Тайны ночи

Джо Беверли, 1999

Розамунда Овертон в отчаянии: ее престарелый супруг не способен иметь детей, и если у него не будет прямого наследника, то дорогое ее сердцу фамильное имение перейдет его кузену, жестокому религиозному фанатику. Безвыходное положение толкает молодую женщину на дерзкую выходку: скрыв свое лицо под маской, она соблазняет красавца, которого нашла раненным у дороги. Однако эта пикантная история получает неожиданное продолжение… Блестящий аристократ Бренд, лорд Маллорен, впервые влюблен по-настоящему… и понятия не имеет, в кого именно. Однако он полон решимости разыскать таинственную незнакомку в маске, полностью перевернувшую его скучную и однообразную жизнь, и продолжить пылкий роман!

Глава 3

Розамунда выпрямилась и покачала головой.

Она хотела согрешить, изменить мужу, а осталась с вонючим ночным горшком в руках. Может, ее скучная жизнь — не следствие дорожной аварии, а просто судьба?

Но по крайней мере ей удалось его обмануть, когда он спросил, где находится.

Вообще-то она не умела убедительно врать, терпеть не могла ложь, запиналась и виновато краснела, чем не раз выдавала себя и Диану. Однако сегодня она солгала довольно бесстрастно, а темнота скрыла ее пылающие щеки. Что ж, может быть, ей все-таки удастся исполнить свой безумный план.

Конечно, не сейчас — придется подождать, пока он поправится. А значит, пока можно заняться ночными горшками.

Девушка открыла окно, чтобы проветрить комнату, потом надела платье и вынесла горшок в коридор. Оставить его здесь она не могла, поэтому, взяв маленький ночник, прокралась по лестнице на первый этаж и тихо выставила горшок за заднюю дверь.

Вернувшись к себе в комнату, она достала из-под кровати свой ночной горшок и отнесла в спальню незнакомца. Может, остаться здесь на случай, если ему опять станет плохо? Нет, не стоит. Этот негодник напился до чертиков, пусть теперь трезвеет без ее помощи!

Крайне раздосадованная, Розамунда свернулась калачиком в своей постели, которая к тому времени совсем остыла. Впрочем, вскоре ей опять стало смешно. С чего она решила, что больной человек проснется, преисполненный романтических намерений? Право же, какая глупость!

И все-таки жаль, что он не проснулся. Покончить бы со всем этим одним махом и забыть.

Розамунда повернулась и взбила свою подушку, отчего-то чувствуя себя несчастной. Да, она только что размышляла о своей скучной жизни. Обычно она гнала от себя такие мысли.

Ведь у нее замечательная жизнь: добрый муж, уютный дом, процветающее поместье, в котором всегда есть работа. Рядом любящие родители и повсюду — хорошие друзья.

После аварии она вполне могла сделаться затворницей, но Дигби спас ее, любезно предложив выйти за него замуж.

Но разве она не затворница? Даже живя среди людей, Розамунда никогда не покидала поместье. Потому что боялась. Эта поездка в Харрогит была ее первым выходом из Уэнслидейла за последние восемь лет.

И что с того? Девушка повернулась и снова взбила подушку. Многим нравится сидеть дома. В Уэнслидейле есть люди, которые даже в Ричмонде никогда не бывали!

Однако все дело в том, что ей не нравится такая жизнь. Она чувствует себя отрезанной от мира из-за своего лица.

Она коснулась пальцами шрама справа от глаза. Нет, этот еще не так страшен. А вот другой — длинный, который тянется вниз по щеке… Правда, родные и Диана постоянно твердили, что он совершенно ее не уродует.

И все же Дигби предпочитал сидеть слева от нее.

Милый Дигби! Он был другом ее отца, и она любила его всю свою жизнь. Но не как мужа. Жаль, что в шестнадцать лет она этого не понимала. Не понимала, что значит выполнять супружеский долг со стариком. Нет, ничего ужасного не было, просто им с сэром Дигби Овертоном не стоило этого делать.

Когда он утратил свою мужскую силу, она вздохнула с облегчением: им опять стало хорошо вместе.

До недавних пор.

Сейчас ей позарез нужен ребенок. Она просто обязана родить — ради Дигби, ради Венскоута, ради всех тех, кто был так добр к ней в последние восемь лет.

В любом случае — хотя она этого стыдилась — ей хотелось сохранить за собой Венскоут. Если она не родит наследника, то после смерти Дигби будет вынуждена уехать, оставить свое убежище — то место, где она чувствовала себя хозяйкой, где царила и властвовала.

Дигби неплохо управлял поместьем, но явно тяготел к консерватизму. Это благодаря проектам Розамунды разводились овцы и выращивались зимние корма. Она же открыла маленькие предприятия — сыроварню, прядильню и ткацкий дом — и позаботилась о том, чтобы всем работникам хорошо платили. И наконец, ей же стало интересно разводить лошадей.

Конечно, все это пришло от скуки, но она нечаянно обрела цель в жизни. Где же еще, если не в Венскоуте? Тем более что, как считалось в обществе, женщине не пристало самой заниматься разведением скота.

Здесь же она могла свободно предаваться любимому занятию, а заодно постоянно бывать на свежем воздухе. Так что ее решение не было жертвой мученицы. В общем, если ее план удастся, она облагодетельствует многих, но в первую очередь она думала о себе.

Ну что ж, значит, надо действовать. У нее есть причина и есть средства.

Крепкий самец, подумала Розамунда, вспомнив незнакомца. Она привыкла оценивать баранов и жеребцов и соответственно отметила, что этот экземпляр здоров и в хорошей форме. А что еще нужно? Не мечтать же в самом деле о сказочном принце на белом коне!

Сказочный красавец принц как раз и не годился на роль случайного барана-производителя. А этот пьяный бродяга сделает свое дело и спокойно уйдет к другой овечке.

Горестно вздохнув, она легла на спину в надежде заснуть побыстрее, но в голове ее роился сонм вопросов.

Даже ей было известно, что молодые люди не прыгают на каждую встречную женщину. Она подавила смешок. Весело было бы, если бы все мужчины на сельской ярмарке… или даже на воскресной мессе в церкви вели себя так же, как баран в поле посреди молодых овечек.

Впрочем, ей не до смеха. Надо думать, что делать. Может, вызывающе одеться? Или раздеться догола? Дотронуться до него первой? И поцеловать?

Как жаль, что рядом нет Дианы! Она хоть и не замужем, но встречалась со многими мужчинами и со многими из них заигрывала. Помнится, она даже упоминала книги на интимные темы. Диана наверняка знает, как возбудить самца. Короче говоря, Розамунда готова на все, лишь бы достичь цели.

Даже если для этого придется отправиться в Аррадейл и перерыть всю библиотеку в поисках этих таинственных книг!

* * *

Страшно…

Он неподвижно лежал в темноте, почему-то охваченный тревогой.

Тишина.

Во рту — отвратительный привкус.

Его вырвало.

Черт! Ему стало стыдно при воспоминании о том, как его стошнило в присутствии женщины.

Так эта женщина на самом деле существовала?

Он осторожно протянул руку и обнаружил, что рядом никого нет. Слава Богу, привиделось!

Но привкус оставался, а в ушах отчетливо звучали отголоски спокойного, приятного голоса.

Повеяло свежестью, и он повернул голову — боль вроде бы поутихла. В темноте, приоткрывая тусклый свет за окном, раздувались шторы. Надо же, кто-то открыл окно, чтобы проветрить комнату.

Итак, кто же она такая и где он находится?

Ясно, что за городом. Такой свежий воздух и такая тишина…

Женщина называла место, но оно тоже ускользало из памяти. Кажется, Гилл… А дальше? Гиллшоу?

Ему надо во что бы то ни стало разобраться в происходящем. Несмотря на тепло и тишину, он почему-то весь напрягся от неизъяснимого страха.

Неужели все это наяву?

Неизвестно.

Неизвестно даже, кто он такой. Странно… Он начал копаться в памяти, пытаясь выудить хоть какие-то сведения о себе.

Воспоминания были обрывочными и смутными, как сон, но он жадно хватался за любые.

Вот он скачет на лошади по загородной тропе погожим летним днем.

Когда?

Старый каменный дом со стенами, увитыми плющом.

Где?

На деревьях поют птицы. Синий сюртук, случайно перепачканный свежей краской.

Кажется, ему все равно?

Вот он трясется в добротной карете и что-то пишет в деловом блокноте. На этом воспоминании он задержался. Он скорее представлял себя трудолюбивым, добросовестным молодым человеком, чем пьяницей в постели у шлюхи…

А вот серебряное блюдо на столе, полном яств. Оно посверкивает в свете свечей…

Он отчаянно пытался сплести из этих разрозненных лоскутков целое полотно, но потом, глубоко вздохнув, бросил это явно бесполезное занятие.

Кто он?

Как его зовут, черт возьми?

Пелена вдруг слегка спала, и на свет выглянуло его имя — точно шаловливый ребенок со словами: «Ты меня искал?»

Бренд Маллорен.

Он даже застонал от облегчения.

Его зовут Бренд Маллорен! Это знание укрепилось в его мозгу, за ним, как ниточки, потянулись всяческие подробности. Он Бренд Маллорен, третий сын маркиза Ротгара. Старого маркиза. Теперь этот титул носит его старший брат.

А богатый ужин при свечах — его последняя трапеза в лондонском доме Маллоренов перед поездкой на север. Когда сложилась целостная картина, он стал цепляться за мельчайшие детали, пытаясь узнать о себе побольше.

Бренд так ясно видел эту богатую столовую, как будто опять в ней сидел. Серебряные тарелки с изысканной едой искрились в теплом мерцании свечей, хотя в комнату еще проникали лучи летнего заката. Его старший брат, маркиз, сидел во главе стола, Син и его жена Честити — по обеим сторонам от него, а Эльф — напротив. Вот откуда чуть раньше всплыл этот «эльф»: так зовут его сестру Эльфлед. Синий — это Син, его брат. Есть и второй, Брайт (Арсенбрайт).

Как давно это было? Родила ли ребенка жена Брайта? Если да, то как все прошло? Слишком уж она миниатюрна для родов…

Бренд попытался вспомнить что-нибудь еще, но все, что произошло после этого приятного семейного ужина, почему-то покрыто непроглядным мраком.

Тогда за ужином он, кажется, говорил о поездке на север…

Выходит, он на севере? К тому же в голосе этой загадочной женщины слышались характерные для северных жителей интонации, хотя говорила она как благородная дама. Значит, он в Йоркшире или в Нортамберленде. Но где именно? И кто его сиделка? И вообще, что за чертовщина с ним приключилась?

Он заставил себя сесть, но боль в голове вновь стала нестерпимой. Массируя виски, он по-прежнему недоверчиво хмыкал при мысли о том, что напился до бесчувствия.

Итак, ему не удавалось развеять мрак в голове, но уж в комнате-то он сумеет зажечь свет. Нащупав столик рядом с кроватью, он пошарил в поисках свечи и коробка с огнивом. Ничего. Он потянулся дальше и ткнул пальцами в холодное стекло. Стакан со звоном упал на пол и разбился. Проклятие!

Теперь его пальцы елозили по гладкой столешнице в поисках чего-нибудь такого, что можно использовать в качестве оружия. Внезапно дверь со скрипом отворилась, и на пороге возникла белая фигура, слабо подсвеченная сзади ночником.

— Вы проснулись, сэр?

Услышав этот ласковый, знакомый голос, он чуть не зарыдал от облегчения.

Откуда вдруг такая безумная паника? Что же с ним случилось?

— Сэр? — Она пошла к нему, и тут только Бренд понял, что не ответил на вопрос.

— Да, я проснулся. Не подходите близко. На полу справа от кровати осколки стекла.

Женщина остановилась. Теперь он видел лишь серый силуэт, потому что она закрыла дверь. Оценивая ситуацию, он чуть не застонал от отчаяния: сначала его вырвало, теперь он разбил посуду… Выбраться бы отсюда как можно скорее и больше никогда не возвращаться!

— Вас опять тошнит? — спросила она. — Ночной горшок у кровати.

Он прислушался к своим ощущениям и с радостью понял, что может дать отрицательный ответ.

— Нет. Благодарю вас за заботу обо мне.

— Не стоит. Вам что-нибудь нужно?

«Вернуть мою память!» — хотелось крикнуть ему, но он только произнес:

— Может быть, зажжете свет?

— Сейчас глубокая ночь.

Разве мог он признаться, что вдруг стал бояться темноты?

— Простите, что причиняю вам столько хлопот.

Он не мог вспомнить ее имя. Не мог вспомнить, в каких он с ней отношениях.

Она подошла ближе, обогнула кровать и, встав слева, протянула свою бледную руку, чтобы пощупать ему лоб. Он вспомнил, как приятны ее прикосновения.

— Мне гораздо лучше, — сказал он. Какая гладкая рука! Рука благородной дамы. А впрочем, у многих проституток такие же мягкие руки.

— Лихорадки у вас нет.

— Где, вы сказали, мы находимся?

— В Гиллсете.

Гиллсет. Он раза два повторил про себя это название, чтобы наконец запомнить.

— А где находится Гиллсет?

— В Аркенгатдейле.

Это одна из самых дальних йоркширских долин. Главным образом здесь занимаются овцеводством. Странно: он знал географию и вид землепользования, но не знал, где находится и почему. Однако в одном он нисколько не сомневался: в Аркенгатдейле у него никаких дел не было.

Естественно, пришлось задать вопрос:

— А вы кто такая?

— Я — мисс Гиллсет.

Ах вот как! Ему явно привиделось, что эта сдержанная благородная леди лежала в его постели. Мисс Гиллсет из Гиллсета наверняка мягкосердечная дама безупречной добродетели. Она упала бы в обморок, узнав, что он представлял ее в своей постели.

— А вы помните, как вас зовут, сэр? — спросила она.

Ему очень не хотелось отвечать на этот вопрос, но выбора не было.

— Маллорен. — Видя, что она не реагирует, он расслабился и добавил свое имя: — Бренд Маллорен.

— У вас есть родные или друзья, которые будут волноваться, мистер Маллорен?

Вообще-то он был лордом Маллореном, но нисколько не возражал, чтобы в этой неловкой ситуации его считали просто мистером. И все же надо было отвечать на вопрос. Если родственники узнают, что он болен, они наверняка всполошатся; впрочем, они далеко, а своих спутников он оставил в Тереке. Если повезет, ни родные, ни персонал никогда не узнают о его приключении.

— Нет. Я езжу по делам в одиночку.

В голове у него вдруг прояснилось, и он вспомнил, что должен был посетить поместья своего брата в Англии: проверить бухгалтерские счета и эффективность землепользования. Затем на встрече с консервативными арендаторами следовало убедить их внедрить новшества в свои хозяйства, а еще просмотреть скотоводческие программы и урожайность экспериментальных культур.

Тут в памяти его всплыло, что он частенько оставлял рутинные вопросы своему персоналу, а сам без предупреждения посещал подозрительные или интересные фермы. Стоп! Он нахмурился, какая-то неприятная мысль уколола его…

— У вас дела в долинах, мистер Маллорен?

Обратившись в слух, он не успел сосредоточиться и додумать что-то важное до конца.

— Черт возьми! — Бренд едва сдерживал свою злость. — Простите, я сейчас плохо владею собой. По правде говоря, милая леди, у меня в голове полный сумбур, и я не могу рассказать о себе ничего связного. Что со мной случилось?

— Не знаю. Я нашла вас у дороги. Вы были без сознания, за много миль от жилья, насквозь промокший. Близилась ночь.

Такого он совсем не ожидал услышать.

— У дороги… в Аркенгатдейл? — Он представил себе эти места: холмы со стадами овец, а дальше — болотные топи. Одиночные фермы и почти никакого транспорта. — Значит, я должен от души поблагодарить вас, мисс Гиллсет. Вы спасли мне жизнь. Еще раз простите, что причиняю вам столько хлопот.

Розамунда напряженно уставилась на его тусклый силуэт. Диана всегда корила ее за излишнюю прямоту, и, конечно же, поделом. Она могла какое-то время притворяться и лгать, но затем ее просто распирало от правды. То же произошло и сейчас.

— Вы в самом деле благодарны, мистер Маллорен? — спросила Розамунда, от волнения сжав кулаки. Сердце ее бешено колотилось.

— Конечно.

Она судорожно сглотнула.

— Тогда не могли бы вы оказать мне ответную услугу?

Заколебавшись лишь на секунду, он сказал:

— Разве я вправе отказаться?

— Естественно, — заверила она. — Не хватало еще, чтобы вы чувствовали себя моим должником.

— Скажите, чего вы хотите.

Она чуть не выпалила: «Ребенка». Но ей хватило ума сдержать это признание.

Как же тогда сказать?

Диана говорила, что некоторые женщины хотят мужчин просто ради самого акта…

Да, но какими словами это выразить?

— Я хочу… — Как назло, в голове крутились одни овцы. — Я хочу, чтобы вы меня покрыли, — выпалила она и тут же испуганно закрыла рот рукой. — Простите, вы, конечно, не можете…

— Почему бы и нет? — сказал он на удивление спокойно. — Однако должен заметить, что в этом деле могут быть некоторые осложнения, особенно для незамужней женщины.

После краткого размышления она сказала:

— Я замужем.

— Ах, вот как? Значит, вы не мисс Гиллсет?

— Отнюдь.

— Вдова?

— Нет, — ляпнула она, не успев соврать.

— Понятно. У вас нерадивый муж.

Розамунда молчала. Конечно, Дигби был милейшим и добрейшим человеком, но в том смысле, который вкладывал в свои слова Бренд, — увы…

— Да, — пролепетала она, все еще прикрывая рукой рот.

Боже, как нелепо она выглядит в глазах незнакомца! Он наверняка думает, что перед ним женщина неуемного темперамента, которая настолько изголодалась по плотским утехам, что готова прыгнуть в постель к любому, даже к пьянице, подобранному на дороге.

Она едва не выскочила из комнаты, но вовремя вспомнила, что в общем-то так оно и есть. Да и какая ей разница, о чем он думает? Ведь они больше никогда не встретятся.

Он молчал. Его мысли явно текли по предполагаемому ею руслу.

— Ну так как? — спросила Розамунда неожиданно резким тоном.

— Сейчас? Черт возьми, нет! — Он буркнул что-то еще. У нее из глаза выкатилась слезинка. Ей очень хотелось шмыгнуть носом, но она сдержалась. Господи, ну и кашу она заварила! — Вы были добры ко мне, — проговорил он с расстановкой, — и я с радостью отплачу вам взаимностью, милая леди. Но у меня еще чертовски болит голова, а в голове полная каша, и вполне вероятно, меня опять вырвет, если я попытаюсь пошевелиться.

Конечно, он был еще не совсем здоров. От стыда Розамунде хотелось сквозь землю провалиться. В то же время ей не терпелось поскорее покончить со всем этим и завтра же выставить его из дома, а заодно — и из собственной жизни, а для этого надо побороть свой стыд, совершить задуманное и молить Бога о ребенке. Однако прежде чем стать неверной женой, ей придется еще немного побыть сиделкой.

— Если у вас болит голова, — сказала она довольно сухо, — я могу принести порошок.

— Не обещаю, что мой желудок его выдержит, но охотно попробую.

Он говорил так спокойно, будто все происходящее было для него самым обычным делом. Она же была потрясена до глубины души.

— Я сейчас.

Когда она ушла, Бренд опять повалился на подушку и застонал не столько от боли, сколько от досады. Черт, ну и дела! А как он мог отказать? Ему доводилось ублажать чужих жен, которые не получали удовольствие в супружеских постелях. Им он помогал с радостью, но этот случай…

Неизвестно даже, как она выглядит. Конечно, это не так уж важно, и все же ему было немного не по себе. А впрочем, стоит ли волноваться? Когда он придет в надлежащую форму, уже наступит день, и все решится само собой. Они совсем не знакомы, но и это пустяк. Вряд ли он хорошо знал каждую женщину, с которой ложился в постель.

С невеселой улыбкой он вынужден был признать, что больше всего его беспокоила собственная слабость. Он не привык вступать в романтические отношения с женщинами, будучи голым, больным и почти невменяемым.

Послышались шаги — она вернулась. Он видел ее темный силуэт, видел, как она осторожно, на ощупь пробирается по комнате. Наверное, у нее в спальне было светло, и она на время утратила ночное зрение. Тогда почему бы не принести сюда свечу? А может, ей есть что скрывать?

— Вот, возьмите, — сказала она, слегка задыхаясь.

Принимая стакан, он нечаянно коснулся ее руки, и она вздрогнула. Потом еще раз помешала ложкой порошок.

— Лекарство горькое, но действенное. Выпейте все.

Он повиновался и чуть не поперхнулся от страшной горечи.

— Проклятие!

— Ну как ваш желудок?

Он лег на спину и застыл в неподвижности.

— Трудно сказать. Что это такое?

— В основном кора ивы.

Спустя мгновение он заявил:

— Думаю, ночной горшок не понадобится. — Хоть бы она поскорее ушла! — Знаете, вам совсем ни к чему стоять у меня над душой.

Она отступила на несколько шагов.

— Хорошо. Значит, до завтра?

Подавив стон, он сказал:

— Если вы накормите меня завтраком и дадите зубную щетку, милая леди, я буду полностью в вашем распоряжении.

Хозяйка тотчас ушла. Наверное, им взят не очень удачный тон, но, черт возьми, он чуть не умер, в голове — полная сумятица, а тут еще пришлось проглотить лекарство со вкусом смертельного яда!

За кого она его принимает, черт возьми? За машину для удовлетворения похоти?

Вновь погрузившись в сон, он увидел старую костлявую ведьму, которая крутила огромным ключом, и его мужское естество постепенно вставало, увеличиваясь до чудовищных размеров.