Серые ублюдки

Джонатан Френч, 2015

Живи в седле, умри на свине! Таково кредо полуорков, населяющих пустынные земли Уделья. Бывшие рабы, объединившись в сплоченные братства, патрулируют территорию своей раздираемой междоусобицами страны верхом на огромных боевых свиньях. Братства отважных полуорков – единственная преграда между декадентским сердцем благородной Гиспарты и мародерствующими бандами чистокровных орков. Молодой, честолюбивый и хитроумный воин по кличке Шакал путешествует вместе с Серыми ублюдками – членами одного из восьми братств, обитающих в суровой пустоши. Шакал мечтает свергнуть вождя Ублюдков, который все больше превращается в безумного тирана. Среди союзников молодого бунтаря – полукровка Овес, в ком крови орков больше, чем человеческой, и Ублажка, единственная женщина во всех братствах, воюющая наравне с мужчинами. Однако планы Шакала грозит нарушить предательство невидимого врага и неожиданное препятствие в виде эльфийки, с некоторых пор путешествующей с ним в одном седле. Шакалу предстоит сделать трудный выбор – в мире, который вознаграждает только порочных.

Глава 2

Солнце еще не подошло к зениту, а день уже был жарким. Шакал ехал впереди, двигаясь в быстром темпе, чтобы воздух обветривал кожу. Очажок хорошо отдохнул и рвался вперед. Шакал не сдерживал свина и только сжимал одной рукой щетину его гривы. Поджимая пятки, полуорк обхватывал туловище Очажка бедрами и покачивался в ритм его спешного шага.

Холмистые, залитые солнцем равнины Уль-вундуласа тянулись во все стороны, валуны и сосновые кусты остались позади и только ветер шелестел в уши. Шакал пытался представить время, не столь давнее, когда еще не существовало копыт, когда полуорки были рабами, а свины, на которых они сейчас ездили, — просто вьючными животными. С тех пор прошло всего несколько десятков лет. И хотя это было не сильно раньше его рождения, представить то время Шакалу удавалось лишь с трудом. Это стало его жизнью — ездить верхом, чувствуя под собой сильного зверя, раздувающего ноздри, будто меха, и пережевывающего лиги в пыльные облака, что оставляли позади стучащие копыта.

Очажок был внушительного вида боровом, выведенным ради скоростных качеств, а всего несколько поколений назад его предки были неуклюжими животными, которых запрягали в фургоны и водяные мельницы во времена Нашествия орков. Ваятель и другие старожилы говорили, что те первые свины не знали усталости, однако вся их сила применялась для того, чтобы тянуть тяжелые грузы. Большой бородатый олений свин — так прозвали это животное люди, но рабы-полуорки, которые заботливо ухаживали за свинами, именовали их варварами.

Название прижилось, только теперь варвары в копытах полукровок стали настоящими ездовыми животными, а не рабочим скотом. Всего в три четверти роста в холке по сравнению с гиспартскими жеребцами и на более коротких ногах, они были не столь быстры на небольших расстояниях, зато несравненны в длинных переездах по пересеченной местности — благодаря исключительно компактной и эффективной мускулатуре. На их боках до плеч не было шерсти, и только вдоль спины тянулся гребень щетины, начинавшийся у гривы, которая свисала с нижней челюсти и облегала шею. Пара бивней вертикально выступала из складок длинной сужающейся морды и резко изгибалась ко лбу. Эти бивни никогда не прекращали расти, и у диких варваров пожилого возраста впивались в череп. Разумным отбором удалось добиться того, чтобы бивни загибались ближе к наезднику. Они назывались свинодергами, и за них можно было ухватиться и в крайних обстоятельствах направить голову свина. Но поскольку даже одомашненный варвар сопротивлялся подобному обращению, наездник должен был обладать немалой силой. Из людей, конечно, мало кто был на это способен, так что они оставались привязаны к своим драгоценным лошадям. Хиляки на лошатах, как часто говаривал Певчий.

Другая пара бивней торчала у варваров из нижней челюсти и служила самым опасным их оружием. У Очажка эти бивни были особенно длинными, чем Шакал гордился не меньше, чем золотистой шерстью своего борова. Очажок выглядел гораздо приличнее, чем неуклюжий, грязного цвета зверь Овса, метко прозванный Уродищем.

В полдень Шакал объявил привал возле широкого сверкающего притока Люсии, чтобы отдохнуть и напоить свинов.

— В чем дело, Шак? — спросила Блажка, спешиваясь. — Делия с новенькой так осушили твои яйца, что не можешь доехать до дома без остановок?

— Мы встали не из-за меня, — ответил Шакал с улыбкой. — А чтобы Овсов жирный свин не спекся на этой жаре.

— Не слушай его, Ур, — проговорил Овес, целуя своего борова в лоб, и шлепком по крупу подтолкнул его к воде. Шумно запыхтев, Уродище присоединился к Очажку и Блажкиному безымянному свину на берегу. Их специально учили не заходить в воду, когда на них седло, но к проточной воде они присасывались со всей жадностью.

Пока варвары пили, Шакал присел рядом на корточки и смочил в реке платок. Потом, выжав его, завязал на затылке, чтобы волосы не спадали на лицо. Его бригант все еще был свернут и закреплен возле седла. По кодексу копыта нужно было скакать в доспехах, но Шакал ненавидел чувствовать на себе тяжесть брони. Однажды он старательно удалил все стальные пластины, которые были вплетены в кожу, и когда Ваятель узнал об этом, он запретил Шакалу скакать, пока тот не починит и не вычистит бригант каждому ездоку в копыте. И все же, находясь вдали от Горнила, там, где вождь его не видел, Шакал предпочитал ездить с голым торсом.

На берег упала внушительная тень Овса, и Шакал, не вставая, обернулся. Бугай никогда не ездил без бриганта. Арбалет он держал обеими руками, опустив к земле. Колчан свисал с пояса возле бедра, тальвар — с другой стороны. Овес тоже повязал платок вокруг своей лысой головы и остановился, пристально всматриваясь в воду. Блажка была экипирована так же, как он, но все же вошла в реку по колено, чтобы омыть кожу.

— Она сегодня была хороша, — заметил Овес, стараясь говорить тише.

Шакал кивнул. Обычно в копыте заслуженную похвалу высказывали открыто, но только не Блажке. Она не слишком хорошо на это реагировала. И хотя она ездила с Серыми ублюдками уже четыре года, ей по-прежнему казалось, будто ей все потворствуют. Иногда, возможно, так оно и было. Во всех восьми копытах полуорков, существовавших в Уделье, она была единственной женщиной-ездоком. Она с трудом завоевала это место и хорошо справлялась, но у нее хватало причин сомневаться в искренности добрых слов. Поэтому она не давала имени своему свину, опасаясь, что это сочтут за слабость, пусть даже так делали все. Черт, Овес назвал своего первого свина Великолепным, а Хорек до сих пор ездил на свиноматке по имени Лаванда!

— Блажка! — крикнул Шакал через реку. — Когда тронемся, дальше ты поведешь.

Блажка ответила жестом, молча подняв арбалет.

— Очень любезно с твоей стороны, — прокомментировал Овес.

— Не, — ответил Шакал, вставая и улыбаясь другу. — Просто хочу, пока едем, смотреть на ее зад.

В бороде Овса пряталась ухмылка.

— Тебе так и не терпится умереть молодым. — Оба рассмеялись. — А что это была за дичь с Бермудо? Я не мог понять, кто раздает приказы. Да он и сам не мог, как мне показалось.

— Похоже, Гарсия знал, как вытащить его из Уделья.

— Но больше не знает. — Овес хмыкнул.

Шакалу в голову пришла мысль, вмиг его отрезвившая.

— А что ты делал во дворе без оружия, Овес?

Бугай пожал плечами и, не прекращая наблюдать вокруг, ответил:

— Проснулся от жары. Вышел к колодцу попить.

— А не думал вернуться внутрь и взять тренчало? Время у тебя было.

Овес покачал головой, снова устремляя взгляд на реку.

— Это могли быть кентавры, Овес.

Трикрат отмахнулся, лишь поджав губы.

— Мы не получали предупреждения от Зирко.

— Они ездят не только при Предательской луне, полоумный ты.

— Это было днем и на земле Короны, Шак.

— Это было опрометчиво!

— Опрометчиво? — зарычал Овес, зырканув на Шакала. — А кто еще вышел без тренчала? Уж точно не Блажка.

— Нет, я вышла только без одежды, — вставила Блажка, подходя к ним. Шакал даже не слышал ее шагов. — Если вы придвинетесь друг к другу еще ближе, сможете поцеловаться.

Шакал и Овес повернули головы и уставились на нее.

— Ладно, продолжайте. — Блажка усмехнулась. — Я всегда знала, что у вас друг на друга стояк.

Шакал рассмеялся первым, и Овес наградил его таким дружеским толчком, что тот едва не свалился в реку.

— Может, уже отправимся дальше? — спросила Блажка. И не дожидаясь ответа, схватилась за свинодерг и отвела своего борова от воды. Варвар пару раз раздраженно взвизгнул, но Блажка погладила его второй рукой и вскочила в седло. Шакал и Овес оседлали своих зверей через несколько мгновений.

— Постарайся не забираться слишком далеко на восток, когда мы дойдем до Люсии, — предостерег Блажку Шакал. — Меньше всего нам сейчас нужно забрести на землю Рогов.

— Эльфов боишься, Шак? — Блажка усмехнулась и, прежде чем он успел возразить, ткнула свина пяткой и поскакала прочь от реки.

Овес фыркнул от смеха.

— Ну давай, уродище, — сказал Шакал.

Овес погладил своего борова между ушами.

— Только я могу его так называть.

— Это я тебе.

Блажка, при всей своей ветрености, хорошо прокладывала путь, ни разу не забредя на эльфийскую территорию. И все же Шакал поглядывал на восток, точно зная, что Овес, ехавший за ним, смотрит туда же.

Большая часть Уль-вундуласа была опустошена войной — тогда армии людей и орков валили здесь лес, чтобы жечь костры, строили укрепления и пополняли запасы оружия. А восстановиться за тридцать с лишним лет, что прошли с тех пор, как стихли битвы, не давали лесные пожары. Уцелевшие леса цеплялись за возвышенности и ютились в горных долинах, где бои случались редко. После войны, когда Гиспарта раздала немалую часть отвоеванного южного королевства союзникам, эльфам удалось заполучить почти все редкие лесистые участки. Таким образом они заняли обширные горные гряды. Вообще-то уделы должны были выделяться наугад, так что здесь явно не обошлось без эльфийского чародейства.

Пока Блажка вела их к югу, Шакал хмуро глядел на мрачные вершины Умбровых гор, высившихся с левой стороны. Где-то в их глубине находилось Псовое ущелье — оплот эльфийского копыта. Шакала и его друзей от хребта отделяли мили гарриги и поросших кустарником предгорий, но Рога ревностно патрулировали свои земли и могли внезапно обрушиться на любого, кто подступится даже к самым дальним их границам. К счастью, им не встретился ни один из ржавокожих дикарей на устрашающе-безмолвных сохатых.

— Это не значит, что их тут нет, — напомнил себе Шакал уже не в первый раз.

Когда с приближением сумерек Очажок пересек Отрадный брод, Шакал вздохнул с облегчением. Теперь они снова были на землях Серых ублюдков. Шакал чуть сбавил ход, пока с ним не поравнялся Овес, после чего они вместе догнали Блажку.

— Шак, — проговорил Овес, со значением поглядывая на Шакала.

— Что?

— Бригант надень, дурило, — сказала Блажка, покачав головой.

— Черт, — прошипел Шакал и потянулся за сложенными за седлом доспехами.

— Когда-нибудь мы тебе не напомним, — сказал Овес.

Бок о бок три свина рванули вперед по песчаным равнинам, почуяв запах дома.

У каждого копыта в Уделье своя крепость, где можно укрыться. У людей была кастиль с высокими башнями и чародеем. Эльфы обитали в уединенном Псовом ущелье, которое охраняли лучники и магия. Кентавры доверялись своим разрушающимся святилищам и чтили своих безумных богов.

А у Серых ублюдков было Горнило.

Когда над горизонтом показалась центральная труба, у Шакала приятно закололо в груди. Он получал величайшее удовольствие, разъезжая на своем борове, но если уж слоняться без дела, то места лучше этого для него не было.

Над широким простором равнины, усеянной кустами и валунами, возвышалось Горнило — неприглядный лагерь, окруженный почти овальной формы стеной из бледного кирпича. Впятеро выше среднего полуорка, стена наклонялась внутрь, укрепленная треугольными контрфорсами и аркбутанами и, наконец, увенчанная каменными зубцами, закрытыми деревянными решетками. Снаружи было видно только большую трубу, которая поднималась из середины лагеря.

Вокруг стен, на расстоянии полета стрелы, цвели виноградники и оливковые сады, которые возделывали поселенцы, жившие под защитой Серых ублюдков. Проезжая мимо угодий, Шакал, Овес и Блажка видели людей и полуорков, которые заканчивали свой трудовой день. Никто из них не жил в самом Горниле, но отсюда было близко до Отрадной — деревни, раскинувшейся всего в миле от крепости.

— Ладно, — сказал Овес, когда они приблизились к тени от стены, — кто ему расскажет?

— Меня он не послушает, — ответила Блажка.

— Идите на хрен вы оба, — оскалился Шакал. — Сами знаете, что я поговорю. Отдайте лучше монеты.

Овес достал позвякивающую сумку, в которой хранилась доля от прибыли борделя, принадлежавшая Серым ублюдкам. И бросил сумку Шакалу ровно в тот момент, когда они въезжали в единственные ворота Горнила на южной, короткой стороне овала.

В отличие от иных крепостей, ворота Горнила не вели прямо внутрь лагеря. Как только вошедший достигал середины ширины стены, путь перекрывала каменная кладка. Единственный вход располагался в левой стене сторожки и был достаточно широк, чтобы двое ездоков на свинах могли въехать бок о бок. Этот тоннель проходил по всей окружности основной стены, прежде чем привести к другому входу, ведущему наконец во внутренний двор. И все это для того, чтобы во время осады огромную печь посреди лагеря, в честь которой Горнило и получило свое название, можно было разжечь, а горячий воздух — направить в проход. Если противники решат не взбираться на раскаленные стены, а идти по проходу полный круг, а потом пробить ворота, они изжарятся заживо. Однако за двадцатишестилетнюю историю Горнила никто не пытался его атаковать.

Сейчас решетки над входом были подняты, а стены отдавали прохладой. Свет здесь был не нужен: свины помнили дорогу и так. Шакал и его спутники ехали гуськом, держась левой стены прохода на случай, если кто-нибудь движется навстречу. Выйдя из темноты и очутившись в лагере, они направились прямиком в зал собраний.

Шакал остановил Очажка перед невысоким строением и спешился, Овес и Блажка сделали то же самое. Там их уже ждало с полдюжины сопляков, которые едва не спотыкались друг о дружку, спеша позаботиться о свинах.

— Можно я отведу твоего в загон, Шакал? — спросил один из молодых полуорков, заискивающе и нетерпеливо, как говорили все претенденты на попадание в копыто.

— Нет, — ответил Шакал. — Пусть остынет.

— Только воды, сопляк! — прикрикнула Блажка на юношу, который подбежал к ее варвару.

Овес склонился к своему свину, уткнувшись лбом ему между глаз.

— Ладно, Ур, если кто-то из этих мелких говнюков хоть воздух всколыхнет рядом с тобой, съешь его.

Шакал толкнул дверь и провел друзей в темные объятия зала собраний. Претенденты остались снаружи. Зал, вопреки своему названию, представлял собой помещение с низким потолком, больше напоминавшее грязную таверну. Обхват и Гвоздь, уже подвыпившие, сидели, ожидая, пока придут остальные.

— Вам всем по кружке? — спросил сопляк за стойкой.

Овес и Блажка направились сразу за предложенной выпивкой, а Шакал пересек общую комнату и двинулся прямиком к комнате голосований. Двустворчатая дверь была приоткрыта, поэтому он вошел, не побеспокоив никого своим появлением.

Ваятель горбился во главе большого стола, внимательно вглядываясь в ворох карт.

Вождь был измучен старыми ранами и затяжными последствиями чумы, которой заболел во время Нашествия. От той заразы погибли десятки тысяч человек с обеих сторон, людей и орков. Полукровкам пришлось ненамного лучше. И все же Ваятель, крепкий старый говнюк, умирать не собирался. Болезнь уже не была заразной, но продолжала тлеть в нем уже почти тридцать лет, принося страдания его некогда могучему телу. У него распухли суставы, а кожа покрылась влажными гнойниками. Льняными перевязками в грязно-желтых пятнах была замотана почти вся его голова, оставались открытыми лишь глаза и рот. Горб на его искривленной спине с каждым годом становился все больше, а пальцы левой руки налились кровью так, что, казалось, могли лопнуть в любую минуту.

Шакал подавил тяжелый вздох, когда увидел Хорька, нависавшего над плечом вождя. Оба подняли глаза на вошедшего в комнату. Лицо Ваятеля под повязками оставалось непроницаемым, но Хорек алчно ухмыльнулся.

— Он вернулся! Ну что, появились у Санчо новые красотки, Шак?

— Одна, — ответил Шакал.

Хорек возбужденно вскинул брови.

— И откуда?

— Из Анвильи.

— О-о, — протянул Хорек, сузив глаза-бусины. — Наверняка бледная и сговорчивая.

— Хорош уже думать своим стручком! — отрезал Ваятель, ткнув Хорька локтем. — Садись, Шакал. Не обращай внимания на эту топорную морду.

Шакал сделал, что было велено, заняв свое привычное место через два стула слева от Ваятеля.

Стол, за которым Серые ублюдки проводили собрания, являл собой похожую на гроб махину из темного дуба. Во главе его восседал Ваятель, и по бокам от него всегда было пусто. С обеих длинных сторон стола стояло по паре десятков стульев, однако на столешнице лежало только девять топоров, по числу членов копыта, наделенных правом голоса. Шакал не помнил, чтобы за столом когда-либо были заняты все места. Когда он примкнул к Серым ублюдкам, семь лет назад, их было шестнадцать, но налеты орков, атаки кентавров и внутренние дрязги сократили их число. Условия вступления в братство были строги, и сопляков, достойных стать посвященными членами копыта, никогда не хватало, чтобы восполнить потери.

Мелочник уже был на месте — сидел ближе всех к Ваятелю, по правую руку от него. Он кивнул Шакалу, когда тот садился, но вслух ничего не сказал. Этот худощавый старик, квартирмейстер, был скуп во всем, в том числе и в словах.

Овес вошел, держа по пенистой кружке в каждой руке. Одну из них он поставил перед Шакалом и уселся рядом с ним.

— Если бы я хотел, сам бы взял, — проворчал Шакал вполголоса, принимая кружку. И уже сделал большой глоток, когда Овес ответил:

— Стало жалко выливать после того, как я вымыл в нем свои яйца.

Шакал поперхнулся напитком скорее от смеха, чем от беспокойства.

— Ты тоже так яйца полоскаешь? — спросил он, утирая пену с губ.

— Не свои. — Овес ухмыльнулся.

— Мои, Шак! — возвестил Обхват, входя в комнату. Гвоздь шел следом. — Я бы туда и хрен мокнул, но сам знаешь, он бы не влез. Эти кружки слишком узкие, чтоб вместить весь мой…

— ОБХВАТ! — Овес, Шакал, Гвоздь и Хорек подыграли старой шутке. Коренастый полуорк любил трубить о происхождении своего копытного прозвища, и это всегда вызывало смех.

Однако Ваятель даже не улыбнулся.

Обхват и Гвоздь заняли места и через весь стол поприветствовали Шакала грубыми, но добродушными жестами, и тот ответил тем же. Эта парочка, как и Шакал с Овсом, была вся в пыли после поездки.

Через несколько минут вошел Колпак и тихо сел в дальнем конце стола, подальше от остальных членов копыта. Такого Ваятель не позволял никому другому, но Колпак очень долго жил в одиночестве, и привычки были в нем слишком сильны. Вождь не хотел рисковать потерей копытного брата, вынуждая того приобщиться к товариществу.

Каждый дюйм бледной кожи Колпака, включая безволосую голову, был покрыт неровными шрамами, перемежающимися татуировками копыт, в которых он состоял в прежние годы. Бледные, сморщенные чернильные линии отмечали в нем члена Сеятелей черепов, Шквала бивней и Дребезгов, остальных Шакал не знал. Каждое из этих братств приняло Колпака в свои ряды и каждое потом прогнало его. Почему он до сих пор был жив — оставалось загадкой. Несколько лет Колпак кочевал, и никто не рисковал с ним связываться, а потом Ваятель предложил ему место среди Ублюдков. Голосов едва хватило, но копыту нужны были новые члены, а Колпак, несмотря на все свои проступки, был недурен. И теперь, спустя два года, Шакал не переставал гадать: сколько тот еще продержится.

Ваятель оглядел стол и поморщился.

— Мне что, палку туда бросить? — спросил он, указывая на дверь в общую комнату. Вопрос был адресован Шакалу и Овсу, и на них же — направлен его взгляд.

К счастью, Ублажка вошла в комнату прежде, чем кто-либо успел ответить. Она разговаривала с Медом, хотя Шакал подозревал, что слова вождя она все-таки услышала. И вероятно, намеренно ждала их, а теперь пыталась скрыть усмешку, которой все же не смогла сдержать. Быстро прекратив беседу, Ублажка и Мед заняли места на противоположных сторонах стола. Юноша, вероятно, сел бы рядом с ней, но опасался, что его увлеченность ею станет очевидней. Вопреки нескольким заключенным между Шакалом и Овсом пари, Блажка до сих пор не сломала Меду ни одной кости. Напротив, что удивительно, ей даже будто нравились его постоянные попытки проявить дружелюбие. Не считая Колпака, вечного изгоя, Мед единственный, кто вступил в копыто позже Блажки, поднявшись из сопляков только прошлой зимой. Он был молод, уверен в себе и носил прическу, которая считалась модной у Рогов, — выбривал бока и оставлял только широкую полосу, спускающуюся по центру головы, куда вставлял перья. Старшие Ублюдки смотрели на это неодобрительно, но Мед говорил на эльфийском языке, что среди полуорков было редким умением и высоко ценилось в копыте.

Когда в комнате стало тихо, Ваятель откинулся в кресле.

За его спиной висел массивный пень, прикрепленный тяжелыми цепями к потолку. По срезу тянулись бесчисленные кольца, древесина посерела от старости и была испещрена десятками острых борозд. Этими зарубками исчислялись голоса, поданные против решений Ваятеля, — их оставляли, глубоко врезая в дерево лезвия топоров. Один топор торчал до сих пор — чуть выше левого плеча Ваятеля. Он находился там уже двадцать лет.

Топор Певчего.

— Знаю, вы все устали, — начал Ваятель, — так что давайте перетрем по-быстрому. Мелочник, как у нас с запасами?

Лицо квартирмейстера помрачнело еще сильнее, когда он принялся делать подсчеты в уме.

— Провизией мы обеспечены. Но следующую партию древесины удастся получить не очень скоро.

— Сколько времени мы сможем поддерживать Горнило, если на нас нападут?

— Два дня, — ответил Мелочник. — Может, удастся растянуть на три.

Ваятель крякнул, недовольный ответом, но смирился с фактом.

— Я отправлю птицу Игнасио. Узнаю, не слышал ли он, когда ждать поставок из Гиспарты. Мед? Есть успехи с тем дерьмом из Аль-Унана?

— Лишь самые малые, вождь, — ответил Мед. — Заставить его гореть просто, но контролировать потом — чертовски тяжело. Оно горит без топлива, но поглощает все, к чему прикоснется. Салик чуть без руки не остался.

— Кто? — спросил Ваятель, давая Меду возможность исправиться.

— Один из сопляков, вождь, — ответил Мед, не моргнув и глазом. — В общем, я все еще беспокоюсь по поводу того, как этот зеленый огонь подействует на печи.

— Продолжай дальше, — сказал Ваятель и, направив на него палец, добавил: — Только не сожги к чертям мою крепость. — Затем вздернул подбородок и посмотрел сверху вниз на край стола. — Колпак? У тебя были какие-нибудь трудности с заданием?

— Нет, не было, — ответил Колпак, оторвав немигающий взгляд от столешницы лишь для того, чтобы обратиться к вождю, смотря ему в лицо.

Шакал вопросительно глянул на Овса, но тот, очевидно, тоже не знал, куда посылали Колпака. Это было не впервой, и эти загадки уже утомляли. Когда-нибудь Шакал сам объявит голосование и будет все знать, но это время еще не пришло. Он сомневался, что получит необходимую поддержку, и к тому же сейчас был очень близок к тому, чтобы схлопотать нагоняй. Он полагал, что дальше вождь перейдет к своим любимчикам, и Обхват и Гвоздь доложат об их поездке к Дребезгам, но следующий вопрос Ваятель адресовал Овсу.

— Что у нас там?

Овес дал знак Шакалу, и тот бросил мешочек с монетами на стол. Лицо Ваятеля, скрытое повязками, осталось непроницаемым, но Мелочник протянул руку и, взяв мешок, подбросил его на ладони.

— Что-то легкий.

Шакал кивнул, мысленно кляня старого скрягу.

— У Санчо в том месяце две девки заболели, а одна сбежала с каким-то гуабским торговцем. Но он взял новую, из Анвильи. Она поможет наверстать упущенное.

Ваятель наклонился к столу.

— Ты напомнил этому жирному мямле, что, если он не справится, Серые ублюдки могут решить, что его бордель больше не нужно охранять?

Шакал снова кивнул. Хотя и не напоминал Санчо ни о чем подобном. В этом не было нужды. Бордельщик давно жил в Уделье, достаточно давно, чтобы знать: патрулей кавалеро из кастили, которых становится все меньше, уже не хватает, чтобы обеспечить ему безопасность.

— Есть еще кое-что, — проскрипел Ваятель, как бы спрашивая, но без намека на вопросительный тон. Вождь метнул взгляд на Шакала, затем на Овса и Ублажку, и снова посмотрел на Шакала. — В чем же дело?

Шакал набрал воздуха в грудь. Он хотел рассказать все сам, прежде чем вождь что-то заподозрит, но от внимания Ваятеля ничто не ускользало. Несмотря на изувеченный вид, его разум оставался остер, как наконечник тренчальной стрелы. Он ждал ответа Шакала, из-под грязных повязок пристально смотрели налитые кровью глаза.

— Утром в бордель приходил Бермудо, — начал Шакал, ощущая на себе взгляды всех присутствующих за столом. — С ним было семь новых кавалеро. Думаю, встретить там нас он не ожидал. И пытался строить из себя крутого парня.

— Вот чванливый говнюк, — хихикнул Хорек.

— Он подстрекал к бою? — спросил Ваятель.

— Не он, — ответил Шакал. — Один из его новеньких пижонов пытался заставить Овса прислуживать ему. Мы ответили добрым сероублюдским обаянием, и он меня ударил. Я подарил ему этот удар в ответ и дал Бермудо возможность обуздать павлина, но он этого не сделал, поэтому мы сделали все за него.

— Вы убили павлина, — беспристрастно проговорил Ваятель.

Шакал кивнул. Хорек, Гвоздь и Обхват одобрительно стукнули кулаками по столу. Это было хорошо. Шакал ощутил прилив успокоения.

— И, — продолжил он, пользуясь растущей благосклонностью, — мы лишили Бермудо сознания. Чтобы остальные кавалеро усвоили порядок вещей в Уделье.

Шакал оглядел стол, довольный тем, что Мед улыбается и даже Колпак медленно кивает со своего края.

— Что с телом?

Шакал повернулся к Ваятелю.

— Думал позвать Месителя.

Ваятель посидел молча, шевеля только моргающими веками.

— Игнасио нас поддержит, — проговорил он наконец. — Но если этот придурок Бермудо решит, что ему нужно как-то возместить…

— Не решит, — вставил Шакал. — Мы ясно ему все объяснили.

Ваятеля, казалось, это не убедило.

— А Санчо? — спросил Мелочник. — Чего этот монетный стригальщик хочет за то, чтобы было по-вашему?

Шакал встретил взгляд квартирмейстера.

— Только того, чтобы Ублюдки начали платить за шлюх. Убрать бесплатные перепихоны из нашего договора о защите.

Повязки вокруг челюстей Ваятеля набухли — он стиснул зубы. Хорек и Обхват издали звуки, выражавшие отвращение. От выражения лица Мелочника скисло бы вино.

Шакал примирительно поднял руку.

— Это соглашение все равно не могло быть вечным. Некоторые девки и так уже возмущались.

Ваятель стукнул здоровой ладонью по столу.

— Девки?! Что этот Санчо за мразь бесхребетная, если переживает о том, что себе думает кучка шлюх? Или это твое личное сочувствие, Шакал? Я знаю, ты чуть ли не жениться готов на той рыжей потаскухе, охочей до твоего причиндала. И беспокоишься теперь о том, что нужно ей, а не копыту?

Шакал покачал головой и открыл рот, собираясь ответить.

— Молчи! — предостерег Ваятель, наставив на него распухший палец. — Ты даешь мне полупустой мешок монет, говоришь, что в следующий раз он будет весить, как надо, а потом рассказываешь, что часть этих монет мы будем приносить сами, потому что должны начать платить за щелок? И что нам нужно остерегаться ответа кастили, потому что вы трое… — палец тыкал в сторону Шакала, Овса и Блажкой, — не смогли удержаться от того, чтобы убить заносчивого хиляка, который только явился с севера и еще пах благовониями из траханого поместья своего папки? Как вы вообще его прикончили?

Шакал почувствовал, как у него заскрипели зубы. И услышал, как Блажка набрала воздуха в грудь.

— Этот кавалеро ударил Серого ублюдка! — воскликнул он, прежде чем она успела заговорить. — И сделал это на глазах полудюжины других вельможных паршивцев, только прибывших в Уделье. Вы хотели бы, чтобы потом они разболтали, мол, ездока этого копыта может отчитать любой голубокровный? Хотели бы, чтоб об этом прознали Рога? А наши братские копыта? Этим гиспартским дворянам нас не запугать, вождь.

— Да, черт возьми, — донесся тихий голос Колпака с дальнего края. Шакал не отважился посмотреть на остальных, но за столом воцарилось молчание.

— Нет, не можем, — согласился Ваятель, хотя его голос переполнял гнев. — Но как предводитель этого копыта, я не могу позволить своим ездокам делать выбор, способный заставить нас ответить кровью, которую мы не готовы проливать. Итак, кто из вас убил кавалеро?

— А кто, по-вашему? — ответил Шакал. — Я убил.

Блажка, сидевшая рядом, напряглась. Она рассердилась — и Шакал знал, что так будет, — но девушка была не глупа и не стала подвергать сказанное сомнению или уличать его во лжи перед всем копытом.

Ваятель слегка наклонил голову.

— Похоже, тебе придется какое-то время понянчиться с сопляками, Шак.

В Шакале забурлило негодование. Он пристально посмотрел на Ваятеля, сжав челюсти так крепко, что те задрожали. Они сделали все правильно, защитили репутацию копыта. А теперь его за это еще и наказывают? Рука Шакала невольно скользнула по столу к топору, который лежал перед ним. Он собрался выступить против решения вождя. Остальные, несомненно, были готовы его поддержать.

И в это мгновение двери комнаты распахнулись. В проеме стоял сопляк. У него отвисла челюсть, а широко распахнутые глаза неуверенно бегали по комнате.

— Черт тебя дери, вот же легок на помине, — недовольно произнес Ваятель. — Чего ты хочешь?

Сопляк аж подскочил, услышав интонацию вождя.

— Е-ездоки вернулись, Ваятель, — запинаясь, сообщил сопляк. — Разведчики с… с холма Батайят.

— Выкладывай уже! — воскликнул Ваятель. — Что говорят?

Сопляк несколько раз беззвучно шевельнул губами, прежде чем наконец сумел вымолвить слово:

— Тяжаки.