Нерв

Джинн Райан, 2012

Ви даже не заметила, как оказалась втянута в онлайн-игру, и каждый приз приближает ее к осуществлению заветной мечты. Но не прошло и суток, как все, что сначала казалось забавным и будоражило кровь, обернулось смертельно опасной ловушкой. Теперь пути назад нет. Только вперед, к победе, и, может быть, тогда удастся спастись самой, спасти друзей и свою любовь.

Два

Я хватаюсь за телефон Томми.

— Сотри видео!

— Я не могу. Все транслировалось вживую.

Я прижимаю к груди пиджак.

— Почему ты не остановился, когда увидел, что произошло?

Он потирает голову.

— Я был слишком занят, пытаясь удержать тебя в кадре, и не заметил, пока не опустил камеру. Только без паники, ладно? На видео все выглядит по-другому. Может быть, учитывая освещение в кафе и низкое разрешение камеры…

Но вид у него не слишком уверенный.

— А ты можешь это как-то проверить?

Ну почему я не надела тот розовый лифчик с дополнительной подкладкой?

— Нет, у меня телефон не сохраняет записи видеочатов. Слишком много памяти занимают.

Мы забираемся в машину, и я с трудом натягиваю пиджак, повернувшись к Томми спиной. Через пятнадцать минут я должна быть дома. Я завожу машину, запускаю обогрев на полную мощность и мчусь назад, к школьному концертному залу.

Томми напряженно возится с телефоном.

— Может, есть способ отозвать твое видео.

— Да, сделай это, пожалуйста! Скажи им, что ты не получил моего согласия.

Еще пара минут, и он прочищает горло.

— Тут сказано, что все ролики становятся их собственностью. Зарегистрировавшись, ты передала им права на видео.

Я ударяю кулаком по приборной панели.

— Аргх!

На этом разговор окончен, мы на парковке. Прежде чем выйти, Томми говорит мне:

— Помни, роликов там тысячи, и большинство из них гораздо хуже, чем твой. Народ готов на любое безумие, только бы попасть в прямой эфир.

— Надеюсь, ты прав. Слушай, я должна быть дома через девять минут, или… Ну, просто должна.

— Обещаю, я никому не скажу, — он кладет руку на сердце. Потом захлопывает дверь.

Я сглатываю и жму на газ. Чувствую себя опустошенной. Как я могла быть настолько глупой? Безрассудство никогда не было частью моей натуры. Застенчивая, старательная, верная… все эти нудные козерожьи качества — да, вот это я.

Я мчусь домой на максимальной скорости — это тоже что-то новое для меня. Но недостаточно быстро. Уже две минуты десятого, когда я вхожу в коридор, который соединяет гараж с задней частью дома.

Мама ждет меня, как ангел возмездия.

— Где ты была?

— На спектакле. Проблема с раковиной в гримерке, и меня окатило водой. Я постаралась обсушиться так быстро, как только могла. Прости, пожалуйста, что я чуть-чуть опоздала.

Врать вот так — меня от этого тошнит, но скажи я правду, никому от этого не станет лучше.

Мама нависает надо мной с суровым выражением на лице.

— Ты обещала быть дома к десяти.

— Мам, ну пожалуйста! Это был несчастный случай. — Как только слова вылетают у меня изо рта, я осознаю свою ошибку. Назвать что бы то ни было «несчастным случаем» — не лучшая стратегия в отношении моих родителей, даже сейчас, пять месяцев спустя.

Из кухни выходит папа.

— Что случилось?

Ну кого еще в старшей школе родители ждут дома к десяти вечера?

Я плотнее стягиваю на груди пиджак и приглаживаю волосы.

— Да ничего, просто раковину прорвало, и я немного облилась. Простите, пожалуйста.

Папин голос звучит легко, но выражение лица не соответствует этому тону.

— Почему ты не позвонила?

— Думала, успею вовремя. Но мне не повезло со светофорами.

Можно ли как-то проверить трафик между домом и концертным залом, чтобы разоблачить эту последнюю ложь?

Он становится рядом с мамой. Я стою перед ними и хочу одного — поскорее снять мокрую одежду. Они переглядываются.

Я скрещиваю руки на груди.

— Все мои друзья сейчас на вечеринке. Мне нужно было вывести пятна с костюмов и разобраться со сломанной раковине. Вам не кажется, что я уже достаточно наказана за двухминутное опоздание?

Они опять переглядываются, а потом папа вздыхает.

— Окей. Мы тебе верим.

Чувство вины сдавливает мне грудь, но, в самом деле, что я такого сделала? Если не считать того, что разделась перед кто-знает-сколькими зрителями онлайн.

— Спасибо. Мне пора в кровать. Все-таки завтра в школу. — Я задерживаю дыхание, надеясь, что не переиграла, изображая ответственную дочь.

— Спокойной ночи, крошка, — говорят они хором, а потом по очереди обнимают меня. Иногда мне кажется, было бы легче, не будь я единственным ребенком. Может, им еще не поздно завести второго? Фу-у, лучше об этом не думать.

Пока я готовлюсь ко сну у себя наверху, в голове продолжают крутиться события вечера. Надеюсь, Томми прав и мое видео затеряется в лавине других. И все же я ворочаюсь в кровати всю ночь — и в пять утра наконец сдаюсь, понимая, что заснуть уже не получится. У меня теперь целых два лишних часа перед школой, и надо бы потратить их с пользой — например, доделать домашнюю работу. Но едва встав с кровати, я хватаюсь за телефон. Нет, погодите-ка, гораздо быстрее просматривать ролики на компьютере. Я сажусь за стол и трясущимися руками включаю ноутбук.

Пара минут, чтобы зайти на сайт НЕРВа и сообразить, как у них организована работа с заявками. Я кликаю на ссылку, всплывает рекламка с напоминанием, что на первой игре один парень выиграл поездку в Италию и неделю тренировок с велосипедной командой «Тур де Франс», а одна девушка получила стажировку на MTV. Везде фотки улыбающихся победителей. Не так уж плохо в обмен на одну кошмарную ночь…

Пока я лазаю по сайту, настроение у меня улучшается. Заявки подали более пяти тысяч человек. В субботу вечером НЕРВ выберет участников из двенадцати городов и проведет следующий тур в прямом эфире. В прошлый раз половину лучших игроков на финальные испытания «все или ничего» отвезли в Нью-Йорк, а другую половину — в Лас-Вегас. Я чувствую легкий приступ головокружения, когда замечаю, что испытание с кафе выбрало меньше всего участников. Может, потому, что оно выглядело самым простым, а просто — все равно, что скучно. Прекрасно… Я кликаю, чтобы открыть категорию, а потом проматываю вниз колонку с видеоклипами, и вдруг мое сердце замирает от узнавания.

Стоп-кадр: мое лицо, перекошенное и залитое водой. Я вижу, что ролик набрал более восьмидесяти комментов. Ой-ой. Это в два раза больше, чем у всех остальных в этой категории.

Делаю глубокий вдох и запускаю видео. Вот она я, с несчастным выражением лица, смотрю то на часы на стене, то в камеру Томми. Чувствую себя идиоткой. И выгляжу идиоткой. С чего я решила, этот хорошая идея? Потому что Сидни получила цветы, а я — нет? Это просто смешно. Пора бы уже привыкнуть.

Голос Томми за кадром: «Самая милая и разумная девушка из всех, кого я знаю, собирается сделать нечто, что выходит далеко за пределы ее зоны комфорта. Сможет ли она через это пройти?»

Я и не заметила, что Томми комментирует. Зачем это он? Я-на-видео замираю в нерешительности, будто ответ на вопрос Томми — нет, ни хрена она не сможет через это пройти. Но вот девушка на видео выливает воду себе на голову и начинает отплевываться. Томми-комментатор говорит: «Ох».

А потом ролик демонстрирует очень мокрую девушку с очень маленькой грудью. Сбылись мои худшие опасения.

Я читаю комментарии и чувствую, как в животе поднимается волна тошноты. «Классные изюминки!» — и это только один коммент. И самый доброжелательный. Я захлопываю ноут, падаю обратно в кровать и с головой накрываюсь одеялом.

Через час телефон жужжит — пришло сообщение. Я игнорирую его, как и следующее. Мои друзья уже видели это? Зарываюсь под одеяло еще глубже.

В семь тридцать мама зовет через дверь:

— Детка, ты в порядке? Опоздаешь.

— Все хорошо, я почти готова, — вру я.

— Можно войти?

— Э-э, погоди. — Быстро натягиваю джинсы и топ, а потом, подавив зевок, открываю дверь. Мама заглядывает в комнату через мое плечо, пытаясь, вероятно, разглядеть трубку для крэка.

— Я вчера сварила суп со спаржей. Хочешь?

— Звучит здорово. Спасибо.

Закрыв дверь, бросаюсь к телефону. Сообщения от Сидни и Лив насчет вчерашней вечеринки, в основном насчет того, как им жаль, что я не пришла. Последнее послание — от Томми: «Позвони мне!» Когда он поднимает трубку, я выпаливаю:

— Я видела. Это ужасно. И зачем ты еще комментировать начал?

На его комментарии мне наплевать, но это проще, чем спросить, что он думает о моей груди.

— Я пытался сделать так, чтобы было интереснее. И чтобы у тебя было оправдание… на всякий случай.

— На случай, если бы я струсила?

— На случай, если бы ты передумала. В этом нет ничего стыдного.

Я потираю висок.

— Ну, спасибо, наверное… В любом случае твои комментарии — гораздо более милые, чем то, что другие написали. Ты видел, какую мерзость там пишут?

Он прочищает горло.

— Просто не обращай внимания. Все не так уж плохо. Некоторые клипы с голой задницей собрали по три сотни комментов.

— Неужели я ничего не могу сделать, чтобы заставить их убрать видео? Это же, наверное, незаконно, если они размещают видео, где несовершеннолетняя обнажает, м-м-м, грудь?

— Ну, никто, похоже, не возражает насчет видео с задницами. Все, что предоставляет участникам НЕРВ, — анкета, которую нужно заполнить, и ссылки для закачки видео. Нет никакого способа связаться с ними напрямую. Я не могу выследить их даже через домашнюю страницу — похоже, они где-то за границей и прыгают с сервера на сервер.

Я потираю лоб рукой.

— Спасибо, что попытался, Томми.

— Если мы никому не скажем, есть шанс, что этого никто и никогда не увидит. А завтра вечером НЕРВ начнет отбор в прямом эфире, и все переключатся на них.

Мне хочется ему верить. Логика в его словах есть, голос звучит успокаивающе.

— Ладно, пусть все, что случилось в «Кофейнике», останется в «Кофейнике».

— Вот именно.

Я благодарю его и вешаю трубку. По дороге в школу у меня трясутся руки и ноги, но, похоже, мои страхи напрасны. Все ведут себя совершенно нормально. Первый раз в жизни мне хочется сказать директору спасибо: телефоны на территории школы запрещены. Исключение только для экстренных ситуаций. День идет своим чередом, я притворяюсь, что все в порядке, и к обеду уже почти успокоилась.

После полудня, проходя мимо Томми, который стоит у своего шкафчика, я шепчу:

— Пока все тихо.

После школы я стремительно делаю домашнее задание, перекусываю на скорую руку — аппетита у меня нет — и обещаю маме, что вернусь вовремя. Примерно в пять я отправляюсь в театр и окунаюсь в атмосферу радостного волнения перед началом спектакля. Первое мое побуждение — зайти в будку осветителей, увидеться с Томми, но Сидни выбегает мне навстречу, чтобы показать хвалебный отзыв на спектакль: там сказано, что в старшей школе «Чинука» растят будущих звезд, а рядом большая фотография — Сидни отвешивает Мэтью пощечину.

Глаза у нее сияют:

— Обожаю эту сцену.

К нам подходит Мэтью, потирая щеку, будто она до сих пор болит.

— Мне кажется, ты любишь ее даже чересчур.

Я вглядываюсь в их лица, ищу признаки того, что им что-то известно. Не нахожу ничего подозрительного в глазах Сидни, которые она демонстративно закатывает, прежде чем удалиться в гримерку. Взгляд Мэтью следует за ней, но только на секунду, а затем возвращается ко мне.

Он нажимает мне пальцем на нос.

— Готова заняться моим гримом, крошка Ви?

— Конечно. — Я подхватываю чемоданчик с косметикой и иду следом за ним в мужскую гримерку, где, кроме нас, никого нет.

Достаю твердую основу под грим, быстро наливаю стакан воды из-под крана. Мэтью стягивает волосы в хвостик сзади, пока я смачиваю спонж и приступаю к работе. Когда я наклоняюсь над ним, чтобы нанести основу, он кладет руку мне на бедро. Мне кажется, я чувствую тепло его ладони сквозь ткань.

— Мне не хватало тебя у Эшли вчера вечером, — голос его звучит хрипло.

Вау, он никогда раньше не говорил, что ему меня не хватает. Может, у меня все-таки «намечается» нечто большее, чем я думала.

— Да, жалко, что я не смогла пойти. В школу надо было на следующий день. Завтрашний капустник будет круче.

— Точно не сможешь выбраться сегодня вечером? Даже кофе попить или что-то типа того? — Он легонько сжимает мне бедро. Кофе? Я вздрагиваю. Не может быть, чтобы он видел тот ролик, верно?

— Мне бы очень хотелось, но лучше завтра, хорошо? — Негнущимися пальцами выуживаю из косметички контурный крем для линий носа и челюсти.

Мне хочется расспросить его о внезапном интересе к кофе, но тут входят еще двое парней и исчезают за занавеской, чтобы переодеться. Пока я работаю, в комнате все прибавляется народу, и всякая возможность для личного разговора исчезает. Когда я заканчиваю с Мэтью, у кресла уже выстроилась очередь. Потом я перебираюсь в гримерку к девушкам. Большинство из них сами красятся и делают себе прически, мне остаются только последние штрихи. Приходится спешить: мне ведь еще раздвигать занавес перед первым актом. Давно пора поручить это кому-нибудь другому, но вся команда по реквизиту и спецэффектам занята перед сценой в афганской деревушке.

Открыв занавес, я оглядываю актеров, чтобы убедиться: все выглядят именно так, как нужно. В женской гримерке Эшли и Риа о чем-то шепчутся, но умолкают, как только я вхожу. Не то чтобы мы были лучшими подругами, но раньше они никогда так себя не вели.

Я собираю использованные спонжи, чтобы продезинфицировать.

— Похоже, вчера вечером все классно провели время. Жаль, что родители не разрешили мне прийти.

Эшли кивает.

— Да я понимаю. — Она прыскает на себя еще спрея для волос, хотя ее прическа залита лаком сильнее, чем проект по декупажу.

— Как себя чувствуешь, Ви?

От этого вопроса плечи у меня каменеют и к горлу подкатывает тошнота. Это тот самый вопрос, который все задавали мне пять месяцев назад — после того как я провела неделю в больнице. Я на автомате выдаю привычный ответ:

— Все круто. А почему ты спрашиваешь?

— Да так просто. Выглядишь немного усталой.

Мило. Это говорят друг другу дамы среднего возраста вместо «что-то ты постарела».

— Наверное, надо мне самой попробовать загримироваться. — Я выдавливаю смешок и убегаю в мужскую гримерку.

Джон и Макс как-то странно ухмыляются. Или это у меня разыгралось воображение? Я же параноик, верно? Эти парни всегда ухмыляются. Стараясь не встречаться с ними глазами, я убираю инструменты и направляюсь к пожарному выходу, где, по счастью, никого нет — спасибо суровым законам Сиэтла насчет курения.

Достаю телефон и захожу на сайт НЕРВа. Под моим видео уже сто пятьдесят комментов. Хватит ли у меня храбрости их прочесть? Это страшно унизительно, и все же какая-то часть меня, пусть и совсем крохотная, польщена вниманием. Не настолько, конечно, чтобы и в самом деле читать комментарии. Я перехожу на любимый шоппинг-сайт и добавляю в свой виш-лист парочку элитных средств по уходу за волосами, хотя на самом деле все, что мне нужно, — это хорошая стрижка.

Меня бьет дрожь. Как же не хочется возвращаться внутрь, задергивать занавес перед антрактом! Что если я просто не пойду, брошу это на кого-то другого? Но, конечно, я этого не сделаю. Я ведь ответственная, и не важно, что думают мои родители.

Сделав глубокий вдох, я возвращаюсь в театр и пробираюсь за кулисы. Действие заканчивается, я закрываю занавес и собираюсь сбежать обратно к пожарному выходу, но меня догоняет Сидни.

— Надо поговорить.

Попалась. Я не останавливаюсь, но она идет за мной наружу, тянет за руку.

— Мэтью только что шепнул мне, что ты играешь в НЕРВ. О чем это он?

Из меня как будто выпустили весь воздух. Прислонившись к шершавой кирпичной стене, я говорю:

— Ладно, только не злись. Просто я так расстроилась, что мне нельзя было пойти на вечеринку к Эшли вчера вечером! Вот и прошла маленькое испытание, на отбор.

— Ты сделала ЧТО?

— Знаю, это было глупо. И потом… все получилось не совсем как надо. Нужно было вылить себе на голову стакан воды, и моя блузка сделалась совершенно прозрачной, и… Господи, я просто не знаю, что делать! — Я прячу лицо в ладонях.

Сидни фыркает.

— Ладно тебе! Это еще не катастрофа. Мы что-нибудь придумаем. Где твой телефон?

Я двигаю локтем в сторону кармана — убирать руки от лица мне не хочется. Сидни вылавливает телефон, и я слышу, как она что-то там нажимает. Конечно, она знает, где что искать, она ведь и сама хотела участвовать. На секунду меня охватывает злорадство: мне ведь и в самом деле удалось сделать что-то такое, на что Сидни не решилась. Но это чувство быстро увядает: ведь Сидни никогда бы не влипла в такую глупую историю.

— Так какое испытание ты прошла? — спрашивает она.

— В кафе, — отвечаю я сквозь пальцы.

Клик. Потом:

— О, я вижу.

Я опускаю ладони.

— Я тебе говорила.

Лицо ее серьезно.

— Окей. Ладно, давай подумаем…

Мало того что Сидни красавица и блондинка, оценки у нее в среднем не ниже «А».

— Не о чем тут думать. Я хочу домой.

— Нет-нет-нет, сбежишь — только хуже будет. И потом, не так уж много тут видно. Ты же не голая была. Может, мы сможем еще повернуть все это в твою пользу. Куча знаменитостей получила свой первый шанс после утечки записей с их сексуальными забавами.

— Э-э, нет! Участвовать в реалити-шоу я не собираюсь!

— Окей, но все те девчонки прошли через это с высоко поднятой головой. Так что правило первое: не оправдываться! Если кто-то об этом заговорит, улыбайся и пожимай плечами. Типа — ой, да ладно, с кем не бывает!

Я забираю у нее телефон и начинаю просматривать комменты. И, конечно, среди них есть один от Мэтью: «Крошка Ви, не знал, что ты на такое способна!»

Прелестно. Я закрываю сайт и проверяю сообщения. Появилось несколько новых — от друзей, с вопросами в теме письма, с кучей вопросительных и восклицательных знаков. И еще одно — от девчонки, с которой я едва знакома, в теме — ШЛЮХА. Откуда у нее мой контакт? Я стираю ее сообщение, потом выключаю телефон.

Сидни стоит у дверей.

— Ты готова?

— Да, наверное. — Я стараюсь держать голову высоко, и мы решительно направляемся в сторону женской гримерки. Боковым зрением вижу лица, поворачивающиеся в мою сторону.

Когда мы входим, Сидни заявляет:

— У моей лучшей подруги хватило пороху пройти испытание для НЕРВа!

Девчонки смотрят на меня растерянно, но когда я, перехватив их взгляды, пожимаю плечами и улыбаюсь, они начинают хихикать и кричать «Дай пять!» Это что, происходит на самом деле? Они спрашивают, сильно ли я нервничала и нарочно ли я надела такую блузку. Я честно отвечаю, не отвожу глаза и не сутулюсь. Чем больше я об этом говорю, тем лучше себя чувствую.

Подходит Мэтью и глядит на меня с голодной усмешкой.

— Эй, девушка из кафе! Мне, пожалуйста, двойные взбитые сливки.

Борясь со смущением, я позволяю ему крепко себя обнять. Он шепчет мне на ухо:

— Говорил я тебе, твое место — на сцене.

Потом он меня отпускает, достает телефон и показывает ролик всем желающим. Я смеюсь вместе со всеми, кто толпится вокруг, хотя единственное, чего мне хочется, — чтобы он его выключил. Голову выше, голову выше! Надеюсь, со временем изображать уверенность перед лицом катастрофы станет легче. После второго просмотра в дверях появляется Томми, который явно ничего не понимает.

Мэтью помахивает телефоном.

— Эй, чувак, видел ролик Ви для НЕРВа?

— Это голос Томми за кадром, — говорю я громко.

Брови у всех лезут вверх, а Мэтью хлопает Томми по спине.

— Неплохая работа! Йо, гримерка рулит на сцене!

Мы хохочем, а Мэтью снова запускает ролик. Томми вопросительно смотрит на меня. Я только пожимаю плечами. К счастью, лампочки над головой наконец мигают — сигнал, что до конца антракта осталась минута.

Когда Мэтью выходит из комнаты, я оттаскиваю его в сторонку.

— Кстати, как ты нашел мое видео?

Он пожимает плечами.

— Они мне его прислали. — А потом уходит.

Я стою одна посреди гримерки, тяжело дыша, будто только что пробежала стометровку. Зачем это НЕРВ послал мой ролик Мэтью? А потом до меня доходит. Он был в списке лиц, к которым можно обратиться, если произойдет несчастный случай. Странно, что они не послали видео Сидни или Томми.

Мне ужасно хочется сбежать на пожарный выход, но я изо всех сил стараюсь вести себя как обычно и, заняв свое место за кулисами, шепотом повторяю каждую реплику вместе с актерами. Шоу должно продолжаться. Так оно и делает, гладко, как и накануне. Когда дело доходит до поцелуя, я представляю себе, что это меня Мэтью держит в объятиях. И, я уверена, он смотрит прямо на меня, когда их губы встречаются. Секунда, вторая, третья — и они отодвигаются друг от друга. Может, завтра на капустнике настанет и моя очередь.

После пьесы заходят мои подруги Лив и Юлай поздравить всех — и, очевидно, проверить, как там я, поскольку каждая послала мне уже не меньше пяти сообщений с вопросами насчет видео, которое НЕРВ разослал им во время спектакля. Я уверяю их, что просто дурачилась и все в полном порядке. Они обе отличницы и смотрят на все это более скептически, чем остальные мои друзья, но, похоже, решают оставить эту тему. На время.

— Хочешь, посидим у меня немного, прежде чем тебе надо будет идти домой? — спрашивает Лив.

— Мне бы очень хотелось, но пока мы к тебе доберемся, останется всего десять минут. Вы же придете завтра, да? — Это они сделали все плакаты для спектакля и расхвалили его в статье для школьной газеты, так что доступ на капустник для них открыт.

Юлай смеется.

— Я упираюсь, но Лив меня тащит, так что да.

Она скрещивает руки на груди: высокая, стройная, но одета при этом в невыразительные джинсы и свитер. Вот уж кому мне хотелось бы помочь с радикальной переменой имиджа! Правильная одежда и макияж — и она могла бы сойти за сестру Сидни. Вот только она ужасно стеснительная, а Сидни… Ну, Сидни — душа компании.

Лив и Юлай уходят поздравлять остальных, а я привожу в порядок костюмы.

Ко мне присоединяется Мэтью — он плюхается в кресло и изучающее смотрит на меня.

— Не хочешь ли немного опоздать домой. В виде исключения? Я бы помог тебе снять еще парочку клипов.

— Ха! Если я опоздаю, меня навсегда посадят под домашний арест. Но до часа «икс» осталось еще тридцать пять минут. Двадцать из них можем провести здесь.

Он заглядывает в телефон.

— Черт, вряд ли за это время можно раздобыть выпивку.

— Да нам, в общем, это и не нужно, правда?

Он вытирает лоб.

— Тебе, может, и не нужно, но я хочу пить. И двадцать минут… ну, это все равно слишком мало, правда?

— Ну, думаю, да.

К дверям подваливают, толкаясь, его друзья.

— Давай, чувак! — кричат они.

Он встает и целует меня в макушку.

— Скорей бы уже завтрашний капустник. Надо бы повесить табличку «Не беспокоить» на дверях гримерки, а?

Ого! Я начинаю думать, что его планы насыщены событиями побольше моих, но в ответ говорю просто «Пока!»

Сидни, которая уже успела сменить корсет на мини-платье, прикрывающее куда меньше, чем театральный костюм, возвращается. За ней следуют Лив и Юлай.

— Думаю, у тебя получилось, — говорит она.

— Благодаря тебе. Хорошо вам повеселиться.

Хотя никаких вечеринок для труппы на этот день не запланировано, но все же это вечер пятницы. Сидни вздыхает.

— Как же я буду счастлива, когда закончится твой домашний арест!

— Остался всего один день.

Она грозит мне пальцем.

— Так не облажайся! Больше никаких рисковых испытаний, окей?

— Ты что, смеешься? Я прямо сейчас собираюсь домой.

Она обнимает меня на прощание; Лив и Юлай делают то же самое. Потом, как и накануне вечером, я остаюсь одна. Наведя порядок, я достаю телефон и читаю пару десятков сообщений. Большинство из них, как ни странно, довольно лестные. Уф.

Ближе к концу я натыкаюсь на послание от НЕРВа. Большой соблазн его стереть, но какого хрена? Может, они хотели меня поздравить с тем, что я получила столько внимания после довольно тупого испытания.

Я читаю сообщение и мое сердце начинает биться сильнее.

Привет, Ви!

У тебя появилась куча новых поклонников!

Мы приглашаем тебя принять участие в следующем туре и сделаем все, чтобы оно того стоило! Погляди-ка сюда.

Я кликаю на ссылку — неподвижный кадр из моего ролика в кафе, вот только они подредактировали картинку. На мне отпадные, потрясаюшие туфли, которые я запостила на свою страничку в ThisIsMe пару недель назад. Ого! Там же лист ожидания на три месяца, только для того, чтобы купить их в коричневом варианте, а эти — цвета фламинго, ограниченная партия. У НЕРВа, должно быть, неплохие связи. Откуда они узнали, что я хочу эти туфли? Кто-то дал им доступ к моей странице?

Я дочитываю сообщение от НЕРВа.

Чтобы выиграть туфли, сегодня вечером вернись в кафе. Парень по имени Иэн (фото получишь позже) войдет туда в 9:40. Потребуй, чтобы он купил тебе латте. Пока он в очереди, ты должна стоять посреди кафе с закрытыми глазами и петь «Сто бутылок пива на стене стоят», пока он не принесет тебе латте.

Что? Зачем НЕРВу нужно, чтобы я вернулась в кафе, где выставила себя на посмешище? Ну да, конечно, где же еще мне будет больше всего не по себе? Хотя это не важно; я этого сделать не могу. Больше никаких испытаний. Я обещала Сидни.

Но эти туфли…

В конце концов, все вышло неплохо, верно? Ну и, кроме того, в этом испытании никакой воды не будет. Просто спеть и встретиться с каким-то парнем. Я так глубоко задумалась, что не заметила, как подошел Томми. Я показываю ему телефон.

— Ну уж нет, — говорит он.

Я смотрю на часы на экране телефона.

— Если выехать сейчас, как раз успею.

Томми переминается с ноги на ногу.

— Если тебе так хочется участвовать, подпишись завтра в качестве Зрителя.

Но зачем мне платить, чтобы играть, если я могу играть и платить будут мне? Я и так всю жизнь была зрителем.

И потом, я так хочу эти туфли, просто чувствую запах кожи.

Мы стоим и сверлим друг друга взглядами, как ковбои на Диком Западе. Два тощих ковбоя, которые не смогли бы выстрелить из пистолета или проехаться на лошади, даже если бы от этого зависела их жизнь. Но чем больше я думаю об испытании, тем сильнее склоняюсь к «почему бы и нет?».

Томми, похоже, улавливает мое настроение. Он говорит:

— Что ж, если отговорить тебя нельзя, я поеду с тобой. Как видеооператор и телохранитель.

Я стараюсь не смеяться. Потому что компьютерный гений в качестве телохранителя — это все-таки лучше, чем ничего. Наверное. И мне действительно нужен кто-то, кто сможет все это снять. Из нас вышла неплохая команда.

— Но в этот раз поедем на разных машинах, мне нужно будет очень быстро вернуться домой, — говорю я.

По дороге к машине я открываю ссылку и быстро заполняю дополнительную форму, где требуется мое согласие на целый список условий. Я быстро их просматриваю и, нажав ОК, сую телефон в карман. Шея у меня мокрая.

Прежде чем сесть в машину, я спрашиваю у Томми:

— Думаешь, бариста вызовет полицию, как только увидит меня?

Он хмурится.

— Наверное, не сразу.

Непонятно почему, но его ответ меня ужасно веселит. «Не сразу» — пожалуй, это то, что нужно.