину, однако Фанни увидела, нахмурилась, а затем быстро перевела взгляд на Джейми. Он ободряюще кивнул, и лицо девочки разгладилось, правда, она то и дело косилась на дорогу, успевая перекинуться словом то с одним, то с другим работником.

Джейми сошел с фундамента. Он предпочел бы встретиться с незнакомцем в собственном доме в компании остальных мужчин, но еще сильнее он желал встать между визитером и Клэр.

Незнакомец что-то говорил, и Клэр вежливо улыбалась, хотя на лице ее застыло настороженное выражение. Наконец она подняла глаза, заметила мужа и просияла от облегчения. Его сердце отозвалось гулким стуком, и Джейми шагнул им навстречу если и не с улыбкой, то, по крайней мере, изобразив дружелюбие.

— Генерал Фрэзер? — спросил мужчина, с любопытством оглядывая его с головы до ног.

Что ж, это объясняло причину настороженности Клэр.

— Уже нет, — вежливо сказал Джейми и протянул руку. — Джейми Фрэзер, к вашим услугам, сэр.

— Взаимно, сэр. Бенджамин Кливленд.

Потная ладонь, значительно крупнее его собственной, сжала ему кисть — ее обладатель явно давал понять, что способен при желании причинить боль.

Джейми не стал отвечать тем же и улыбнулся. Ага, попробуй, ублюдок.

— Мне знакомо ваше имя, сэр. Наслышан о вас.

Краем глаза он заметил приподнятые брови Клэр.

— Мистер Кливленд — известный борец с индейцами, a nighean, — пояснил Джейми, не сводя глаз с мужчины. — Если верить его подсчетам, он убил немало кри и чероки.

— Могавков тоже. И я не веду подсчетов, — с усмешкой заявил Кливленд, будто наслаждаясь воспоминаниями о каждом убитом. — Полагаю, ваши отношения с индейцами чуточку дружелюбнее?

— У меня есть друзья в деревнях чероки.

Не все его друзья оттуда были индейцами, но о Скотчи Кэмероне Кливленду знать не обязательно.

— Великолепно! — Румяное лицо Кливленда покраснело еще сильнее. — Я на это надеялся.

Джейми наклонил голову и неопределенно хмыкнул.

Клэр, очевидно, угадала ход мыслей мужа: кашлянув, она встала рядом и коснулась его руки.

— Повозка мистера Кливленда сломалась на дороге, примерно в миле отсюда — лопнула шина. Может, тебе стоит взглянуть?

Джейми улыбнулся: он видел ее насквозь, словно бутылку джина.

— Конечно. — И, повернувшись к Кливленду, добавил: — Надеюсь, ваш груз не пострадал при поломке. Если вы везли что-нибудь хрупкое, тогда…

— О нет, — небрежно бросил Кливленд. — Всего лишь горстка ружей да немного пороха. Все в целости.

Он ухмыльнулся, обнажив ряд крепких, здоровых зубов, хотя между двумя из них застрял кусочек влажного темно-коричневого табака.

— Кстати, о ружьях, — продолжил Кливленд. — О них-то я и хотел с вами поговорить. А впрочем, давайте сделаем так, как предлагает ваша почтенная супруга.

Он отвесил Клэр любезный поклон, затем повернулся и схватил Джейми за руку, подталкивая его к дороге.

Джейми молча высвободил плечо и обратился к жене:

— Отправь Бобби и Аарона с инструментами, хорошо, саксоночка? И пусть захватят пива, если осталось.

Кливленд терпеливо ждал и сразу же повернул к дороге, предоставив Джейми идти следом. Тот не сводил глаз с широкой спины и крепких ног визитера. На весьма потертом кожаном ремне виднелись следы от патронташа и порохового рожка. Ныне их место занимал большой нож в столь же потертых ножнах, украшенных в индейском стиле цветными иглами дикобраза.

У Кливленда было преимущество в двадцать лет — и по меньшей мере в сто фунтов, хотя он был на дюйм или два ниже Джейми. Этакий верзила, пожалуй, привык верховодить в любой компании. И, вероятно, всегда плевал на то, нравится кому-то или нет.

* * *

Повозка стояла в лощине, где дорожная колея скрывалась в темно-зеленой тени меж двух холмов, густо заросших бальзамической пихтой, гемлоком и сосной. Прохлада коснулась лица подобно ладони, и Джейми глубоко вдохнул свежий запах хвои и кипарисовых шишек.

Он с радостью отметил, что само колесо не пострадало; железная шина, прибитая по окружности, оторвалась, но деревянный обод уцелел. Возможно, удастся выдворить Кливленда вместе с оружием (Джейми мельком увидел содержимое повозки) подальше от Риджа, пока законы гостеприимства не обязали Фрэзеров предоставить ужин и ночлег.

— Вы меня искали, — без обиняков начал Джейми, поднимая взгляд от колеса.

По дороге сюда они не обмолвились ни словом, если не считать краткого обмена любезностями. Теперь, когда оружие лежало на виду, пришло время поговорить о деле.

Кливленд снял шляпу и кивнул, оценивая ситуацию. Живот, выпирающий под тканью его охотничьей рубашки, на вид был твердым, словно созданным для защиты жизненно важных органов.

— Верно. Много слыхал о вас за последние пару лет.

— Тот, кто слушает сплетни, не узнает о себе ничего хорошего, — проговорил Джейми по-гэльски.

— Что? — удивился Кливленд. — Как вы сказали? Это не французский, уж его-то я наслушался.

— Гэльский, — пожал плечами Джейми и повторил фразу на английском.

Кливленд улыбнулся в ответ.

— Ваша правда, мистер Фрэзер. — Нагнувшись, он поднял тяжелую железяку, словно та была сделана из пуха одуванчика, и стал задумчиво вертеть ее в руках. — Повсюду много болтают о том, как вы расстались с армейским званием.

Джейми ощутил, как по шее поднимается тепло.

— Я подал в отставку, мистер Кливленд, после битвы при Монмуте. Я временно исполнял обязанности полевого генерала и принял командование несколькими независимыми отрядами ополченцев. Их распустили после сражения. В моих услугах отпала нужда.

— Слышал, вы ушли без предупреждения, бросив половину своих людей на поле боя, а сами отправились ухаживать за больной женой. — Густые брови Кливленда вопросительно поднялись. — Хотя после знакомства с миссис Фрэзер я, как мужчина, безусловно, понимаю ваши чувства.

Джейми повернулся. Их взгляды скрестились над повозкой, груженной мушкетами и порохом.

— Мне незачем оправдываться перед вами, сэр. Если вы собирались что-то сказать, так говорите, и покончим с этим. Мне еще нужник копать.

Кливленд примирительно выставил вперед ладонь и склонил голову.

— Без обид, мистер Фрэзер. Я только хочу узнать, планируете ли вы вернуться в армию. В любом качестве.

— Нет, — бросил Джейми. — А вам-то что?

— Потому как если нет, — продолжил Кливленд, взирая на него с каким-то своим расчетом, — возможно, вас заинтересует, что многие из ваших соседей-вигов за горами, — он дернул подбородком в приблизительном направлении округа Теннесси, — я имею в виду землевладельцев, которым есть что терять, создают частное ополчение для защиты семей и имущества. Я подумал, вдруг и вы замышляете нечто подобное.

Джейми почувствовал, как его неприязнь к этому человеку неохотно уступила место любопытству.

— А если и так? — спросил он.

Кливленд пожал плечами.

— Не помешало бы держать связь с другими группами. Неизвестно, где объявятся британцы, но когда это произойдет — а это произойдет, мистер Фрэзер, — я лично хотел бы узнать вовремя, чтобы принять меры.

Джейми заглянул в повозку: мушкеты по большей части были старые, с высохшими, растрескавшимися прикладами и поцарапанными стволами, однако имелось и несколько настоящих британских «Браун Бесс» в куда лучшем состоянии. Интересно, куплены, обменяны или украдены?

— Меры, — осторожно повторил он. — А кто эти люди, о которых вы говорите?

— О, их достаточно, — уверил Кливленд, отвечая скорее на невысказанное сомнение, чем на сам вопрос. — Джон Севьер. Исаак Шелби. Уильям Кэмпбелл и Фредерик Хэмбрайт. Могу вас заверить, немало и тех, кто еще не принял решение.

Джейми кивнул, но ничего не добавил.

— Также до меня дошли слухи, мистер Фрэзер, — продолжил Кливленд, поднимая один из мушкетов со дна повозки и неспешно осматривая кремень, — что вы были индейским агентом. Это правда?

— Был.

— И, говорят, хорошим. — Кливленд неожиданно улыбнулся с неприятным лукавством. — Я слышал, в деревнях чероки немало рыжеволосых детей, а?

Он мог бы с таким же успехом ударить Джейми мушкетом в лицо. Неужто и в самом деле так говорят? Или Кливленд валяет дурака, надеясь втянуть его в какую-то аферу?

— Желаю вам доброго дня, сэр, — сухо бросил Джейми. — Мои люди придут с инструментами, чтобы починить колесо.

Он зашагал обратно по дороге. Кливленд, несмотря на свои габариты, тотчас его догнал.

— Если хотим собрать ополчение, без оружия не обойтись. С этим-то вы не поспорите?

Заметив, что Джейми не расположен отвечать на риторические вопросы, он попробовал зайти по-другому:

— У индейцев оружие есть. Британское правительство ежегодно выделяет чероки изрядное количество дроби и пороха для охоты. Вы об этом знали, когда были агентом?

— Доброго дня, мистер Кливленд.

Джейми ускорил шаг, хотя от этого заныла раненая нога. Кливленд схватил его за локоть и рывком остановил.

— Поговорим об оружии потом, — предложил он. — Есть еще один вопрос, который я хотел обсудить.

— Уберите руку.

Интонация Джейми заставила Кливленда разжать пальцы, однако сдаваться он не собирался.

— Живет тут человек по фамилии Каннингем. — Маленькие карие глазки так и впились в Джейми. — Бывший военно-морской капитан. Тори. Лоялист.

При этих словах в животе у Джейми похолодело. Капитан Каннингем действительно был лоялистом, как и дюжина других арендаторов.

— Ненавижу тори, — медленно выговорил Кливленд, покачивая головой, и сверкнул глазами из-под полей шляпы. — Повесил нескольких у себя. Остальные разбежались от страха.

Он кашлянул и сплюнул, комок желтоватой мокроты приземлился у ног Джейми.

— Так вот… Этот Каннингем пишет письма. Статьи в газеты. И если кого-то волнует благополучие капитана, возможно, стоит с ним поговорить. Как по-вашему?

* * *

Вернувшись к дому, Джейми увидел, что костер уже разложен. Из котла вкусно пахло варевом, Роджер и Йен о чем-то беседовали с Клэр, а крики играющих детей эхом отдавались среди деревьев у ручья. Ах да, Дженни придет сегодня на ужин. Он чуть не забыл — так его заболтал треклятый Кливленд.

«И если кого-то волнует благополучие капитана, возможно, стоит с ним поговорить. Как по-вашему?»

Вообще-то совет был дельный, но это ничуть не улучшило его расположения духа. Джейми не любил угроз и снисходительного отношения. А уж чего точно не терпел, так это когда над ним брал верх какой-нибудь здоровяк. Новости Кливленда ему тоже не понравились, впрочем, вряд ли стоило его за них винить.

Атмосфера мирной домашней жизни окутала Джейми, даря покой, искушая присоединиться к семье, выпить холодного пива, которое Фанни вытащила из колодца, сесть и дать отдых ноющей ноге. Однако он все еще внутренне кипел и не хотел ни с кем обсуждать их с Кливлендом разговор, пока сам не разберется.

Джейми махнул Клэр и прошел по участку туда, где рядом с наполовину вырытым туалетом оставил лопату. Физическая работа его успокоит и даст время все хорошенько обдумать. Так он надеялся.

* * *

Роджер увидел, как Джейми тихо скрылся в тени за недостроенным дымоходом, и решил, что тесть пошел отлить. Но когда через несколько минут тот не появился, Роджер оставил собеседников, которые теперь обсуждали бесконечные варианты настоящего имени для малыша Оглторпа, и последовал за тестем в темноту.

Он нашел Джейми на краю большой прямоугольной ямы погруженным в созерцание ее глубин.

— Новый туалет? — спросил Роджер, кивнув на яму.

Джейми поднял взгляд и улыбнулся, отчего у Роджера на душе потеплело — по нескольким причинам.

— Да. Я хотел устроить обычный, знаешь, для одного человека. — Джейми махнул на яму. Его кожа и волосы отливали золотом в последних лучах солнца. — Но с вами четырьмя… а там, глядишь, и еще пополнение… Ты ведь сказал, что вы остаетесь?

Он искоса взглянул на Роджера и вновь улыбнулся.

— Кроме того, у Клэр все время народ. На прошлой неделе приходил мальчишка Кромби за лекарством от поноса и так долго кряхтел и стонал в туалете у Бобби Хиггинса, что всей семье пришлось бегать в лес. Эми, скажу тебе, после его ухода была вовсе не в восторге от состояния уборной.

Роджер кивнул.

— Значит, вы хотите ее расширить? Или сделать две отдельных?

— Вот в чем вопрос. — Джейми понравилось, что Роджер столь быстро ухватил суть проблемы. — Видишь ли, в большинстве семейных домов есть уборная, где могут разместиться сразу двое. У Макхью туалет даже с тремя дырками — просто загляденье. Шон Макхью мастер на все руки — весьма кстати, когда у тебя семеро детей. Но дело в… — Он слегка сдвинул брови и повернулся к огню, в настоящее время невидимому за темной кладкой дымохода. — В женщинах, понимаешь?

— Вы о Клэр и Брианне? — Роджер сразу догадался, о чем толкует Джейми. — Да уж, у них свои понятия о приватности. А как насчет маленькой щеколды на внутренней стороне двери?

— Да, я думал об этом, — отмахнулся Джейми. — Трудность в другом: как они отнесутся к… микробам.

Он произнес это очень осторожно и быстро глянул на Роджера исподлобья, будто проверяя, правильно ли сказал и существует ли такое слово вообще.

— Хм… Этого я не учел. Вы имеете в виду больных, которые сюда приходят, — после них могут остаться…

Роджер махнул рукой в сторону ямы.

— Да. Видел бы ты, какой тут поднялся переполох после ухода мальчишки Кромби: Клэр настояла на том, чтобы ошпарить туалет Эми кипятком со щелочным мылом и влить туда скипидар. — При одном воспоминании Джейми втянул голову в плечи. — Если она станет делать это каждый раз, когда к нам в туалет зайдет больной, мы тоже будем бегать в лес.

Однако тесть рассмеялся, и Роджер тоже.

— Тогда и то и другое, — сказал он. — Туалет с двумя дырками для семьи и отдельный для посетителей. Вернее, для хирургической. Скажете, что ради удобства. Вы же не хотите выглядеть заносчивым, не пуская людей в свою уборную.

— Да уж, это не дело.

Джейми молча затрясся от смеха, потом замер и еще немного постоял с опущенной головой и легкой улыбкой на губах. Запахи сырой, вскопанной земли и свежеспиленного дерева густо окружали их, смешиваясь с запахом костра, и Роджер будто воочию увидел, как из дыма вырастает дом.

Отвлекшись от своих мыслей, Джейми повернул голову.

— Я скучал по тебе, Роджер Мак, — сказал он.

* * *

Роджер открыл рот, чтобы ответить, но в горле словно булыжник застрял, и он смог выдавить лишь приглушенное хрюканье.

Джейми улыбнулся и тронул его за плечо, направляя к большому камню, который, как предположил Роджер, обозначал фасад дома. Камень стоял под прямым углом к фундаменту. Судя по всему, дом будет огромным, возможно, даже превзойдет первоначальный Большой дом.

— Пройдешься со мной по фундаменту?

Кивнув, Роджер последовал за тестем и с удивлением заметил высеченное на камне слово «ФРЭЗЕР», а под ним дату — «1779».

— Мой краеугольный камень, — сказал Джейми. — Я подумал: если дом снова сгорит, люди хотя бы узнают, что мы здесь жили, так?

— А… м-м, — выдавил Роджер. Он с усилием прочистил горло, кашлянул и втянул воздух, чтобы обрести дар речи. — В Лаллиброхе… в-ваш отец… тоже выбил дату, — он указал вверх, на воображаемую притолоку.

Лицо Джейми просветлело.

— Точно. Значит, дом все еще стоит?

— Стоял, когда я его видел… в последний раз. — Эмоции постепенно схлынули, и ком в горле исчез. — Хотя… если подумать…

Роджер запнулся, вспомнив, когда именно в последний раз видел Лаллиброх.

— А я все гадал. — Джейми повернулся спиной и пошел вдоль будущей наружной стены. От костра долетал запах жареного мяса. — Брианна рассказала мне о нежданных визитерах. — Он осторожно покосился на Роджера. — Ты тогда отправился на поиски Джема.

— Да.

И Бри была вынуждена покинуть дом — их дом — и бросить его на милость воров и похитителей. Булыжник переместился из горла в грудную клетку. Однако, не видя смысла думать об этом сейчас, Роджер затолкал образ негодяев, стрелявших в его жену и детей, подальше в глубины памяти — до иных времен.

— Вообще-то, — сказал он, догоняя Джейми, — в последний раз я видел Лаллиброх… еще раньше.

Джейми застыл на месте, приподняв одну бровь, и Роджер откашлялся. Он пришел сюда, чтобы сказать именно это, и сейчас самое время.

— Когда я отправился на поиски Джема, то начал с Лаллиброха. Сын знал это место, там был его дом. Я подумал, если он каким-то чудом сбежит от Кэмерона, то, возможно, вернется туда.

Джейми задержал на Роджере взгляд, потом перевел дыхание и кивнул.

— Дочка упоминала… 1739 год?

— Вам было восемнадцать. Вы учились в университете в Париже. Вся семья очень гордилась, — мягко добавил Роджер.

Джейми резко отвернулся и замер, не дыша.

— Дженни, — сказал он. — Ты встречался с Дженни. Тогда.

— Да. Ей было, наверное, двадцать. Тогда. — С тех пор для Роджера едва ли минул год. А сейчас Дженни сколько — шестьдесят? — Я подумал… я собирался вам кое-что сказать, прежде чем снова ее встречу.

— Чтобы от удивления она не рухнула наземь?

— Вроде того.

Джейми повернулся к нему. Невзирая на улыбку, вид у тестя был потрясенный. Роджер и сам ощущал нечто подобное: недоверие, растерянность, отсутствие твердой почвы под ногами. Джейми тряхнул головой, как бык, отгоняющий муху. Я знаю, что ты чувствуешь, старина… абсолютно все.

— Весьма… предусмотрительно с твоей стороны. — Джейми сглотнул, затем поднял глаза. Вслед за первым потрясением пришла другая мысль. — Мой отец. Ты сказал — моя семья. Он… — Его голос сорвался.

— Тоже был там.

Бормотание возле костра вдалеке превратилось в монотонные звуки женских занятий: лязг, плеск и скрежет, еле различимые реплики, перемежающиеся короткими взрывами смеха и резкими окриками на непоседливых детей. Роджер коснулся руки Джейми и кивнул в сторону тропинки, ведущей к саду и кладовой над родником.

— Может, посидим где-нибудь немного? — предложил он. — И я расскажу обо всем до того, как придет Дженни.

Чтобы ты справился с этим без свидетелей.

Джейми глубоко вздохнул, на мгновение сжал губы, потом кивнул и направился мимо квадратного камня основания. Который, вдруг подумалось Роджеру, очень походил на клановые камни на Каллоденском поле — большие, серые, отбрасывающие длинные тени в вечернем свете, и на каждом высечена фамилия: Макгилливрей, Кэмерон, Макдональд… Фрэзер.

* * *

Роджер стоял подле Джейми на мшистом берегу ручья и почтительно рассматривал новую кладовую на противоположной стороне бурлящего потока.

— Пока маловата, — скромно кивнул на постройку Джейми, — да времени не было. Вскоре понадобится кладовая побольше, может, к весне — эту затопят летние дожди.

Сейчас кладовая представляла собой всего лишь скалистый выступ, к которому с двух сторон пристроили стены из необработанного камня с отверстиями у основания, куда могла проходить вода. Между стенами, в паре футов над прозрачной поверхностью ручья, устроили деревянные перекладины. На них стояли три ведра с молоком, накрытые плотной тканью для защиты от мух и лягушек, и лежала половина круга моравского сыра размером с голову Роджера.

— Хотя Дженни и знает толк в сыроварении, она еще не нашла хорошую закваску, так что этот я привез из Салема. — Джейми кивнул на упомянутый объект.

Под перекладинами, наполовину скрытые в воде, виднелись несколько глиняных кувшинов, в которых, по словам Джейми, хранилось масло, сливки, сметана и пахта. Здесь все дышало спокойствием, воздух наполняла прохлада от воды, а ручей деловито разговаривал сам с собой. На берегу, за каменной кладовой, густые заросли ив распустили по течению свои тонкие ветви.

— Как будто молодые девушки моют волосы, да? — Роджер махнул на деревья. Джейми слегка улыбнулся, однако мысли его явно не были настроены на поэтический лад.

— Сюда, — позвал он, отходя от ручья и раздвигая ветки молодого красного дуба.

Роджер пошел следом и, взойдя по пологому склону, очутился на каменистом уступе, в расщелинах которого прижились два-три цепких молодых деревца. Места хватало, чтобы удобно сесть на край уступа, откуда открывался вид на противоположный берег и крошечную кладовую, а также большую часть тропы, ведущей от дома.

— Мы увидим, если кто-то придет, — сказал Джейми и, скрестив ноги, привалился спиной к молодому деревцу. — Итак. Ты хотел мне кое-что рассказать.

— Что ж…

Усевшись в тени, Роджер разулся, снял чулки и свесил босые ноги с края уступа в надежде, что прохладный ветерок успокоит его сердцебиение. Пора было начинать.

— Как я уже упомянул, я отправился в Лаллиброх на поиски Джема — и, конечно же, его там не оказалось. Зато Брайан — я имею в виду вашего отца…

— Мне известно его имя, — сухо заметил Джейми.

— Вы когда-нибудь называли его по имени? — вдруг поинтересовался Роджер.

— Нет, — удивился Джейми. — А в твоем времени мужчины обращаются к своим отцам по имени?

— Нет. — Роджер качнул головой. — Просто… Не стоило мне этого говорить, здесь уже начинается моя история, а не ваша.

Джейми поднял глаза на темнеющее небо.

— До ужина еще далеко. Пожалуй, найдется время для обеих.

— Лучше оставим до другого раза. — Роджер пожал плечами. — Суть в том, что я отправился на поиски Джема, а вместо него нашел… своего отца. Его тоже звали Джеремайа — или Джерри, для знакомых.

Джейми произнес что-то по-гэльски и перекрестился.

— Да, — кивнул Роджер. — Как я уже сказал, всему свое время. Когда я его нашел, ему было всего двадцать два года. А мне столько, сколько сейчас. Я сам мог сойти за его отца. Поэтому называл его Джерри и думал о нем именно так. В то же время я знал, что он мой… В общем, я не мог рассказать ему о себе, да и не было времени.

Роджер вновь ощутил спазм в горле и с усилием откашлялся.

— Значит, вот… А затем я встретил вашего отца в Лаллиброхе. Я чуть в обморок не упал от удивления, когда он открыл дверь и представился. — При этом воспоминании Роджер с грустью улыбнулся. — Он был примерно того же возраста, что и я, или на пару лет старше. Мы назвали друг другу свои имена… все как принято. Мистер Маккензи. Мистер Фрэзер.

Джейми коротко кивнул, его глаза светились любопытством.

— А потом вошла Дженни. Они меня приняли, накормили. Я рассказал вашему отцу… Ну, конечно, не все, а что ищу своего сынишку, которого похитили.

Брайан дал Роджеру ночлег, а на следующее утро объехал с ним близлежащие фермы, расспрашивая о Джеме и Робе Кэмероне, но безрезультатно. На следующий день он предложил съездить в Форт-Уильям и навести справки в гарнизоне.

Роджер не отрывал взгляда от маленькой кочки мха возле колена. Округлые зеленые пучки на камнях походили на молодые головки брокколи. Он чувствовал, что Джейми ждет продолжения. При упоминании о Форт-Уильяме тесть не пошевелился, однако Роджер ощущал трепет его беспокойства. Или, может, своего… Он погрузил пальцы в прохладный влажный мох, словно ища якорь спасения.

— Командиром был офицер по имени Банкомб. Ваш отец называл его «приличным малым для англичанина». И не без оснований. Брайан привез две бутылки виски. Преотличного, — добавил Роджер, взглянув на Джейми, и увидел проблеск ответной улыбки. — Мы выпили с Банкомбом, и тот пообещал, что его солдаты наведут справки. Это меня обнадежило. Как будто появился реальный шанс найти Джема.

Роджер помедлил, подыскивая слова, чтобы передать свои тогдашние чувства, но, в конце концов, Джейми и сам знал Брайана.

— Дело было даже не в обходительности Банкомба, а в самом Брайане Ду. — Роджер в упор посмотрел на Джейми. — Он был добрым, очень добрым, но не только. — Он отчетливо вспомнил, как Брайан ехал впереди него вверх по холму, его берет и широкие, потемневшие от дождя плечи, прямую и уверенную осанку. — Тебе казалось… То есть мне казалось… раз этот человек на моей стороне, значит, все наладится.

— Рядом с ним всем так казалось, — тихо промолвил Джейми, не поднимая глаз.

Роджер молча кивнул. Хотя взгляд тестя не отрывался от колен, Роджер заметил, как Джейми на долю дюйма повернул темно-рыжую голову и качнул ею, будто в ответ на прикосновение. В нем самом шевельнулось нечто между благоговением и простой благодарностью, и волоски на затылке поднялись.

Вот оно, подумал Роджер удивленно и в то же время вовсе не удивился. Он видел — или скорее чувствовал — подобное и раньше, однако далеко не с первого раза осознал природу этого явления. Духи умерших являлись, когда о них говорили те, кто их любил. Он ощущал присутствие Брайана Ду здесь, у горного ручья, так же отчетливо, как в тот пасмурный день в горах.

Роджер коротко кивнул парящему рядом с ними призраку и подумал: Прости меня, а затем продолжил рассказ.

Он поведал об Уильяме Баккли Маккензи, который однажды чуть не убил Роджера, а теперь пытался загладить свою вину, помогая в поисках Джема. Как вместе они повстречали Дугала Маккензи и его людей, собиравших ренту…

— Господи, — произнес Джейми. Роджер заметил, что при упоминании Дугала тесть не перекрестился, а лишь скривил уголок рта. — А Дугал знал, что Бак его сын?

— Нет, — сухо ответил Роджер. — Ведь Бак тогда еще не родился. Однако он знал, что Дугал его отец, и для Бака их встреча стала потрясением.

И не только для него.

— Могу представить, — пробормотал Джейми.

Заметив искорку веселья в его глазах, Роджер в который раз удивился способности горцев пересекать грань между миром живых и мертвых. Джейми был вынужден убить своего дядю, но в дальнейшем примирился с ним. Роджер слышал, как Джейми взывал к Дугалу в бою — и тот пришел на помощь.

Дугал помог и Роджеру с Баком, одолжив лошадей для путешествия.

Однако, как сказал Роджер, речь шла не о его собственных поисках сына и отца. Пора было воздать должное другому отцу и другому сыну. Призраку Брайана Ду и Джейми.

— Остальное расскажу как-нибудь потом. Пока же… Мы вернулись в Лаллиброх, когда Брайан прислал весточку: нашлось нечто, возможно, относящееся к моему делу. Он говорил о вещице, похожей на кулон, которую получил от командира гарнизона в Форт-Уильяме. Весьма необычная штуковина. На ней было имя «Маккензи», и командир с Брайаном посчитали, что мне стоит взглянуть.

При этом воспоминании грудь снова сдавило: Роджер увидел диски из прессованного картона — красный и зеленый, на обоих значилось имя «Дж. У. Маккензи» и ряд загадочных цифр. Жетоны летчика Королевских ВВС подтверждали тот факт, что следы привели их к другому Джеремайе.

— Нам предстояло выяснить, откуда они взялись. Мы вернулись в Форт-Уильям и… — Ему пришлось остановиться и сделать глубокий вдох, чтобы закончить фразу. — Вместо капитана Банкомба командиром гарнизона стал капитан Рэндолл.

Все веселье разом испарилось с лица Джейми, и теперь оно стало пустым, как чистый лист.

— Да. — Роджер кашлянул. — Он самый.

Новый командир был вежливым и обходительным.

— Услужливым, — продолжил Роджер. — Это… — Так и не найдя подходящего слова, он беспомощно развел руками. — Это в голове не укладывалось. То есть… я ведь знал… что он…

— Со мной сделал?

Пристальный взгляд Джейми оставался непроницаемым.

— Что он с вами сделает. Клэр мне — нам — рассказала. Когда… — Выражение лица Джейми заставило его поспешно добавить: — То есть она ведь считала вас мертвым, иначе наверняка бы не…

— Значит, она все вам рассказала…

Лицо Джейми почти не изменилось, только сильно побледнело.

Проклятье.

— Ну… э-э… в общих чертах…

Роджер умолк. «Тебе никогда не стать хорошим священником, если не будешь честен», — сказал однажды Бак, и был прав. Роджер перевел дыхание.

— Да, все, — признался он, и внутри у него разверзлась пустота.

Не проронив ни слова, Джейми встал, отошел в кусты, и его стошнило.

Господи Боже, о чем я только думал!

Роджеру показалось, будто он не дышал целый час, и теперь наконец сделал глоток воздуха, потом еще один. Он долго представлял разговор с тестем: как все расскажет Джейми, объяснит, извинится и попросит прощения. Роджер обязан был это сделать, раз уж они с Бри решили жить здесь. Однако ему и в голову не пришло спросить себя, знает ли Джейми, что Роджеру — а тем более Бри! — известны сокровенные подробности его личной Гефсимании^[37]. И уже много лет.

Проклятье, проклятье, проклятье… вот черт…

Сжав кулаки, Роджер слушал, как Джейми глотает воздух, сплевывает и тяжело дышит. Сам он не сводил глаз с алой божьей коровки с черными пятнышками, севшей ему на колено: она ползала туда-сюда по серой ткани, трогая ее любопытными усиками. Наконец кусты зашевелились, Джейми вышел и сел на прежнее место, привалившись спиной к молодому деревцу. Роджер открыл было рот, но Джейми сделал резкий предупреждающий жест.

— Погоди, — сказал он. Его рубашка промокла от пота, ворот измялся.

Ожили вечерние насекомые: над головами тучей роилась мошка, в траве стрекотали сверчки. Над ухом пищал комар, однако Роджер не удосужился поднять руку и прихлопнуть его.

Через некоторое время Джейми с тяжелым вздохом в упор посмотрел на зятя.

— Продолжай, — попросил он. — Расскажи остальное.

Роджер выдержал взгляд и кивнул.

— Я знал, что собой представляет Рэндолл, — признался он. — А также что произойдет. Не только с вами, но и с вашей сестрой. И с отцом.

На этот раз Джейми медленно перекрестился и что-то прошептал по-гэльски. Роджер не разобрал, хотя повторить не просил.

— Я рассказал Баку… только о порке, а не об… — Пальцы на искалеченной руке Джейми дрогнули, как будто он вновь собирался остановить Роджера. — И о вашем отце тоже, о том, что с ним тогда случилось.

Роджер снова ощутил холодный ужас того разговора: если не остановить Джека Рэндолла, Брайан Фрэзер умрет в течение года от апоплексического удара, наблюдая, как капитан Рэндолл сечет его сына (до смерти, как он тогда подумал). Джейми объявят вне закона, и он, израненный телом и душой, будет винить себя в смерти отца и в том, что бросил свой дом и арендаторов на плечи осиротевшей и убитой горем сестры. А Дженни, прелестная юная девушка, останется совсем одна, без защиты брата.

Джейми не шевелился, зато Роджер чувствовал, как слова стрелами вонзаются в его собственную плоть. Дженни… Господи, как я посмотрю ей в глаза?

Он глубоко вздохнул: конец истории уже близок.

— Бак хотел его убить. Рэндолла. Сразу, не раздумывая.

— Значит, в нем точно кровь Дугала, — заметил Джейми чуть дрогнувшим голосом, в котором мелькнула тень усмешки.

— Абсолютно никаких сомнений, — заверил Роджер. — Видели бы вы их рядом.

— Хотелось бы.

Роджер потер ладонью лицо и тряхнул головой.

— Я хочу сказать, мы могли его остановить. То есть убить. Мы были вооружены. Я уже приходил к нему, с Брайаном. Он не стал бы меня остерегаться. Мы с Баком могли к нему прийти и прикончить на месте. Или проследить за ним до квартиры и сделать это там. И у нас была возможность незаметно исчезнуть.

Джейми вздрогнул только раз — при упоминании отца. Однако сейчас он сидел неподвижно, и лишь в его глазах теплилась жизнь.

— Я не позволил Баку, — выпалил Роджер, глядя в эти глаза. — Я знал, что случится… В подробностях… И позволил всему произойти. С вашей семьей. С вами.

Джейми молча опустил взгляд. Роджер почувствовал на пылающем лице дуновение свежего воздуха от ручья и прохладу от тени деревьев.

Наконец Джейми пошевелился, кивнул раз, затем второй, словно на что-то решался.

— А если бы ты его убил? — спросил он тихо. — Если бы я не стал преступником, то не оказался бы рядом с Крейг-на-Дун и не нуждался бы в целителе в тот день, когда… — Он приподнял бровь.

Роджер молча кивнул.

— А Брианна? — продолжил Джейми, негромко произнеся ее имя по-гэльски — звук напомнил Роджеру дуновение ветерка. — Родилась бы она? А дети? Ты, если уж на то пошло?

— Это… мы… все равно могли родиться. — Роджер сглотнул. — В других обстоятельствах, но все же… Я боялся, что этого не произойдет. Я не…

Он не докончил фразу, да и тесть понял, что он не оправдывается.

— Ладно. — Джейми встал, разогнав облако мошки, словно золотистые пылинки в вечернем свете. — Тогда не переживай. Я не позволю Дженни тебя убить. Идем, пока ужин не сгорел.

У Роджера словно почва из-под ног ушла. Вопреки его ожиданиям Джейми воспринял все на удивление спокойно.

— Вы… не… — боязливо начал он.

— Нет.

Джейми протянул руку и, когда Роджер взял ее, рывком поднял его на ноги, так что они оказались лицом к лицу. Деревья вокруг шелестели на вечернем ветру.

— Я провел много времени в раздумьях, — сообщил Джейми будничным тоном, склонив голову в сторону ручья. — Ну, знаешь, когда вел подпольную жизнь после Каллодена. Слушал голоса, которые под открытым небом разносит ветер. И вспоминал прошлое, удивляясь тому, что сделал — или не сделал, — и думал: «Что, если бы я поступил иначе? Если бы мы не пытались остановить Чарльза Стюарта… для нас все сложилось бы по-другому. Пусть не для всего Нагорья — хотя бы для нас с Клэр. Возможно, она осталась бы со мной. А если бы я не пошел на дуэль с Джеком Рэндоллом в Булонском лесу, было бы у меня теперь две дочери?»

Джейми покачал головой; морщины на его лице обозначились четче, под глазами залегли тени.

— Никто не властен над своей жизнью, — сказал он. — Часть ее всегда в чужих руках. Остается лишь уповать, что в руках Господа.

Он коснулся плеча Роджера и кивнул в сторону тропы.

— Нам пора.

Роджер последовал за Джейми. Он успокоился, но глядя на грязную, грубую ткань рубашки на спине тестя, видел скрытые под ней шрамы.

— И знаешь… — Дойдя до тропы, Джейми обернулся к Роджеру. — Пожалуй, не стоит рассказывать Дженни о том, что ты сейчас поведал мне. По крайней мере, не сразу. Пусть она к вам привыкнет.

* * *

Джейми взял у Фанни и Мэнди палочки для растопки и показал, как их подкладывать в костер, чтобы разжечь посильнее. Огонь горел весь день, но слабенький — только воду вскипятить. Еще Клэр приготовила тушеное мясо: кусочки опоссума с молодым картофелем, морковью, горохом, лесными грибами и луком. Джейми оглянулся через плечо и, убедившись, что жены поблизости нет, заговорщически подмигнул девочкам.

— Давайте-ка понюхаем, — прошептал он, и те захихикали, прижимаясь к его плечам.

Он взял ухват и медленно поднял крышку, выпустив облачко влажного пара, пахнущего мясом, вином и луком. Девочки старательно втянули воздух, и он сам сделал глубокий вдох, так что аромат проник до самого горла. От аппетитного запаха в животе заурчало. Девочки при этих звуках снова захихикали, виновато оглядываясь по сторонам.

— Па, чем ты тут занимаешься? — Джейми обернулся, поднял глаза и увидел неодобрительное выражение на лице дочери. — Мэнди, осторожней! У тебя Эсмеральда вот-вот сгорит!

— Всего лишь обучаю девчонок кулинарии, — беззаботно ответил он и, вручив Брианне ухват, откланялся. За спиной вновь раздалась музыка девичьего смеха.

Ужин скоро будет готов, вечерний свет почти померк. Самое время пройтись. Он высматривал Дженни, чтобы отвести ее в сторонку и немного подготовить перед встречей с Роджером Маком.

Подготовить? Интересно, как. Спросить, не помнит ли она человека, который приезжал в Лаллиброх сорок лет назад в поисках своего сына? Так вот, он здесь. Только…

Может, она и вспомнит. Все-таки Дженни была совсем юной, а Роджер Мак — довольно привлекательный мужчина. И, судя по словам Роджера, па много помогал ему с поисками, так что, возможно…

Он думал об отце так обыденно, словно тот еще был жив. Джейми вдруг будто шагнул в пустоту, как бывает, когда последняя ступенька уходит из-под ног.

— Что? — Он осознал, что Клэр задала ему вопрос и ждет ответа. — Прости, саксоночка, я задумался. Что ты сказала?

Она приподняла бровь, но лишь улыбнулась и протянула ему бутылку.

— Я спросила, не мог бы ты открыть.

Это была бутылка прошлогоднего мускатного вина, которую Джимми Робертсон подарил Клэр в благодарность за то, что она вылечила сломанную руку его младшему сыну.

— Думаешь, оно годится для питья?

Джейми взял бутылку и критически осмотрел. Пробка туго сидела в горлышке, но высохла и крошилась. Попытки Клэр вытащить ее привели к тому, что большая часть отломилась и рассыпалась в руке.

— Нет, — ответила она, — только разве это останавливало хоть одного шотландца?

— Да и англичанина, если уж на то пошло. Может, французы более разборчивы. — Джейми поднес бутылку из коричневого стекла к свету, чтобы увидеть уровень вина внутри, затем вытащил кинжал и звонко ударил по горлышку бутылки лезвием. Стекло разбилось чисто, хотя и немного наискось. Джейми вернул бутылку жене. — Хотя бы пробкой не пахнет.

— Вот и славно. Я… Это Огги? Или рысь?

— Только если у нее газы. Так что, пожалуй, все-таки Огги.

Клэр рассмеялась, и Джейми сразу ощутил себя счастливее. Он сделал глоток, скривился и вернул вино.

— И кого ты хочешь этим напоить?

— Никого. — Клэр осторожно принюхалась. — Замочу в нем на ночь очень жесткий на вид кусок лосятины вместе с остатками лука, а потом сварю его с фасолью и рисом. Интересно, какое имя они все-таки дадут малышу и когда, как думаешь?

— Спешить им некуда, верно? Его ни с каким другим младенцем в Ридже не спутаешь.

Сущая правда. Таких крепких легких, как у сынишки Рэйчел, еще поискать, и малыш редко давал им отдых. Прямо сейчас он ревел в свое удовольствие, а вовсе не потому, что был чем-то расстроен.

— Пойду встречу их, — сказал Джейми. — Хочу поговорить с Дженни до того, как она увидит Роджера Мака.

На лице Клэр мелькнуло непонимание, и она быстро повернула голову туда, где возле деревьев оживленно беседовали Брианна и Роджер Мак.

Он пересказывает ей наш разговор? — подумал Джейми и снова ощутил пустоту под ногами, как при падении с лестницы.

— Господи, — выдохнула Клэр. В глазах у нее вспыхнул живейший интерес, совсем как в тот раз, когда она увидела у жестянщика анальные бородавки, похожие на растущую из задницы мясистую цветную капусту. — А ведь я об этом и не подумала!

— Вряд ли Дженни упадет в обморок — не в ее духе, — сказал Джейми. — Но на всякий случай приготовь глоток чего-нибудь покрепче.

* * *

Однако с Йеном и Рэйчел сестры не оказалось. Как сообщила Рэйчел, Дженни отлучилась позаимствовать у Мораг Маколей немного уксусной матки и скоро придет. Удача благоволила к Джейми. Он поблагодарил Рэйчел и задержался на мгновение, чтобы погладить макушку Огги — малыша подобное внимание, как всегда, развеселило, — а потом зашагал дальше, чувствуя себя куда увереннее.

Дженни сидела на пне рядом с тропой и вытряхивала из туфли камень. При звуке шагов она подняла глаза, увидела Джейми и, позабыв о туфле, бросилась обнимать брата.

— Джейми, a chuisle!^[38] Твоя дочка! Я так за тебя рада, что меня вот-вот разорвет от счастья!

Она ослабила хватку и подняла на него полные слез глаза. Джейми почувствовал жжение в своих, однако рассмеялся: радость Дженни напомнила его собственную.

— Да, я тоже, — ответил он, быстро вытер глаза рукавом и поправил на сестре чепец. — Напомни, когда ты познакомилась с Брианной? Она говорила, что искала в Лаллиброхе нас с ее матерью. И встретила тебя, Йена и всех остальных. И Лири, — не забыл он.

При упоминании этого имени Дженни осенила себя крестом и тоже засмеялась.

— Матерь Божья, ну и лицо было у Лири при встрече с твоей дочкой! А потом, когда она пыталась забрать мамин жемчуг, Брианна в два счета поставила ее на место!

— Правда?

Жаль, он этого не видел.

Но тут Джейми вспомнил, зачем искал сестру.

— Муж Брианны, — обратился он к макушке Дженни, когда сестра опять наклонилась, чтобы надеть туфлю, — Роджер Маккензи.

— Да, что он за человек? Ты писал, он тебе очень нравился.

— И все еще нравится, — заверил Джейми. — Просто… Помнишь, как мы с Клэр приехали в Шотландию, чтобы похоронить генерала Саймона в Балнейне?

— Вряд ли забуду, — мрачно сказала она.

Конечно, Дженни помнит. Это произошло во время долгой предсмертной агонии Йена. Ужасный период для всех, но для нее — в сто раз хуже. Джейми не хотелось тревожить прошлое, даже на миг, только он не придумал, как начать по-другому.

— Значит, ты помнишь рассказ Клэр? О том… откуда она пришла.

Дженни посмотрела на него невидящим взором, все еще находясь во власти воспоминаний, затем моргнула и нахмурилась.

— Да… — осторожно произнесла она. — Вроде бы какая-то ерунда о каменных кругах и феях.

— Верно. А теперь не могла бы ты мысленно перенестись еще назад, в то время, когда я был в Париже и па еще не умер?

— Могу. Но не хочу, — отрезала Дженни, глядя на него снизу вверх. — И вообще, зачем ты меня мучаешь?

Джейми выставил ладонь, призывая дослушать.

— В Лаллиброх приходил человек, он искал похищенного сына. Темноволосый мужчина по имени Роджер Маккензи из Лохалша. Ты его помнишь?

Солнце уже садилось, но света хватало, чтобы увидеть, как кровь отливает от лица Дженни. С трудом сглотнув, она кивнула и сказала:

— Его сынишку звали Джеремайа. Я запомнила, потому что командир гарнизона вручил папе одну вещицу вроде жетона. — По сжатым губам сестры Джейми понял, что она думает о Джеке Рэндолле. — Когда темноволосый мужчина вернулся, папа отдал ему эту штуку, а потом я слышала, как мистер Маккензи в разговоре со своим другом обмолвился, что она, возможно, принадлежала его собственному отцу, которого звали Джеремайа, как и… Джемми. Его сына звали Джеремайа, но они называли его Джемми! — Она замолчала и уставилась на брата округлившимися глазами размером с трехпенсовики. — Хочешь сказать, твой внук и есть тот самый Джемми, а темноволосый мужчина…

— Да. — Джейми облегченно выдохнул.

Дженни снова села, очень медленно.

Он ее не тревожил, прекрасно помня, в какую пучину недоверия, недоумения и страха его затянуло, когда Клэр, измученная и доведенная до отчаяния судом над ведьмами в Крейнсмуире, наконец рассказала ему правду о себе после того, как Джейми ее спас.

А еще он отчетливо помнил, что сказал тогда: «Было бы проще, окажись ты ведьмой». При этой мысли он улыбнулся и присел перед сестрой на корточки.

— Я все понимаю, — начал он. — Просто представь, что они приехали из… Испании, например. Или, скажем, из Тимбукту.

Метнув на него взгляд, Дженни фыркнула, но ее сжатые на коленях руки расслабились.

— Получается, они оба — Роджер Мак и Брианна — уже бывали в Лаллиброхе. Ты встретила Брианну, когда та искала нас. А с Роджером Маком познакомилась задолго до того, когда он разыскивал своего сынишку. Брианна приходила еще, позже и с детьми, в поисках Роджера. Тогда вы не встречались, но она виделась с па.

Джейми выжидательно умолк. Взгляд Дженни внезапно переменился, и она выпрямилась.

— С папой? Но ведь он уже умер…

Она запнулась, пытаясь разложить все по полочкам у себя в голове.

— Да, они виделись. — Джейми проглотил ком в горле. — И Роджер Мак тоже провел некоторое время с отцом, когда тот помогал в поисках. Он кое-что рассказал мне о па. И знаешь… Ведь эти двое видели его живым всего несколько месяцев назад, — осторожно сказал Джейми и крепко сжал сестрину руку. — Роджер Мак говорит о нем так, будто па никуда не делся.

Дженни едва слышно всхлипнула и крепко сжала руку Джейми. Слезы снова стояли у нее в глазах, но она с вызовом их сморгнула, шмыгнув носом.

— Возможно, проще думать об этом как о чуде, — услужливо предложил Джейми. — Да и потом… Разве это не чудо, а?

Дженни посмотрела на него, достала платок и высморкалась.

— Fag mi, — сказала она. «Не выводи меня».

— Пойдем, — позвал он и встал, а затем поднял сестру на ноги. — Пора тебе познакомиться с новым племянником. Еще раз.

* * *

Роджер первым заметил Джейми, появившегося из тени от дымохода: темный силуэт в вечернем сумраке, а за ним — еще одна тень, едва различимая. На мгновение Роджер даже усомнился, не померещилось ли. Он не помнил, как вскочил на ноги и очутился подле нее, в свете костра, и пламя за его спиной ярко отражалось в ее глазах. Рядом с ним стояла прекрасная девушка, которую он когда-то встречал.

— Мисс Фрэзер, — тихо сказал он и обеими руками взял сестру Джейми за ладонь, тонкую и твердую, как птичья лапка. — Рад встрече.

Дженни хихикнула — вокруг глаз у нее собрались морщинки.

— В прошлую нашу встречу я мечтала, чтобы ты поцеловал мне руку. Но ты этого не сделал.

Роджер видел учащенное биение жилки у нее на шее, однако рука не дрогнула, когда он поднес ее к губам и поцеловал с непритворной нежностью.

— Я боялся, что ваш отец не так поймет, — улыбнулся он.

На лице Дженни мелькнула тень испуга, и ладонь сжала его руку.

— Значит, это правда, — прошептала она удивленно, глядя на него снизу вверх. — Ты видел папу и разговаривал с ним всего несколько месяцев назад? Ты говоришь так, будто для тебя он все еще жив.

Джейми издал едва слышный гортанный звук и, выйдя из тени, дотронулся до сестриной руки.

— Как и для Брианны, — тихо сказал он и кивнул в сторону костра.

Бри, с Огги на руках, разговаривала с детьми постарше. Ее длинные рыжие волосы чуть колыхались в потоке нагретого воздуха. Она водила пухлой ручонкой младенца, изображая царственные жесты, и говорила за него низким забавным голосом, отчего дети покатывались со смеху.

— Она тоже видела папу, хотя и не успела с ним поговорить. Это было на кладбище в Лаллиброхе. Брианна говорит, он преклонил колени у надгробия Mammaigh и принес ей веточки падуба и тиса, перевязанные красной нитью.

— Mammaidh…

В горле у Дженни что-то щелкнуло, и слова застряли на языке. В глазах у женщины стояли слезы. Роджер отпустил ее руку, и Джейми притянул сестру к себе. Они крепко обнялись, переполненные любовью, спрятав лица друг у друга на груди.

Роджер все еще наблюдал за ними, когда почувствовал рядом Клэр. Не сводя с них взгляда, она молча взяла его за руку. Лицо ее было спокойным, и только в глазах отражалась вся сила чувств.

9

Сказки на ночь

Прошел месяц, а не две недели, но к тому времени, как начал созревать дикий виноград, кухня Нового дома обзавелась крышей. Джейми, Роджер и Бри со всеми предосторожностями и под громкое хихиканье зрителей прикрепили над каркасом большое полотно грязновато-белой парусины. Его мы сшили из кусков порванного грота^[39], раздобытых Фергусом во время прогулки в порту Уилмингтона, где ремонтировали шлюп Королевского флота.

Теперь у нас была крыша. Своя собственная.

Я долго стояла под ней, глядя вверх. И просто улыбалась.

Люди сновали туда-сюда, носили вещи из-под навеса, из хижины Хиггинсов, из кладовой над родником, из «кабинета» у Большого бревна, из сада. Я вдруг вспомнила, как мы с дядей Лэмбом разбивали лагерь в экспедициях: повсюду царила такая же суматоха, хорошее настроение, приятная расслабленность, счастье и радостное предвкушение.

Джейми осторожно — чтобы не оставить вмятин и не поцарапать доски — опустил буфет на новый пол из сосны.

— Напрасный труд, — улыбнулся он мне. — Неделя — и покажется, будто по полу прогнали стадо свиней. Чему ты улыбаешься? Тебя веселит подобная перспектива?

— Меня веселишь ты, — ответила я.

Рассмеявшись, Джейми подошел, обнял меня, и мы оба задрали головы.

Парусина казалась ослепительно-белой на солнце, лучи которого проникали внутрь по периметру. Полотно немного надулось и шуршало на ветру. Многочисленные пятна от морской воды, грязи и, возможно, рыбьей или человеческой крови отбрасывали на пол мелькающие тени, словно на мелководье нашей новой жизни.

— Гляди, — прошептал Джейми мне на ухо и легонько ткнул в щеку подбородком, чтобы я перевела взгляд.

В дальнем конце кухни стояла Фанни и смотрела вверх. Она тонула в белоснежном свете и не обращала внимания на кота Адсо, который терся о ее лодыжки, выпрашивая поесть. Девочка улыбалась.

* * *

В черной, испещренной слюдой почве под дымоходом Джейми выкопал ямку — неглубокую канавку длиной около десяти дюймов.

Накануне они вместе с Роджером и Йеном, пыхтя, задыхаясь и ругаясь на гэльском, французском, английском и мохоке^[40], притащили от Зеленого источника большую плиту из серпентинита, предназначенную для очага. Теперь она стояла приваленная к дымоходу.

Нижняя поверхность камня была покрыта грязью и корешками. Я увидела маленького паучка — он выполз из углубления, отважно пробежал два-три дюйма и в замешательстве застыл.

— Погоди, — сказала я Джейми.

Он сидел на пятках возле ямки и уже протянул руку к Бри, державшей наготове металлическую стамеску. Джейми вопросительно вздернул бровь, однако кивнул, и дети придвинулись ближе — посмотреть, чем вызвана задержка. Я подняла край фартука и попыталась аккуратно подсунуть под паука. Но тот быстро взбежал по камню, прыгнул вниз и приземлился на рубашку Джейми, который накрыл его сложенной ковшиком ладонью. Не меняя выражения лица, Джейми осторожно встал, подошел к недостроенной наружной стене кухни, убрал руку и энергично встряхнул подол рубашки между брусьями каркаса.

— Thalla le Dia! — сказал Джем.

— Что? — спросила Фанни, наблюдавшая за сценой с открытым ртом.

— Иди с богом, — резонно пояснил он. — Что еще можно пожелать пауку?

— И в самом деле — что, — согласился Джейми.

Похлопав Джема по плечу, он снова опустился на колени у очага и протянул дочери руку. К моему удивлению, Бри поцеловала стамеску, словно распятие, и аккуратно вложила в отцовскую ладонь.

Джейми тоже поднес стамеску к губам, как не раз делал с кинжалом, а затем осторожно положил ее в ямку и левой рукой нагреб сверху землю. Потом сел на пятки и задумчиво оглядел присутствующих. Были только родные: мы с ним, Брианна и Роджер, Джем с Мэнди, Жермен, Фанни, Йен, Рэйчел и Дженни со спящим Огги на руках. Джейми начал:

— Благослови, Господь, мой дом,

И всех приют нашедших в нем.

Благослови моих родных,

Покой их, Господи, храни.

В ночь грядущую

И в любую другую.

В день сегодняшний

И во всякий другой.

Да пребудет это священное железо

Свидетельством Божьей любви

И хранителем нашего очага.

Торжественное молчание собравшихся длилось примерно пять секунд.

— Давайте есть! — звонко сказала Мэнди.

Джейми рассмеялся вместе со всеми, но вдруг умолк и коснулся ее щеки.

— Да, m’annsachd^[41]. Но прежде заложим очаг. Отойди-ка немного назад, чтобы не мешать.

Брианна поймала Мэнди и оттащила ее подальше, сделав знак Джему, Фанни и Жермену тоже отойти. Те нехотя повиновались. Мужчины размяли плечи и кисти рук, затем по сигналу Джейми нагнулись и подхватили камень.

— Ар-р-р-р-гх! — с восторгом воскликнули Джем и Жермен, подражая взрослым, которые издавали похожие звуки.

Тут встрепенулся Огги и от ужаса округлил ротик, но Дженни вовремя сунула в него большой палец, и малыш рефлекторно начал сосать, хотя в его широко раскрытых глазах по-прежнему читалось изумление.

Усиленно сопя и вполголоса отдавая указания, мужчины двигали камень. Один раз он едва не выскользнул из рук, вызвав дружное восклицание, но его тут же поймали, и среди зрителей послышались смех и оживленные комментарии. Наконец с финальным усилием плиту выровняли и уложили на место.

Джейми согнулся, уперев руки в колени, и некоторое время переводил дыхание. Потом он медленно выпрямился — лицо красное, по шее струится пот — и посмотрел на меня.

— Надеюсь, тебя устроит этот дом, саксоночка, — сказал он и глубоко вздохнул, — потому что еще одного я не осилю.

Постепенно все пришли в чувство, и мы собрались у нового очага для последнего благословения. К моему удивлению, Джейми поманил Роджера и Йена (которые удивились не меньше), попросил их встать перед очагом по обе стороны от себя и продолжил:

— Благослови, Господь, луну, что надо мной,

Благослови, Господь, землю под моей ногой,

Благослови, Господь, мою жену и детей,

И благослови меня, радеющего о них;

Благослови, Господь, мою жену и детей,

И благослови меня, радеющего о них.

Благослови, Господь, то, на что возлагаю взор свой.

Благослови то, на что возлагаю надежды свои,

Благослови, Господь, мои побуждения и намерения.

Благослови же их, Господь Животворящий.

Благослови, Господь, мои побуждения и намерения.

Благослови же их, Господь Животворящий.

Благослови любимую, что делит со мной ложе.

Благослови творение рук моих.

Благослови же все это, Господь, и будь защитой мне.

И благослови ангела, что хранит мой покой.

Благослови же все это, Господь, и будь защитой мне.

И благослови ангела, что хранит мой покой.

Кивком головы Джейми сделал нам знак, и мы присоединились.

— Благослови, Господь, наш дом

И всех приют нашедших в нем.

Благослови моих родных,

Покой их, Господи, храни.

В ночь грядущую

И в любую другую.

В день сегодняшний

И во всякий другой.

Повинуясь указаниям, все взяли по деревянной палочке и поднесли к очагу, где Брианна аккуратно их сложила и подсунула под свое сооружение горсть щепок для растопки.

Глубоко вздохнув, я взяла протянутый мне пучок соломы, сунула ее в горшок с углями из хирургической, затем опустилась коленями на зеленый камень и зажгла огонь.

* * *

Мы съели остывший ужин, сидя на новом крыльце, так как в кухне еще не было ни стола, ни скамеек. По случаю торжественного события утром я приготовила тесто для печенья с патокой и оставила его дожидаться своего часа. Теперь все собрались под крышей и расстелили перед новым очагом свои разномастные тюфяки (только у нас с Джейми была настоящая кровать). Под пристальными взглядами присутствующих я выкладывала тесто на сковороду и засовывала холодный чугунный круг в нагретую, выложенную кирпичом нишу, которую Джейми встроил в стенку огромного очага — для выпечки на скорую руку.

— Скоро? Скоро? Уже скоро, бабуля?

Мэнди за моей спиной привстала на цыпочки. Я повернулась и подняла малышку, чтобы она лучше разглядела сковороду и печенье. Разожженный утром огонь горел весь день, и кирпичная кладка излучала тепло — его хватит на всю ночь.

— Видишь шарики из теста? Чувствуешь, как горячо? Только не суй руку в печку. От жара шарики станут плоскими, а затем зарумянятся, и вот тогда-то печенье будет готово. Еще минут десять, — добавила я, опуская внучку. — Хотя лучше приглядывать за новым очагом.

— Ура, ура, ура! — Мэнди запрыгала от радости, а потом бросилась в объятия Брианны. — Мама! Почитай сказку, пока печеньки готовятся.

Бри вопросительно посмотрела на Роджера. Тот с улыбкой пожал плечами.

— Почему бы и нет? — сказал он и пошел рыться в куче разных вещей, сложенных у кухонной стены.

— Вы захватили с собой детскую книжку? — спросил Джейми. — Здорово. Где взяли?

— Интересно, издают ли сейчас книги для детей ее возраста? — Я глянула на Мэнди.

Бри сказала, что малышка немного умеет читать, только я никогда не видела изданий восемнадцатого века, которые были бы понятными — а тем более интересными — для трехлетнего ребенка.

— Не так чтобы много, — Роджер вытащил из кучи большую холщовую сумку Бри, — но издавали… то есть издают отдельные книги, предназначенные для детей. Хотя сейчас на ум приходят только «Гимны на радость детям», «История малышки Гуди Два Башмака» и «Описания трехсот животных».

— Каких именно? — полюбопытствовал Джейми.

— Понятия не имею, — признался Роджер. — Я не видел ни одной из этих книг, просто встречал названия в каком-то списке.

— А ты в Эдинбурге печатал книги для детей? — спросила я у Джейми. Он отрицательно покачал головой. — Ну а что ты читал, когда учился в школе?

— Ребенком? Библию, — сказал он так, словно объяснял очевидное. — И альманах — после того, как выучил букварь, разумеется. А позже мы немного читали на латыни.

— Мою, мою книжку, — не отставала Мэнди. — Папа, дай. Пожалуйста? — быстро добавила она, видя, как ее мать открыла рот.

Бри сдержала невысказанное замечание и улыбнулась, а Роджер тем временем выудил из сумки ярко-оранжевую книгу, при виде которой я на миг зажмурилась.

— Что? — Джейми наклонился, чтобы лучше разглядеть.

Я ответила пожатием плеч: скоро сам узнает.

— Мамуля, читай!

Мэнди свернулась калачиком рядом с матерью и сунула ей в руки книгу.

— Хорошо, — сказала Бри и открыла ее. — «А нравятся тебе, друг мой, зеленые яйца с ветчиной? — Мне не по вкусу, Сэм-Это-Я, ни яйца зеленые, ни ветчина!»^[42]

— Что? — недоуменно спросила Фанни, заглядывая Бри через плечо.

— Это еще кто? — вслед за ней поразился Жермен.

— «Сэм-Это-Я»! — сердито отрезала Мэнди и ткнула пальцем в страницу. — Вот, тут написано!

— Хм, oui^[43]. А второго тогда как звать? «Кто-Такой-Ты»?

При этих словах Фанни, Джемми и даже Роджер рассмеялись, а Мэнди вспыхнула от негодования. Возможно, у нее и не рыжие волосы, подумала я, зато темперамента Фрэзеров хоть отбавляй.

— Молчи, молчи, молчи! — взвизгнула она и, вскочив на ноги, бросилась к Жермену с явным намерением выпотрошить его голыми руками.

— Оп! — Роджер ловко поймал дочку и поднял на руки. — Успокойся, зайка, он не хотел.

Я могла бы ему сказать… Но если за годы близкого соседства с разными Фрэзерами он сам не понял, то объяснять сейчас было бесполезно: последнее, что стоит говорить человеку, находящемуся в приступе бешенства, это «успокойся». Все равно что стаканом воды тушить горящее на плите масло.

— Нет, хотел! — завопила Мэнди, отчаянно брыкаясь в отцовских объятиях. — Я его ненавизу, он все испойтил! Пусти, я и тебя ненавизу!

Когда Мэнди начала пинаться в опасной близости от отцовского паха, он инстинктивно отстранил ее подальше.

Джейми протянул руки, взял малышку и обнял, положив большую ладонь ей на затылок.

— Тише, a nighean.

Раскрасневшаяся и заплаканная Мэнди послушно затихла и только тяжело пыхтела, как маленький паровой двигатель.

— Давай выйдем на минутку, хорошо? — предложил он и кивнул собравшимся. — Пусть никто не трогает ее книгу, пока нас нет. Слышите?

Раздалось согласное бормотание, после чего наступила полная тишина, а Джейми и Мэнди исчезли во мраке.

— Печенье!

Почувствовав сильный запах гари, я бросилась к очагу, выхватила сковороду и поспешно пересыпала печенье на большую керамическую тарелку — единственную имеющуюся, зато способную вместить что угодно, вплоть до маленькой индейки.

— Как там печеньки? — подбежал взглянуть Джем, напрочь позабыв о сестре.

— В порядке, — заверила я. — Немного подгорели по краям, но в целом отлично.

Следом подошла Фанни, однако ее волновала не судьба выпечки.

— Мистер Фрэзер выпорет Мэнди? — встревоженно прошептала она.

— Да ну. Она еще маленькая, — заверил Жермен.

— Вовсе нет, — заявил Джемми и бросил настороженный взгляд на мать.

Лицо у Бри заметно покраснело, хотя и не так сильно, как у Мэнди.

Дети столпились вокруг меня, то ли из интереса к печенью, то ли из чувства самосохранения. Я вопросительно глянула на Роджера, тот подошел к Брианне и сел рядом. Повернувшись к ним спиной, чтобы не мешать семейному уединению, я отправила Фанни и Джема за большим кувшином молока, висящим в колодце. Повезет, если ни одна из местных лягушек не ухитрилась пролезть под плотную ткань, которой я накрыла кувшин.

— Прости, бабушка, — тихо сказал Жермен, подойдя ближе. — Я не хотел устраивать переполох, правда.

— Знаю, милый. И все знают, кроме разве что Мэнди. А дедушка ей объяснит.

— Уф.

Он сразу расслабился, ни капли не сомневаясь в способности своего деда очаровать кого угодно, от необъезженной лошади до бешеного ежа.

— Сходи за кружками, — попросила я. — Скоро все соберутся.

Оловянные кружки, вымытые после обеда, сушились вверх дном на крыльце. Жермен торопливо вышел, избегая глядеть на Бри.

Жермен думал, она сердится, однако мне было очевидно, что Бри расстроена. И неудивительно, сочувственно вздохнула я. Она постоянно боролась за безопасность Джема и Мэнди, за их счастливую жизнь. Сначала во время долгого и тягостного отсутствия Роджера, затем — когда искала его. Потом — новое путешествие через камни и долгая дорога сюда. Естественно, что у нее почти сдали нервы. К счастью, Роджер неплохо справлялся с ролью супруга: он обнял жену, склонившую голову ему на плечо, и что-то тихонько бормотал. Я не могла разобрать слов, но интонация выражала любовь и утешение, и лицо Бри постепенно разгладилось.

С противоположной стороны, через открытую кухонную дверь, до меня долетали другие негромкие голоса — Джейми и Мэнди. Похоже, они показывали друг другу звезды, которые им нравятся. Раскладывая печенье на тарелке, я улыбнулась: пожалуй, ему и правда под силу усмирить бешеного ежа.

Повинуясь своему отличному чутью, Джейми дождался, пока все снова соберутся вокруг ароматно пахнущего горячего печенья, и только потом принес Мэнди обратно и молча опустил ее на пол среди других детей.

— Тридцать четыре? — на глаз прикинул он. — И одно для Огги?

— Точно. И как это у тебя получается?

— А, пара пустяков, саксоночка. — Он наклонился над тарелкой, закрыл глаза и блаженно вдохнул. — В конце концов, считать печенье проще, чем овец или коз, — у него нет ног.

— Ног? — озадаченно переспросила Фанни.

— Ну да. — Джейми открыл глаза и улыбнулся. — Чтобы узнать, сколько у тебя коз, достаточно посчитать ноги и разделить на четыре.

Взрослые притворно застонали, а Жермен и Джемми, освоившие деление, захихикали.

— Это… — начала Фанни и нахмурилась.

— Все за стол, — быстро сказала я. — Джем, будь добр, налей молоко. И сколько же печенья получает каждый, мистер Всезнайка?

— Три! — хором ответили мальчики.

Особое мнение Мэнди, считавшей, что каждому полагается пять, потихоньку замяли, и все погрузились в коллективное наслаждение холодным молоком и душистым рассыпчатым печеньем.

— Итак. — Джейми прервал трапезу, осторожно стряхнул крошки с рубахи на ладонь и слизнул их. — Итак, — повторил он, — Аманда говорит, что может сама прочитать свою книгу. Прочтешь ее нам, a leannan?

— Да!

Мигом вытерев липкие руки и лицо, Мэнди вновь устроилась в материнских объятиях, только на этот раз положила ярко-оранжевую книгу себе на колени. Она открыла самое начало, строго оглядела слушателей и велела:

— Тихо! Я читаю.

* * *

После того как Мэнди несколько раз прочла книгу вслух и от печенья ничего не осталось, Йен с семьей ушли к себе в хижину, а детей отправили спать в мою хирургическую — единственную комнату с готовыми стенами. Шагая с тюфяками по недостроенному коридору, они с трепетом предвкушали ночевку в собственном доме.

Я пошла с ними и развела огонь в жаровне (второй камин еще не достроили), потом занавесила открытое окно и дверной проем старыми одеялами для защиты от летучих мышей, комаров, лис и любопытных грызунов.

— Если сюда залезет енот или опоссум, не пытайтесь выгнать их сами. Просто сходите за отцом или дедушкой. Или за мамой, — добавила я. Уж Бри-то наверняка справится с заблудшим енотом.

Я послала детям воздушный поцелуй и вернулась в кухню.

Запах патоки выветрился, но воздух все еще был напоен сладостью, теперь вперемешку с запахом виски. Брианна со своего места на деревянном ящике с индиго приветственно подняла оловянную стопку.

— Ты как раз вовремя, — сказала она.

— Для чего?

Джейми протянул мне наполненную до краев стопку.

— Slàinte, — произнес он, чокаясь. — За новый очаг.

— Для раздачи подарков, — ответила Бри извиняющимся тоном. — Я долго их выбирала. Не знала, найду ли вас… Всех вас, — добавила она, серьезно глядя на Роджера. — И хотела взять что-нибудь действительно важное, пусть и рискуя потерять или испортить в пути.

Мы с Джейми обменялись недоуменными взглядами, однако Брианна уже рылась в своей холщовой сумке. Она достала толстую синюю книгу и, наблюдая за моей реакцией, вложила мне в руки.

— Что… — начала я, но уже с первого прикосновения поняла сама и испустила радостный визг: — Бри! О, о!..

Джейми улыбался, правда, несколько озадаченный моей реакцией. Я на миг протянула книгу ему и тут же снова прижала к груди.

— Ох! — повторила я. — Бри, спасибо! Как чудесно!

Она порозовела от удовольствия, в глазах сияла ответная радость.

— Я знала, что тебе понравится.

— Ох!..

— Дай-ка взглянуть, mo nighean donn^[44]. — Джейми осторожно потянулся за книгой. Я неохотно выпустила ее из рук.

— «Справочник Мерка, тринадцатое издание», — прочитал он с обложки и поднял вопросительный взгляд. — Похоже, твой Мерк популярный писатель или же делает чертову кучу ошибок.

— Это медицинская энциклопедия, — объяснила я, наконец овладев собой, хотя меня все еще переполняло волнение. — «Справочник Мерка по диагностике и терапии». Своего рода сборник общих медицинских знаний.

— Надо же… — Джейми с интересом открыл книгу, хотя я видела, что он не до конца осознает всю ее важность. — «Контроль за распространением дизентерийной амебы достигается путем непопадания человеческих фекалий в рот». Надо же, — мягко повторил он и улыбнулся, глядя на выражение моего лица. — Так вот до чего додумаются люди в будущем. Многое из этого даже ты пока не знаешь. Хотя, полагаю, насчет фекалий тебе известно?

Я кивнула, после чего Джейми аккуратно закрыл книгу и вернул мне. Я прижала ее к груди, голова у меня кружилась от предвкушения. Тринадцатое издание — из 1977 года!

Роджер кашлянул, привлекая внимание Брианны, и кивнул на сумку.

— А это для тебя, па… — Бри вытащила маленькую толстую книгу в мягкой обложке и с улыбкой протянула отцу. — И вот еще… — За первой книгой последовала вторая, а затем третья.

— Это все одна история, — хрипло сказал Роджер. — Только напечатанная в трех томах.

— В самом деле? — Джейми осторожно перевернул одну из книг, словно опасаясь, что та вот-вот развалится у него в руках. — А переплет? Неужели склеен?

— Да, — улыбнулся Роджер. — Такая маленькая книжка называется «карманное издание». Они дешевые и легкие.

Джейми взвесил книгу в руке и кивнул, а сам уже принялся изучать заднюю обложку.

— Фродо Бэггинс, — прочел он вслух и поднял озадаченный взгляд. — Валлиец?

— Не совсем. Брианна подумала, эта история придется вам по вкусу. — Роджер посмотрел на жену, и его улыбка стала шире. — Я с ней согласен.

— Ммхм. — Джейми сложил три тома вместе, на миг задержал взгляд на кружке Мэнди с липкими отпечатками, затем убрал книги на самый верх моего шкафчика с травами. — Спасибо, дочка. Уверен, они отличные. — Он поцеловал Бри и кивком указал на ее сумку. — А для себя ты что захватила?

— Ну… в основном разные мелкие инструменты. Вроде тех, какие есть и сейчас, но лучшего качества, или те, которые здесь искать слишком хлопотно и дорого.

— Что, совсем никаких книг? — улыбнулся Джейми. — Будешь единственной неграмотной в семье?

Бри, и без того румяная от удовольствия и возбуждения, при этом вопросе и вовсе густо покраснела.

— Хм… Ну… Только одну.

Она взглянула на меня, откашлялась и полезла в опустевшую сумку.

Я охнула (чем привлекла к себе внимание Джейми) при виде книги в переплете и суперобложке, на которой значилось «Душа мятежника. Шотландские корни Американской революции». Автор — Фрэнклин У. Рэндолл, доктор философии.

Сдвинув брови, Бри беспокойно посмотрела на отца, потом обратилась ко мне:

— Я еще не читала, но ты… Вы оба, — поправилась она, перебегая глазами с меня на Джейми, — можете прочитать ее в любое время. Если захотите.

Встретившись со мной взглядом, Джейми чуть приподнял брови и отвел глаза.

* * *

Брианна и Роджер отнесли на улицу липкие кружки, миску из-под теста, ложку и кувшин для молока, чтобы их ополоснуть, а я села рядом с Джейми на большой мешок с сушеными бобами и несколько минут не отрывалась от своего справочника. Джейми с опаской повертел в руках книгу Фрэнка, словно она могла взорваться, затем отложил в сторону и с улыбкой наблюдал, как я ласково поглаживаю шероховатую голубую обложку нового приобретения.

— Будешь читать ее от корки до корки, как Библию? — спросил он. — Или подождешь, пока кто-нибудь не явится с синими пятнами, и только потом в нее заглянешь?

— Одно другого не исключает, — заверила я, взвешивая массивный томик в руке. — Возможно, здесь говорится о новых методах лечения уже известных мне болезней. И наверняка тех, о каких я даже понятия не имею.

— Позволишь взглянуть еще разок? — Джейми протянул руку, я осторожно вложила в нее книгу. Открыв наугад, он прочел: — «Трипаносомоз», — и его брови поползли вверх. — Ты знаешь, что делать с трипаносомозом, саксоночка?

— Нет, — призналась я. — Но теперь если с ним столкнусь, то хотя бы буду иметь представление. Возможно, это спасет пациента от неэффективного или опасного лечения.

— Ага, и у него будет время написать завещание и вызвать священника.

Джейми закрыл книгу и вернул мне.

— М-м. — Я постаралась отогнать мысли о вероятных (или, скорее, неотвратимых) смертельных болезнях и травмах, которые не в состоянии вылечить. — А что насчет твоих книг? Интересные, как по-твоему?

Я кивнула на толстые томики в мягких обложках. Просветлев лицом, Джейми взял первую часть трилогии и медленно полистал, затем вернулся к самому началу и хрипло прочел:

— «О хоббитах. Речь в этой книге пойдет в основном о хоббитах, и на страницах читатель узнает многое об их характере и немного — об их истории».

— Это только пролог, — объяснила я. — Можешь пропустить, если хочешь.

С улыбкой на губах Джейми отрицательно покачал головой, не сводя глаз со страницы.

— Если автор счел нужным его написать, значит, я прочту. Не хочу упустить ни слова.

У меня защемило сердце, когда я увидела, с каким благоговением Джейми обращается с книгой, как бережно переворачивает страницы указательным пальцем. Книга — любая, безотносительно содержания — обладала великой ценностью для того, кто много лет прожил практически без доступа к печатному слову, и только воспоминания о прочитанном помогали ему и его спутникам забыть о невзгодах.

Он поднял глаза.

— Ты их читала, саксоночка?

— Нет, хотя у этого автора я читала «Хоббита». Вместе с Бри, когда она училась в шестом классе. Ей было двенадцать лет.

— Хм… То есть никакого распутства здесь нет?

— Что? Разумеется, нет, — рассмеялась я. — С чего ты взял?

— Ну, не с обложки уж точно — сроду не видел столько текста снаружи, — но никогда не знаешь наверняка. — Он с явной неохотой закрыл книгу. — Я подумал, мы могли бы читать их вечерами, например каждый по одной главе. Джем и Жермен уже достаточно взрослые, думаю, им это по силам. Как по-твоему, Фрэнсис умеет читать?

— Да, насколько я знаю. Говорит, ее научила сестра. — Я подошла к Джейми и прислонилась к его плечу, чтобы еще разок взглянуть на «Братство Кольца». — Замечательная идея.

В Лаллиброхе, в короткие первые месяцы нашего брака, мы вместе с Дженни и Йеном проводили у камина мирные и счастливые часы, пока кто-то один читал вслух, а другие вязали чулки, чинили одежду или мелкую мебель. Я представила такие вечера здесь, в кругу нашей семьи в собственном доме, и на душе у меня потеплело.

Джейми издал довольное шотландское урчание и положил книгу рядом с монографией Фрэнка, которую Бри захватила для себя. Мое растаявшее сердце сжалось одновременно от радости и грусти при мысли, что она взяла эту книгу с собой в новую жизнь как память о Фрэнке.

Заметив мой взгляд, Джейми издал еще один шотландский звук, на этот раз выражая осторожный интерес. Я кивнула на «Душу мятежника».

— Хочешь прочесть?

— Не знаю, — признался он, посматривая на книгу. — А ты ее читала, саксоночка?

— Нет.

Я смалодушничала. Прочтя все статьи, книги и эссе Фрэнка в период нашего первого брака, как я его про себя называла, я так и не смогла взяться ни за одну из книг, написанных им во время нашей второй попытки. Меня хватило только на беглое знакомство с той работой, где говорилось о последствиях Каллодена, — я тогда искала сведения о судьбах обитателей Лаллиброха.

— Ее опубликовали после того, как я… вернулась сюда. Это его последний труд. Я ее даже не видела.

На мгновение я задумалась, а не взяла ли ее Бри из-за фотографии Фрэнка: на ней он был таким, каким она его запомнила. Или дочка выбрала книгу главным образом из-за названия?

Джейми, от которого не укрылась моя интонация, смерил меня взглядом, но ничего не сказал и взял в руки «Зеленые яйца с ветчиной». Джем утащил с собой в постель книгу «Мальчик-ученый». Вероятно, он читал ее Жермену и Фанни при свете огня. Оставалось только надеяться, что в ней нет пошаговых инструкций по сборке метательной машины.

10

Петрушка, шалфей, розмарин и тимьян^[45]

Неделю спустя мы услышали окончание истории.

Фанни с Жерменом пошли к Йену помочь Дженни вычесывать коз. Джемми, не допущенный к этому занятию из-за вывиха большого пальца, не пожелал быть сторонним наблюдателем и остался дома, чтобы поиграть в шахматы с Джейми.

Роджер наигрывал «Ярмарку в Скарборо» на сделанных им примитивных цимбалах под аккомпанемент столь же незатейливых разговоров, которые медленно текли на кухне. Однако к тому времени, как мы с Бри замесили на завтра тесто и поставили его подниматься, замочили оленину в травах и уксусе и решали, нужно ли вымыть пол или только подмести, в комнате повисла тишина. Шахматная партия закончилась (героическим усилием Джейми сумел проиграть), цимбалы умолкли, а Мэнди и Джем заснули, развалившись по углам скамьи, словно мешки с сушеными бобами.

Не сговариваясь, взрослые собрались за столом с четырьмя кружками и бутылкой приличного красного вина — подарком Майкла Линдси за мою помощь: я зашила пару длинных ран на боку его лошади после ее столкновения с медведем.

— У твоих цимбал приятное звучание, Роджер Мак, — заметил Джейми, указывая кружкой на инструмент, который теперь для сохранности лежал на шкафчике для лекарственных растений.

Роджер удивленно поднял брови.

— Вы… узнали? — спросил он. — Я имею в виду — поняли, что это песня?

— Нет. А это была песня? — в свою очередь удивился Джейми. — Хотя звук приятный. Похож на звон колокольчиков.

— Она из… — Брианна немного замялась и взглянула на детей, — нашего времени.

— Все в порядке, — успокоил Роджер. — Текст могли сочинить в любом времени, начиная со Средневековья.

— Хорошо. Но лучше не забывать об осторожности. — Бри неуверенно улыбнулась. — Не дай бог Мэнди запоет в церкви «Twist and Shout»^[46].

— Ну, не в нашей уж точно, — согласился Роджер. — Хотя, разумеется, сейчас есть и более… гм… активные службы, где это было бы вполне уместно. Интересно, существуют ли в округе церкви, практикующие проповеди со змеями? — с внезапным воодушевлением добавил он. — Не знаю точно, когда их придумали.

— Змеи в церкви? Серьезно? — усомнился Джейми. — На кой черт кому-то так поступать?

— Евангелие от Марка, глава 16, стих 17, — сказал Роджер. — «Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы». Они делают это — или только будут, — чтобы доказать свою веру. Берут гремучих змей и щитомордников голыми руками. Прямо в церкви.

— Господи Иисусе, — перекрестился Джейми.

Роджер кивнул.

— Вот именно. Думаю, все отсылки к Библии не представляют опасности, — обратился он к Бри, — и все же лучше не упоминать того, что может навести на мысли о более современных вещах.

Когда Роджер цитировал библейский стих, я невольно посмотрела на свои руки, но при этих словах подняла глаза. На лице Джейми было написано недоумение.

Тяжело вздохнув, Бри снова глянула на детей.

— Мы вовсе не стремимся к тому, чтобы они забыли, — тихо сказала она. — Были, есть и будут люди и вещи из… нашего времени… которые им дороги. И мы не знаем, смогут ли они когда-нибудь… рано или поздно… вернуться. Просто следует быть осмотрительнее с воспоминаниями и разговорами о той эпохе. — Она сглотнула. — Вероятно, ничего страшного не случится, если Мэнди расскажет людям, например, о туалетах. Особенно если я один такой построю, — добавила она, коротко улыбнувшись. — Однако есть и другие вещи.

— Да, — негромко сказал Джейми. — Не сомневаюсь.

Он положил ладонь мне на бедро, и я накрыла ее своей. Джейми тоже заметил на лицах Роджера и Брианны выражение, свойственное изгнанникам — тем, кто вынужден скрывать скорбь и мужественно отречься от воспоминаний, которые никуда не денутся, как бы глубоко ни были похоронены. Я видела это выражение в дни перед окончанием Второй мировой, а Джейми — все месяцы и годы после Каллодена.

Повисла долгая пауза. Наконец Джейми прочистил горло.

— Я знаю, почему вы вернулись, — сказал он. — Но каким образом?

Чисто практический вопрос разогнал тоскливую атмосферу. Бри с Роджером переглянулись, потом посмотрели на нас.

— Есть еще вино? — спросил Роджер.

* * *

— Мы не знали, можно ли перемещаться сразу и во времени, и в пространстве, — начала Бри, когда кружки заново наполнили. — Мы понятия не имеем, удавалось ли подобное кому-нибудь, поэтому не отважились на эксперимент.

— Могу себе представить, — сказала я едва слышно.

Я постаралась забыть то ощущение, которое испытываешь, находясь… там, но воспоминания не исчезли полностью. Все равно что, сидя в крохотной лодке посреди бескрайнего моря, видеть, как нечто большое и темное скользит у самой поверхности воды.

— Поэтому решение далось нам легко, — сказал Роджер, хотя, судя по выражению его лица, «легко» было понятием относительным. — Задача состояла в том, чтобы попасть из Шотландии в Америку. Только вот где лучше пройти через камни: возле Инвернесса или на Окракоке?

— При переходе на Окракоке некоторые умерли, — тихо заметила Бри, накрыв ладонь Роджера своей. — Вендиго Доннер тебе ведь рассказывал, мама?

— Да.

Мне сдавило горло при упоминании имени Доннера, да и от названия «Окракок» воспоминания были не из приятных. Судя по тому, как побледнела Бри, она тоже не забыла об этом месте: Стивен Боннет держал ее там в плену.

— И даже с теми, кто не умер, происходили… э-э… странности. — Роджер посмотрел на меня. — Помните Зуб Выдры… ну, Роберта Спрингера? Он со своей группой рассчитывал попасть в… какое время? В середину шестнадцатого века или еще раньше? Во всяком случае, далеко в прошлое. Он переместился дальше остальных, но не настолько, как хотел. Для всех членов группы путешествие прошло по-разному.

— Мы подумали, это как-то связано с тем, что они шли поодиночке, повторяя друг за другом движения и слова, — вставила Бри, а затем махнула в сторону спящих детей. — Мы же переходили вместе, держась друг за друга. Наверное, это сыграло роль.

— И мы вместе проходили на Окракоке раньше, — добавил Роджер. — Если нам удалось один раз, возможно, стоило попробовать снова.

— Значит, все уперлось в поиски корабля, так? — Джейми, который до сих пор внимательно слушал, слегка постукивая пальцами по бедру, теперь выпрямился. — Вы думали, велика ли разница между кораблями, построенными в 1739 году и примерно в 1775 году?

— Да, именно, — призналась Брианна. — Корабли стали больше и быстроходнее, но погода неумолима. При столкновении с айсбергом или ураганом, — она кивнула мне, — не так уж важно, в лодке ты или на «Титанике».

— Пожалуй, — согласился Джейми, и я рассмеялась: он знал о «Титанике» по моим рассказам.

— Тебя послушать, так плавающая доска в пруду с форелью ничем не лучше большого корабля вроде «Куин Мэри», — поддразнила я.

— Да, только на последнем еда наверняка вкуснее, — невозмутимо заявил Джейми. — И коль скоро меня не тошнило благодаря твоим иголкам, я бы учел это обстоятельство. Итак, по-вашему, климат сильно изменился за сорок лет? — спросил он у Брианны, возвращаясь к разговору.

Она покачала головой.

— Дело не только в бурях и ветрах. То есть, конечно, погода играла роль, но мы не могли ее предсказать. Зато хорошо знали политический климат.

— Война, — сказал Роджер, правильно истолковав мой озадаченный взгляд. — В то время… точнее, сейчас британцы устраивают торговые блокады и захватывают американские корабли. Что, если бы наш корабль потопили или захватили? Или меня завербовали бы в Британский флот, а Бри и детям пришлось бы решать, идти через камни или остаться на Ямайке или где-то еще, разыскивая меня?

— Резонно, — согласился Джейми. — Значит, вы сели на корабль в 1739 году. Ну, и как прошло плавание?

— Ужасно! Кошмарно! — враз выпалили Бри и Роджер.

Они посмотрели друг на друга и невесело рассмеялись — с нервным облегчением выживших, которые еще не совсем уверены, что спаслись.

На бриге под названием «Кермана» они отплыли из Инвернесса в Эдинбург, где пересели на «Констанцию» — маленькое торговое судно, державшее курс в Чарльстон.

— Никаких кают, — сказал Роджер. — Нас разместили в крохотном уголке в трюме, между бочками с водой и штабелями сундуков, набитых тканями: льном, муслином, шерстью и шелком. Запах тот еще — отбеливающая глина, клейстер, красители и моча, — но могло быть и хуже. В другом конце трюма люди теснились между ящиками с соленой рыбой и бочонками с джином. Из-за паров алкоголя они большую часть времени провели в отключке, насколько нам удалось разглядеть в темноте.

— Если так, им повезло, — тоскливо сказала Брианна. — По пути мы попали в целых четыре — четыре! — шторма. Не знаю, чего мы боялись больше: пойти на дно или что нас расшибет грузом. За исключением Мэнди мы все с головы до ног были в синяках: ее почти все плавание я держала на коленях, для тепла закутавшись в плащ.

Джейми слегка позеленел от одного лишь рассказа, да и меня, признаюсь, немного укачало.

— Чем вы питались? — спросила я в надежде вернуть разговор на твердую почву.

— Холодной овсянкой, — пожал плечами Роджер. — В основном. Иногда холодным беконом. И репой. В избытке.

— Сырой репой? — не поверила я.

— Ой, ну перестань, — запротестовала Бри. — На вкус она как яблоки, только несладкая. Яблоки у нас тоже были, а еще изюм, морковь, вареный шпинат и горшочек соленых огурцов. Нам даже достался бочонок соленой рыбы…

— Господи, — с чувством произнес Роджер, — мне хватило одной штуки: думал, умру от жажды.

— Тебе никто не говорил вначале ее вымочить? — усмехнулся Джейми.

— Еще у нас был сыр, — сказала Бри, впрочем не слишком убедительно.

— Кстати, не такой уж плохой, если запивать джином. Вы когда-нибудь видели сырного клеща вблизи?

— Как вы их разглядели? — поинтересовался Джейми. — Я не раз бывал в трюме — там и собственных рук-то не увидишь.

— Ага, — согласился Роджер. — Конечно, открытое пламя в трюме не разрешалось, поэтому свет поступал, только когда откидывали крышку люка. То есть всякий раз, как выдавалась хорошая погода, — добавил он, пытаясь быть честным.

— И то неплохо, — сказал Джейми. — А если проголодался, сырных клещей даже не заметишь. Да и сырая репа очень питательна…

Бри издала смешок, мне же было не до веселья. Джейми иронизировал, но не шутил. Я поняла: он вспоминает долгие голодные годы в Шотландии после Каллодена и заодно время, проведенное в Ардсмуре.

— Сколько длилось плавание? — спросила я.

— Семь недель, четыре дня и тринадцать с половиной часов, — ответила Брианна. — Путешествие, слава богу, не слишком затянулось.

— Да уж, — согласился Роджер. — Однако вблизи от побережья на нас обрушился последний шторм, пришлось сойти на берег в Саванне. Я и не надеялся пересадить всю компанию, — он махнул на жену и детей, — на другой корабль. Но когда выяснилось, что до Окракока пятьсот миль… мы нашли рыболовецкое судно.

— Слава богу, открытое, — с жаром добавила Бри. — Спали на палубе.

— Итак, вы наконец добрались до камней, — подытожил Джейми. — Как вы прошли?

— Нам едва удалось, — тихо сказал Роджер. Он посмотрел на спящих детей. Мэнди растянулась на скамье ничком, обмякшая, как тряпичная кукла Эсмеральда. — Нам помогла Мэнди. И ты, — добавил он с легкой улыбкой, глядя на Джейми.

— Я?

— Ты написал книгу, — тихо пояснила Бри. — «Дедушкины сказки». Вы придумали положить экземпляр в шкатулку с письмами.

Джейми вдруг смутился и опустил глаза.

— Вы… ее читали? — спросил он и прочистил горло.

— Да. — Голос Роджера звучал мягко. — И перечитывали.

— Много раз, — добавила Бри, взгляд ее потеплел от воспоминаний. — Свои любимые истории Мэнди запомнила слово в слово.

— Ну… — Джейми потер нос. — Какое это имеет отношение к…

— Это она вас нашла, — сказал Роджер. — Там, во время перехода через камни. Мы изо всех сил думали о вас с Клэр и о Ридже… обо всем, что помнили. Наверное, было слишком много разных мыслей.

— Я не могу передать словами… — начала Бри. Тень пережитого легла на ее лицо; я понимала, о чем она говорит. — Мы не могли выбраться. Застряли внутри и… Это похоже на взрыв, па, — пыталась объяснить она. — Настолько замедленный, что чувствуешь, как разлетаешься на части. Так было и прежде, но все быстро заканчивалось. На сей раз… это тянулось бесконечно.

Я вспомнила собственные ощущения и внутренне содрогнулась, будто меня столкнули с обрыва. Побледневшая Бри сглотнула и продолжила:

— Я… мы… Ты не можешь толком говорить и едва чувствуешь, что кто-то рядом держит тебя за руку. Но Мэнди — да и Джем — чуть сильнее нас с Роджером. Я — мы — услышали, как Мэнди воскликнула: «Дедушка! Голубая пикси!» И вдруг все перенеслись… на одну страницу, если можно так выразиться.

Роджер улыбнулся:

— Мы все подумали о тебе и об этой сказке с изображением голубой пикси. А потом… очнулись на земле, почти разорванные на части, зато живые. В нужном времени. Вчетвером.

Джейми издал тихий гортанный звук — настолько невнятный, что даже я не разобрала. Я отвела взгляд и увидела, что Джем не спит, а, замерев, лежит с открытыми глазами. Потом он медленно сел, наклонился вперед и упер локти в колени.

— Не переживай, дедушка, — сказал внук хриплым спросонья голосом. — Не плачь. Ты привел нас сюда в целости и сохранности.

Примечания

1

Отсылка к истории про Самсона-воителя из ветхозаветной Книги Судей. Однажды он голыми руками убил льва, а спустя некоторое время обнаружил, что в пасти поверженного хищника образовался улей диких пчел. Самсон извлек оттуда мед, и съел его, и по мотивам происшествия придумал загадку: «Из едящего вышло едомое, из сильного вышло сладкое». (Здесь и далее — прим. перев.)

2

Дочка, девочка (гэльск.).

3

Евангелие от Матфея, отрывок из Нагорной проповеди (Мф. 6:34).

4

Пледом в Шотландии называли традиционный большой килт (в отличие от малого, который представляет собой его нижнюю часть). Днем горцы носили его как верхнюю одежду, а ночью использовали в качестве одеяла.

5

Иов (5:7).

6

Гэльский (гэльск.).

7

Милая (гэльск.).

8

Зд.: Проклятье! (гэльск.).

9

Друг, подруга (гэльск.).

10

Боже (гэльск.).

11

Брат моей матери (гэльск.).

12

Стихотворение Уолта Уитмена «Я пою электрическое тело…» из цикла «Листья травы», 1855 г. (Пер. М. Зенкевича).

13

Округ в штате Джорджия (США).

14

Да поможет мне Бог (гэльск.).

15

Зд.: Ждал в засаде (гэльск.).

16

Сукин сын (гэльск.).

17

Спасибо, моя дорогая (гэльск.).

18

Одна из самых известных перестрелок в истории Дикого Запада. Произошла в три часа пополудни 26 октября 1881 года в городе Тумстоун на Аризонской территории. Впоследствии место перестрелки стало достопримечательностью, а сама она неоднократно обыгрывалась в сюжетах голливудских вестернов.

19

Кольца на хвосте — один из отличительных признаков гремучей змеи. Белая изнутри пасть — у водяного щитомордника (ядовитая змея семейства гадюковых).

20

Любовь моя (гэльск.).

21

В середине дела (лат.).

22

Отсылка к последним строкам стихотворения-эпитафии Роберта Луиса Стивенсона «Реквием».

23

От англ. fear the God — «бойся Бога»; fortitude — стойкость, храбрость.

24

Wisdom (англ.) — мудрость.

25

Мамочка (гэльск.).

26

1 фарлонг равен 201 метру.

27

Дерьмо поганое (лат.).

28

Уильям Шекспир. «Отелло» (Пер. Б. Лейтина).

29

Военная хитрость (фр.).

30

Эксцентричный, из ряда вон (фр.).

31

Мэкки-Нож — прозвище главного героя «Трехгрошовой оперы» (1928) Бертольта Брехта. Строка «Мэкки-Нож вернулся в город» взята из написанной для пьесы баллады, перепетой многими известными исполнителями.

32

Бабушка (фр.).

33

Жуть! (фр.).

34

Дедушка (фр.).

35

Шотландский праздник последнего дня в году с факельными шествиями и развлечениями с огнем (файр-шоу, фейерверками, сожжениями).

36

Святой архангел Михаил, защити нас (гэльск.).

37

Гефсиманский сад — место моления Иисуса Христа в ночь ареста. В переносном смысле — место мучительных терзаний, страдания и боли.

38

Родной (гэльск.).

39

Нижний прямой парус на самой большой мачте судна.

40

Мохок (также мохаук, могаук, могавк) — язык могавков.

41

Мое благословение (гэльск.).

42

Строки из детской книги Доктора Сьюза «Зеленые яйца с ветчиной» (1960) (Пер. М. Фокс).

43

Да (фр.).

44

Моя темноволосая (гэльск.).

45

Строка-рефрен из английской народной баллады «Ярмарка в Скарборо». Баллада обрела широкую популярность благодаря версии, записанной в 1966 году американским фолк-рок-дуэтом Simon & Garfunkel.

46

«Twist and Shout» — песня в жанре рок-н-ролл, написанная в 1963 году и неоднократно перепетая многими известными исполнителями.