Наследство в Тоскане

Джулианна Маклин, 2021

ЖИЗНЕУТВЕРЖДАЮЩАЯ ИСТОРИЯ, КОТОРАЯ ИДЕАЛЬНО СОЧЕТАЕТСЯ С БОКАЛОМ ВИНА. Всего один телефонный звонок перевернул мир Фионы Белл с ног на голову. Биологический отец, которого она никогда прежде не видела, умер и оставил ей в наследство шикарный дом и изумрудные виноградники в Тоскане. Бросив все, Фиона отправляется в солнечную Италию, где тридцать лет назад ее мать оказалась втянута в головокружительный роман. То лето изменило судьбы многих людей и оставило за собой вереницу тайн. Теперь Фионе предстоит не только разобраться с новоиспеченными родственниками, но и выяснить, что произошло тем летом и почему хранить чужие секреты – это так горько… Искрящееся вино, чарующие ароматы и залитые янтарным солнцем виноградники… Это история о любви, семье и тайнах прошлого, хранящихся на старой винодельне в Тоскане. Скорее берите бокал и наслаждайтесь красочным путешествием в Италию! «Эта трогательная история о любви и потере, о тоске и предательстве среди виноградных лоз в Тоскане – просто спасение в неспокойные времена». – Риз Боуэн, автор бестселлеров «Дворцовый переполох» и «Золотой ребенок Тосканы» «Богатые описания и внимание к деталям заставят вас дышать тосканским воздухом, а запутанные лозы из правды и лжи – усомниться в том, что правильно. Рекомендую прилечь с бокалом итальянского вина и насладиться каждой страницей». – Донна Олвард, автор бестселлеров New York Times «“Наследство в Тоскане” – это захватывающий роман, который исследует сложность человеческого сердца. Эта проникновенная и глубоко романтичная история разбила мне сердце. Не оторваться!» – Аманда Проуз, автор мировых бестселлеров «Эмоциональная история о любви, семье и прощении. Она одновременно душераздирающая и обнадеживающая; я переживала за каждого героя». – Рошель Вайнштейн, автор бестселлеров USA Today

Глава 4. Фиона

Когда Мария вернулась в гостиную, я стояла, рассматривая черно-белые фотографии в рамках, выставленные на столе позади одного из диванов. Я была почти уверена, что узнала в детях на одной из них своих единокровных брата и сестру, Слоан и Коннора. Они стояли на фоне виноградных рядов, озаренные солнцем, улыбающиеся. Я подумала, не Антон ли сделал это фото. На всех остальных фотографиях были люди, которых я не знала и даже не пыталась угадывать. Много фотографий казались сделанными в 70-х годах.

— Фиона, вы можете пройти со мной? — Мария махнула мне рукой из дверей.

Снова занервничав, я пошла за ней сквозь другие двери, которые привели нас в небольшой открытый внутренний дворик. Мы прошли через него и снова зашли в дом, в большую гостиную, которая выходила в сад с восточной стороны виллы. В дальнем конце комнаты вокруг овального обеденного стола сидели люди. Все молчали.

Когда все глаза уставились на меня, я замерла на месте.

Не моргнув глазом Мария подошла к столу и выдвинула последний свободный стул.

— Господа, это Фиона Белл. Фиона, садитесь сюда, рядом со мной.

Я постояла еще несколько секунд, пока Мария начала представлять мне остальных.

— Это Коннор, сын Антона.

Мой единокровный брат.

Он сидел, низко откинувшись на стуле, и, закинув голову, смотрел в потолок. Казалось, ему было скучно. При звуке своего имени он поднял голову и кивнул мне через стол, после чего снова уставился в потолок.

Мария продолжила, указав на красивую темноволосую женщину, сидевшую возле него.

— Это Слоан, дочь Антона.

— Доброе утро, — поздоровалась Слоан, слегка приподнимая подбородок и оглядывая меня с ног до головы с орлиной зоркостью.

— Миссис Уилсон вы уже видели, — сказала Мария. — А это сестра Антона, Мейбл, которая приехала из Лондона. — Мейбл была пожилой женщиной в инвалидной коляске. — Рядом с ней Рут, ее дочь.

— Рада познакомиться, Фиона, — тепло сказала Рут.

— Мне тоже очень приятно, — ответила я.

Рут наклонилась к матери и крикнула ей на ухо:

— Мам, как же она на него похожа!

— Незачем так кричать! — нахмурилась в ответ Мейбл.

— А это юристы, — продолжала Мария. — Джон Уэйнрайт и Карен Миллер.

— Здравствуйте, Фиона, — поздоровался мистер Уэйнрайт. — Пожалуйста, садитесь, и мы начнем.

— Спасибо. — И я села за стол рядом с Марией.

Адвокаты разложили перед собой стопки бумаг и выключили звук у своих телефонов. Ощущая на себе взгляды, полные злобы, я попыталась унять сильно бьющееся сердце.

— Итак, начинаем? — сказал мистер Уэйнрайт. — Прежде всего примите наши искренние соболезнования. Антон был замечательным человеком, и всем, кто его знал, будет его очень не хватать.

— Какое изящное соболезнование, — сказал Коннор. — Благодарю вас. Мы все глубоко тронуты.

Слоан хлопнула его по плечу, и я почувствовала, что всем остальным за столом было неловко. Казалось, что даже адвокатов удалось выбить из колеи этим замечанием.

Мистер Уэйнрайт откашлялся и продолжил.

— Завещание мистера Кларка датировано седьмым декабря 2015 года, оно было составлено мной, в присутствии мистера Кларка в нашем офисе на Фенчерч — стрит, в Лондоне. — Он перевернул страницу. — Так что начнем с лондонской собственности. Дом в Челси оставлен вам, Мейбл, так же, как и три миллиона фунтов наличными.

Рут сжала руку матери.

— Вот, мама. Все будет в порядке.

— Дом на Итон-Сквер в Белгрейвии переходит к Коннору и Слоан, в равных долях.

— О, слава богу, — произнесла Слоан, и ее голова упала на стол с вполне ощутимым стуком.

— Видишь? — сказал Коннор. — Он знал, как ты любишь этот дом.

— Да, наверное, — ответила она, снова выпрямляясь. — Не могу тебе передать, насколько легче мне стало. — И резко взглянула в мою сторону.

Мистер Уэйнрайт повернулся к Марии.

— Что же касается владений в Тоскане… Мария Гуардини, вам завещается дом, в котором вы живете в настоящее время, а также шесть гектаров земли и двести тысяч евро.

Мария уставилась на него широко распахнутыми глазами.

— О, Мио Дио!^[17]

— Серьезно? Вы шутите? — казалось, Коннор удивлен, но одновременно и обрадован. — Вот это да, Мария. Как тебе повезло. Поздравляю.

Слоан убрала за ухо прядь волос.

— Мария, это просто чудесно. Ты это заслужила.

Рут протянула Марии салфетку, которой та промокнула слезы.

— Коннор и Слоан, — продолжил мистер Уэйнрайт. — Ваш отец оставил каждому из вас по три миллиона фунтов из английского инвестиционного портфеля.

— Отлично, — сказал Коннор, выпрямляясь и опираясь локтями на стол.

— Миссис Уилсон, вам он оставил картину Караваджо, которая висит над камином в главной гостиной.

Кейт горько рассмеялась.

— Действительно. Я умоляла его отдать ее мне во время развода, но он наотрез отказался.

— Не жалуйся, мам, — сказал Коннор. — Ты же ее наконец получила.

Она откинулась назад и скрестила руки на груди.

— Ну что ж, я рада ее получить. Это именно я уговорила его купить ее.

Мистер Уэйнрайт перевернул очередную страницу.

— Что же касается предприятия Винодельни Маурицио, которое включает в себя виноградники, оборудование, здания и обстановку, девять тысяч гектаров земли в Тоскане и все финансовые вложения — все это завещается Фионе Белл.

Что такое он только что сказал?

В комнате повисла тишина. У меня пересохло во рту.

— Что-о-о! — заорал Коннор.

Словно в замедленной съемке, мистер Уэйнрайт взял очередной листок из лежащей перед ним стопки и перевернул его. Я следила за этим листком завороженным взором, словно за летящим по ветру листиком.

Коннор встал, прижимая ко лбу раскрытые ладони.

— Скажите мне, что вы не говорили этого. Думаю, что я неверно вас расслышал.

Адвокат повторил сказанное, и все продолжили пялиться на меня.

— Этого не может быть, — недоверчиво произнесла Слоан. — Почему он оставил все ей?

Я сидела неподвижно, не в силах произнести ни слова.

Коннор злобно взглянул на меня.

— Ну, какого же черта ты сделала?

— О чем вы? — спросила я, все еще не воспринимая произошедшее до конца. Наверное, это все же какая-то ошибка. Антон не мог оставить мне все.

— Да ты слышала, — ответил Коннор. — Как ты это сделала?

— Я ничего не делала, — прошептала я, защищаясь.

Он снова повернулся к адвокату.

— Этого не может быть.

— Боюсь, что это так, — ответил мистер Уэйнрайт. — Ваш отец был очень четок в выражении своей последней воли.

— Кому? — спросил Коннор. — Вам? Вы лично присутствовали, когда он принял это решение?

— Нет, но он выразил его совершенно ясно, когда пришел ко мне в офис.

Коннор недоверчиво потряс головой.

— Он был пьян?

— Нет, он был совершенно трезв и в своем здравом уме, могу вас заверить.

— Откуда вам это знать? Вы что, врач?

Но мистер Уэйнрайт был непоколебим.

— Я засвидетельствую в суде, что он был в полном здравии и ясном рассудке.

Коннор повернулся к матери, сидящей напротив него.

— Мам. Сделай что-нибудь. Это просто невозможно.

Она несколько раз моргнула.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала? Я в таком же шоке, как и ты. Твой отец никогда не упоминал при мне, что хочет изменить завещание, и я уж точно ничего не знала о его незаконном ребенке. — Она обвиняюще уставилась на меня. — Сколько вам лет? В каком году вы родились?

— В тысяча девятьсот восемьдесят седьмом, — ответила я.

Миссис Уилсон возмущенно воскликнула:

— Мы тогда были еще женаты. Еще даже не развелись.

Я замялась, подыскивая слова.

— Мне очень жаль. Я не знаю, что тогда происходило. Все, что мне известно — что моя мать провела здесь лето — с моим папой, ее мужем, — а я родилась в Америке, когда они вернулись домой.

— Невероятно, — фыркнула миссис Уилсон. — Хотя я не должна удивляться.

— Уж конечно не должна, — сказала Слоан. — Ты же знала, что он спал с кем попало, даже когда вы были еще женаты. Потому ты от него и ушла.

Все они снова посмотрели на меня, как будто это я была виновата в том, что их отец был таким бабником.

— Не смотрите на меня, — сказала я наконец. — Я во всем этом не виновата.

— Так ли? — сказал Коннор. — Мне как-то с трудом в это верится.

— Почему? — спросила я. — Ваши родители развелись несколько десятков лет назад, и прямо сейчас в этом доме находится женщина, которая была одной из его подружек. Единственное, что меня удивляет — так это то, что я единственный незаконный ребенок, сидящий сегодня за этим столом.

Миссис Уилсон поднялась.

— Как ты смеешь?! Он еще даже не остыл в своей могиле.

Я громко рассмеялась.

— Серьезно? Простите. Это действительно странно.

Она снова села на стул и, повернувшись, ласково заговорила с адвокатом:

— Джон. Вы, конечно же, понимаете, какая проблема у нас возникла. Если бы я знала, что все так обернется, я пригласила бы своих адвокатов.

— Это ничего бы не изменило, — невозмутимо ответил мистер Уэйнрайт. — Завещание действительно и остается в силе.

Она окинула его искоса почти кокетливым взглядом, как будто надеялась очаровать его, чтобы он изменил дело в ее пользу. Но он продолжал молчать, нисколько не колеблясь.

— А он не говорил вам, почему он так поступил? — спросила миссис Уилсон, раскрасневшись от возмущения. — Не объяснял, почему решил обездолить собственных детей ради ребенка, которого никогда даже не видел?

— Он их не обездолил, — сообщил ей Джон. — Он оставил им по три миллиона фунтов и дом в Лондоне.

Миссис Уилсон резко выдохнула и прижала руку к груди, как будто была оскорблена.

— Для него это была карманная мелочь, — сообщил Коннор всем окружающим. — Винодельня стоит в разы больше этого.

Мне было довольно интересно, насколько же именно больше она стоит, но я не посмела спросить. В настоящий момент было лучше сидеть тихо и держать рот на замке.

Коннор снова уселся за стол.

— Мы будем бороться.

— Я предполагал это, — ответил мистер Уэйнрайт.

Слоан быстро замахала руками.

— Подождите. Я уверена, все это может довольно легко разъясниться. Если я правильно понимаю, в Италии существует закон о наследовании детьми имущества отца. Мой муж проверил это, перед тем как я садилась в самолет. Он сказал, это называется обязательное наследование или что-то подобное, и что мы должны получить как минимум шестьдесят шесть процентов всей его собственности в равных долях. — Слоан указала на меня. — А она не наследница. Она незаконная.

Я начинала ненавидеть звуки этого слова.

— Это верно, — ответил мистер Уэйнрайт. — Гражданский кодекс Италии защищает ближайших родственников, но в 2015 году Европейский Союз принял закон, позволивший вашему отцу, как британскому подданному, составить завещание согласно законам его страны. А в Соединенном Королевстве Великобритании человеку предоставляется гарантированная законом свобода распоряжаться своим имуществом так, как ему будет угодно. Он мог бы при желании оставить все на благотворительность.

Коннор протянул руку в мою сторону.

— Ну, вот вам ваша благотворительность.

— Простите? — сказала я.

Мария под столом взяла мою руку и пожала ее. Я встретилась с ней взглядом, и она покачала головой.

— Чего я не могу понять, — обратился ко мне Коннор, — так это что же произошло между моим отцом и вашей матерью. Она что, шантажировала его? Или это были вы? — И впился в меня глазами.

— Да нет конечно! — ответила я. — Я вообще никогда в жизни с ним не разговаривала!

— Тогда как же мы должны все это понимать? — спросил Коннор. — Мы никогда не слышали о женщине, которую он трахнул тридцать лет назад. Как ее звали?

— Лилиан Белл, — ответил мистер Уэйнрайт.

Коннор повернулся за разъяснениями к Марии.

— Она же не присутствовала в его жизни, верно?

Мария пожала плечами.

— Я об этом ничего не знаю.

Адвокат невозмутимо произнес:

— Согласно утверждению вашего отца, существовали письма.

Коннор нахмурился.

— Письма? О чем вы говорите? Любовные письма?

— Не знаю. Он не говорил, — ответил мистер Уэйнрайт.

Коннор во внезапном приступе ярости вскочил со стула, опрокинув его, и подбежал к окну, где замер, глядя наружу. Все, кроме Слоан, молча смотрели на него.

— Он не передавал эти письма вам на хранение? — спросила она. — Как свидетельство или что-то в этом роде?

— Для написания завещания не требуется свидетельств, связанных с выражением чьей-либо последней воли, — объяснил ей мистер Уэйнрайт. Я подумала, что он изо всех сил старается не показаться снисходительным.

— Но он все хранил, — ответила Слоан. — Верно же, Мария? Я не хочу использовать слово барахольщик, но он же с трудом соглашался выбросить хоть что-то. А эти письма, что очевидно, были ему важны. Они должны где-то быть.

Коннор снова повернулся к адвокату.

— А что, если эта женщина, Лилиан Белл, шантажировала его? Тогда у нас будут основания опротестовать завещание, ведь так?

Мистер Уэйнрайт повернулся на стуле.

— Да, в этом случае так и будет. Но вам придется это доказать.

Коннор наклонился вперед.

— А если не шантаж, то какие еще есть основания, чтобы отменить завещание? Злоупотребление влиянием? Принуждение? Мошенничество?

— Да, все это может быть учтено, — ответил мистер Уэйнрайт. — Но ваш отец ни в чем не проявлял, что находится под воздействием каких-либо манипуляций.

— Может, он сам этого не понимал. Или, в случае шантажа, он хотел по какой-то причине скрыть это.

Мистер Уэйнрайт в упор посмотрел на него.

— Коннор, вы не можете опротестовывать завещание с подобными обвинениями просто потому, что считаете его несправедливым. У вас должна быть серьезная законная причина, а предполагать то, что предполагаете вы… Чтобы доказать подобное, вам нужны свидетельства. Убедительные свидетельства.

— Но вы только что сказали, что были письма, — ответил Коннор, оборачиваясь ко всем, сидевшим за столом. — И я заявляю вам всем прямо сейчас — я собираюсь задавать самые жесткие вопросы. Кто-то должен что-нибудь знать. — Он указал на меня. — Вот хотя бы она.

— Я не знаю, — ответила я.

Он горько хохотнул.

— Да даже если бы знала, ты бы нам не сказала, особенно если собираешься все это унаследовать. — Направляясь к двери, он окинул меня ненавидящим взглядом. — Я иду звонить своему адвокату.

Слоан тоже поднялась.

— Похоже, я должна сделать что-то подобное. — И она вышла из комнаты вслед за братом.

Мария выдохнула.

— Ну вот. — Она выпрямилась на стуле и повернулась к юристам. — Можно спросить, мистер Уэйнрайт, если это завещание будет признано недействительным… существует ли предыдущее завещание, которое вступит в силу вместо него?

— Да, существует, — ответил он. — Оно было написано около десяти лет назад.

— И по нему винодельню получали дети?

— Да.

— Ясно. — Она помолчала, крутя сережку. — Пожалуйста, извините. Я не знаю, как задать этот вопрос, чтобы не показаться эгоистичной, но в той, прошлой версии завещания маленькая вилла тоже отходила ко мне? И эти деньги?

Он помолчал.

— Боюсь, что нет. Это было дополнение, сделанное к настоящему завещанию.

Ее плечи слегка поникли, и в этот момент я подумала, что у меня появился союзник, потому что Мария не захочет потерять то, что ей завещал Антон. Впервые после приезда в Тоскану я почувствовала себя не совершенно одинокой.

Примечания

17

Mio Dio (ит.) — Мой бог.