На пути к свадьбе

Джулия Куин, 2006

Очаровательная Люсинда, леди Абернети, задумала во что бы то ни стало выдать свою подругу за благородного Грегори Бриджертона, но та любит другого… Ничего, разлюбит! Однако что делать Люсинде, которая, похоже, сама теряет голову от Грегори? Перестать с ним встречаться? Это выше ее сил! Разорвать собственную помолвку и обрушить на мистера Бриджертона всю силу своего очарования? Что ж, может быть… А между тем Грегори уже начинает пылать страстью к Люси…

Глава 5, в которой наши герой и героиня ведут довольно занимательную беседу

Всего секунду назад Люси — она глубоко задумалась, пытаясь вспомнить, где ближайшая туалетная комната, — шла по коридору — и вдруг какая-то сила оторвала ее от пола, и она со всего маху врезалась в большое и теплое человеческое тело!

— Не кричите, — прозвучал голос. Знакомый.

— Мистер Бриджертон?

Господи, это на него не похоже! Люси даже не знала, стоит ей пугаться или нет.

— Нам нужно поговорить, — сказал он, выпуская ее руку, но дверь запер, а ключ спрятал в карман.

— Сейчас? — удивилась Люси. Комната была освещена слабо, но, оглядевшись, девушка поняла, что находится в библиотеке. — Здесь? — Затем она задала более уместный вопрос: — Наедине?

Мистер Бриджертон нахмурился.

— Я не собираюсь домогаться вас, если именно это вас беспокоит.

Люси стиснула зубы. Она и не думала, что он на такое способен, просто его обещание вести себя достойно прозвучало скорее как оскорбление.

— Тогда в чем дело? — недовольно осведомилась она. — Если меня застанут в вашем обществе, будут большие неприятности. Я же практически обручена, как вы знаете.

— Знаю, — ответил мистер Бриджертон специфическим тоном, как будто его тошнило от ее упоминаний о помолвке, хотя Люси точно помнила, что говорила об этом только один раз. Ну, может, два.

— В общем, я обручена, — пробурчала она, сознавая, что остроумный и колкий ответ у нее найдется только через два часа.

— Что происходит? — сердито спросил мистер Бриджертон.

— Что вы имеете в виду? — проговорила Люси, хотя прекрасно поняла его.

— Мисс Уотсон, — ответил он.

— Гермиону? — Как будто существовала другая мисс Уотсон! Но этим вопросом она выигрывала время.

— Ваш совет, — заявил мистер Бриджертон, сверля ее взглядом, — оказался идиотским.

Конечно, он был прав, но тогда она надеялась, что он этого не заметит.

— К сожалению, — сказала Люси, обеспокоенно глядя на него.

Мистер Бриджертон сложил на груди руки. Жест был не очень располагающим, однако Люси вынуждена была признать, что исполнил он его мастерски. Она слышала, что мистера Бриджертона считают веселым и общительным человеком, но сейчас в нем этих качеств не наблюдалось. Хорошо еще, что он не злится. Ведь не только женщины испытывают потрясение, когда понимают, что в перспективе их ждет безответная любовь.

Люси внимательнее вгляделась в его лицо, и неожиданно до нее дошло, что у мистера Бриджертона нет опыта в том, как справляться с безответной любовью. Действительно, кто из женщин мог бы сказать «нет» такому мужчине!

Никто, кроме Гермионы. Но она говорила «нет» всем. Поэтому он не должен принимать ее отказ близко к сердцу.

— Леди Люсинда? — окликнул ее мистер Бриджертон, не дождавшись ответа.

— Да, это так, — проговорила она, пытаясь не обращать внимания на то, что в запертой комнате он кажется ужасно большим. — Конечно.

Мистер Бриджертон вопросительно вскинул бровь.

— Вот именно.

Взгляд Люси стал затравленным. Мистер Бриджертон произнес это слово с отеческой снисходительностью, как будто она забавляла его, но не стоила особого внимания.

Люси ненавидела этот тон.

Сделав над собой усилие, она сказала:

— Я согласна, что мой план не привел к желаемым результатам, но, признаться честно, я сомневаюсь, что что-нибудь другое могло вам помочь.

Ясно, что это было совсем не то, что желал услышать мистер Бриджертон. Люси откашлялась. Дважды. И еще раз.

— Я ужасно сожалею, — добавила она. Ей действительно было неловко, а по опыту она знала, что извинения спасают всегда, когда не знаешь, что сказать. — Я на самом деле думала…

— Вы посоветовали мне, — перебил ее мистер Бриджертон, — чтобы я игнорировал мисс Уотсон…

— Я не советовала вам игнорировать ее!

— Вы именно это и советовали.

— Нет-нет, ничего подобного. Я посоветовала вам немного умерить активность. Попытаться не показывать так явно свою одержимость.

Слово было неподходящим, но Люси это не заботило.

— Отлично, — проговорил мистер Бриджертон. Его тон из снисходительного стал покровительственным. — Если я не должен был игнорировать ее, то что конкретно, по-вашему, я должен был делать?

— Ну-у…

У Люси засвербело в затылке так, будто туда залетел целый рой агрессивных пчел. А может, это просто нервы? Она предпочла бы, чтобы это были пчелы.

Пока она размышляла над приемлемым ответом, в желудке появился и стал разрастаться ледяной ком, и это ощущение ей совсем не нравилось.

— Только не предлагайте то, что я уже сделал, — добавил мистер Бриджертон.

— Я не знаю, — пробормотала Люси. — У меня нет большого опыта в подобных делах.

— И все же ответьте мне.

— В общем, мой план стоило бы попробовать, — наконец сказала она. — Господь свидетель, ваш собственный план успеха вам не принес.

Губы мистера Бриджертона сжались в тонкую линию, и Люси, догадавшись, что задела его за живое, позволила себе удовлетворенно улыбнуться. Она никогда не была склонна к злорадству, но нынешняя ситуация была особенной, и она не смогла отказать себе в удовольствии поздравить себя. Держи себя королевой — и, возможно, с тобой станут обращаться как с королевой.

— У вас есть еще какие-нибудь блестящие идеи?

— Ну, — начала Люси, убеждая себя, что мистер Бриджертон задал вопрос специально для того, чтобы услышать ответ, — думаю, суть проблемы заключается не в том, что делать, а в том, почему не помогло то, что вы делали.

Он ошеломленно моргнул.

— Еще никто никогда не разочаровывался в Гермионе, — пояснила Люси с некоторым нетерпением в голосе. — Видя ее безразличие, мужчины только удваивают усилия. Честное слово, это лишь усложняет дело.

На лице мистера Бриджертона появилось выражение обиды.

— Прошу прощения?

— Это не о вас, — поспешно заверила его Люси.

— Это для меня огромное облегчение.

Люси следовало бы обидеться на его сарказм, но она не смогла, потому что ей очень нравилось его чувство юмора, так похожее на ее собственное.

— Как я уже говорила, — продолжила она, так как никогда не любила уходить в сторону от главной темы, — никто ни разу не признал поражения и не переключил свое внимание на более достижимую даму. Когда мужчины понимают, что ее добиваются все, они буквально сходят с ума. Как будто она выигрышный приз.

— Но не для меня, — тихо проговорил мистер Бриджертон.

Люси внимательно вгляделась ему в лицо и вдруг осознала, что именно он имеет в виду: Гермиона для него гораздо больше, чем приз, она очень много значит для него, он действительно любит ее. Люси не понимала, почему так произошло и каким образом: ведь он был едва знаком с ее подругой. А Гермиона не проявляла особой тяги к общению — она всегда так вела себя с джентльменами, которые ухаживали за ней. Но, как выясняется, для мистера Бриджертона важен внутренний мир женщины, а не привлекательная внешность. Во всяком случае, ему кажется, что это так.

Люси медленно кивнула, анализируя только что сделанное открытие.

— Я полагала, что, если кто-нибудь по-настоящему прекратит увиваться за ней, ее, вероятно, это заинтригует. Дело не в том, — поспешно заверила она мистера Бриджертона, — что Гермиона воспринимает внимание джентльменов как должное. Как раз наоборот. По большей части это для нее досадная неприятность.

— Ваша лесть не знает границ. — Он улыбнулся — чуть-чуть, — когда произнес эти слова.

— Я никогда не была искусным льстецом, — призналась Люси.

— Вероятно.

Она усмехнулась. Он не хотел обидеть ее, и она не будет воспринимать его слова как оскорбление.

— Она передумает.

— Вы так считаете?

— Да. Ей придется. Гермиона — романтик, но она прекрасно понимает, как устроен мир. Глубоко в душе она знает, что не может выйти за мистера Эдмондса. Что это просто неосуществимо. Родители откажутся от нее или по крайней мере пригрозят ей, а она не из тех, кто готов идти на риск.

— Если она действительно любит, — негромко проговорил мистер Бриджертон, — то вполне могла бы и пойти.

Люси застыла. В его голосе было что-то жесткое, властное. И от этого у нее по спине побежали мурашки, ее буквально пригвоздило к месту.

Но она должна была задать вопрос: должна, и все, — ей важно было узнать.

— А вы? — прошептала она. — Вы рискнули бы всем?

Мистер Бриджертон не пошевелился, но в его глазах вспыхнул огонь. И он ни секунды не колебался:

— Рискнул бы.

У Люси приоткрылись губы. От удивления? От благоговейного восторга? Или от чего-то другого?

— А вы? — спросил мистер Бриджертон.

— Я… я не знаю, — помотала головой Люси.

У нее вдруг возникло странное ощущение, будто она совсем не знает себя. Ведь, по сути, это был простой вопрос. Был бы простым несколько дней назад. Тогда она ответила бы: «Естественно, нет», — и добавила бы, что слишком практична для подобной чепухи.

А еще она наверняка заявила бы, что такой любви не существует.

Однако что-то изменилось, и она не понимала, что именно. Что-то сдвинулось у нее внутри и лишило ее душевного равновесия, наполнило неопределенностью.

— Я не знаю, — повторила она. — Вероятно, это зависело бы от многого.

— От чего? — Его голос зазвучал тише. Он звучал до невозможности тихо, но Люси слышала каждое слово.

— От… — Она не знала. Ну откуда ей знать, от чего это может зависеть? Ей вдруг показалось, что она заблудилась, что земля ушла из-под ног, что… что… и неожиданно слова нашлись, легко сорвались с ее губ: — От любви, наверное.

— От любви?

— Да.

Боже, до чего же трудный разговор! Неужели люди действительно обсуждают подобные вещи? И есть ли хоть какие-то ответы на эти вопросы?

У Люси неожиданно сдавило горло, и она почувствовала себя страшно одинокой в своем незнании. Он знает, Гермиона знает, все поэты утверждают, что знают. Такое впечатление, что она — единственная на свете пропащая душа, единственный человек, который не понимает, что такое любовь, который сомневается в ее существовании или, если она существует, в том, что придет именно к нему.

— От того, как она влияет, — наконец нарушила тишину Люси (просто потому, что не знала, что еще сказать). — От того, как влияет любовь. На человека.

Его глаза встретились с ее глазами.

— Вы думаете, есть варианты?

Люси не ожидала нового вопроса. Она еще размышляла над предыдущим.

— Того, как влияет любовь? — уточнил мистер Бриджертон. — Вы думаете, на разных людей любовь влияет по-разному?

Люси не знала, что ответить.

— А вы? Если вы полюбите кого-то искренне и глубоко, разве для вас она не будет значить… все?

Мистер Бриджертон отвернулся и сделал несколько шагов к окну.

— Она поглотит вас, — сказал он. — А разве может быть иначе?

Люси таращилась ему в спину, зачарованная красотой его плеч, ширину которых подчеркивал мастерки сшитый фрак. Как это ни странно, но она никак не могла отвести взгляд от той точки, где его волосы касались воротника.

Она едва не подпрыгнула, когда он повернулся.

— И у вас не будет ни малейшего сомнения. — Его голос звучал глухо и напряженно, был наполнен силой его веры. — Вы все сразу поймете. Вы почувствуете себя так, будто все ваши мечты осуществились. А потом вам станет еще лучше.

Он сделал шаг в ее сторону. Потом еще один. И еще один. И еще. И сказал:

— Вот так, думаю, чувствует себя тот, кто любит.

В этот момент Люси поняла, что ей не суждено испытать это чувство. Если она существует — если любовь существует в том виде, как ее описал Грегори Бриджертон, — то ее она не ждет. Ей было трудно представить такой вихрь эмоций. И вряд ли он ей понравился бы. Вот это она знала наверняка. Ей совсем не хотелось быть подхваченной этой стихией и оказаться во власти чего-то, что ей неподвластно.

Ей не хотелось страдать. Ей не хотелось испытывать отчаяние. И если ради этого нужно отказаться от блаженства и восторга — что ж, пусть будет так.

Важность размышлений заставила Люси затаить дыхание. Наконец она посмотрела на мистера Бриджертона.

— Это уж слишком, — услышала она собственный голос. — Это было бы слишком. Я бы… Я бы…

Он медленно покачал головой.

— У вас не останется выбора. Это будет вне вашей власти. Это просто… случится…

У Люси от удивления приоткрылись губы.

— Она так и сказала.

— Кто?

Когда Люси заговорила, ее голос зазвучал до странного беспристрастно, как будто не она произносила слова, а они сами истекали из ее памяти.

— Гермиона, — ответила она. — Именно это Гермиона сказала о мистере Эдмондсе.

Губы мистера Бриджертона сжались, а уголки рта опустились.

— Действительно?

Люси кивнула.

— Почти дословно. Она сказала, что это с ней просто случилось. В одно мгновение.

— Она именно так и сказала?

Его голос казался безжизненным, как эхо. И действительно, ему просто больше ничего не оставалось — только шептать глупые вопросы, искать подтверждения, надеяться на то, что ослышался и что она сейчас даст ему совершенно другой ответ.

Но, естественно, другого ответа она не дала. Грегори ощутил пустоту в груди, горло сдавил спазм. Это было совсем не то, что он хотел услышать, напротив: это было именно то, чего он слышать совсем не хотел.

Она подняла голову, и ее глаза, серые в ночном полумраке, встретились с его глазами. И вдруг ему показалось, что он отлично понимает ее, знает, что она сейчас скажет и какое у нее будет выражение лица, когда она это скажет. Это было странное ощущение, пугающее и, что самое главное, опечаливающее, потому что все это касалось не высокочтимой мисс Уотсон, а леди Люсинды Абернети. И она не являлась той самой женщиной, с которой он намеревался прожить до конца дней.

Она довольна красива, очень умна и более чем привлекательна. Но Люси Абернети не для него. Грегори едва не расхохотался. Насколько было бы проще, если бы его сердце при первой встрече потянулось к ней. Пусть она практически обручена, но не влюблена же. В этом Грегори не сомневался.

А Гермиона Уотсон…

— Что она сказала? — спросил он, страшась ответа.

Леди Люсинда склонила голову набок. У нее был озадаченный вид.

— Она сказала, что даже не видела его лица. Только затылок…

«Только затылок».

–…а потом он повернулся, и для нее зазвучала музыка, и у нее в голове билась только одна мысль…

«Я погиб».

–…«Я погибла». Вот что она мне сказала. — Люси с любопытством взглянула на мистера Бриджертона. — Вы представляете? Она погибла! Надо же. Просто в голове не укладывается.

А у него укладывалось. Отлично укладывалось.

Все было ясно.

Грегори посмотрел на леди Люсинду и увидел, что она наблюдает за ним. Она все еще выглядела озадаченной, и озабоченной, и немного смущенной, когда спросила:

— Вам не кажется это странным?

— Кажется.

Произнесено было лишь одно слово, но в нем заключалась вся боль души. Потому что это действительно было странно. И резало как ножом. Ведь предполагалось, что такие чувства она будет испытывать только к нему, больше ни к кому.

Все шло не так, как предполагалось.

Неожиданно, как будто сбросив с себя чары, леди Люсинда сделала несколько шагов вправо, вгляделась в книги — правда, вряд ли смогла прочитать в темноте хоть одно название — и провела рукой по корешкам.

Грегори, сам не зная почему, следил за ее рукой. Просто следил за тем, как рука скользит, и пришел к выводу, что она очень изящная. В глаза это не бросалось, потому что вся внешность леди Люсинды была цветущей и традиционной. Элегантность же, как все ожидают, должна мерцать, как шелк, излучать свет и ошеломлять. Элегантность — это орхидея, а не обычная маргаритка.

Но когда леди Люсинда начинала двигаться, она преображалась. Казалось, что она… летит.

Она отлично танцует — в этом Грегори не сомневался, хотя не понимал, почему это имеет для него такое значение.

— Я сожалею, — сказала она, поворачиваясь.

— О мисс Уотсон?

— Да. Я не хотела причинять вам страдания.

— А вы и не причинили, — возможно, чуть резче, чем следовало бы, сказал Грегори.

— О! — Она заморгала — вероятно, от удивления. — Что ж, очень рада — я не хотела делать вам больно.

Грегори понял, что действительно не хотела: она не из таких.

Ее губы приоткрылись, но она не заговорила. Ее взгляд сосредоточился на чем-то за его спиной, как будто она искала там правильные слова.

— Просто дело в том… В общем, когда вы стали говорить о любви, — начала она, — мне послышалось что-то знакомое. Я даже не сразу поняла.

— А уж я тем более, — тихо произнес Грегори.

Леди Люсинда молчала, не глядя на него. Ее губы были сжаты — неплотно, — и она то и дело моргала. Не взволнованно, с трепетом ресниц, а вполне спокойно.

— И что вы будете делать дальше? — спросила она.

— С мисс Уотсон?

Она кивнула.

— А что бы вы предложили?

— Не знаю, — ответила она. — Я могу поговорить с ней от вашего имени, если хотите.

— Не хочу.

Во всей этой ситуации было слишком много ребяческого. Грегори только сейчас начал чувствовать себя полноценным мужчиной, взрослым и решительным, готовым к тому, чтобы добиваться успеха.

— Вы можете подождать, — предложила леди Люсинда, слегка пожав плечами. — Или пойти вперед и еще раз попытаться завоевать ее. У нее еще целый месяц не будет возможности видеться с мистером Эдмондсом, и я думаю… что со временем… она вдруг поймет…

Однако она не закончила. А Грегори стало интересно.

— Что поймет? — требовательным тоном спросил он.

Леди Люсинда посмотрела на него так, будто ее неожиданно выдернули из грез.

— Что вы… что вы… ну, что вы значительно лучше остальных. Не знаю, почему она этого не видит. Это же очевидно.

Из уст любой другой женщины это прозвучало бы странно, возможно даже — развязно, с жеманным намеком на будущие отношения, но только не из ее уст. Она была лишена притворства, она принадлежала к тем, кому мужчина может доверять.

Как и его сестры, решил Грегори, она наделена живым умом и остроумием. Люси Абернети никогда не вдохновит на стихотворчество, но зато из нее получится отличный товарищ.

— Это обязательно произойдет, — тихо, но убежденно сказала она. — Она поймет. Вы… и Гермиона… Вы будете вместе. Я в этом уверена.

Пока она говорила, Грегори наблюдал за ее губами. Он не знал, почему у него вызвала интерес их форма… то, как они двигаются, складываясь для произнесения гласных и согласных. Это были обычные губы: ничто в них прежде не привлекало его внимания, — но сейчас, в полумраке библиотеки, когда тишина нарушается лишь легким шорохом их голосов…

Ему стало интересно, каково это — целовать ее.

Он попятился, на него навалилось внезапное и всепоглощающее ощущение нелогичности происходящего.

— Нам пора возвращаться, — резко проговорил он.

В ее глазах промелькнула обида. Проклятье! Он не хотел, чтобы его слова прозвучали так, будто он спешит отделаться от нее. Она ни в чем не виновата. Просто он устал. И разочарован. А она рядом. И ночь темна. И они одни.

И это не было желанием. Просто не могло быть. Он всю жизнь ждал, когда ему выпадет счастье отреагировать на женщину так, как он отреагировал на Гермиону Уотсон. И после такого он просто не может испытывать желание к другой женщине. Ни к леди Люсинде, ни к какой-то иной.

Другие женщины не могут что-то значить для него.

И леди Люсинда — тоже.

Нет, это несправедливо. Она — личность. И достойная. Но не для него.