Шанс на выбор

Джули Дейс, 2021

Эйден Картер расставил жизнь по полочкам. Он знает, чего хочет и добивается поставленных целей. Лишь одна случайность способна пошатнуть ранее выставленные приоритеты и перевернуть прежний мир вспять. Эмма Фишер – девушка, ради которой устои и принципы начнут рушиться, а совесть бороться с желанием. В этой войне нет победителя. Есть только выбор, к которому необходимо прийти, ступив на тропу неизвестности, где можно приобрести или потерять.

Глава 2

Эйден

Не помню, когда последний раз был выжат так, как сегодня. Не помню, чтобы гонял по льду так, как сегодня. Не помню, чтобы не чувствовал рук и ног так, как сегодня. Не помню, чтобы хоть когда-нибудь говорил о том, что хочу пустить себе пулю в лоб.

Это не тренировка. Это был самый настоящий круг ада, по которому я пробежал не меньше миллиона раз. Говорят, что их семь или девять, но как по мне, то их гораздо больше. Это было понятно по сегодняшней тренировке. Когда мужчина потребовал обращаться к себе, как к тренеру Кинг, по стадиону разлетелись смешки и шутки. И это было зря. Каждый смешок и шутка — были подсчитаны и умножены на сто. Итогом за веселье обернулся самый настоящий полёт с обрыва вниз головой. В нашем случае, нескончаемое повторение, на которое он без всякого энтузиазма заявлял:

— Ещё раз.

В конце концов, по пустому комплексу слышались гневные слова каждого. Всё и всем было понятно сразу: мы в полной заднице. Длинная шеренга, которая вытянулась из большого количества претендентов, уменьшалась на глазах, в ответ на исключения, парни бросали бесконечные вопросы: «Почему?». И лишь на первое почему, мужчина ответил:

— Я не даю второй шанс и не повторяю дважды.

Последующие почему, не удостаивались ответа. Они получали игнор, в итоге, надежды тлели в глазах каждого, даже тех, кто оставался, потому что каждый чувствовал подвох, говорящий о том, что тренер может вернуться и исключить его. Больше не было смешков, шуток, смеха, улыбок. Ничего. Так он дошёл до нашей тройки. Я чувствовал напряжение парней, которые были с двух сторон от меня.

Серые глаза тренера обратились к Рэну, который после разрыва, решил нырнуть в хоккей с головой. Вероятно, это ему удаётся лучше всего. Товарищ получил кивок, после ответа на вопрос имени и фамилии, обуславливающий то, что он остаётся. Следом его взгляд заострился на мне. И я отвечаю на тот же вопрос, что и Рэн. Получаю тот же кивок, но не получаю облегчения. Хотелось бы радостно завопить, но это не тот случай, когда стоит верещать и салютовать всем пять. Когда внимание тренера обращается к Картеру, его бровь дёргается, а глаза ненароком метаются в мою сторону. Это не гребаная шутка, если он думает об этом. Я ношу данную фамилию, а Картер — имя. Ирония судьбы.

— Будешь вторым, — заявляет мужчина.

Самодовольное эго Картера не выдерживает. Он не сдерживается и недовольно бросает:

— Почему я должен быть вторым?

— Потому что ты представился после него. Два Картера, для меня будет первый и второй. Ясно?

Мысленно умоляю его заткнуться и больше не спорить. И, к благословению вселенной, Картер только фыркает. Но тут же получает:

— Я не потерплю команду из кучки самовосхваляющихся идиотов, максимальные способности которых — подтереть задницу. Если тебе не понятна причина, по которой я разделил вас, то ты не поймёшь, где находятся ворота твоей команды.

Напрягаюсь ещё больше. Не знаю, что лучше: двинуть Картеру прежде, чем откроется рот, или позволить ему потопить собственный корабль. Так или иначе, я всей душой желаю, чтобы он просто заткнулся и засунул гордость в задницу, иначе её можно упаковать в чемодан и отправлять в Миннесоту, готовясь к триумфальному возвращению. Кроме того, этот идиот может зацепить меня, а я не настроен терять предоставленную возможность. Если до него туго доходит элементарное, а именно то, что я всего лишь первым назвал свою фамилию, а он — вторым, но имя, то я откручу его башку, как только перешагну порог здания. Краем глаза замечаю Рэна, который напряжен не меньше меня. И какого же наше облегчение, когда Картер решает молчать. Он тоже получает хоть и медленный, но кивок.

Расслабляться не стоит. Когда тренер доходит до последнего и прощается с ним, из семидесяти парней остаётся сорок. И это не всё. Я знаю, что не всё, не первый день в хоккее. Убеждаюсь в правоте, когда мужчина окидывает нас быстрым взглядом и говорит:

— Мне требуются двадцать человек. Начинаем по новой.

Сжимаю челюсть, не издав и звука. Если надо, я буду наворачивать круги бесконечное количество раз. Даже если это доведёт до смерти, возможно, оно того стоит. Ничто не достаётся легко. Я не там, где не нужно шевелить и пальцем. Тут необходимо работать, и сейчас, нет ни единого права на ошибку. Она перечеркнёт всё, что ставилось на кон.

Всё повторяется снова, но каждый понимает, что на этот раз борьба ожесточённей. Нас сорок, а должна остаться ровно половина. Каждый неверный бросок приведёт лишь к тому, что кивок тренера обойдёт его стороной. Я не желаю оказываться в данном списке.

Выходя на лёд, я не вижу ничего вокруг. Всё начинается с игры, ею же заканчивается. Чувство твёрдой поверхности под ногами, звук коньков и разлетающегося льда, когда они режут его при затормаживании, свежий морозный воздух мешается с ревом толпы и жаром в теле. Ты ловишь каждую секунду и каждое движение всех, кто окружает. Но всё основное внимание всегда приковано к шайбе, которая обязана влететь в ворота соперников, чтобы добыть очки. Я живу этим местом. Возможно, нельзя отдаваться чему-то так, как я отдаюсь хоккею, но и не могу иначе.

Мужчина делит нас на команды, Рэн и Картер остаются за бортом. Мы больше не в одной лодке. Стараюсь запомнить всех, кто есть в моей. Форма каждого разная, потому что привезена из дома. Приходится приложить максимальную сосредоточенность, чтобы запомнить товарищей. Мне предстоит пасовать кому-то из них, и не хочется сделать это сопернику. В стенах комплекса раздаются лишь удары клюшки и резьба коньков. Ни одного торжественного возгласа, когда шайба влетает в ворота. Этот, казалось бы, радостный момент, должны сопровождать счастливые крики. Но не сегодня и не в нашем случае. Запутанная шайба в воротах не несёт за собой ничего. Выигрывавшая команда не останется в полном составе, как и проигравшая. Тренер следит за техникой и скоростью, ему плевать на чью-то победу, это всего-то проверка на прочность и точность.

Новая шеренга сразу бросается в глаза. Она намного короче той, что была. Оглушающая тишина вокруг, когда тренер склоняется на ограждение вокруг катка. Если из-за усталости не начинают мучать галлюцинации, то я смело могу сказать, что вижу тень довольной улыбки мужчины. Его серые глаза скользят по нам, как рентген по грудной клетке. Если бы мог, я бы выдохнул, но дыхание сбилось или легкие перестали насыщать кислородом тело. Я ничего не хотел так, как получить гребаный кивок.

Нас вновь становится меньше. Из сорока, остаётся тридцать. Никто не сдвигается с мест, чтобы сузить полосу из претендентов. Прекрасно понимаю, что мы давно опоздали на первую лекцию, а возможно, и вовсе её пропустили. Я сбился со счёта во времени. В горле пересыхает, когда палец тренера указывает на пятерых человек, после чего, он прощается с ними. Есть ещё одна пятёрка, в которой я не желаю числиться. Взгляд серых глаз останавливается на Картере. Он нажил себе врага за несколько секунд. И, к его сожалению, этот враг — тренер команды. Новая исключённая пятёрка, в которой нет нас троих. Клянусь, он был на грани, потому что ни на ком тренер не заострял сильное внимание.

— Завтра в шесть, — звучат последние слова, как приговор.

Наша двадцатка беззвучно отправляется к выходу.

Такой же гробовой тишиной наполнена раздевалка. Никто не знает, что ожидать дальше. Никто не спешит веселиться и праздновать зачисление. Никто не издаёт даже выдоха. Как будто никому из нас больше не требуется воздух, чтобы жить. Форма мокрая. На ней нет и дюйма сухого места. Можно выжать и напоить целый сад растений или же наполнить тазик. Все прекрасно понимают, что это не конец. Это всего лишь двадцатка, которая вскоре разделится на основной и запасной состав. На лёд выходит шесть человек, а не двадцать.

— Это было охренеть, как дерьмово, — говорит Картер.

Переглядываюсь с Рэном, никто из нас не торопится поддерживать диалог. Я не знаю, по причине отсутствия сил или это просто нежелание, но мы оба молча стягиваем одежду.

— Самый отстойный тренер, который мне встречался, — добавляет парень.

Закидываю полотенце на плечо, чтобы смыть с себя весь пот, которым обливался часами, и отклоняюсь в сторону душевых. Но каким-то чудом вырывается:

— Он нормальный.

— Что? — ахает Картер, и мне приходится остановиться, но я вовсе не тороплюсь оборачиваться.

— Ты слышал.

— Хочешь сказать, что он прав?

— Да.

Присвистнув, он издаёт смешок. Это выбивает и одновременно зарождает во мне последнюю каплю сил, сотканную из гнева. Резко разворачиваюсь и за несколько шагов сокращаю расстояние.

Тыкнув в его грудь, чётко произношу каждое слово.

— Он прав. Мы не в школе. Это не тот тренер, который будет подтирать твой зад и говорить, что у тебя, малыш, всё получится. Забудь про школу. Ты больше не в ней.

— Ты просто метишь в капитаны, — фыркает Картер.

На его губах продолжает играть тень улыбки, которую стирают мои последние слова:

— Какая, нахрен, разница, куда я мечу? На данный момент, я мечу не вылететь из команды.

Убираю руку и отступаю назад.

— Чего не сказать о тебе. Либо работай, либо проваливай. Тут никому не смешно, кроме тебя.

— Мне не смешно, — говорит он, пока капли в душевых отбивают глухой ритм, а все остальные застыли на местах, завернув головы в нашу сторону.

— Мы все устали, Картер, и если ты решил, что один можешь вопить о том, как тебе тяжело, то оглянись вокруг. Мы в гребаной заднице. И это только начало.

Разворачиваюсь и шагаю к душевым. Я редко срываюсь, но сегодня выжат до конца физически и морально. Я не любитель размахивать кулаками, решать вопросы в негативной форме, и Картер получил то, чего добивался.

— С каких пор ты стал таким? — спрашивает он.

— Я серьезно отношусь к тому, с чем хочу связать будущее. Если ты намерен дальше идиотничать на льду, то лучше вали. Не занимай место того, кому это нужно так же, как мне.

Холодный душ не помогает. Бодрости во мне ровно столько же, сколько жизни в кирпиче. И это только начало дня. Первого дня. Я должен жить так ещё несколько лет. Надеюсь, что скоро войду в колею и привыкну, а пока это кажется адом, который я готов проходить и в котором готов крутиться, как белка в колесе.

Несмотря на перепалку в раздевалке, как только мы выходим на улицу — Картер становится собой. Он потирает ладони и отслеживает каждую девчонку, находящуюся в миле от нас. Ему однозначно везёт, потому что неплохое количество отзывается на внимание в свою сторону. Они оборачиваются, улыбаются и глупо хихикают. Если у этого парня не торпеда в заднице, то у меня нет другого объяснения тому, как его голубые глаза с блеском обращаются к нам.

— Кажется, у кого-то намечается вечеринка с первокурсницами.

— Ты всего лишь второкурсник, мы прилетели вчера, можно сказать, как на первый курс, придурок, — парирует Рэн, поудобней устраиваясь в кресле. — И завтра тренировка.

— Я не буду отказываться от девчонок из-за сраной тренировки.

— Тогда снимай отдельную квартиру.

Взгляд, наполненный энтузиазмом и недержанием, обращается ко мне.

— Хотя бы ты не будь занудой.

— Мне плевать, — сообщаю я. — Я планирую лечь и не вставать до завтрашнего утра.

— Когда увидишь мой выбор, быстро передумаешь.

Не стараюсь выдавить улыбку, закатить глаза или фыркнуть, лишь подставляю кулак под голову, налитую свинцом, и пытаюсь уловить хоть что-то из лекции.

Ещё недавно я наивно полагал, что моя студенческая жизнь будет подобна той, что была у Мэйсона. Я ошибался. Всё веселье, беспечность, тусовки и девочки скорей всего пройдут мимо нас благодаря тренеру. Спать два часа, а после встать на тренировку — не кажется такой прикольной идеей, как в школе. Если моя весёлая жизнь осталась в Нью-Йорке и половина в Миннесоте, то я не совсем понимаю, радоваться или загоняться. Да, конечно, утверждать, что всегда можно наверстать, но кто вернёт возраст? Невозможно отмотать время назад и вернуться в юность. Машину времени никто не изобрёл. За всем этим бесконечным круговоротом из тренировок, я боюсь только упустить что-то важное.

Вокруг слишком много девчонок, их заинтересованности, а в нас критически мало сил, чтобы дать то, чего они желают. Так или иначе, где-то удаётся выдавить улыбку. Я не могу превратить свою жизнь в серые однотипные будни. Возможно, за это нам воздастся, но никто не обязывает меня упиваться в стельку перед завтрашним днём.

— Ладно, согласен, — сообщаю я, когда мы занимаем свободный стол в кафетерии и убиваемся кофеином.

Брови Рэна не знают, хмурится или подниматься, в итоге, на его лице то ли замешательство, то ли недовольство. Чего не сказать о Картере. Парень с грохотом ставит стаканчик с кофе на стол, и всё его внимание сосредотачивается только на мне.

— Согласен?

— Да, зови, но я не буду уделываться, чтобы не услышать будильник.

— Ты серьёзно? — недовольно фыркает Рэн.

Вздохнув, обращаю к нему взгляд, и говорю то, что является истиной.

— Мы не можем отказываться от студенческой жизни. Потом пожалеем, если так поступим.

— Я не хочу в Миннесоту, — говорит он. — Если вылетим, путь только обратно. Это позор.

— Никто не заставляет пить до потери сознания. Хотя бы расслабимся. Черт, я вообще не помню, чтобы мы от чего-то отказывались в школе или в Миннесоте. Даже если приходилось ложиться в шесть и вставать в восемь.

— Недавно ты говорил, что мы уже не в школе.

— Я имел в виду другое.

Рэн молчит несколько минут. Кажется, он ведёт борьбу с самим собой, и мне известна причина, хоть мы не являемся лучшими друзьями навеки так же, как и с Картером.

— Плевать, — вздохнув, бросает он. — Я как все.

Тот блеск, который моментально вспыхивает в глазах Картера, одно из национальных достояний, не меньше. Парень тут же вскакивает со стула, отодвигая его с визгом назад.

— Не будем терять время.

С этими словами, он теряется в толпе студентов, а взгляд Рэна находит мой.

— Если он не встанет утром, то это только его проблемы. Лучше бы он так рвался на тренировку.

— Это уже не твоя забота.

— Ты прав, — кивает он. — Чувствую себя нянькой.

— Ты не нянька, и не твоя обязанность тормошить его. Он уже взрослый мальчик.

— Сейчас ты скажешь, что мы не в школе.

— Нет, но он должен нести ответственность за то, что делает.

— Картер не знает, что это такое.

Жму плечами, делая новый глоток кофе, и откидываюсь на спинку стула.

— Ты можешь быть его нянькой, если хочешь, — предлагаю я.

— Я дал слово тренеру, что не дам ему всё испортить.

— Испортить что? Его жизнь?

— Не знаю, мы не обуславливались чем-то конкретным. Наверно, он имел в виду то, что Картер загубит возможности.

— И поэтому мы должны портить свои возможности, потому что должны порхать над ним, как пчёлки?

— Да, согласие было дерьмовой идеей.

Киваю, когда к столу подходит парочка знакомых лиц. Сегодня они были в моей команде. Форма одного была со вставками оранжевого, а второго с красными. И они оба получили кивок, как и мы.

— Не против, парни? — спрашивает один.

— Валяйте, — согласно киваю, лениво махнув в сторону свободных стульев.

— Джон, — говорит тот, что с каштановыми волосами и зелёными глазами.

— Ной, — следом за ним, представляется второй. Парень проводит по русой копне волос и его карие глаза обращаются ко мне: — У вас реально одинаковое имя и фамилия?

— Да, — подтверждаю всю смехотворность ситуации.

Словно по волшебству, за их спинами возникает предвестник сегодняшнего бардака, который придётся убирать нам.

— Я почти у цели, — сообщает Картер, широко улыбаясь.

Его внимание падает на новых знакомых, тем же вниманием одаряют его. Картер кладёт ладони на их плечи и, переключаясь с одного на второго, говорит:

— Вы тоже приглашены.

— Куда? — интересуется тот, что с именем Джон.

— У нас сегодня мини тусовка. Никаких плюс один и так далее. Вы двое.

— Лады, — кивает Ной. — Где?

— Парни скажут адрес, я на поиски.

Он вновь исчезает с глаз, оставляя после себя лишь лёгкое удивление на лицах Ноя и Джона.

— Я бы не стал пить с Картером, — предупреждает Рэн. — Он не знает, что такое похмелье.

— Уже что-то, — пожимает плечами Ной. — Мы уже решили, что откинемся на тренировках.

— Так и будет.

Обвожу взглядом просторное помещение, на котором раскинулось огромное количество столиков. Взгляд не цепляется ни к одному лицу. Зато замечаю внимание, которым награждают нас. Знаю, стоит только улыбнуться, и их стулья плавно передвинутся к нам, а руки повиснут на шее. Не знаю, хочу ли этого. С одной стороны, перед началом сезона, хочется покоя, который вскоре исчезнет, а с другой — не терять времени, как говорил Мэйсон. Смешанные чувства всегда раздражают, поэтому стараюсь выкинуть их из головы.

Рэн разговорился с парнями, в итоге, поднимаемся из-за стола и направляемся на выход вчетвером.

— Если таким будет каждое утро, то я смело могу назвать себя мазохистом, — усмехается Ной.

— Ни один ты, — соглашается Рэн. — У нас целая секта.

— Секта из идиотов, которым нравится, когда их имеют во все щели, — добавляет Джон.

Не сдерживаю смешка, поддерживая парней. Вряд ли разумный человек согласится на то, что сегодня прошли мы.

— Это только начало.

— Намекаешь на смазку? — интересуется Ной.

— Говорю напрямую, — улыбаюсь я.

Открываю дверь и не делаю шаг, застыв в пороге, тормозя остальное движение. Те же карие глаза, что видел вчера в кафе, смотрят в мои, но с некой толикой испуга. Не совсем понимаю, она боится меня или той резкости, с которой я открыл дверь. Метаю взгляд в сторону, обнаружив рядом другую девушку, но с тёмным цветом волос.

Возвращаюсь к первой, приходя к заключению, что сегодня она выглядит иначе. Нет того хвостика, что был вчера, но завитки на кончиках остались. Сегодня её волосы ниспадают на плечи и обрамляют черты лица. Глаза стали выразителей благодаря косметике, губы приобрели новый оттенок с помощью блеска, а на щеках лёгкий румянец. Вряд ли он из-за меня, скорей, ещё один бонус косметики. Под бежевым пиджаком, чёрное облагающее платье чуть выше колен и ремешок на талии, на ногах открытые туфли. Это вовсе не та девушка, что вчера обслуживала нас в кафе. Не могу сказать, что разница велика, но она есть, её невозможно не заметить. Косметика делает её привлекательней и в какой-то степени даёт образу стервозности. Одновременно хочется связаться с ней, и в то же время обойти стороной лишние проблемы в будущем. Именно второе выбираю я: прохожу мимо.

Вплоть до вечера, не могу выкинуть её из мыслей. Голова переполнена догадками и предположениями. Если говорить откровенно, я готов пойти в кафе, чтобы убедиться в том, что зрение не обманывает. Я видел одну и ту же девушку в двух разных образах, либо у неё имеется сестра близнец. Конечно, на работе она обязана проявлять вежливость, и мне не даёт покоя то, что на деле, она является далеко не такой женственной и нежной, как кажется на первый взгляд. Я не хочу ломать то, что сам себе придумал, очернив всё реальностью.

Дверь открывается, и на пороге появляется главная головная боль.

— Что на ужин? — ехидно интересуется Картер.

— Твои горелые макароны, — ворчит Рэн.

— Похрен.

Воодушевление в его тоне слишком подозрительно, как и распахнутая настежь дверь.

— Заходите, — тут же говорит Картер, и толпа девчонок заваливается к нам табором.

Поднимаю брови, окидывая взглядом толпу. От Рэна слышно лишь невнятное приветствие. К женскому полу присоединяются парни, но не Ной и Джон. Да, это будет эпично, если на диване будет не только Картер и его выбор, а целая оргия.

— Я сваливаю поесть, — сообщаю я, поднимаясь с дивана.

— Ты согласился с ним, а теперь меня бросаешь? — сморщив лицо, хмурится Рэн.

— Мне нужно полчаса.

— Вали, — смиренно соглашается он. — Я уже понял, куда ты.

Останавливаюсь, посмотрев на Рэна через плечо.

— И куда я? — чересчур любезничаю я.

— Эммы там нет.

— Кто такая Эмма?

— Официантка, на которую ты вчера пялился.

Закатываю глаза и улыбаюсь.

— Тогда, ещё лучше.

Уже на выходе вижу, что в руках почти каждого гостя что-то есть: пиво, пицца, пакеты, наполненные чем-то. В любом случае, ухожу не просто так, ведь при таком раскладе мог остаться, поужинав принесенным добром.

Для того, чтобы сменить место дислокации, требуется несколько минут. Быстро перемещаюсь из квартиры в кафе, двигая меню ближе к себе. Зная, что буду пить, я бы не торопился ужинать, но сегодня не намерен влить в рот ни одного стаканчика. Завтрашний день слишком важен, чтобы пренебрегать им. Заказ принимает другая официантка. И с каждой последующей минутой, тлеет надежда, увидеть нужную, чтобы что-то понять и установить в собственном сознании. Несколько других работников проносятся мимо. Принимаю свою неудачу достаточно легко. Если не сегодня, так завтра.

В любом случае, съедаю заказанное блюдо и бросаю сотню на стол, поднимаясь на ноги. Не знаю, чем именно я руководствовался, направляясь сюда, но если это обычный голод, то хочется только порадоваться данному чувству. Я вовсе не хочу, чтобы слова Рэна стали пророческими. Но, кажется, они становятся. Я тут, потому что хочу увидеть девушку, которую видел вечером и сегодня утром.

Как и говорил, возвращаюсь в квартиру спустя полчаса отсутствия. Музыка моментально окутывает голову, а на руках повисает парочка новых, но женских. С того момента, как я ушёл, людей заметно прибавилось, и теперь в квартире негде упасть яблоку. Девушки так плотно прижимаются ко мне, что лист бумаги при виде нас скажет: «Давайте как-нибудь без меня». Пытаюсь разграничить пространство, но они вновь прилипают, как магнит к железу. Наконец, окидываю их взглядом, узнавая тех, кто сидел за соседним столиком на обеде. Моя превосходная зрительная память ликует.

Люди везде, если вскоре чьи-то ноги повиснут на моей шее, то я не буду сильно удивлён. Среди толпы, нахожу Рэна, который разговаривает с Ноем и Джоном, либо же пытается разговаривать, перекрикивая музыку.

— Выпей с нами, — просят девушки, затащив меня к барной стойке, на которой целый арсенал алкоголя. Обычное пиво давно осталось в прошлом за какие-то полчаса.

Вероятно, они не собираются упрашивать. Моё тело становится неким шестом для танцев. Достаточно откровенных танцев. Я даже издаю смешок, когда представляю, что мою ногу в буквальном смысле имеют две собачки. Убийственная вечеринка, в которой я — резиновая кукла для утех. Тот энтузиазм, с которым оприходуют мои ноги, не возбуждает, а смешит. Сползая вниз, девушки посылают понятные сигналы, и я тянусь к банке колы, чтобы осушить пересохшее от смеха горло. Подношу горлышко ко рту, но не делаю глоток, застыв на месте.

Та, кого я хотел увидеть в кафе прямо на нашем диване. На ней то же платье, но нет пиджака, благодаря его отсутствию, открываются руки и плечи, на которых лишь лямки платья. И будь я проклят, потому что она улыбается никому иному, как Картеру. Конечно, вокруг них другие люди, но тот факт, что он близок к ней и то, что его взгляд так или иначе обращается к ней, волной напряжения отражается на мне. Его рука протянута по спинке дивана, во второй он держит пиво. Ещё один минус — первая протянута по той стороне, где та самая девушка.

По ногам скользят женские руки, поднимаясь выше и дотрагиваясь до тех мест, которые должны заставить меня утащить эту парочку в укромный уголок. Глаза падают вниз, и благо, что я не сделал глоток потому, что, видя эти лица, мог подавиться от смеха. Кажется, мой смех, они принимают за одобрение и вновь продолжают крутится вокруг. Поднимаю глаза и встречаюсь с карими. Улыбка медленно, но, верно, сползает с лица, и как по зову, мои мини стриптизерши решили вознестись и подняться на ноги, обернув вокруг меня руки. Чертовски вовремя.

— Извините, не сегодня, — говорю я, с трудом вылезая из их кокона вожделения.

Девушки плетутся за мной, из-за чего хочется завыть. Почему я? Почему сейчас?

Пролезаю в самый центр круга, созданный из Ноя, Джона и Рэна, и почти молю:

— Спасите.

Парни смотрят на меня, как на двинутого.

— Меня может изнасиловать парочка первокурсниц, — добавляю следом.

— Ты придурок, — в один голос, гогочут они.

Окидываю взглядом всех, кто за спинами парней и облегчённо выдыхаю.

— Кажется, мои ноги только что были изнасилованы.

— Да, заметно, — кивает Рэн.

Опускаю глаза вниз и вижу подтеки на джинсах. Отлично, если это не алкоголь, то слюни. Такое со мной случае впервые. Всего сутки тут, а моя моральная девственность даёт трещину, как и одежда.

Время пролетает стремительно. Мои преследовательницы не появляются на горизонте, чему я только благодарен. Ещё одного нападения я не вынесу. Девчонки крутятся вокруг, но того, что со мной сделали первые — не происходит. Они лишь пытаются флиртовать. У некоторых даже получается. На их попытки я улыбаюсь и где-то посмеиваюсь. Вероятно, принимая это за ответ, они улыбаются шире. В итоге, последняя оскорблённо надувается, когда я прощаюсь с ней и направляюсь в сторону собственной комнаты.

Неудача застигается меня у двери Рэна. Та же парочка повисает на шее. На этот раз, снимаю их руки с себя и, удерживая в стороне, делаю шаг назад.

— Девчонки, вам пора, — моя вежливость ни к чему, но я пытаюсь быть как можно тактичней.

— Мы могли бы пойти к тебе, — предлагает одна.

— Не сегодня, — киваю я, следом добавляя: — Возможно, даже не в этой жизни.

Пользуясь их временным замешательством, делаю ещё пару шагов назад, утыкаясь в кого-то позади. Маленькие ладони, создавшие преграду, сползают с моей спины, принося лишь непонятный холод и опустошение после себя.

Бросив взгляд через плечо, нахожу ту, что когда-то хотел увидеть.

— Прости, — говорю я.

Огибаю девушку, проскальзывая в свою комнату.

Скинув одежду, меняю её на шорты и падаю в кровать. Время добежало до двенадцати, и вместе с ним, силы на что-то. Хочется только впасть в спячку. Даже не знаю, как засыпаю под громкую музыку, но, когда глаза закрываются, впадаю в крепкий сон. Видимо, когда человек действительно хочет спать, ничто не способно ему мешать.

Всё идёт так, как хотелось. Но недолго.

В дверь словно скребутся, что не даёт сну продолжиться. Битые пять минут бестолково кручусь, пытаясь не обращать внимание на неприятные звуки из вне, но в итоге сдаюсь, со стоном поднимаясь с кровати.

Открываю дверь и нахожу девушку в параллельном углу. Опираясь на стенку, она смотрит на чёрный экран телефона и тяжело дышит. Когда она поднимает голову, сон моментально испаряется, словно его никогда не было. Музыка продолжает играть, но уже приглушенно так же, как и голоса из гостиной.

— Что случилось? — напряжённо спрашиваю я.

— Голова кружится, — тихо говорит она. — Телефон сел.

Отступаю назад, жестом приглашая её войти, но Эмма мнётся, не решаясь отлипнуть от стены. Её взгляд кажется потускневшим и размытым, не фокусируясь на чём-то одном. Холодок пробегает по спине, потому что в голову приходят поскудные мысли. Если ей что-то добавили, то всё станет достаточно понятным. В ином случае, она переусердствовала с алкоголем.

Медленно, но она ступает на порог, а я вылетаю наружу, закрывая дверь. Ноги спешат к гостиной. И из всей кучки, которая осталась, вытягиваю Картера, пока остальные пялятся на меня, как на безумного.

Прижав парня к стене за углом, удерживаю его грудь локтем так, что он не торопится вырываться.

— Ты подсыпал ей что-то?

— Кому? — морщится Картер, в глазах которого отражается злость.

— Какого черта она бледная?

— Ты двинулся? — рычит он, отталкивая меня в сторону.

Не спешу повторить сделанное, оставаясь стоять на месте.

— Клянусь, если узнаю, что ты подсыпал ей что-то, снесу твою башку.

С этими словами удаляюсь в комнату под гневные триады соседа. Я не одобряю подобные действия в сторону любого человека, будь это парень или девушка. Мне не нравится то, как она выглядит. От былого румянца не осталось и следа, такое ощущение, что её вот-вот стошнит.

— Всё в порядке? — спрашиваю я, возвращаясь к кровати, но не спешу ложиться обратно.

— Да, просто… станет легче, и я уйду. Ты можешь спать.

— Уйдёшь куда?

Девушка жмёт плечами.

— Домой.

Пошатнувшись на месте, она плавно скатывается по стене, прижимая ладонь ко лбу.

— Ты много выпила?

— Стакан, — словно эхом, отзывается она. Взгляд карих глаз теряется, а её лицо становится ещё бледнее.

Обращаю взгляд к часам, на которых застыло два часа ночи и снова смотрю на девушку.

— Принести воды?

— Нет, — шепчет она. — Голова кружится… я лучше пойду.

Делаю шаг к ней, и пальцы у её висков застывают, а взгляд останавливается на моих ногах. Медленно скользя по мне глазами, она доходит до лица и напугано выдаёт:

— Не надо…

— Я просто помогу тебе лечь.

— Не надо, — почти молит она, прижимаясь к стене.

Я не совсем понимаю, как действовать в подобной ситуации. Не хочется услышать визг и почувствовать себя насильником, который тащит жертву. Приходится остановиться и не предпринимать ничего, но и стоять на месте невозможно. Я в той ситуации, которая заставляет понервничать.

— Ты можешь лечь сама? — спрашиваю я.

— Куда лечь?

— На кровать. Уйдешь, когда станет легче.

— Я не могу.

— Я могу помочь.

Девушка смотрит на меня, из-за чего становится не по себе. Лишний раз говорю себе спасибо, что не выбрал жизнь в братстве, где подобное сплошь и рядом. Всех не спасёшь, и особенно тех, кто не желает спасения.

— Я не трону тебя. Серьёзно. Просто ляг, станет легче.

Медленно выпрямляясь, она неспешно бредёт к кровати, занимая край. Всё это время остаюсь стоять на том месте, где был. Уже хочу сказать, что лечь и сесть на край — это разные вещи, но она удивляет, когда снимает туфли. Несмотря на смутное состояние, она всё равно это делает.

— Довольно предусмотрительно, — с лёгкой улыбкой, замечаю я.

— Вряд ли кто-то захочет спать в постели, где была чья-то уличная обувь.

Посмотрев на меня, она кладёт голову на подушку и закрывает глаза, продолжая массировать височную область. Ничего не остаётся, как занять вторую сторону и перекатится на спину, скрестив руки под головой.

Вряд ли я когда-то просто лежал в кровати с девушкой без будущих планов. Обычно это начиналось и завершалось сексом. Собственно, ещё до того, как спина или руки касались постели, было что-то. Сейчас в моей кровати девушка, а я не тороплюсь распускать руки, и почему-то не ловлю себя на подобной мысли, чтобы начать. Просто закрываю глаза и выдыхаю. Мне ещё не знакомо чувство желать и отказываться одновременно. Но, как известно, всё бывает впервые. Мой первый раз именно сегодня, и именно с ней.

Слушаю её учащённое дыхание, которое вскоре переходит в размеренное, как будто она успокоилась и больше не намерена представлять меня маньяком, готовым наброситься в любой момент. Есть ещё один вариант: она уснула. Чтобы убедиться, поворачиваю голову и встречаюсь с её глазами, которые неустанно следят за мной, это заставляет меня улыбнуться.

— Я не наброшусь, не смотри так на меня.

— А вдруг это сделаю я? — улыбчиво, спрашивает она.

— Было бы интересно это увидеть.

— Ты даже не спросил моего имени.

— Вряд ли насильник предпочитает знать имя своей жертвы.

Девушка пихает меня в плечо. Приятно слушать её тихий смех и чувствовать касания.

— Ты не насильник.

— Да? — смеюсь я. — А смотрела ты так, как будто я именно такой.

— Не правда.

— Правда, — улыбаюсь, возвращая взгляд к потолку.

— Не правда, Эйден.

Тут же поворачиваю голову в её сторону, выгнув бровь.

— Жертва тоже не должна знать имя своего насильника.

— Ты говоришь это, чтобы я ушла?

— Нет, но не смотри так на меня.

— Хорошо, как я должна смотреть?

— Не знаю.

— Я разбудила тебя?

— Хочешь, чтобы я соврал или сказал правду?

— Ты спал.

— Да.

— Почему не спишь сейчас?

— Теперь боюсь, что ты накинешься на меня.

Улыбнувшись, она поворачивается на бок, положив ладони под щёку. Что-то непонятное трепещет в груди, когда она смотрит на меня. Хочется ёрзать на месте, потому что любое положение кажется неудобным, словно под спиной не мягкая поверхность, а деревянное покрытие. Перекатываюсь на живот и подпираю рукой подушку, положив вторую возле лица. Посмотрев в глаза напротив, блеск которых отражает уличные фонари и лунный свет, закрываю свои.

— Спокойно ночи, Эйден.

— Спокойно ночи, Эмма.

Нутром чувствую её улыбку, и приоткрываю глаза, убеждаясь в правоте.

— Ты говорил, что не знаешь моё имя, — парирует девушка.

— Я нагло соврал.

— Я больше не могу тебе доверять.

— Не стоит мне доверять, — соглашаюсь я.

Протягиваю руку и убираю локоны с её лица. Как ни странно, она не торопится препятствовать такому жесту, одаряя лишь лёгкой улыбкой.