Записки стороннего наблюдателя

Диана Александровна Чеснокова, 2021

История трагических страстей, связавших меж собою обитателей холодного Петербурга, заставляет читателя задуматься, задаться вопросами, на которые, к большому сожалению, нельзя дать решительно никакого ответа. Северная столица включает в себя люд разнообразный: здесь и воры, и мелкие жулики, и карточные шулера, и убийцы… Однако сами ли они выбрали такой путь? И возможно ли всегда оставаться человеком?

Глава третья. Площадь Восстания

Анна родилась в Петербурге холодной зимой, когда снег тяжелыми хлопьями падал с неба, занося двери широких парадных большими сугробами. Небо сияло чистотой и свежестью, создавая бесконечное светлое пространство над тяжелыми и угрюмыми петербургскими домами.

Петербург красив зимой, особенно когда она выдается ясная. Улицы будто становятся шире, небо, обычно грузным полотном укрывающее городской лабиринт, словно поднимается выше, а воздух становится таким чистым!

На Витебский вокзал, точно по расписанию, прибыл поезд. Из него вышел сурового вида молодой человек и, расталкивая всех людей, направился к выходу. Не поймав такси у здания вокзала, он решил пройтись, вдруг повезет.

На улице еще не стемнело, как ни странно, даже светило солнце. Его лучи хоть и не грели, но красивыми бликами играли на свежем, только выпавшем снегу. Юноша шагал по скользкому тротуару, а в голове его тысячами роились мысли и воспоминания. Он покинул Петербург ровно год назад, внезапно, в спешке. Больше всего он боялся впечатления, которое его появление произведет на Анну. Самое для него страшное было то, что он даже примерно не мог предугадать, каким, собственно, будет это впечатление.

Тяжелая сумка давила на плечо, сбивая и без того сложно удерживаемое равновесие на покрытом льдом тротуаре. Молодой человек не выдержал и спустился в метро. Даже спустя год он помнил точный адрес ее квартиры, станцию, рядом с которой она расположена.

Доехав до"Площади Восстания", он вышел и глубоко вздохнул. Затхлый воздух метро будто сдавил ему легкие, усилив головную боль, приобретенную им еще в шумном вагоне поезда, который сам по себе издавал страшный скрежет на каждом повороте, давая понять, что по этим рельсам он ходит уже не первый десяток лет, усугубляемый еще и огромным количеством несносных пассажиров, своими разговорами поднимавших нестерпимый гул в попытках перекричать друг друга.

У юноши не сразу получилось найти нужный двор: он заблудился в, как он думал, однообразных старинных зданиях, плотно прижатых одно к другому.

Наблюдая людей в Петербурге, можно сразу сделать вывод, что делятся они на две обширные группы. Первая, довольно просто поддающаяся пониманию, включает в себя приезжих, туристов, даже некоторых коренных горожан. Суть ее состоит в том, что они принимают Петербург, как город, как нечто обыденное и ни чем не разнящееся с, например, Москвой. Они знают, что он имеет историческое значение, иногда даже уважают его знаковые достопримечательности, но решительно не постигают его сути. На таких людей немного свысока, даже с толикой какой-то жалости смотрят составляющие вторую группу господа. Они, по натуре своей, на каком-то духовном уровне понимают Петербург. Они знают и видят, что город этот особенный, в первую очередь, очевидно, внешне, но это для них не самое главное, для них важна его натура духовная, если не сказать ментальная. Они видят в нем человека, глубоко образованного, того, с кем можно побеседовать на абсолютно любые темы, в закоулки души которого можно пробраться с горячим интересом, исследовать его все новые и новые привычки. Именно поэтому для причисленных к этой группе людей каждый дом, каждый двор, каждая парадная и арка являются особенными, одними единственными и неповторимыми в своем роде. Они чувствуют подсознательную привязанность к Петербургу, словно к живому существу, что мило сердцу. К его печальному небу, к мрачным домам, в конце концов, к бесчисленному количеству мостов и глубоких каналов. Однако в то же время, эта часть людей чувствует свободу, даруемую этим городом.

Петербург — город интересный: все, что там происходит, может происходить лишь там и нигде больше. Это город, рожденный по прихоти одного только человека, город, возведенный совершенно искусственным путем. Это само по себе является парадоксом, но этот парадокс порождает множество других. Казалось бы, как здания, приткнутые вплотную друг к другу, темные, грузные, старые как мир, небо, вечно серое, на котором в любое время года и суток отсутствует солнце, могут дарить свободу? Неизвестно. Объяснить этого не сможет никто, и, тем не менее, некоторые это чувствуют. Отчасти, эту свободу дарит осознание грандиозности, возвышенности Петербурга над всем остальным: над другими городами, над людьми, над всем бытием мира. Он как бы существует отдельно, ничто до него не касается. Даже абсолютный скептик признает, что каждый булыжник в каждой мостовой имеет определенный шарм, энергию. И это самое малое, что можно описать словами. Попадая в Петербург, господину понимающему уже не важно, что в жизни его было до его прибытия сюда, что будет после, город захватывает его всецело, как бы оберегая от прежних проблем и переживаний, будь они духовные или материальные.

Бесполезно пытаться изложить это на бумаге, оно существует где-то за пределами понимания человеческого, и вряд ли в каком-то из языков изобрели для этого описания подходящие слова. Петербург можно увидеть, но важнее его почувствовать, проникнуться, надышаться им. К счастью, далеко не все способны на это, оно дается само, существует вместе с человеком изначально, будучи решительно не приобретаемым.

В очередной раз завернув не в тот двор, юноша выругался про себя, уже было решил спросить дорогу, как увидел на стене номер нужного ему дома. Сердце его бешено заколотилось в груди, дыхание стало учащенным, пар с каждым выдохом становился все гуще. Дверь в парадную была распахнута настежь, за что он поблагодарил судьбу. С самого начала своего пути больше всего он боялся, что ему попросту не откроют. Поднявшись на нужный этаж, он остановился как вкопанный у двери, не решаясь позвонить. Он знал, что в квартире сейчас празднуют, что его появление понесет за собой лишь смятение, после которого последует неизвестно что. Он тряхнул головой, словно отгоняя от себя какую-то навязчивую мысль, и позвонил.

Дверь открыла стройная девушка невысокого роста с вьющимися светлыми волосами. Глаза ее, большие, темные, выражали неподдельное счастье, которое может возникнуть только в том случае, если человек наконец сбросил свой душевный груз, тяготивший его долгое время, и получил желаемую свободу. Однако стоило ей увидеть, кому она открыла, буря эмоций смела это выражение с ее прекрасного лица, оставив на нем отпечаток боли и уныния.

— С днем Рождения, Анна.

— Что ты здесь делаешь? — сорвавшимся голосом спросила она, опустив при этом глаза.

На этот вопрос у незванного гостя не было ответа.

— Уходи, пожалуйста.

— Я не уйду.

Анна захлопнула дверь и провернула ключ дважды. Юноша предполагал такой исход, поэтому, оправившись после первого потрясения, просто сел на лестницу и закурил. В эту же секунду из двери напротив выскочила не самого приятного вида пожилая женщина и буквально вышвырнула его из парадной. Он, не долго думая, сбросил рукавом своего пальто снег с краешка скамейки, уселся и принялся ждать.

На улице уже начало темнеть, когда из парадной стали выходить знакомые юноше люди. Он закрыл лицо воротником своего пальто и отвернулся от входной двери, чтобы никто его не узнал. Когда во дворе воцарилась полная тишина, он выкурил последнюю сигарету и взглянул на небо. Оно было дивного вида в этот декабрьский вечер. За отсутствием какого-либо искусственного освещения можно было различить томный лунный блик, игравший на снегу. Размеренно падали маленькие снежинки, создавая иллюзию звездного неба. Умиротворяющая, вовсе не страшная тишина окружала молодого человека, только где-то вдалеке можно было с трудом различить звуки работавших двигателей машин."Будь, что будет," — подумал молодой человек, встал и отряхнулся от снега, который приличным слоем уже покрыл его с ног до головы.

Позвонив в звонок, он надеялся, что ему будет предоставлена возможность хотя бы высказаться. Его сердце бешено заколотилось, тут же разлив неприятное тепло по всему телу. Защелка замка грозно цокнула, отдав эхо по всей парадной, и дверь отворилась.

— Анна, я хочу с тобой поговорить.

— Вот беда, — с насмешкой в голосе отозвалась девушка. Однако дверь не закрыла.

— Я понимаю, что извиняться мне не имеет смысла, да, наверное, такое и не подлежит прощению…

— Хоть что-то ты понимаешь, — перебила его Анна.

— Прошу, — проскулил юноша и взглянул на нее жалобными глазами.

— Входи.

За год в квартире ничего не изменилось. Все те же светлые, обшарпанные временем стены, мебель из темного дерева, даже тот же желтый чайник на плите.

— Чаю?

— Буду благодарен, — улыбнулся юноша.

Когда он вошел в кухню, увидел остатки праздничного ужина в духовке. Он вспомнил, что за весь день ничего не ел, но, понимая его нынешнее положение нежеланного гостя, говорить ничего не стал.

— Как вы отпраздновали?

— Если ты собираешься и дальше все свои реплики адресовывать моей духовке, то можешь даже не пытаться наладить со мной диалог, — рассмеялась Анна.

Что-то сильно кольнуло его в сердце. Он помнил этот смех, такой искренний, звонкий…

Анна накрыла на стол, поставив пришедшему гостю еду, а себе чай.

— Зачем ты здесь?

— Я должен говорить все сразу и прямо?

— Да, от твоей лжи я уже устала.

— Анна, я никогда тебе не лгал.

— Это с какой стороны посмотреть, — грустно вздохнула девушка.

— Я вернулся в Петербург. Надолго.

— Ты полагаешь, из этого следует…

— Да, — перебил юноша.

— Ты обидел меня. Предал всё мое искреннее чувство, все мои моральные убеждения, в которых сам же со мной был согласен. Знаешь, с чем ты меня оставил?

Он грустно покачал головой, не смея поднять на нее глаза.

— Разочарование, — Анна помолчала. — Во всем и во всех. Ты научил меня не доверять никому, во всем сомневаться, хотя я вовсе не хотела этому учиться.

— Это было моей ошибкой. Я не хотел.

— Но ты это сделал. Нет, это не измена, но прямое и неоспоримое предательство.

Анна не чувствовала ни злости, ни недоумения к этому человеку. Она ощущала лишь острую, глубокую обиду в своей душе. Она просто не понимала, за что на ее сердце была оставлена эта рана. Может, она сделала что-то не так?

— Доедай и уходи.

— И ты не переменишь своего решения?

— Нет, больше ты от меня ничего не услышишь. Исчерпано.

Исчерпано. Эта реплика Анны еще долго не давала молодому человеку спокойно спать.

Выйдя из ее дома, он отправился к себе. На улице было холодно, поднялся буран. Из-за снежных вихрей нельзя было разглядеть, куда ступала нога.

На дорогах было еще довольно много машин, люди возвращались по домам после тяжелого рабочего дня. Город впадал в своего рода ночную спячку: непроглядная темнота уже спустилась на его проспекты, снег, метавшийся из стороны в сторону предупредительными порывами, словно прогонял людей с улицы. Проходя мимо одного из каналов, пересекающих Невский проспект, юноша остановился. Он вслушивался в завывания злого ветра и, словно подхваченный его порывом, унесся в свои мысли. Из этого своеобразного транса его, замерзшего и дрожащего, вывел треск толстого льда, что раздался эхом по всему холодному, в тот миг неприветливому Петербургу.