Сделка

Михаил Долманов, 2021

Во все времена человек стремился найти истинную любовь. Но как быть, если твоя любовь безответна и у тебя нет никаких шансов обрести желаемое счастье? Или все-таки есть… Заросшая лесная дорога, каждый шаг по которой даётся с трудом, ведет к старому перекрёстку. К перекрёстку, который пугает и отталкивает, заставляет забыть обо всём и убежать… Но только в таком месте можно поставить на кон все ради самого желанного. И только в этом месте можно заключить свою Сделку и получить то, о чем так сильно мечтаешь…

Лунный свет безоблачной ночи мягко ложился на макушки могучих сосен, росших вдоль дороги и вальяжно раскинувших свои хвойные ветки-лапы по сторонам, превращая обочину дороги в импровизированную стену. Свет, тусклый и холодный, а именно такой и должен опускаться на ночную землю, пронизывал деревья насквозь, дополняя причудливыми тенями и превращая их в каких-то непонятных, зловещих существ, выстроившихся вдоль дороги в живой коридор, ожидая, что мимо них проедет какой-нибудь важный гость.

Теплый, но довольно-таки резкий летний ветер то и дело перепрыгивал с ветки на ветку, заставляя громады хвойных великанов с треском взмахивать своими лапами, добавляя в ряды живого коридора волнения и оживленное беспокойство. Все они чего-то ждали, чего-то, что неминуемо должно было произойти, но по каким-то необъяснимым причинам не происходило, день за днем, ночью за ночью, заставляя великанов раз за разом взмахивать своими лапами и всматриваться в дорожное полотно под блеклым увядающим лунным светом.

Где-то вдали, где неприметная дорога вливалась в современное, быстрое шоссе, разрезавшее собой Ахунский лес на части и, закрепив за ним метку принадлежности человеку, а не дикой природе, доносились звуки проезжавших редких машин, которые несли своих хозяев домой или по одним им ведомым делам. Но звуки были призрачными и какими-то ненастоящими, возможно, благодаря этим соснам. В ночное время казалось, что человеку принадлежит лишь современная дорога, проложенная им самим, а тут, немного поодаль, человек не властен перед силами, царящими в лесах задолго до того, как люди обосновались в этих местах.

Грунтовая дорога, а точнее будет сказать, две почти заросшие полевой травой колеи, уходила вглубь леса, в самое его сердце, откуда, подобно сердечной артерии, разносящей кровь от сердца по телу, она уводила за собой путника прочь в какой-нибудь дальний уголок царства деревьев и непроходимых кустарников. Сейчас уже трудно, да и невозможно сказать, кто, когда, да и собственно говоря, зачем прокладывал этот путь, он просто есть, или, наверное, правильнее будет сказать, он был, и его почти не осталось. Ведь этой дорогой уже долгое время никто не пользовался даже ради любопытства. Лишь изредка сюда могли заехать заядлые грибники в поисках грибных мест или какая-нибудь очумелая молодежь в поисках удачного места для шашлыков и своих увеселений. Но это было раз на раз, так что колеи, ставшие едва заметными, зарастали травой, а сама дорога была готова навсегда исчезнуть, обернувшись тропкой, которой тоже будет отведено несколько лет, а, возможно, и того меньше. После чего лес сомкнет свои могучие руки-края и заберет у человека то, что когда-то было им завоевано. Природа в очередной раз поглотит отнятые у себя территории, оставляя едва заметный след, который будет напоминать о былом подобно шраму на человеческом теле. Но это все дела будущих лет и других историй, а сегодня, в эту лунную и беспокойную ночь, эта дорога не была пустой и безлюдной.

Одинокая фигура, кутавшаяся от ветра в легкую куртку, не спеша шла по забытому пути, практически не обращая внимания на приветливые взмахи сосен и прочую окружающую растительность. Каждый шаг человека был мягок и настолько естественен, что, всматриваясь в силуэт, могло казаться, что он двигается в такт взмахов могучих деревьев. И засмотревшись на эту фигуру, уже могло сложиться впечатление, что никакая это не личность, а призрак — часть этого мира. Призрак, который, возможно, каждую ночь появляется на этой дороге, чтобы в виде едва заметного наваждения, чтобы уже в неизвестно какой уже раз пройти ее.

Но всматриваться в идущего было некому кроме разве что какой-нибудь ночной живности, но для нее человек (именно человек, а не призрак) не представлял никакого интереса.

Идущий нес в руках небольшую лопату, то и дело перекладывая ее из одной руки в другую, пытаясь найти более удобное положение, пока наконец-то не положил лопату себе на плечо и уже по-простецки смог прибавить шаг.

Пройдя еще несколько метров и углубившись в лесной мрак еще дальше, он решил остановиться и, опершись на лопату, которая теперь исполняла роль трости, осмотрелся по сторонам, надеясь понять, где он все-таки находится и не прошел ли он нужного места.

— Сплошная темнота, — негромко произнес мужской голос, принадлежавший человеку в куртке. — Видеть бы себя со стороны, ввязался в хрен знает что! — тихо выругался он и неуверенно опустился на одну из кочек, густо заросшую травой.

Еще раз оглянувшись по сторонам и никого не увидев, он положил лопату рядом с собой и с глупой усмешкой оборвал себя на том, что его руки непроизвольно лезут в карман, где лежит заветная пачка «Георгия».

— Нельзя, Мишка, нельзя! — тихо произнес он. — Вот закончишь дело, тогда и покуришь, а пока что стоит потерпеть. Ты ведь надеешься, что дело того стоит, — и он, откинувшись назад, с сопением опустился на траву.

Когда он закрыл глаза, перед ним встал образ милой девушки с красивыми черными волнистыми волосами в легком, открытом, возможно даже слишком открытом, синем платье. Музыка в зале гремела, сводила всех с ума и заставляла танцевать даже тех, кто был профан в этом деле, а витающие в воздухе ноты шампанского и вина окончательно уносили в поднебесье всех отдыхающих. Зал был наполнен людьми, смехом и весельем. Но над всем этим райским блеском и наслаждениями была она, настоящая богиня и королева (как казалось Михаилу). Она двигалась в такт музыке, улыбалась и то и дело стреляла своими восхитительными глазками в мужчин, засматривавшихся на нее, коих было немало. Тогда она подарила ему особенную улыбку и взмах руки, подзывая к себе на танец. Еще секунда и он уже шел к ней, спотыкаясь, чувствуя, как ноги становятся ватными, и не сводя с нее глаз. А она продолжала свои танцевальные движения, то и дело взмахивая волосами и весело смеясь.

Это было месяц назад, летний корпоратив. Тогда руководство сняло для них небольшой и уютный бар. Михаил уже не помнил его названия, но хорошо помнил то, как Она танцевала. Помнил и их общение за барной стойкой и их недолгую прогулку по городу после праздничной ночи. Тогда они шли, любуясь проступающим рассветом и гаснущими в разливающихся утренних красках звездами. Недолгая прогулка, легкие разговоры. И все, что ему удалось, это лишь ненадолго взять ее за руку, хотя так хотел обнять, прижать к себе и говорить для нее, говорить то, что живет в нем все те годы, что они вместе работают. Но этого ничего не вышло, как чаще всего и случается в действительности. Тогда она лишь улыбнулась ему своей игривой улыбкой и побежала на другую сторону улицы, где ее ждал её молодой человек на машине, готовой сорваться с места и увезти ее в любую точку земного шара по первой прихоти своей пассажирки.

Михаил стоял в тени, чтобы водитель машины не увидел его и то, что девушка гуляла вместе с ним. Возможно, именно тогда он и решился на этот безумный поступок, именно благодаря тому, что Валя села в чужую машину, а не в его, он, молодой и успешный парень, оказался в столь позднее ночное время в глубине леса. Но тогда было опустошение и жалость к самому себе за то, что он вновь остался один. Была и ненависть за то, что он в очередной раз не смог сказать и удержать ее. Сколько таких «прогулок» уже у них было? И каждый раз что-то шло не так, как в мечтах парня. Десятки раз они были рядом, наслаждаясь обществом друг друга, но вне зависимости от этого наслаждения их встречи заканчивались одинаково. Она садилась в машину к другому (даже не к другому, а к своему) мужчине и уносилась в неизвестность под рев мотора, звуки которого насмехались над бедным Михаилом, которому оставалось лишь стоять и бессмысленно смотреть вслед.

Парень поежился от того, что мысли завели его не совсем туда, куда он хотел, и вновь представил себе ее танец. Чувствуя, как начинает засыпать, Михаил резко оборвал свои воспоминания и так же быстро, одним рывком, вернул своему телу сидячее положение. Рука в очередной раз, не первый, да и скорее всего не последний за эту ночь в лесу, опустилась в карман и нащупала там заветную пачку сигарет. Желание закурить еще никогда не овладевала им так сильно. Но курить было нельзя, так же как и смягчить свои струны-нервы стаканчиком чего-нибудь горячительного. А сейчас всего этого хотелось, и, причем, не просто хотелось, а требовалось, наверное, так же как и доза наркоману. Но Михаил терпел и сопротивлялся, он знал, что так будет, ему говорили. Ведь этим путем нужно пройти, чтобы все получилось.

— Твою мать! — в очередной раз выругался он, отдергивая руку и замечая то, что рука несколько дрожит, что никогда не было свойственно ему.

Еще немного посидев и окончательно отогнав от себя образ танцующей Валентины вместе с волной сонливости и желанием плюнуть на все и уехать домой, Михаил поднялся, поднял лопату и грузно двинулся дальше по едва заметной ночной дороге. Он шел вперед, с головой уйдя в себя и не обращая никакого внимания на сосны, важно салютующие ему.

Пройдя еще несколько поворотов (а может быть несколько десятков поворотов), парень отметил, что уже ничего не слышит, что звуков, которыми обычно наполнен ночной лес, нет. Есть лишь зловещая тишина, от которой волосы на теле поднимались, заставляя то и дело вздрагивать и ощущать на себе волну холодка, бегущую то вверх, то вниз по телу. Осмотревшись по сторонам, он ничего не увидел кроме сплошных стен темноты слева и справа от себя. Две густые и черные, они стояли по обе стороны от дороги, и на первый взгляд казалось, что это действительно стены, возведенные из какого-то желеобразного черного вещества. И лишь пристально всмотревшись, можно было различить силуэты деревьев и кустов, сомкнувшихся друг с другом. Но самое удивительное — это то, что дорога, благодаря лунной ночи оставалась относительно светлой (даже ветви деревьев, образовавших импровизированную арку, ничего не могли поделать с лунным светом этой ночью).

Михаил, хорошенько встряхнув головой, отгоняя от себя все беспокойства, ускорил шаг; всматриваться в неизвестность и вслушиваться в беззвучие ему хотелось меньше всего. Все, что ему сейчас хотелось, это курить! Он чувствовал, как каждая клеточка его дрожащего от волнения тела нуждается в никотине. Даже больше чем просто нужда, это было жизненной необходимостью. Если в ближайшее время он не достигнет указанного места, то сорвется и закурит, одну сигарету, затем еще одну и еще, и так, наверное, пока не кончится пачка. Он никогда не был заядлым курильщиком, но сейчас что-то происходило, и табак явно начинал брать над ним верх.

И парень скорее бы всего закурил, если бы не услышал голос той, из-за которой он тут оказался: «Зачем я тебе? Игра не стоит свеч! Что будет потом, что ты будешь делать, когда достигнешь своей цели?». От неожиданности Михаил вздрогнул, выронив при этом лопату, та беззвучно (как и все в лесу) упала в траву возле ног своего хозяина. Обернувшись, он думал увидеть стоящую позади Валентину, осуждающе смотревшую на него, но нигде никого не было. Лишь ветка, нависшая над дорогой, отбрасывала причудливую тень, похожую на собаку со сложенными крыльями.

— Вашу ж мать! — прошептал Михаил, все еще пытаясь прийти в себя.

Он был тут один, он не сомневался в этом, но голос определенно был не воображаемый, как в те моменты, когда он представлял их разговор. Вновь по телу прошла волна дрожи. Ему говорили, что все это будет очень тяжело, но сейчас ему казалось, что он просто сходит с ума и уже не чувствует себя тем человеком, которым он был, когда захлопнул дверь своего авто и шагнул на эту дорогу, которая, наверное, бесконечна.

Подняв лопату, он продолжил путь той же уверенной походкой, что и раньше. Каждому его шагу, подобно эху, вторил голос Вали, только теперь он звучал в голове и скорее всего, родился там по воле Михаила. Девушка смеялась, звонко и красиво, так, как умела только она, смеялась и нараспев предлагала ему закурить, а заодно и угостить сигареткой ее: она не курит такие, но для того чтобы покурить с ним вместе, она попробует и «Георгия».

— Нет, солнышко, мы покурим с тобой, но как-нибудь в другой раз, — с усмешкой ответил Михаил, чувствуя, как такая уверенность и юморок в ответе придает ему сил и веру в правильность того, что он делает.

Достав на ходу из внутреннего кармана куртки ее фотографию, потрепанную и немного помятую, он замедлил ход, пытаясь рассмотреть снимок в царившей лесной темноте (хотя уже мог это делать по памяти, не доставая карточку). Михаил заглянул в красивые карие глаза, смотрящие на него с карточки, с огоньком родного тепла, который обычно девушка дарит самому близкому человеку.

— Скоро я вновь увижу твою улыбку, — проговорил он в полный голос, понимая, что в глубине леса никто не сможет услышать парня, разговаривающего с самим собой. — Жаль, нельзя светить, со светом было бы идти веселее, — грустно подвел итог он, жалея больше всего о том, что не может полностью рассмотреть портрет, и, убрав фото назад в карман, опять прибавил ход.

Лес вокруг путника не менялся, все те же высокие деревья и та же сплошная пелена мрака. Мысли мешались в голове, устраивая какие-то невероятные хороводы, сменяя в беспорядке друг друга, отчего Михаил еще больше волновался и уже безвольно дрожал, ощущая, что тело медленно начинает деревенеть и перестает слушаться. Сделав очередной глубокий вдох, парень немного расстегнул куртку, желая, чтобы ветер хоть малость взбодрил его уставшее тело, и небрежно опустился на траву. Холод, исходивший от земли, сразу вернул небольшую ясность в голову отдыхающего, отчего тот хотел даже улыбнуться, но что-то пугало и не давало расслабиться, отчего лишь получилось как-то по-стариковски крякнуть и крепче ухватиться за ручку лопаты.

— Что я тут делаю? — с легким раздражением шептал Михаил, ковыряясь лопатой в траве, подобно ребенку в песочнице.

Перед глазами витали какие-то образы, знакомые и чуждые одновременно, так, как будто вся предыдущая жизнь была не его, а чья-то другая, причем эту другую жизнь он прожил в чужой оболочке и видел со стороны. «Что же, ты теперь повернешь назад, когда уже почти получил меня?» — вновь за спиной прошептал мягкий и певучий голос, который в другой жизни, там, где Михаил был обычным офисным работником, принадлежал Валентине.

От неожиданности, как и в предыдущий раз, парень обернулся резким и проворным движением, всматриваясь в темноту и всем своим естеством пытаясь побороть страх, который держал его за сердце, то и дело встряхивая жизненно важный орган, рождая собой панику в незваном ночном госте.

— Валя? Валя, это ты? — Михаил попытался встать, но трясущиеся колени сильно протестовали, отчего ему удалось только оторваться от земли и встать на колени, опершись на свою лопатку. — Валя, где ты? — голос, как и все тело, предательски дрожал, а ответа не было, секунды ожидания складывались в минуты, в минуты беззвучной тишины, которая сводила с ума и взращивала плоды безумия, которые зрели внутри дрожащего мужского тела.

Михаил еще несколько раз позвал ее по имени и продолжал всматриваться в дорогу, стоя на четвереньках, хотя понимал, что он тут один и это всего лишь его воображение, усталость и желание помусолить сигаретку-другую. Никто ему не отвечал и никто не выходил. Сделав очередной глоток воздуха, который был каким-то пустым и не приносил того облегчения, которое было необходимо Михаилу, парень сел, раскинув ноги в разные стороны. Закрыв лицо руками, стараясь склеить воедино ту картину, которая разлетелась на кусочки и которая могла бы рассказать о том, как он тут оказался и что ему тут нужно, и самое важно — почему ему нельзя курить.

Напрягшись изо всех сил и потирая глаза кончиками пальцев, Михаил принялся рыться в своей памяти, хватаясь за обрывки каких-то смутных воспоминаний, которые, казалось бы, должны были вывести его из этого коллапса, в который он угодил по непонятным причинам. Но проходили секунды и воспоминания отметались за ненадобностью, оказавшись чем-то неважным, а то и вовсе выдуманным. Раз за разом перед взором появлялась черноволосая красавица с милым лицом и шикарной улыбой.

— Валя, — неуверенно предположил парень, вспоминая недавний голос из темноты. — Да, Валентина, и ты предлагаешь мне выкурить по сигаретке, — почему-то именно это желание он приписал ее улыбке и озорному взгляду. — Не надо расслабляться. Что я тут делаю? Я тут из-за нее или для нее? Да! — он продолжал сидеть, и, не открывая закрытых руками глаз, вел сумбурный монолог.

Образ девушки растворился под наплывом нового воспоминания — студенческая встреча выпускников, всего каких-то пару недель назад. Пять лет с момента выпуска, долгий и короткий срок одновременно. Веселая музыка какого-то захудалого ресторана располагала к воспоминаниям и душевным беседам. Это был хороший вечер, и Михаил позволил себе немного расслабиться (тогда, да и сейчас). Он отчетливо помнил разговор с одной из своих бывших одногруппниц, пышногрудой Лесей, которая во времена их институтских лет была заядлой показушницей и вертихвосткой, не упускающей ни одной возможности покрутиться своим шикарным телом перед каким-нибудь, засмотревшимся на ее прелести, парнем. У них даже был небольшой роман, где-то курсе на третьем, точно Михаил уже не помнил и не хотел вспоминать, потому что тогда у нее было много романов, впрочем, как и у самого Михаила.

Но годы меняют людей, и вот они снова были рядом, наедине, насколько это было возможно за барной стойкой. Она стала успешной женщиной, от прежней показухи и образа жизни не осталось и следа, на их место пришли серьезность и мудрость, что несказанно удивило всех, кто пришел на встречу. Но в тот момент их двоих не волновали остальные, они общались о своем, вспоминали друг друга, тех, которыми они были, когда были вместе. У Леси уже есть своя квартира, муж, двухлетний сын-карапуз, хорошая работа с достойной зарплатой, и все это находится в одном всеми любимом крупном городе, куда рвется большая часть населения всей нашей необъятной Родины. Михаил мог только завидовать такому успеху и с восхищением смотреть на свою бывшую подружку, так как ему сказать особо было нечего, но, несмотря на такое разнящееся положение молодых людей, парень замечал огонек заинтересованности им в глазах девушки, отчего становилось не по себе, но с приятным послевкусием.

Снова были ароматы шампанского, шутки, смех. Обмен телефонами и клятвенные обещания встретиться через год, два, десять. Что, конечно же, забудется вместе с выветрившимся из головы хмелем. Но все это кончилось, и на место явившегося из ниоткуда вкуса игристого вина, пришли слабые ароматы ночного леса, с сыростью, мхом и сорной травой, ковром раскинутой на дороге, по которой шел Михаил. Он снова шел, не так уверенно, как раньше, оттого что каждый шаг прибавлял сумбура в голове, отчего отличать нужные мысли от ненужных, или вовсе от фантазий, становилось все сложнее. Но ноги делали свое дело, хоть голова еще и не решила ради чего они все это делают.

Останавливаясь через каждые десять–пятнадцать шагов он проговаривал какую-нибудь фразу или вопрос, адресованные к Валентине, и, не получая ответа, тащился дальше, погрузившись в карнавал своих воспоминаний. Остановки могли длиться несколько минут, в течение которых парень озирался по сторонам или просто безвольно таращился в одну точку. Наверное, в такое же оцепенение в древних мифах впадали моряки, слышавшие пение Сирен. Все же, когда, казалось, ночной гость так и останется на вечность на этом месте сверлить взглядом темноту, он небрежно опускал голову и продолжал свой путь по таинственной дороге к неизвестной ему самому цели. И так было раз за разом, десятки раз, отчего путник уже не знал, сколько он провел времени в пути да и который сейчас час (может, отведенная ночь уже подходит к концу, и через минуту-другую начнет светать). Края его мыслей коснулась идея о том, что на этой дороге нет такого понятия как «время», и что она пролегает поверх времени и современного бытия, и, наверное, он, Михаил, все-таки идет правильно, в нужном направлении. Это придало ему уверенности, но не прояснило цель его похода, оттого он отбросил эту «мысль-веревочку» и больше к ней старался не возвращаться.

Во время очередной остановки — какой, Михаил уже сбился со счету (поначалу путник пробовал их считать) — он вновь вернулся к той встрече выпускников, а точнее, к её завершению.

Тот вечер кончился особенно быстро. Наговорившись и наевшись, народ начал расходиться по своим домам, семьям и миркам, получив заряд воспоминательного позитива. Михаил шел рядом с Лесей по ночному городу, ведя приятную и интересную беседу. Ночной город выглядел как спящая кошка, пушистым и притворно-милым, отчего в голове крутились идеи о каких-нибудь подвигах и приключениях (без происков выпитого шампанского и вина тут не обошлось). После того как он предложил ей немного проводить ее, она захотела просто прогуляться и они шли прямо до дома ее родителей, что было довольно-таки не близко от места встречи молодых людей. А так как путь был не близким, гуляющим просто необходимо было раздобыть чего-нибудь в дорогу, и это им удалось. Не смотря на запреты и правила, парень с девушкой обзавелись по паре бутылочек местного пива, дабы в дальнейшем воспоминания о молодости были ярче.

Шагая по пустынным улочкам, он узнавал эту девушку заново, видел все ее «студенчество» по-другому, и в какой-то момент он даже пожалел, что они расстались и что сейчас не он является отцом ее карапуза. Эта мысль была минутная, может быть, даже секундная. Ей на смену пришла тоска, тоска и жалость о том, что на месте его сегодняшней спутницы одногруппница Леся, а не Валентина, прогулку с которой он так жаждал. Но эти все сомнения и сожаления не помешали Михаилу обнять девушку и прижать ее к себе. Она и не возражала, даже наоборот, поддалась навстречу и уже через секунду их губы сомкнулись в мягком поцелуе. Пара стояла, плотно прижавшись друг к другу на краю городского парка, и он чувствовал ее тело под своими руками, вдыхал аромат ее духов и под пение алкоголя в голове он понимал, что они сходят с ума и этому не будет предела… в ту ночь этому не было предела, или все-таки был.

Сейчас, когда Михаилу захотелось вновь уловить сладковатый аромат Леси, в воздухе не было вообще никаких ароматов, как и звуков, как и вообще чего-либо, а там где он шел, наверное, находится пресловутое «ничего». Михаилу стало обидно и грустно, что все оборачивается вот так, и что он, здоровый парень, в полном расцвете сил, как говорил один герой, сходит с ума, медленно и безвозвратно, причем делает это так, словно уже находится в шизофреническом порыве, ну или в каком-то другом измерении, или это тоже его больная фантазия. Встряхнув головой, отгоняя депрессивные мысли, он грубо и громко выругался в непроницаемую ночную глубь. Та поглотила его обращение, ничем не ответив и не выказывая никакого внимания, чем лишь еще больше раздосадовала путника. Лопата, которая вновь была в руке, отстукивала ритм, ударяясь об ногу идущего, который убаюкивал и уводил от нужных мыслей в другую сторону (как думал Михаил, решивший, что именно это источник всех его проблем в пути).

— Но все-таки куда? — спросил он темноту, не понимая, куда он все-таки идет, и почему не может повернуть.

Сев в очередной раз на траву, он вернулся к той ночной прогулке, ведь он уже почти нащупал ответ на все свои вопросы. Как и раньше, он, отложив лопату, потер уставшие глаза руками, предварительно одернув их от кармана с заветными сигаретками, выругался и ушел в свои недавние похождения.

Они сидели на скамейке, он чувствовал ее, всю до кончиков ее пальчиков и наслаждался этим чувством, а Леся сидела у него на коленях, плавно покачиваясь и прижимаясь к нему. Это было незабываемо, и он в очередной раз жалел, что эта не та девушка, которая должна была тут находиться. Томясь сладкими воспоминаниями, парень почувствовал, что его мысли двигаются в правильном направлении, но не могут ухватить (пока что) главную мысль. Встряхнув головой и посмотрев в небо (естественно, ничего видно не было, не смотря на лунный свет, который исходил непонятно откуда), он вспомнил их разговор в самом начале прогулки. Леся заканчивала рассказ про свою работу — какая-то компания, связанная с литературой и издательством. Конечно, звучало бредово, но Михаил слушал, больше всего из вежливости. Леся для получения больших привилегий поступила в аспирантуру на какой-то такой же бредовый «книжный» факультет. Тогда парень про себя смеялся, что девушка, которая могла в написании своего имени сделать ошибку, устроилась работать в литературную сферу, да еще получила какую-то степень. На этой ноте Михаил напрягся, чувствуя, что вот-вот вспомнит все и найдет все ответы на интересующие его вопросы.

Конец ознакомительного фрагмента.