Все в его поцелуе

Джулия Куин, 2005

Гарет Сент-Клер всегда понимал, что отец ненавидит его, – но лишить сына, не сделавшего ничего дурного, наследства?! Этому должна быть какая-то веская причина! Молодой аристократ имеет все основания предполагать, что разгадка семейной тайны кроется в некоем загадочном старинном дневнике. Только вот беда – написан он по-итальянски! Приходится звать на помощь Гиацинту Бриджертон – обладательницу самого острого язычка в лондонском свете и барышню, общение с которой, по мнению Гарета, способен вынести только святой. Зато она прекрасно знает итальянский… ну, по крайней мере, делает вид, что знает. Так начинается потрясающая история невероятно смешных приключений Гарета и Гиацинты, которым предстоит понять, что путь к счастью лежит не в старых семейных тайнах и не в знании иностранных языков, а просто в настоящей любви.

Глава 1

Прошло десять лет. И вот мы встречаемся с нашей героиней, которую, надо сказать, никто не назовет скромным и застенчивым цветочком. Действие происходит на ежегодном музыкальном вечере у Смайт-Смитов примерно за десять минут до того, как господин Моцарт начал ворочаться в своей могиле.

— Зачем мы это делаем? — громко спросила Гиацинта Бриджертон.

— Затем, что мы хорошие, добрые люди, — ответила ее невестка, расположившаяся — да поможет им бог — в первом ряду.

— Неужели результаты прошлых лет тебя ничему не научили… — настаивала Гиацинта, глядя на пустое кресло рядом с Пенелопой.

— Гиацинта?

Гиацинта нетерпеливо обернулась к Пенелопе.

— Сиди спокойно.

Гиацинта тяжело вздохнула, но перестала вертеться.

Музыкальный вечер. К счастью, его устраивали один раз в году, потому что Гиацинта не сомневалась, что ее ушам понадобится не меньше года, чтобы прийти в нормальное состояние.

Она снова вздохнула, на этот раз намного громче.

— Я не уверена, что я такая уж хорошая и добрая.

— Я тоже в этом не уверена, — отозвалась Пенелопа, — но я тем не менее решила в тебя поверить.

— Рискованный шаг.

— Я тоже так думаю.

Гиацинта глянула на нее искоса.

— Впрочем, у тебя не было выбора.

Пенелопа повернулась к ней.

— Что ты имеешь в виду?

— Колин ведь отказался тебя сопровождать, не так ли? — Колин, брат Гиацинты, уже год был женат на Пенелопе.

Пенелопа обиженно поджала губы.

— Мне нравится, когда я права. — Гиацинта торжествующе посмотрела на бедную Пенелопу.

— Ты просто невыносима.

— Знаю, — Гиацинта наклонилась к Пенелопе, — но ты меня все равно любишь, признайся.

— Я ни в чем не признаюсь до конца вечера.

— После того, как мы все оглохнем?

— После того, как мы увидим, что ты вела себя прилично.

— Ты теперь принадлежишь к нашей семье, тебе придется полюбить меня. Обязана — по брачному контракту.

— Забавно, но я не припомню такого пункта.

— И впрямь забавно, а я вот точно помню.

Пенелопа рассмеялась:

— Не знаю, как тебе это удается, Гиацинта, но при всей своей несносности ты всегда очаровательна.

— У меня особый дар.

— Что ж, за то, что ты пришла сюда со мной сегодня вечером, тебе полагается поощрение.

— Разумеется, на самом деле я воплощение доброты и дружелюбия.

Девушка с тоской наблюдала за происходившим на небольшой импровизированной сцене. Каждый год Гиацинта клялась себе, что не пойдет на концерт, но каким-то образом оказывалась на вечере и ободряюще улыбалась четырем девушкам на сцене, безбожно искажавшим замечательные произведения классиков.

— В прошлом году я хотя бы сидела в конце зала, — жалобно сказала она.

— Верно. — Пенелопа повернулась к ней и посмотрела на нее с подозрением. — Как тебе это удалось? Фелисити, Элоиза и я — мы все сидели в первом ряду.

— Удачно выбрала момент, чтобы скрыться в дамской комнате. На самом деле…

— Не вздумай проделать нечто подобное сегодня. Если ты оставишь меня здесь одну…

— Не волнуйся, я буду страдать рядом с тобой до конца. Но, — добавила Гиацинта, упершись пальцем в грудь Пенелопе — этот жест ее мать наверняка сочла бы вульгарным, — я желаю, чтобы моя преданность была отмечена особо.

— Почему у меня такое чувство, — жалобно сказала Пенелопа, — что в один прекрасный момент, когда я меньше всего буду этого ожидать, ты потребуешь от меня какого-либо одолжения?

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — удивилась Гиацинта.

— О, посмотри, вон идет леди Данбери!

— Миссис Бриджертон, мисс Бриджертон, — отдуваясь, поприветствовала их леди Данбери.

— Добрый вечер, леди Данбери, — ответила пожилой графине Пенелопа. — Мы заняли вам место в первом ряду.

Леди Данбери слегка ударила тростью по лодыжке Пенелопы.

— Вы всегда думаете о других.

— Да, — смущенно пробормотала Пенелопа, — я…

— Ха. — Это было одно из любимых выражений графини. — Подвинься, Гиацинта, — приказала она. — Я сяду между вами.

Девушка послушно подвинулась.

— Мы с Пенелопой как раз обсуждали, почему люди приходят на эти концерты.

— Не знаю, как вы, — графиня обернулась к Гиацинте, — но она, — последовал поворот головы в сторону Пенелопы, — здесь по той же причине, что и я.

— Чтобы послушать музыку? — чересчур вежливо спросила Гиацинта.

Лицо леди Данбери сморщилось в улыбке.

— Ты всегда нравилась мне, Гиацинта Бриджертон.

— А вы — мне.

— Думаю, это потому, что ты время от времени приходишь ко мне, чтобы почитать вслух.

— Я прихожу каждую неделю, — напомнила Гиацинта.

— Время от времени… каждую неделю… хм. Какая разница, если тебе не приходится делать это каждый день!

Гиацинта благоразумно предпочла промолчать, а то леди Данбери, чего доброго, сумеет добиться согласия девушки навещать ее каждый день.

— И хочу добавить, что на прошлой неделе ты поступила отвратительно, остановившись на странице, где бедная Присцилла чуть было не сорвалась со скалы.

— А что вы читаете? — поинтересовалась Пенелопа.

— «Мисс Баттеруорт и безумный барон». И она пока еще жива.

— Ты прочитала дальше?

— Нет, но это нетрудно предугадать. Мисс Баттеруорт уже висела и на доме, и на дереве.

— И она все еще цела? — удивилась Пенелопа.

— Я сказала, что она висела, а не что ее повесили, — буркнула Гиацинта. — А жаль, следовало бы!

— Независимо от этого с твоей стороны было нечестно оставить меня в напряжении, — пожаловалась графиня.

— А это был конец главы, — ничуть не раскаиваясь, заявила Гиацинта. — К тому же разве терпение не является добродетелью?

— Ничего подобного, — безапелляционно заявила леди Данбери. — А если ты так считаешь, ты меньше женщина, чем я думала.

Никто не понимал, почему Гиацинта навещала леди Данбери каждый вторник, чтобы читать ей вслух, но девушке нравилось проводить время с графиней. У леди Данбери было много причуд, но Гиацинта обожала ее.

— Вместе вы представляете угрозу обществу, — заметила Пенелопа.

— Цель моей жизни, — провозгласила графиня, — быть угрозой как можно большему числу людей, поэтому я воспринимаю ваши слова, миссис Бриджертон как комплимент.

— Почему, выражаясь высокопарно, вы всегда называете меня миссис Бриджертон? — спросила Пенелопа.

— Так звучит внушительнее.

Гиацинта усмехнулась. К старости она хотела бы стать точно такой же, как леди Данбери. Она любила пожилую графиню больше, чем многих людей ее возраста. После того как Гиацинта пробыла три сезона на ярмарке невест, она немного подустала от людей, которых видела каждый день. Хотя то, что и раньше ее восхищало и возбуждало — балы, вечеринки, поклонники, — пока не потеряло своей прелести, в этом она должна была себе признаться. Гиацинта не принадлежала к тем девушкам, которые вечно жаловались на богатства и привилегии, которые их заставляли терпеть.

Но что-то ушло. У нее уже не захватывало дыхание, когда она входила в бальный зал. Танец стал просто танцем, а не магическим кружением, как в прошлые годы. Ушло восхищение — вот что она поняла.

К сожалению, всякий раз, когда она делилась своими умозаключениями с матерью, ответ был один и тот же — найди себе мужа. Это, по убеждению Вайолет Бриджертон, должно было все изменить.

Как же!

Мать Гиацинты уже давно перестала говорить околичностями, когда дело касалось ее четвертой — самой младшей из дочерей. Это был ее личный крестовый поход.

Забудьте о Жанне д’Арк. Она, Вайолет Бриджертон, живет в районе Мейфэр в Лондоне, и ни мор, ни чума, ни вероломный возлюбленный не остановят ее поисков, пока все восемь ее детей не обретут счастья в браке. Оставались только двое, Грегори и Гиацинта, но Грегори только что исполнилось двадцать четыре, а этот возраст считался (весьма несправедливо, по мнению Гиацинты) вполне допустимым для холостого джентльмена.

Но ведь ей всего двадцать два! Единственным утешением для ее матери был тот факт, что старшая дочь Элоиза уже достигла возраста двадцати восьми лет, когда наконец стала невестой. По сравнению с ней Гиацинта вообще еще была в пеленках.

Никто бы не мог сказать, что Гиацинта не пользовалась успехом, но даже ей приходилось признать, что она потихоньку движется к критическому возрасту. С момента ее дебюта в свете три года назад ей было сделано несколько предложений, но не так много, если учесть ее внешность — она не была самой хорошенькой девушкой в городе, но симпатичнее половины предполагаемых невест, а ее приданое было не самым большим, но вполне достаточным, чтобы на него нашлись охотники.

Ее родословная была безупречной. Ее старший брат, как и ее отец до него, был виконтом Бриджертоном, и хотя это был не самый высокий титул в стране, семья пользовалась популярностью и была достаточно влиятельной. К тому же ее сестра Дафна стала герцогиней Гастингс, а сестра Франческа — графиней Килмартин.

Если мужчина стремился породниться с могущественными родами Британии, Бриджертоны были не самыми последними в их списке.

Но если задуматься над выбором времени для предложений, которые она получила, то картина вырисовывалась неприятная.

Три предложения в ее первый сезон.

Два — во второй.

Одно — в прошлом году.

И пока ни одного в этом.

Похоже, ее популярность пошла на спад. Это было настолько очевидно, что не имело смысла спорить на эту тему. Хотя мало кто из представителей высшего общества, как мужчин, так и женщин, мог перехитрить, переговорить или переспорить Гиацинту Бриджертон.

Возможно, именно этим и объяснялось то, что предложения руки и сердца убывали с такой катастрофической скоростью.

«Ну и что?» — думала она, наблюдая за девушками, ходившими по небольшой сцене, сооруженной в огромной гостиной. Еще неизвестно, приняла бы она какое-либо из вышеупомянутых шести предложений. Трое претендентов были охотниками за приданым, двое — дураками, а последний — занудлив до зевоты.

Лучше уж остаться незамужней, чем приковать себя к скучному мужу, который замучит ее глупыми разговорами. Даже ее мать, которая была неисправимой свахой, не сумела разубедить девушку.

Что же касается нынешнего сезона… что ж, если мужчины Британии не в состоянии оценить внутренние достоинства интеллигентной девушки, имеющей собственное мнение, это их проблемы, а не ее.

Леди Данбери постучала тростью по полу, чуть было не задев ступню Гиацинты.

— Послушайте, кто-нибудь из вас видел моего внука?

— Какого внука? — поинтересовалась Гиацинта.

— Как — какого? — нетерпеливо переспросила леди Данбери. — Того, которого я люблю больше других.

Гиацинта даже не стала скрывать своего изумления.

— Мистер Сент-Клер будет сегодня здесь?

— Я и сама в это почти не верю, — фыркнула графиня. — Я все время жду, что через потолок вот-вот пробьется божественный луч…

— Кажется, это богохульство, хотя я не уверена, — сморщила нос Пенелопа.

— Ничего подобного. — Гиацинта даже не взглянула на невестку. — А почему он должен прийти?

Леди Данбери улыбнулась:

— А почему тебя это так интересует?

— Меня всегда интересуют сплетни, — откровенно заявила Гиацинта. — Обо всех. Вы же знаете!

— Ладно, ладно, — проворчала леди Данбери. — Он придет, потому что я его шантажировала.

Гиацинта и Пенелопа переглянулись.

— Ну, это был не совсем шантаж, но я дала мальчику почувствовать себя очень виноватым. Я могла бы сказать ему, что плохо себя чувствую, — вздохнула леди Данбери.

— Что значит — могли бы?

— Да просто сказала, и все тут.

— Вы, очевидно, отлично притворились, если заставили его пожертвовать своими развлечениями. — Гиацинта с восхищением посмотрела на леди Данбери. Она всегда ценила актерские способности графини, особенно если той удавалась манипулировать окружавшими ее людьми, тем более что Гиацинта и сама обладала этим талантом.

— По-моему, я еще никогда не встречала его на музыкальном вечере, — заметила Пенелопа.

— Хм… Уверена, что это потому, что здесь мало безнравственных женщин.

Прозвучавшее из уст кого-либо другого, это заявление вызвало бы шок среди окружающих, но к провокационным замечаниям леди Данбери все давно привыкли. К тому же надо было знать мужчину, которого старая леди имела в виду.

Внуком леди Данбери был не кто иной, как пресловутый Гарет Сент-Клер. Впрочем, такая репутация была им не совсем заслужена, считала Гиацинта. В свете было немало других мужчин, не отличавшихся примерным поведением, а также таких, которые были не менее красивы, но Гарет был единственным, в котором эти качества сочетались с таким успехом.

Его репутация была ужасной.

Гарет был в том возрасте, когда мужчины женятся, но он ни разу не нанес визита приличной молодой девушке в ее доме. В этом Гиацинта была совершенно уверена. Вырази он хотя бы намеком желание поухаживать за кем-либо, обществу это сразу стало бы известно. Более того, Гиацинта узнала бы об этом от леди Данбери, обожавшей сплетни еще больше, чем она.

Всем было известно, что отец и сын Сент-Клеры не общаются, но никто не знал почему. Гиацинте нравилось, что Гарет не выставляет напоказ свои отношения с отцом, она считала, что это характеризует его с положительной стороны. Гиацинта встречала в свете лорда Сент-Клера, и он показался ей неотесанным мужланом. Поэтому, что бы ни произошло между отцом и сыном, вина скорее всего лежит на отце.

Семейная тайна лишь добавляла шарма и без того харизматическому молодому человеку и порождала всевозможные слухи. Никто толком не знал, как же все-таки относиться к молодому Сент-Клеру. С одной стороны, матери оберегали от него своих дочерей, не подпуская его к ним, потому что знакомство с Гаретом Сент-Клером могло погубить репутацию девушки. С другой стороны, после смерти брата он остался единственным наследником барона. А это делало его романтической фигурой и, конечно, завидным женихом. Месяц назад Гиацинта увидела, как какая-то девушка упала в обморок — или притворилась, — когда он снизошел до посещения бала у Бевелстоков.

Выглядело это ужасно.

Гиацинта попыталась убедить глупую девчонку, что Сент-Клер приехал только потому, что его заставила бабушка, а его отца не было в городе. Ведь всем было хорошо известно, что он общается только с оперными певичками и актрисами, а не с порядочными девушками, с которыми он мог бы познакомиться на балу у Бевелстоков. Но девушку никак не удавалось вывести из ее возбужденного состояния, и она в конце концов упала на кушетку в весьма живописной и грациозной позе.

Гиацинте удалось первой раздобыть флакон с нюхательной солью, который она и сунула под нос девице. Пока Гиацинта приводила ее в чувство, она заметила, что Гарет смотрит на нее, очевидно, находя забавной. Незачем говорить, что его внимание — пусть и мимолетное — ей не понравилось.

Гиацинта повернулась к леди Данбери, которая все еще выискивала среди гостей своего внука.

— Думаю, он еще не приехал, — сказала Гиацинта и тихо добавила: — Поскольку еще никто не упал в обморок.

— Что ты сказала?

— Что он еще не приехал.

— Это я слышала. А что еще?

— Больше ничего.

— Лгунишка.

Гиацинта посмотрела на Пенелопу.

— Ты не находишь, что она обращается со мной ужасно?

— Кто-то же должен, — пожала плечами Пенелопа.

Лицо леди Данбери расплылось в улыбке, и она спросила, обращаясь к Пенелопе:

— На виолончели играет та же девушка, что и в прошлом году?

Пенелопа кивнула.

— О чем это вы говорите? — поинтересовалась Гиацинта.

— Стыдись, ты никогда не слушаешь, — ответила Пенелопа.

— Ну… — сказала Гиацинта, которая терпеть не могла, когда она пропускала какую-либо шутку. Девушка повернулась к сцене и начала разглядывать виолончелистку. Не заметив ничего особенного, она снова обернулась к своим спутницам и хотела было что-то сказать, но те уже были погружены в беседу, где ей не было места.

— Хм. — Она откинулась на спинку стула и повторила: — Хм-м.

— Вы проделываете это так же мастерски, как моя бабушка, — раздался мужской голос у нее за спиной.

Гиацинта подняла глаза. Вот он — Гарет Сент-Клер, и появился он в самый неподходящий момент. К тому же единственный свободный стул остался возле нее.

— Ты заметил? — Леди Данбери ударила тростью по полу. — Она заняла твое место. Теперь она моя гордость и моя радость.

— Скажите, мисс Бриджертон, — насмешливо поинтересовался мистер Сент-Клер, — моя бабушка переделывает вас по своему образу и подобию?

Гиацинта растерялась, это ее разозлило.

— Пересядь на свободный стул, Гиацинта. Я хочу, чтобы Гарет сидел рядом со мной. — Гиацинта собралась что-то ответить, но тут вмешалась леди Данбери. — Кому-то надо следить, чтобы он вел себя прилично.

Гиацинта шумно выдохнула и послушно переместилась на свободный стул.

— Садись сюда, мой мальчик. Садись и наслаждайся.

Гарет окинул бабушку долгим взглядом и наконец сказал:

— Ты у меня в долгу за это, бабушка.

— Ха! Если бы не я, тебя бы вообще на свете не было.

— Трудно что-либо возразить на это, — пробормотала Гиацинта.

Мистер Сент-Клер обернулся к ней, по-видимому лишь для того, чтобы отвернуться от бабушки. Гиацинта вежливо ему улыбнулась.

Он всегда напоминал ей льва — грозного и хищного, полного беспокойной энергии. Его волосы были неопределенного цвета — не то светло-каштановыми, не то темно-русыми — и всегда немного растрепанные и не по моде длинные, стянутые в хвост на затылке. Он был высок ростом, но не слишком, с сильным телосложением атлета и немного неправильными чертами лица, делавшими его красивым, а не хорошеньким. А глаза у него были голубые! По-настоящему голубые, вызывающие беспокойство.

Почему беспокойство? Гиацинта слегка тряхнула головой. Что за дурацкая мысль? У нее тоже голубые глаза, но они уж точно ни у кого не вызывали беспокойства.

— Что же привело вас сюда, мисс Бриджертон? Я и не знал, что вы такая любительница музыки.

— Если бы она любила музыку, — вмешалась леди Данбери, — то давно сбежала бы во Францию.

— Как же она не любит, если не участвует в разговоре, — буркнул он, не оборачиваясь. — О!

— Что, палка? — вежливо осведомилась Гиацинта и стала с интересом наблюдать за тем, как Гарет, не поворачивая головы, схватил трость и ловко выдернул ее из рук бабушки.

— Вот, возьмите и присмотрите за ней. Пока графиня сидит, она ей не понадобится.

Гиацинта чуть было рот не открыла от изумления. Даже она не смела так вольно обращаться с леди Данбери.

— Вижу, что я наконец-то произвел на вас впечатление. — Он откинулся на спинку стула с видом человека, весьма собой довольного.

— Да, — не успев подумать, ответила Гиацинта. — То есть нет.

— Как отрадно!

— Я имела в виду, что даже не успела ни о чем подумать.

Он похлопал ладонью по сердцу.

— Вы меня ранили прямо в сердце. — Гиацинта стиснула зубы. Он что, издевается? Все ее светские знакомые были ясны ей, как открытая книга. Но Гарет Сент-Клер был ей непонятен. Она искоса глянула на Пенелопу — слышала ли она? Но та успокаивала леди Данбери, которая все еще переживала по поводу потери своей трости.

Гиацинта оказалась зажатой между Гаретом Сент-Клером с одной стороны и лордом Соммерсхоллом — никогда не отличавшимся худобой — с другой. Ей даже пришлось немного подвинуться к Гарету, который излучал невероятное тепло.

Боже правый, неужели этот человек лежал, обложившись грелками с горячей водой, прежде чем отправиться на музыкальный вечер?

Гиацинта стала незаметно обмахиваться программкой.

— Что-то не так, мисс Бриджертон? — спросил он, с интересом заглядывая ей в лицо.

— Нет, все в порядке. Просто здесь жарковато, вам не кажется?

Гарет посмотрел на нее немного дольше, чем ей этого хотелось бы, и обернулся к леди Данбери.

— Тебе жарко, бабушка?

— С чего ты взял?

Он опять повернулся к Гиацинте и чуть пожал плечами.

— Видимо, жарко только вам.

— Должно быть, — процедила она сквозь зубы, упорно глядя прямо перед собой. Может, не поздно сбежать в дамскую комнату? Пенелопа станет жаловаться, что она оставляет ее одну, но ведь с ней еще два человека. Можно все свалить и на лорда Соммерсхолла: он все время ерзал на стуле и иногда толкал ее, скорее всего преднамеренно.

Гиацинта снова чуть-чуть подвинулась вправо. Гарет Сент-Клер был последним человеком, к которому ей хотелось бы прижиматься. Однако тучный лорд Соммерсхолл привлекал ее еще меньше.

— Что-то случилось, мисс Бриджертон? — участливо осведомился Гарет.

Она покачала головой, собралась вскочить, но не успела. Раздались аплодисменты.

Гиацинта подавила стон. Одна из девиц Смайт-Смит объявила начало концерта. Прекрасная возможность была упущена, теперь просто невежливо было встать и уйти, особенно с первого ряда.

Одно утешало — она была не единственной страдающей душой в этом зале. Едва девицы Смайт-Смит подняли смычки, приготовившись терзать инструменты и уши слушателей, как мистер Сент-Клер вздохнул и тихо прошептал:

— Да поможет нам бог!