Иоганн Кабал, некромант

Джонатан Л. Говард, 2009

Многие годы Иоганн Кабал, ученый, скептик и чрезвычайно рациональный человек, работал над одной благородной целью – победить саму смерть. Для этого он заключил договор с дьяволом, но теперь хочет разорвать контракт. Сатана, удрученный бесконечной чередой грешников и чудовищной адской бюрократией, от скуки предлагает Иоганну сделку: некромант должен убедить 100 человек добровольно обречь себя на вечные муки в преисподней, иначе он будет проклят навеки. Для выполнения договора у Кабала есть ровно год и Цирк раздора в придачу, идеальная организация по отъему душ. Набрав в помощники воскрешенных мертвецов, Кабал отправляется в дорогу. Но вскоре он понимает, что выбраться из столь затруднительного положения ему будет куда сложнее, чем казалось на первый взгляд. Ведь когда у тебя нет чувства юмора, когда у твоих помощников может запросто отвалиться рука или нога посреди представления, когда общение кажется пыткой, а люди упорно не желают расставаться со своим бессмертным капиталом, управлять Цирком очень сложно. Но времени осталось немного, второго шанса у Кабала нет, поэтому придется импровизировать.

Глава третья

В которой Кабал отправляется в знакомые места и запускает бродячий цирк

Захоронение — это личное дело каждого. Есть, конечно, люди, которые предпочитают, чтобы их сожгли или оставили на съедение стервятникам, или утилизировали другим столь же негигиеничным способом.

Но речь здесь совершенно не о таких индивидуумах.

Те же, кто желает, чтобы тело их предали земле, имеют различные взгляды на вопрос о месте захоронения, как будто в их ситуации это играет какую-то роль. Одни представляют себе утопающий в зелени церковный сад в погожий весенний денек, звон колоколов, призывающий верующих к молитве, безупречные изумрудные газоны и белые, усыпанные галькой тропинки. Другие — обычно те, кто любит рядиться во все черное и полагает, будто Байрон был очаровательным сумасшедшим злодеем, — мечтают быть похороненными на мрачных кладбищах, в тени громадных готических церквей, под темным, низко нависающим небом, которое вот-вот готово разразиться громом и молниями. Последнее пристанище на скале у моря — тоже неплохая идея. Есть те, кто просит вместо памятника посадить над их могилой дерево, и тогда их плоть будет питать корни могучего дуба или клена.

Многие подобные просьбы можно понять и даже прочувствовать в большей или меньшей степени. Однако невозможно даже примерно представить, что творилось в головах людей, которые покупали места на Гримпеновском кладбище. Может, они ненавидели своих родственников и хотели отвезти их в самое уродливое и мрачное место на земле хотя бы после смерти?

Гримпеновские могильники поднимались (это если использовать неправильное слово) и лежали (если говорить точнее) в самом сердце болота, на территории, где до недавних времен свирепствовала малярия. От переносчиков заразы избавляться не пришлось — похоже, они сами решили, что жить им надоело, и сдались.

Погост хитроумно расположили на оконечности полуострова, попасть на который, не рискуя жизнью, можно было лишь пройдя по узкому извилистому перешейку, с обеих сторон окруженному топями сродни тем, что упоминаются в приключенческих романах. Никто даже не догадывался, сколько злостных преступников, цыган, слывших исчадием ада, и созданий, о существовании которых человеку не полагалось знать, испустили здесь свой последний исступленный вздох и сгинули в этой вязкой грязи. Вероятно, таких набралось прилично. После перешейка предстояло одолеть опасную извилистую тропу, чтобы наконец-то оказаться возле ржавых ворот, ведущих на кладбище. Как можно было догадаться, ворота держались на одной петле и зловеще скрипели при малейшем дуновении ветра. Ветра на Гримпеновском кладбище никогда не дули сильно, ведь иначе развеялся бы густой туман, укутывавший землю. А это уже никуда не годилось. Люди частенько говорят о легендарных лондонских туманах, которые, хоть густы, желтоваты и ужасно вредны для здоровья, ни в какое сравнение не идут с тем, что творилось на Гримпеновском кладбище. Местные туманы стлались со стилем. Медленно, загадочно, жутко и таинственно они расползались над землей, перетекали и окутывали все вокруг. Казалось, будто они наблюдают и ждут чего-то. Люди ненавидели, когда похороны проводились здесь, ведь скверные туманы следили за живыми. И выжидали, когда те тоже умрут.

Но все же кладбище закрыли и сделали это потому, что оно было заполнено — заполнено под завязку мертвецами, которых люди хотели забыть. Злобными отцами, незаконнорожденными сыновьями, обезумевшими матерями, больными дочерьми. Всех до единого привозили в гробах — у кого из простой сосны, у кого из резного тика — и хоронили подальше от глаз, стремясь стереть из памяти. Родственники стояли над разверзнутыми пастями могил, не пролив и слезинки. В некоторых местах возвышались памятники из причудливого мрамора или твердого гранита, что привозили из далеких земель, и на них были высечены барельефы. Люди победнее и не столь лицемерные украшали могилы плитами из дешевого известняка или даже дерева. Ненавидимые всеми магнаты и бесчестящие род наследники лежали рядышком с горничными, которые прежде жили у них в комнатушках под лестницей. Могильные камни проседали на мягкой почве, а люди вычеркивали погребенных из своих сердец.

Но все же на кладбище еще оставались места. В самом дальнем конце, на максимальном удалении от ворот, у самого болота размещалась семейная крипта, которая так до конца и не была заполнена. Единственное семейное захоронение на всем кладбище имело очень необычную историю.

Семейство Друин могло проследить свою родословную аж до времен Нормандского завоевания: считалось, что их фамилия — это искаженная нормандская де Руэн, хотя никаких свидетельств тому, что они прибыли из Нормандии, не существовало. Доподлинно неизвестно, какую роль первый Друин сыграл во время завоевания. Члены семьи заявляли, будто он скакал бок о бок с самим Вильгельмом Завоевателем, ибо являлся доверенным лицом и помощником монарха. Однако, согласно последним обнаруженным историческим документам, подобная близость Друинов к престолу объяснялась лишь тем, что Вильгельм хотел приглядывать за своим подчиненным. Как бы там ни было, одно установлено точно — семейству был дарован участок земли в вечное пользование, и на нем находилось то самое болото, где теперь раполагалось кладбище.

Шло время, семейство Друин как-то перекочевывало из столетия в столетие. В череде бесконечных конфликтов и войн они частенько ставили не на ту лошадь, но всегда умудрялись в итоге оказаться на стороне победителей, в очередной раз совершив невообразимое предательство. Поговаривают, будто Ричард III знал, что обречен, когда ему доложили, что Друины переметнулись на сторону Ланкастеров. Король сказал что-то там про крыс и тонущий корабль, а после отправился искать свою лошадь.

Когда началась эпоха Плантагенетов, Друины, по слухам, способны были перейти из протестантства в католичество и обратно в течение одной церковной службы. И правда, во время последней реконструкции особняка Друинов была обнаружена тайная библиотека, в которой хранились копия катехизиса, Библии на греческом, латинском и английском, трактат по кальвинизму, Коран, Трипитака ^[1] и еще какая-то арабская книга с переплетом из необычной кожи. Позже эту арабскую книгу украла банда, состоящая из антиквара, бандита и шепелявой женщины.

Многое менялось, но семья долгое время оставалась при дворе, пока не грянула промышленная революция. Тогда Друины поняли, что могут сколотить куда большее состояние как нувориши. Они принялись вкладывать деньги в фабрики и железные дороги, отправляли детей в шахты, а слово «филантропия» аккуратно вычеркнули из своего лексикона. Семейство богатело, богатело и богатело.

Вот примерно тогда огромное состояние и маленький генофонд сыграли с Друинами злую шутку. Дурная репутация семейства ограничивала их круг общения, а посему они были вынуждены заключать браки с родственниками. Кровосмешение постепенно подрывало их психику. Они впадали во все большее безумие и дорого за это платили.

Беатрис построила Музей бобовых, где разместила крупнейшую коллекцию гороха. Гораций выкопал перевернутую копию Вестминстерского дворца, как будто собирался изготовить огромную силиконовую форму Матери всех парламентов. Джереми организовал лисью охоту и травил собак лисами, а затем пошел еще дальше и стал вламываться в дома с войском дрессированных барсуков.

В семье царила атмосфера взаимной ненависти и всеобщего безумия, настолько плотная, что ее почти можно было ощутить. И лишь тетушка София пока еще дружила с головой и решила отправиться за границу в поисках средства, способного исцелить болезнь.

Но, судя по всему, план ее провалился. Несколько лет она путешествовала, а затем вернулась, на удивление спокойная и терпеливая, даже, может, немного самонадеянная.

Первым делом по возвращении тетушка София создала Гримпеновское кладбище и организовала строительство семейной крипты Друинов, которую возвели в самом недоступном углу. Каждому члену семьи отвели место, единственным исключением стала сама София. Когда тетушку спросили, для чего она все это сделала, та ответила с довольным оскалом — мол, если за годы путешествий она что и узнала, так это то, что семье не суждено избавиться от проклятия сумасшествия, и род их обречен на вымирание. На вопрос, почему она не отвела место в крипте для себя, София сказала, что переживет всех остальных.

Члены семьи многозначительно переглянулись. Неважно, были они в здравом уме или нет, но все как один понимали, куда дует ветер.

Удача вдруг как-то резко покинула Софию. С ней произошел ряд фатальных инцидентов. Несчастья преследовали ее повсюду: то мешок с бетоном, то еще что-нибудь тяжелое стремительно падало сверху как раз в том месте, где прогуливалась тетушка, и попадало ей в голову. Несколько раз ее объявляли мертвой.

И всегда по какой-то удивительной случайности, когда ударяла беда (а ударяла она сильно), все остальные члены семьи находились далеко. У всех имелось железобетонное алиби, причем напечатанное за несколько дней до происшествия. Но каждый раз София неизбежно приходила в себя на столе в морге, садилась, потягивалась и спрашивала, когда подадут чай.

Однако в конце концов произошел особенно неприятный случай, который свел несокрушимую Софию и почти четыре тонны гелигнита ^[2] в одном и том же месте в одно и то же время. Тут уж было ничего не поделать — не стоило ждать, что тетушка очнется во время вскрытия и попросит второй завтрак. Ошметки Софии собирали с деревьев, отскребали с дороги и вылавливали в пруду с помощью сетей для ловли креветки. Затем со всеми подобающими церемониями ее поместили в любимую сидячую ванну, положили туда купальное снаряжение и захоронили в самом дальнем углу крипты. На том все и закончилось. На два месяца.

Затем, одним прекрасным утром, семья проснулась и недосчиталась за завтраком одного члена. Беатрис нашли подвешенной за лодыжки на люстре. На лице ее застыло выражение подлинного ужаса. Она была совсем мертва. По всей комнате рассыпали горох, много гороха. Вскрытие показало, что еще пять тысяч горошин были засунуты ей в горло и забили пищевод и дыхательные пути. Спустя месяц в зале трофеев появилась голова Джереми, прибитая к дощечке. Еще через две недели на верхушке выкопанного Вестминстерского дворца в трехстах футах под землей нашли покалеченное тело Горация.

Один за одним Друины умирали, причем, судя по всему, от руки человека, который был прекрасно знаком с их причудами. Феликса придавило менгиром ^[3]. Дафна утонула в холодце. Ну а учитывая пристрастия Джулиана, даже хорошо, что нижнюю часть его тела так и не обнаружили. В общем, крипта Друинов быстро заполнилась.

Вот если бы кому-то в голову пришло проверить сидячую ванну тетушки Софии! Если бы только кто-то поинтересовался, куда именно она ездила за границу. Если бы хоть один член семьи попытался установить, что вызвало массовую анемию у детей в округе. Ах, эта мистическая Гримпеновская чума. Ни один ребенок от нее не умер. Все, кто переезжал, очень быстро шли на поправку. Доктора были обескуражены.

Удосужься они сверить записи более тщательно, возможно, заметили бы еще одну любопытную черту, общую для всех пострадавших. В ночь, когда дети заболевали, все они видели один и тот же кошмар. Им снилась темная грязная комната, вроде подвала или тюремной камеры, с углублениями в стене. Всех их тянуло к углу, где располагался мрачный альков. К своему удивлению, в этом Богом забытом месте они обнаруживали старомодную сидячую ванну. Спустя мгновение, прежде чем страх успевал парализовать их, дети вдруг понимали, что в ванне кто-то сидит — бледная пожилая женщина, чей злобный взгляд гипнотизировал, на чьем лице отражался столь безмерный голод, что одно воспоминание о нем заставляло детей заходиться ревом. Пока женщина вылезала из ванны и шла к ним медленно и уверенно, неотвратимо надвигаясь, подобно гигантскому пауку-альбиносу, дети не могли ни бежать, ни даже пошевелиться. «Госпожа Мочалка! Госпожа Мочалка!» — кричали они.

Даже когда последний из Друинов упокоился в крипте, случаи анемии продолжались. В течение многих лет полагали, будто болото плохо влияет на детский организм. Так что родители, которым это было по карману, отправляли детей в другое место до тех пор, пока они не подрастут и не окрепнут, чтобы дать отпор болезни. Тем временем кладбище помаленьку заполнялось никому не нужными, всеми забытыми мертвецами. А когда места на нем не осталось, его быстро предали забвению. Время взялось за погост, обращая его в прах и возвращая земле.

Никто не приходил на Гримпеновское кладбище без острой на то необходимости. Даже самый циничный, обкуренный опиумом поэт нашел бы множество других дел, вместо того чтобы сидеть на одной из могильных плит этого кладбища и сочинять сонет. Даже если ограничиться хайку, все равно придется провести там слишком много времени, а от этого становилось не по себе.

Итак, уродливое кладбище было всеми позабыто, а «малокровная чума» продолжалась.

Но все изменилось около восьми лет назад.

Иоганн Кабал остановился у полуразрушенных ворот и окинул территорию задумчивым оценивающим взглядом. За восемь лет, что прошли с тех пор как он побывал здесь, кладбище окончательно пришло в упадок. Непохоже было, что за этот промежуток времени сюда кто-то наведывался, чему некромант совершенно не удивился. Могильные плиты накренились еще сильнее, мох облепил памятники еще больше, а чтобы прочитать надписи, пришлось бы хорошенько поработать металлической щеткой и посветить на них под углом. Однако следов человеческого присутствия заметно не было. «Прекрасно», — подумал Кабал. Значит, можно исключить прочие переменные из непростого дела, которое ему предстояло. Взвесив саквояж, который он держал в левой руке, некромант двинулся дальше. Ворона на его плече то и дело подскакивала и постоянно вертела головой. Птица держалась настороженно: ей совсем не нравилось это место.

Кабал прокладывал путь мимо памятников и островков высокой травы, продвигаясь, насколько это возможно, по прямой к семейной крипте Друинов. Пока он шел, вспоминал свои ранние изыскания о природе жизни, смерти и некоей промежуточной стадии. Именно они привели его сюда, а в результате все закончилось тем, что он, нет, ну если не бежал, то по крайней мере быстрым шагом ретировался по мощеной дороге.

Отвлекшись на воспоминания, Кабал запнулся обо что-то в высокой траве, пошатнулся, ворона при этом яростно захлопала крыльями. Но некромант быстро восстановил равновесие, обернулся, а затем открыл створку фонаря, чтобы получше разглядеть то, обо что споткнулся. Кабал по своей природе был человеком сдержанным, но при виде предмета в траве он изумился и тихо промолвил: «Ого».

Под ногами лежал старый военно-полевой телефон из излишков армейского имущества, которые потом шли на распродажу. Аппарат был в плачевном состоянии, и некромант даже не стал брать его в руки. Бакелитовая трубка валялась отдельно, а телефонный провод, как Кабал вскоре обнаружил, спускался в гробницу, крышка которой оказалась слегка сдвинута. С трудом некромант припомнил, что в свой прошлый визит он видел этот телефон. Поджав губы, он выпрямился. Несомненно, за брошенным армейским телефоном скрывалась какая-то странная история, но сейчас у него не было ни времени, ни особого желания выяснять, что же произошло. Он пришел сюда с особой миссией и не мог позволить себе отвлекаться. В очередной раз Кабал повернулся к крипте Друинов и продолжил путь.

Большая часть крипты располагалась под землей. Мастерская работа строителей и огромное количество свинца не позволяли высоким грунтовым водам проникать внутрь. Располагавшийся на поверхности вход в крипту представлял собой небольшую практичную постройку, не многим отличающуюся от сарая для угля, разве что с претензией на готичность. Огромные каменные плиты, скрепленные полосами анодированной стали, служили дверями, на которых большими буквами была выведена единственная надпись — «ДРУИН». Однако Кабала куда больше интересовал замок. Старый внутренний сломался после неудачной любительской попытки вскрыть его. Изначально в довесок к нему имелся огромный навесной замок, который крепился к кольцам, прочно вмурованным в дверь. Однако сейчас он лежал в чахлой траве, клоками растущей вокруг крипты. Кабал не удостоил его и взглядом — он и так знал, что его аккуратно срезали ножовкой. Вместо него красовался блестящий замок из нержавеющей стали. Взвесив его в руке, некромант большим пальцем отодвинул заслонку, закрывающую замочную скважину. Она с легкостью поддалась: несмотря на годы, проведенные в сырости, замок был в отличном состоянии. Никаких следов, что его пытались вскрыть. Свободной рукой Кабал достал связку и выбрал из нее маленький ключ. Он вложил его в скважину и медленно повернул. Некромант прекрасно представлял, как скользила каждая металлическая деталь внутри замка, пока ключ неторопливо, не встречая препятствий, делал полный оборот. Замок еле слышно щелкнул. Кабал был очень доволен. Он аккуратно снял замок с колец и убрал в карман. «Имеет смысл переплачивать за качество», — подумал он.

Дверь открылась с низким протяжным стоном — за ней вниз уходила каменная лестница, довольно узкая, но такая, что люди, несущие гроб, могли по ней спуститься. Ступеньки освещал бледный потусторонний свет, испускаемый, вероятно, фосфоресцирующим лишайником, который, похоже, был повсюду. Он покрывал стены тончайшим слоем патины и странным образом давал настолько тусклый свет, что глаза никак не могли понять, свет ли это на самом деле. Словно остаточное изображение, спроецированное на веко, Кабал видел края ступенек, камни с пятнами призрачного света, а внизу, у самого конца лестницы, обломки, которые вполне могли быть расколотыми деревяшками.

За углом, невидимая для некроманта, скользнула фигура. Она метнулась по остаткам гроба — щепки задвигались, царапая пол.

Мгновенно все звуки стихли — умолкли сверчки, перестали петь козодои и квакать лягушки в заболоченных прудах. Ворона взлетела с плеча Кабала и, издав единственное «Кар!», устремилась к воротам. Кабал с явным недовольством огляделся.

— Так вот оно как, — тихо произнес он.

Некромант поднял фонарь и полностью открыл створку — яркое ацетиленовое пламя проникло даже в самые дальние уголки помещения. Что бы там ни двигалось в глубине, оно тут же остановилось. Наступила тишина. Кабал прочистил горло и заявил:

— Я вернулся.

Внизу в крипте раздался резкий выдох, очень похожий на шипение. Почти человеческий.

— У меня есть к тебе предложение, — продолжил Кабал.

В ответ — молчание. Некромант уперся рукой о дверной косяк и наклонился вперед.

— Ты меня слышишь? У меня предложение.

По-прежнему ничего. Кабал принялся постукивать пальцами по косяку.

— Черт возьми, я прекрасно знаю, что ты меня слышишь. Мы можем поговорить как взрослые люди, или же я могу снова запереть тебя здесь, выбросить ключ в ближайшее болото и забыть о тебе насовсем. Едва ли тебе там очень весело. А теперь представь, что так ты проведешь десятилетия. Столетия.

Внизу снова что-то задвигалось, но практически мгновенно замерло.

— Хорошо, — сказал Кабал. — Как знаешь. Твой выбор, и, надеюсь, он составит тебе отличную компанию. Тебе она пригодится. Прощай.

Он сделал вид, будто закрывает дверь.

Существо внизу опять зашевелилось. Подобно гигантскому пауку, оно выползло в круг света на четырех худых конечностях. Всклокоченное, зачахшее, оно медленно двигалось среди обломков гроба, подкрадываясь, пока не достигло первых ступенек.

— Ну вот, так-то лучше, — произнес Кабал с уверенностью, которой не ощущал.

Существо резко подняло голову на звук его голоса, и под испепеляющим взглядом создания Кабал отшатнулся. На него смотрели слегка люминесцентные глаза, исполненные пронзительной ледяной ненависти. Кабал вдруг ощутил, что вспотел, несмотря на прохладу ночного воздуха. Все оказалось гораздо труднее, чем он мог подумать. Существо кашлянуло — звук получился гортанным, словно за многие годы оно впервые воспользовалось связками.

— Ты ублюдок, — произнесло создание: голос звучал сипло после долгого молчания. — Ты полнейший, совершеннейший ублюдок.

Кабал моргнул. Он вовсе не ожидал такой степени враждебности.

— Как София? — спросил он, выигрывая время.

Существо не отводило глаз.

— Обратилась прахом. Ты тоже должен был им стать. — Создание опустило глаза. — И я.

— Значит, тебе все же удалось с ней расправиться. Я не сомневался.

Существо издало звук, который мог быть и кашлем, и смехом.

— О да. Я с ней расправился. Но слишком поздно — мне это уже не помогло.

— Были другие?..

— Нет. С чего вдруг? Она никогда никого не убивала подобным образом. Всегда придумывала что-нибудь идиотское. Убийства замышлялись как насмешка. А дети… она никогда не хотела причинить им серьезный вред, изменить их навсегда. Остальные трупы здесь внизу совершенно обыкновенные. По крайней мере они не визжали, когда я их ел, — создание умолкло. — Я испытывал голод.

В его голосе Кабал уловил извиняющиеся интонации, хотя существо явно не намеревалось просить прощения. Что ж, отлично, в нем еще остались крохи человечности. Возможно, удастся разрешить ситуацию.

— Как я и говорил, — продолжил некромант, — у меня к тебе предложение.

— Предложение. — Создание вновь издало звук, похожий то ли на кашель, то ли на смешок. — Я всегда думал, что ты вернешься. Всегда надеялся, что вернешься. Чтобы освободить меня, спасти. И вот вдруг ты заявляешься с предложением. Ты совсем не изменился.

Горящие глаза создания вновь уставились на Кабала.

— Почему ты меня бросил? Я решил, что ты струсил. Но теперь начинаю сомневаться. Что, если ты специально замариновал меня здесь до тех пор, пока я тебе снова не понадоблюсь? Ведь так и было?

В памяти Кабала всплыло, как тогда, восемь лет назад, все внутри него сжалось, стоило ему услышать крик внизу крипты. Он помнил холодную поверхность каменно-стальной двери под ладонью, помнил звук, с которым она захлопнулась, помнил, как поспешно продевал принесенный с собой на всякий случай замок в кольцо. Он помнил, как, объятый страхом, бежал сломя голову, спотыкался, падал, вскакивал и мчался дальше. Как он несся в приступе паники, не останавливаясь до тех пор, пока легкие в груди не превратились в полыхающее горнило. Тогда он повалился в высокую траву и рыдал, пока не взошло солнце. Однако ярче всего он помнил голос — голос, который звал его и становился все тише, сперва приглушенный дверью, а затем все увеличивающимся между ними расстоянием, пока слова стали совсем неразличимы. Но он все равно знал, что именно кричали ему вслед: «Иоганн! Помоги мне! Помоги!» Некромант глубоко дышал. Наконец, когда он был уверен, что голос его не подведет, не задрожит, он продолжил:

— Да, что-то в этом роде, — солгал он спокойно. — Но я не планировал — все получилось спонтанно.

— Солнце зашло на целый час раньше. А ведь астрономический ежегодник был у тебя. Как ты мог так ошибиться?

— Часы убежали вперед. Я забыл их завести. Обычный промах.

— Ты не совершаешь подобных ошибок, — прошипело создание с жуткой ненавистью в голосе. — Ты никогда не совершал подобных ошибок.

— На этот раз случилось, — огрызнулся Кабал: ему не нравилось, что его отвлекали. — Я всего лишь человек.

Вновь раздался кашляющий смех.

— Как же это чудесно для одного из нас.

Молчание затянулось и стало неловким.

— Мое предложение. Я…

— Я голоден, — перебило его существо. — Как долго я здесь пробыл?

Кабал мгновенно провел расчеты.

— Восемь лет. Чуть больше.

— Насколько больше?

— На тридцать семь дней.

— Восемь лет и тридцать семь дней, — создание на миг задумалось. — Я очень голоден.

— Я найду тебе кого-нибудь, — нетерпеливо произнес Кабал. — Мы можем продолжить?

— Ты мне кого-то найдешь?

Создание рассмеялось, и на этот раз в смехе не слышалось покашливания — его сменил жесткий цинизм, который Кабалу показался куда более угрожающим.

— Ты хоть знаешь, что это звучит как дешевый трюк? От некротолога-любителя ты дорос до сводника. Головокружительная карьера.

— Некроманта, — машинально поправил его Кабал и тут же пожалел об этом.

— Хватит уже из себя строить. Мы с тобой это обсуждали, помнишь? Чтобы получить подобные знания, тебе бы пришлось… О нет, Иоганн. Ты же не?.. — Существо ахнуло удивленно и обрадованно. — Ты это сделал! Идиот ты несчастный!

Создание захохотало во весь голос и согнулось пополам от безудержного смеха.

— Ты — кретин! Ничто этого не стоит.

Создание каталось по земле и истерически гоготало, уж слишком истерически.

Губы Кабала вытянулись в тонкую линию.

— Это было необходимо.

— Зачем? — Существо перевернулось на спину, веселье постепенно отступало. — Для чего? Ты ведь уже даже не представляешь, зачем все это делаешь, не так ли?

— Причина та же, что и всегда, — спокойно ответил Кабал.

Последние смешки затихли.

— Прошло восемь лет, Иоганн, — удивленно сказало существо. — Ты даже принес жертву. Я был уверен, что ты потерпел неудачу.

— Я еще даже не пробовал. Хочу удостовериться, что преуспею. Второго шанса не будет. Возможно… — Кабал запнулся. — Возможно, уже слишком поздно.

— Я тебе помочь не могу. Для меня все уже кончено. С тем же успехом можешь снова запереть меня здесь и уйти.

— Нет, — твердо ответил некромант. — Мне нужна твоя помощь.

— Последний раз, когда я взялся тебя выручать, все закончилось тем, что я надолго оказался квартирантом в чужой крипте. Знаешь ли, не чувствую себя особо мотивированным тебе помогать.

— А должен бы.

— Что именно? Помогать? Или быть мотивированным?

— И то и другое. Думаю, я мог бы обратить вспять то, что с тобой произошло.

— Он думает, что сможет. Черт, да от такого позитивизма во мне разгорается энтузиазм. И как же?

— Это… заболевание… которое ты подцепил… разлагает твою душу. В последнее время я много занимался этим вопросом — у меня есть опыт и связи с экспертами. Возможно, я сумею найти лекарство.

— Ну вот опять это слово — «возможно», — существо вздохнуло. — Хорошо, и чего же ты от меня хочешь?

— Я… — Кабал подыскивал слова, но все они казались смешными. — Не так давно я стал владельцем — временно — бродячего цирка.

Создание уставилось на некроманта, не скрывая своего изумления.

— Ты? И цирк? Ничего ведь не поменялось, пока я отсутствовал? Цирк — это по-прежнему место, где люди развлекаются?

— Полагаю, именно в этом его цель.

— При всем моем желании, Иоганн, у тебя шансов кого-то развеселить столько же, сколько у прокаженного попасть на оргию.

— И почему твои сравнения вечно с сексуальным подтекстом? Меня это всегда раздражало.

— Ты сам ответил на свой вопрос. Цирк? Что на тебя нашло, что ты решил купить цирк?

— Я его не покупал. Просто одолжил. На год, теперь уже меньше. Это часть пари.

— Пари? Да я смотрю, сегодня прямо-таки день сюрпризов, — существо покачало головой. — Ты не заключаешь пари: для этого ты слишком серьезен. Все это совершенно нелогично.

— Пари — это…

— Нет, не говори. Дай я сам догадаюсь. У меня было так мало развлечений все это время. Самое веселое — гонки пауков. Проигравших я съедал. А затем и победителя, чтобы не слишком зазнавался. Ладно, давай посмотрим, насколько мои мозги еще соображают, — существо умолкло и погрузилось в раздумья. — Ты никогда не заключаешь пари — кроме тех случаев, когда очень жаждешь что-то заполучить, а владелец не готов расстаться с вещью добровольно. Следовательно, кто бы ни был вторым участником сделки, он из тех, кто не может отказаться от интересного пари. Условия тоже должен был устанавливать он — ты бы ни за что не предложил идею с цирком. Получается, этот второй явно умеет иронизировать — ах, снова мы об иронии — ну, или, по меньшей мере, он немного садист. И кого же мне это напоминает?

Созданию не пришлось долго думать.

— О, Иоганн, — с раздражением простонало существо. — Ты невообразимый идиот. Все это ради того, чтобы вернуть душу, не так ли? Ты словно вчера родился. Его нельзя обыграть. Он заключает пари, только если уверен в победе.

— Люди вокруг только об этом мне и твердят, — Кабал сам начинал терять терпение. — Я говорю «люди», но термин довольно приблизительный. Мне нужна моя душа. Это обсуждению не подлежит. Он сказал — либо так, либо никак. И я согласился, потому что других вариантов у меня не было. Может, у него и нельзя выиграть. Не знаю. И не узнаю, если не приложу максимум усилий, чтобы попытаться. Если проиграю, то уж не из-за того, что послушал вас, распустил нюни и настроился на поражение. В конце я посмотрю в глаза Сатане и скажу: «Я сделал все, что в моих силах, и мне почти удалось. Пока твоя жирная серная задница рассиживалась тут, я изо всех сил напрягался, чтобы совершить невозможное, так что и на миг не помышляй, будто это твоя победа, ты, самодовольный инфернальный ублюдок».

— Что ж, — сказало существо. — Рад, что ты заранее подготовил речь проигравшего, — тебе она пригодится. Ладно, и что именно ты должен делать с цирком?

— Это один из дьявольских цирков, вроде Темного цирка или Цирка демонов.

— А твой как называется? Тоже что-нибудь мрачненькое?

— Цирк Раздора. Проект долгое время стоял без дела, по-видимому из-за внутренней политики. Только подумать! Как будто бессмертным существам заняться больше нечем.

— Бессмысленно и времязатратно. По мне, так вполне подходит для того, чтобы скоротать пару-тройку тысячелетий. Продолжай.

— Задача — собрать сотню душ за год.

— Сотню, — в голосе существа появились странные интонации. — Сотню душ.

— Знаю, задачка не из легких.

Кабалу показалось, что существо вздохнуло.

— Зачем ты здесь? Почему не колесишь по дорогам и весям, освобождая нечестивых от бремени их душ в обмен на — что ты там предлагаешь? — безделушки и зеркала? — спросило создание.

— Я… вообще-то, у меня нет готового цирка. Есть огромное количество оборудования в ужасном состоянии. И средства, чтобы его починить и нанять людей.

— Звучит прекрасно. Не забудь прислать мне пупса.

— Что?

— Пупса. Такая дешевая кукла — их обычно дают в качестве приза.

— Приза? Кому?

Существо медленно покачало головой.

— Придется тебе переписать речь проигравшего, Иоганн. Убрать кусок про то, что тебе почти удалось. Ты понятия не имеешь, что делаешь.

— Знаю, — согласился Кабал. — Поэтому мне и нужен ты. Ты разбираешься в том, что обычно творится в подобных местах. А я нет. Мне нужен твой опыт.

— Опыт? Но я никогда не занимался этим.

— Ты бывал в цирках. Помню, ты рассказывал.

Существо заметило нотки отчаяния в голосе некроманта. Где-то глубоко внутри остатки человеческого заставили создание слегка смягчиться.

— Ну да, я посещал цирки всякий раз, когда подворачивалась возможность. Шатался поблизости. Даже думал поработать в одном. Наверное, стоило. Тогда бы я сейчас не оказался здесь.

Кабал пожал плечами:

— Это мало что меняет, но мне жаль, что я оставил тебя. Я думал, ты умер. Или того хуже.

— Ты прав в обоих случаях, — с горечью произнесло создание. — И все же я по-прежнему не понимаю, зачем ты явился сюда. Да, я бывал в одном-двух цирках. Едва ли это делает меня экспертом. Можно же нанять людей с реальным опытом. Есть же такие?

— Не думаю, что объем знаний играет роль. Управление цирком не потребует больших усилий — по большей части все будет происходить само собой. Будут кое-какие непроизводительные издержки. Но зарплаты платить не надо, а призы, еда и напитки предоставляются. Нам даже не придется думать о налогах: цирк перестанет существовать еще до того, как истечет налоговый период. Не думаю, что налоговым инспекторам захочется спускаться в Адскую бездну за своими денежками. Кто мне действительно нужен, так это тот, кто разбирается в людях. Понимает, чего они ждут от цирка. Кроме того, боюсь, специалисту с более подходящим резюме едва ли понравится одна досадная мелочь: «Так уж получилось, что цирк спонсирует Сатана, и мы куда больше заинтересованы в том, чтобы украсть сто душ, чем в том, чтобы заработать денег».

Существо хрюкнуло: шутка его явно повеселила.

— Ладно, согласен.

Какое-то время создание молча сидело, скрючившись, а затем подняло голову и посмотрело Кабалу прямо в глаза.

— Ты правда думаешь, что сможешь обратить вспять то, что… — он обреченно указал на себя, — то, что со мной произошло?

Кабал не нашел в себе сил солгать. Не на этот раз.

— Я не знаю. Но даю тебе слово — я попытаюсь. Думаю, у меня есть представление о твоей «болезни». Меня лишь недавно просветили. Я попытаюсь. Прости, но большего обещать не могу.

Существо пристально посмотрело на некроманта и, спустя долгую минуту, улыбнулось. Было в его улыбке что-то ненасытное, но Кабал знал, что улыбалось существо искренне. Даже при всем этом от одного вида его желтоватых зубов, от мысли о том, сколько плоти они разорвали, некроманту стало не по себе.

— Наверное, единственное, что меня в тебе восхищало, Иоганн, — так это то, что ты человек слова. По крайней мере, раньше ты им был. Рискну понадеяться, что ты им до сих пор остался, с душой или без. Хорошо, я стану управляющим твоего цирка. Буду решать, что смешно, и забраковывать то, что несмешно. Ты ведь этого хочешь, да?

— Именно, — Кабал вздохнул с облегчением, не скрывая своей радости. — Мне нужен человек, который будет день ото дня решать текущие проблемы.

Существо сурово посмотрело на Кабала.

— Я, конечно, выражаюсь фигурально. Дневной… то есть ночной управляющий цирком. Пока я пытаюсь выиграть пари и занимаюсь всем, что с этим связано. Ты согласен?

— Как правило, нет, но в этот раз — да. Ты же меня знаешь — я на все готов, если подворачивается шанс хорошенько посмеяться.

— Превосходно. Осталось утрясти лишь один момент. Вопрос моей личной безопасности.

С самым невинным видом создание приподняло брови.

— Ну что ты, Иоганн. Неужели ты думаешь, будто я причиню тебе вред?

— Да, — невозмутимо ответил некромант. — Ты просидел в этом темном подземелье восемь лет…

— И тридцать семь дней.

— Не удивлюсь, если ты растерял все свое милосердие по отношению ко мне. Возможно, все это время ты считал, будто я виновен в том, что случилось с тобой.

— Упаси Боже меня так плохо о тебе думать. И с чего бы? Только из-за того, что ты настойчиво просил меня прийти сюда, а затем отправиться вниз первым, поскольку я тверже стою на ногах? Из-за того, что на меня напало какое-то чрезвычайно неприятное существо, а все потому, что ты опростоволосился и не сверил часы? Из-за того, что ты бросил меня одного? И только на этих основаниях ты полагаешь, что я могу держать на тебя зло? Боже мой. Как грубо с твоей стороны. Я обижен.

— Избавь меня от своего сарказма. Мне нужны гарантии. Иначе я просто запру дверь и найду другого партнера. Ну так что скажешь?

Существо лукаво посмотрело на Кабала, и ему совершенно не понравился этот взгляд.

— Что я скажу? Позволь я сформулирую это так.

Его фигура расплылась. На миг некроманту показалось, будто нечто темное скользнуло в луче света, но движение было слишком быстрым — глаз не успел его зафиксировать. В следующий миг он уже лежал на спине, а создание сидело сверху, прижав руки Кабала к земле. Существо преодолело крутую двадцатифутовую лестницу за мгновение, которое проходит между вдохом и выдохом. Кабал сглотнул. Его посетило жуткое чувство, что это может быть последний раз, когда он вообще глотает. Поэтому он сглотнул снова, чтобы успокоиться.

— Вот… — существо склонилось к нему так близко, что носы их соприкоснулись, — что я скажу. Я мог убить тебя в любой момент. Оторвать тебе голову и высосать из твоего подергивающегося трупа всю кровь. Однако я все же человек разумный. Я выслушал, зачем после стольких лет ты пришел ко мне. Любой другой на твоем месте, Иоганн, будь он столь же напуган, как ты сейчас, заявился бы в дневное время, когда ему ничто не грозило бы. Это, конечно, бесполезно, но стоило, по крайней мере, попытаться. Так вот, я выслушал твое предложение. Предложение! Маленький высокомерный ублюдок. Если ты знаешь, как можно обратить вспять то, что со мной произошло, стоило прийти сюда и пообещать мне это просто так, без всяких там условий. Есть лишь одна причина, по которой я не убью тебя сейчас. Но помни, что в следующий раз такого везения уже не будет. Поверь мне.

Существо легко вскочило на ноги и отошло в сторону.

— Я согласен на твое предложение. Ни больше ни меньше. Я управляю твоим цирком — ты возвращаешь меня в нормальное состояние. После я ухожу.

Кабал медленно поднялся.

— Я подумал, твоя одежда уже ни на что не годится, — сказал Иоганн, изо всех сил притворяясь, будто ничего не произошло. — Вот новая.

Некромант раскрыл саквояж и вытащил костюм и рубашку. Существо взяло наряд, критически оценило крой, вздохнуло и принялось одеваться.

— Есть еще всякие туалетные принадлежности — расческа, щетка, набор для бритья. — Кабала вдруг посетила одна мысль. — Ты ведь отражаешься в зеркале, верно?

Существо, которое теперь куда больше походило на человека, презрительно посмотрело на Кабала.

— Откуда мне знать! Дай-ка сюда, — он внимательно изучил себя в зеркале. — По-моему, все отлично работает. Ну вот еще одна легенда развенчана. Боже мой, да я почти не состарился. Красавчик. Хотя нет, пока я еще выгляжу слишком больным. — Он многозначительно взглянул на некроманта. — Мне нужна еда.

Кабал попятился.

— Ты сказал, что не тронешь меня.

Существо посмотрело на него и слегка улыбнулось.

— Я сказал, что не убью тебя. Пока ты не умрешь.

— Если ты меня заразишь, я не смогу тебе помочь! — поспешил сказать Кабал.

— Это работает иначе. Ты уже забыл, что ни один ребенок не заразился? Процесс должен быть обоюдным. Должно произойти смешение крови — тогда инфекция распространится. Жаль, что я не подумал об этом прежде, чем попытался съесть Софию.

Кабал поглядывал в сторону ворот и явно намеревался бежать. Создание прекратило следить за некромантом и раскинуло руки.

— Да что тебя так смущает? Не иначе как гомосексуальный эротический аспект?

Кабал дал деру.

— Не льсти себе, — прокричало существо ему вслед.

Прежде чем произошел этот несчастный случай, он был вполне традиционной ориентации, а теперь сомневался, что у него вообще была ориентация.

— Бог ты мой, это же просто переливание крови.

Кабал уже был у ворот.

— Вечно от тебя одни неприятности, — пробормотало существо себе под нос и метнулось вперед, превратившись в размытое пятно.

Дорога обратно к поезду заняла больше времени, чем путь до Гримпеновского кладбища, поскольку передвигаться они могли исключительно ночью. В конце концов низкие холмы сменились болотами, и вскоре они вышли к железнодорожной ветке, которой никто не пользовался. Вдалеке они могли разглядеть длинную гряду, возвышающуюся над окружающими равнинами, и дежурные огни в поредевшей рощице. Когда они подошли поближе, Кабал указал на поезд, зловеще устроившийся на гребне насыпи.

Пока некромант рассказывал, он рефлекторно положил ладонь на две идентичные дырочки на шее

рядом с яремной веной. К своей великой радости, он обнаружил, что по-прежнему мог гулять в дневное время и ему было достаточно шляпы и солнечных очков, чтобы защититься от лучей, — ему вовсе не требовался гроб с комьями родной земли на дне, а ведь он так этого боялся. Как выяснилось, не требовалась даже дощечка от гроба: все оказалось бабьими сказками. Спутник Кабала в течение дня с большим удовольствием спал где придется — главное, чтобы на него не попадали солнечные лучи.

Чем ближе они подходили, тем больше деталей могли различить. Деревья, которые перекрывали доступ к основной ветке, срубили, а пни выкорчевали. В роще на склонах тоже повалили немало стволов. Гора поленьев на платформе поезда впечатляла. Они, конечно, были зеленые и сырые, но на первое время хватит, а потом они найдут топливо получше. В выбоины на железнодорожном полотне воткнули керосиновые факелы, и язычки пламени устремлялись к небу. То тут, то там усердно, без остановок трудились фигуры. Костлявый на собственное усмотрение создал еще рабочих. Кабал не знал, хорошо это или плохо, но, оценив масштаб проделанной работы, решил, что, имея в своем подчинении лишь сомнительные силы Дензила и Денниса, Костлявый едва ли успел бы провернуть столько всего за это время. Он все сделал правильно, решил некромант.

— Боже мой, — спутник Кабала ахнул, стоило ему увидеть локомотив вблизи, и некроманта это порадовало.

Костлявый со своими помощниками отлично потрудился. Демонический поезд почистили и покрасили. Черный цвет выглядел столь насыщенным, что нельзя было сказать, где заканчивался поезд и начиналось ночное небо. На боковой части котла, вдоль решетки и трубы, тянулась тонкая красная линия цвета венозной крови. Все остальное было иссиня-черным. Но внимание их привлек первый вагон, прицепленный сразу за платформой с дровами. На сине-черном фоне красными и желтыми буквами, изобилуя росчерками и завитушками (однако так, что его можно было прочесть), извивалось название цирка. Спутник Кабала остановился и рассмеялся.

— А ты был очень уверен, — сказало существо.

— Просто я знал, если ты не согласишься помочь, у меня нет шансов. Ну был еще второй вариант, что ты меня убьешь. В любом случае хуже от моих ожиданий не стало бы.

Их заметил Костлявый и спустился на рельсы.

— Привет, босс! Ну и как она тебе? — он указал на табличку. — «Всемирно известный цирк братьев Кабал». Как ты и просил.

— Прекрасная работа, Костлявый. Знал, что могу на тебя положиться. Пользуясь случаем, хочу представить тебе.

Спутник некроманта сделал шаг вперед и, улыбаясь, протянул руку Костлявому.

— Хорст Кабал. Безумно рад знакомству.

Примечания

1

Трипитака — свод буддийских священных текстов V–III веков до н. э., составленный вскоре после просветления Будды. (Здесь и далее прим. перев.)

2

Гелигнит — особый тип взрывчатки.

3

Менгир — огромный каменный столб, мегалит.