Частичка тебя. Мое счастье

Джина Шэй, 2022

Я чертовски устала от разочарований. От мужчин, которые говорят одно, а делают другое. От водоворота странных случайностей, в центре которых, против воли, оказываюсь раз за разом. В конце концов, ведь необязательно выходить замуж! Я могу родить ребенка для себя, исполнить давнюю мечту – стать матерью. И я могу не делиться своим чудом с тем, кто называл случившееся между нами ошибкой. План был прекрасен! Только мнение неуемного бывшего друга я не взяла в расчет. Он узнал о своем отцовстве! Он требует признания его родительских прав. Что думает об этом его невеста? Интересный вопрос! Потому что она не так мила и безобидна, как кажется!

7. Ник

— Я пришла, а она тут лежит. И пена изо рта идет….

Юля рассказывает это уже не в первый раз, но и в этот раз у неё дрожит голос.

Я приезжаю уже к шапочному разбору. Уже после того, как скорая забирает находящуюся в кумаре Шуру и увозит её в больницу.

После того, как Юла убивает час на то, чтобы не дать вколовшей себе убойную дозу морфина Шуре отправиться на тот свет.

Она делала ей искусственный массаж сердца до самого приезда скорой. Прибежавший по первому звонку охранник помогал с искусственным дыханием.

— Объясните мне, — медленно проговаривает Тимирязев, постукивая себя пальцами по предплечью, — у нас что, в медпункте есть морфин?

— По предписанию мы должны держать несколько ампул, для случаев тяжелых травм, — голос Юлы прерывается, — я всегда держала их в сейфе. Закрывала на кодовый замок. Проверяла ампулы раз в три дня. И Шурка, она… Видимо, подглядела код во время последней проверки.

— Подглядела? — повторяет Тимирязев. — Но с чего ей вообще его подглядывать? С чего ширяться морфием?

Юла стискивает руки на коленях, выламывая пальцы. Боится. Боится говорить.

— Говори, Юль, — устало требую я, — ты её всегда выгораживала. И к чему это привело?

— У неё… Были проблемы с этим, — тихо-тихо выдыхает моя невеста отчаянно вцепляясь в свои колени, — Два года… Она проходила лечение…

— Ты протащила наркоманку в мой клуб? — Тимирязев с размаху впечатывает кулак в столешницу. Юля прячет лицо в ладонях. Плечи начинают вздрагивать раз за разом. Плачет.

— Вы не могли бы сбавить тон, Артем Валерьевич, — невесело прошу я, — сейчас кричать уже бесполезно.

— А ты вообще не лезь, — Тимирязев вспыхивает как спичка, — ты — директор клуба, или кто? Какого хрена у меня уже вторая сотрудница на скорой уезжает? А ты в это время где-то болтаешься.

— Если вы считаете, что мое круглосуточное дежурство на рабочем месте поможет исправить ситуацию — мы можем обсудить этот вопрос.

Мы с Артемом смотрим друг на друга.

На данный момент — мы оба взаимно раздражены. Но это не должно мешать делам. Не должно мешать заниматься проблемами.

— Разберись с этим, — шипит он сквозь зубы, — сделай хоть что-нибудь до того, как мы отправились на дно. Директор!

Уходит, хлопнув дверью.

Мы остаемся с Юлой одни.

Я остаюсь наедине с её всхлипами.

— Ну и? — голос звучит пустовато. — Как долго ты собиралась это скрывать?

Медпункт тонет в молчании. Юла, кажется, даже дышать перестает, чтобы быть неслышной.

— Юль, ты ведь понимаешь, чем нам это грозит? Скандалом. Наркоманка в медпункте! Нам прокуратура такой иск вломит, мы год работать на штраф всем клубом будет.

— Она по бумагам — технический работник, — тихо-тихо откликается Юла, — и с неё справку от нарколога не спросили.

— То есть ты прислала к Анжеле на помощь простую техничку?

Я вижу, как стискиваются на колене пальцы Юли. С силой, аж до белых костяшек.

— Шурка училась на медсестру. До лечения, — спуская голос до шепота отвечает. — Мне было плохо. Что было делать?

— Сказать сразу, — безапелляционно проясняю, — ты хоть понимаешь, как сейчас я выгляжу? Этот прокол повесят на меня. А мы с Тимирязевым и так сейчас на ножах.

— А что случилось? — Юля разворачивается ко мне, смотрит на меня огромными темными глазами.

— Не уходи от темы, — я покачиваю головой, не желая касаться причин нашей с Артемом ссоры, — ты не сказала, что твоя племянница, которую по твоей просьбе, устроили работать в клуб, наркоманка.

— Завязавшая.

— Завязавших не увозят в реанимацию с передозом, Юль.

Она снова прячет глаза виновато. И прессовать её, с одной стороны, жалко, с другой стороны — должны же быть границы у её игр в молчанку.

— Её никуда не брали. Это… Запрещено. И Таня меня попросила им помочь. Прикрыть. Я за ней следила.

— Ты? Следила? — я повторяю хрипло. — Ты, моя беременная невеста, следила за тем, чтобы находящаяся в ремиссии наркоманка не сорвалась с катушек? А что бы ты сделала, если бы она сорвалась? Если бы вместо того, чтобы подсмотреть код, она просто двинула тебе стулом по голове ради дозы?

Мир будто подергивается, там, за пеленой ярости, что сейчас заволакивает мне глаза. Давненько я так близко не подбирался к критической границе бешенства. В эту секунду я уже даже с трудом вспоминаю, какими вопросами занимался утром. Что и не удивительно, когда на территории вверенного мне предприятия происходит такой вот трэш.

— Ну прости меня, прости, — Юля отчаянно цепляется в мои руки, — ты бы не разрешил, я знаю.

— Да, потому что твоя безопасность мне важнее, чем просьбы твоей сестры, — взрываюсь я, не удержавшись. Юля сжимается в комочек, снова прикрывает лицо руками, снова начинает всхлипывать.

Нет, этот диалог сейчас бесполезен.

Я оставляю Юлю искать ампулы от морфина — причем если мы не найдем эти чертовы ампулы, вот где нас ждет большая и горячая преисподняя.

Потому что без ампул наркоконтроль организует ответственной за хранение этой дряни Юлы миленькое обвинение в распространении наркотиков. Просто потому что почему бы им его не устроить?

Если Юла ампулу найдет — будет сочинять большую и длинную объяснительную, как технический работник, которую нужно было выдворять из комнаты с сейфом перед каждой проверкой, узнала код.

Помогать ей в настоящий момент даже желания нет.

Это ведь надо было умудриться, промолчать о таком вот “малюсеньком недостатке” у племяшки. После таких вот закидонов почему-то уже даже не очень странно отношение Юлы к своей беременности. Но от того оно выводит меня из себя еще сильнее.

Какие еще секреты скрывает от меня невеста?

Времени переварить происходящее просто нет.

Я не успеваю даже полпути до своего кабинета пройти, как от Тимирязева прилетает гневное “Давай ко мне!” с такой кучей восклицательных знаков, что даже сомнений нет, что сейчас меня ожидает.

С учетом того, что состояние взаимного недовольства друг другом у нас сейчас никуда не делось — легкой эта беседа не будет. И беседой, в принципе, тоже.

Я угадываю.

Тяжелый, густой, вкатывающий в пол рык Тимирязева слышится уже на подступах, и каждый, кто оказывается хотя бы в зоне слышимости, уже испытывает желание втянуть голову в плечи. Из трех извергающихся изо рта Артема слов, два — исключительно матерные.

Мда, давно я его не видел в таком состоянии.

— У вас десять минут разобраться, в чем дело с камерой. Иначе собирайте вещи, — рявкает Артем, когда я вхожу, и почти что швыряет телефон на стол. Опирается на столешницу тяжело.

— Что-то еще случилось?

— А ты и об этом не в курсе? — острый взгляд Артема впивается в мое лицо.

— Ну, если ты меня вызвал, значит, сам собирался рассказать, — сдержанно замечаю, — и видимо, да, случилось. Я слушаю.

С Тимирязевым бесполезно воевать на эмоциональном поле. Он неплохо владеет собой на переговорах, но с сотрудниками работает плохо и регулярно срывается на резкости. И лучше всего возвращает его на землю именно деловой тон. Тогда он припоминает, что он не только хозяин мира, но и еще, ко всему прочему — владелец клуба. И у него должно быть какое-то лицо.

— Во-первых, Вяземский уже знает о нашем случае, — Артем яростно стискивает челюсти, — ему уже сдала все какая-то клубная крыса и я уже получил от него комментарий, в духе, что настолько сомнительные партнеры его юристов не особо устраивают. И нам нужно в срочном порядке или замять эту ситуацию, чтобы, не дай бог, не пошли слухи, что мы тут наркотой торгуем, или — можем помахать деньгам этого старого мудака ручкой.

— Он уже отказался от контракта?

— Он приостановил выплаты до официального результата расследования. Сказал, что подумает над пересмотром или расторжением нашего соглашения, — Артем говорит на одном дыхании, глядя в одну точку, — я его гребаного сыночка наверх турнирной таблицы по гладким скачкам выпихнул, у него два новых спонсора. А Захар Максимович хочет меня кинуть.

— Мы ведь понимали, что так может быть. У Вяземского у самого неважная репутация.

— Да похрен мне на репутацию, ясно, Ник? — Артем взрывается, совершенно ожидаемо. — Ты прекрасно знаешь, что большинство инвесторов спрыгивают на том этапе, когда решают на всякий случай согласовать свои вложения с моим гребаным папашей. А он, конечно же, их не одобряет. Из всех заинтересованных только Вяземский действовал без оглядки.

— Не думал помириться с отцом?

Сам знаю, что эта почва — зыбкая, а тема — опаснее не придумаешь, но есть у меня ощущение, что добровольно Артем к этому решению точно не придет. Последний их конфликт… Закончился паршиво.

Вот и сейчас Тимирязев смотрит на меня злыми глазами, будто прикидывая, какую для меня выбрать казнь.

— Ясно, — коротко опускаю подбородок, снимая необходимость прямого ответа, — а что там было про камеру?

— Вчера вечером перестала работать камера, стоящая у дверей в медпункте, — раздраженно откликается Артем, — и никто из наших красавцев не обратил на это внимания. Не дошел. Не посмотрел. И мне это вообще не нравится. Я велел им поднять логи сигнализаций, но не уверен, что они с этим разберутся сами. Займись этим вопросом ты и как можно скорее. Я не хочу, чтобы у этого долбаного наркоконтроля возникли хоть какие-то сомнения, что вот это дерьмо — результат простой халатности. Нам не нужно, чтобы на нас прилепили ярлык наркодиллеров. Мы должны точно понимать, что происходит, когда они приедут. И знать, в чем каяться. Ты усек?

— Да, — киваю.

— Тогда вали, разбирайся, — Тимирязев хлопает ладонью по столу, — и чем лучше разберешься в вопросе, тем меньше будет вопросов к твоей невесте. И кстати о ней. Пусть справку о беременности мне принесет. А то я с утра уже три приказа на её увольнение сочинил. Без справки пущу один из них в ход.

Я киваю, без лишних комментариев. Сегодня даже защищать Юлу нет никакого желания. Её выходка зашла слишком далеко.

Фронт грядущих работ не радует совершенно. Совершенно непонятно, как все это разгребать. И ведь ни единого светлого пятнышка на горизонте…

День такой, что куда бы я ни двигался, на полдороги меня настигают звонки. Вот теперь — на первой ступеньке охранного пункта телефон в кармане снова оживает. Юла…

— Ты нашла ампулы? — спрашиваю её в лоб. Не хочу терять время на ходьбу вокруг до около.

— Мне звонил мой врач, — голос невесты звучит неожиданно холодно и нервно, — зачем ты к ней ездил, Ник?

Обожаю свою жизнь. Вот именно этого разговора мне сейчас и не хватало!

Настроенные на получение СМС часы слабо вибрируют, сообщая мне о прилетевшем сообщении.

Отрываюсь на секунду от звонка, смотрю на прилетевшее от секретарши сообщение.

“Приехал клиент, просит о встрече с директором”.

Самая веселая жизнь — это когда наваливается все и сразу.

Но разумеется, в текущей ситуации терять клиента — самое последнее что мы можем себе позволить.

— Как ты мог? — всхлипывают там, в телефонном динамике. Там никто никуда не ушел, там по прежнему жаждут объяснений и поесть мой мозг чайной ложечкой.

— Мог что, Юль? — я шагаю в сторону административного корпуса. — Озаботиться состоянием своей беременной невесты? С каких пор это преступление?

— Я тебя просила! — она даже не говорит, она кричит, так, что если отнести трубку от уха на расстояние вытянутой руки — барабанной перепонке все равно будет больно. — Просила не давить на меня! Просила уважать мое мнение! Хотя бы до свадьбы!

Первый раз наблюдаю её в таком состоянии. И оно ведь не удивительно. У неё было тяжелое утро. Шура отожгла как не отожгла бы Ключевская Сопка, теперь вот у ответственной за хранение морфия Юлы нависла над головой угроза служебного разбирательства, и ситуация складывается стрессовая в принципе. И все-таки…

Не все-таки! Она беременна! Нам нужен мир.

— Тебе стоит успокоиться, Юль, — я смягчаю тон, добавляя ему виноватых ноток, — мы ведь не хотим, чтобы и у тебя был нервный срыв? Не хотим рисковать нашим с тобой малышом?

— Я тебя просила! — она не желает униматься. — Просила дать мне время. Зачем ты явился к моему врачу? Ты мне не доверяешь, Ник?

— Хочешь сказать, у меня нет повода?

Я не хотел произносить эту фразу.

Она вырвалась из самых темных моих глубин, куда я обычно заталкиваю всю свою паранойю, которой только пальчик покажи.

Вырвалась и ударила в тяжелый набат, заставляя Юлю с той стороны резко замолчать.

Господи…

Сказать такое беременной девушке…

Почти то же, что ударить…

Ненавижу себя за эту неосторожность, но в то же время чувствую… Слабый отголосок удовлетворения.

Она ведь должна понимать, что лишает меня абсолютно всего.

Я бы каждую минуту с ней был. С ней и с малышом. Врезал бы в память каждую секунду развития нашего с ней ребенка. В ней.

Её беременность должна была нас сплотить. Но все произошло наоборот. Если до принесенного мне теста с двумя красными полосками наши отношения можно было назвать неплохими, пусть от чувств голова и не кружилась, то после…

Сегодняшний скандал — он давно назревал, на самом деле.

— Так может быть, ты и жениться на мне уже не хочешь? — всхлипывает Юля, и я прикрываю глаза.

Может быть…

Хотя нет.

Я точно знаю, что в глубине души сомнений нет никаких. Никаких “может быть”…

Вот только сейчас ведь вопрос не в том, чего я хочу или не хочу. Сейчас ведь вопрос в том, способен ли я нести ответственность за свои действия и свои поступки.

И Юля…

Я её выбрал. Сам решил зайти с ней дальше, чем стоило.

— Успокойся пожалуйста, — прошу я устало, — нам с тобой не нужны скоропалительные решения. Сейчас — и без того слишком много проблем. А твой врач… Я просто хочу знать больше, Юль. Я боюсь за тебя и малыша.

— Боишься? — тон невесты становится чуть другим. Как будто в темной буре намечается просвет. — Ты любишь меня, Ник?

— Ты ведь это знаешь, — стараясь не сбиться с шага, поднимаюсь по ступенькам к дверям, — давай поговорим вечером? Меня уже ждут.

— Давай, за ужином, — Юла всхлипывает и все-таки начинает спокойней дышать, — я плов приготовлю, хочешь?

Что угодно, лишь бы она успокоилась. Лишь бы угроза ребенку стала минимальной.

— Кстати, занеси, пожалуйста, Артему Валерьевичу справку о беременности, — спохватываюсь я уже у самой двери в холл.

— З-зачем? — голос Юлы неровно вздрагивает.

— Затем, что он сейчас не в духе. И может тебя уволить. Если у тебя нет — позвони врачу и попроси выписать. Это срочно.

На этой фразе я заканчиваю разговор, выдыхая. Стираю с лица все лишние эмоции, нацепляю приветливую улыбку, шагаю в свою приемную.

— Доброе утро.

— Доброе-доброе, — мой гость вопреки ожиданиям не скучает на диване, а стоит у стены, на которой развешаны фотографии счастливых клиентов, и внимательно их изучает.

Оборачивается ко мне, и я быстро оцениваю стоящего передо мной человека. Цепкий взгляд, уверенная жестикуляция, общая хорошо ощущаемая аура уверенности. Костюм, часы — это все мелочи, на самом деле, статус не всегда прячется в них. Хотя тут и с этим полный порядок.

Руководитель. Что ж, неплохо, значит, и заказ будет весьма приличный.

— Николай Ольшанский, директор клуба, — аккуратно сглатываем “этого бедлама”. То, что могло бы прозвучать как шутка, сейчас выглядит печальной правдой. Ох, Энджи, как мне тебя сейчас не хватает.

— Берг. Дмитрий Берг, — белозубо улыбается мужчина и жмет протянутую мной руку.

Дмитрий оказывается владельцем айти-предприятия.

— Не “Майкрософт”, конечно, но и на свой офис денег нам хватило, — смеется он, рассказывая о своей работе, — правда ребята у меня немного зажатые. Замкнутые. Как и многие программисты, расшевелить их довольно сложно. А у нас два года со дня основания, хотелось устроить ребятам что-то особенное. Вот и решили провести тимбилдинг в конном клубе.

Хорошее дело. Абсолютно понятное и одобряемое.

Периодически и мы с Артемом обсуждаем необходимость чего-то такого, но как ни обсуждали — сошлись на том, что мероприятия такого рода вряд ли имеет смысл проводить раньше, чем весной. А до неё еще поди доживи.

— У нас есть немало наработок тимбилдинговых мероприятий, — улыбаюсь, делая широкий жест в сторону двери в мой кабинет. Приглашаю. Там у меня все, и брошюрки с программами, и прайсы, и чего там только нет. Да и экскурсию по территории клуба я ему проведу, покажу все самые примечательные места.

Господи, только бы этот чертов наркоконтроль не приехал в этот неурочный час. Как говорится, дайте мне один час на охмурить этого мужика, а потом я готов хоть к расстрельной стенке шагать.

Дмитрий охотно шагает за мной, но зачем-то все-таки останавливается, бросает взгляд туда, обратно, на стену фотографий, с лошадьми и радостными лицами. Будто цепляется за что-то. Увлекает и меня. И прослеживая траекторию его взгляда, меня будто простреливает молнией. От затылка и до кончиков пальцев на ногах.

Энджи!

Двухгодичной давности фотка, из тех времен, что канули в Лету и подлежат забвению. Меня на фотке нет, я где-то там за кадром. Ловкий клубный фотограф, бродящий по территории клуба, ежедневно ищущий жертв для групп в соцсетях поймал удивительно медитативный момент, когда Энджи вовсю бодается со своим упрямым Люцем, запустила пальцы в его гриву. Такая живая, такая улыбчивая, какой никогда не бывает на работе. Какой я её целую вечность не видел…

Но ведь её здесь не было.

— Ты обновила фотографии? — бросаю взгляд на секретаршу.

— Да, я же вас позавчера спрашивала об этом, Николай Андреевич, — девушка не понимает моего удивления, — вчера распечатала, вставила в рамки. Сегодня с утра развесила…

— Ты самый оперативный секретарь на свете, Валентина, — я одобрительно киваю, а моя собеседница смущенно краснеет.

— Что ж, давайте уже обсудим ваше мероприятие, — я распахиваю перед Дмитрием дверь в кабинет.

Любопытство гложет зубами голодной тигровой акулы.

Он просто смотрел на фотки?

Или на эту конкретную?

Мне показалось или нет?

Он знает Энджи?

Лучше самого Дмитрия никто и не скажет.

Но устрой я сейчас допрос клиенту, вместо того чтобы убедить его выбрать наш клуб для своего корпоративного сабантуя, — и хороший заказ уплывет, помахав нам радужным хвостом.

Так что… Любопытство приходится заткнуть, а вот красноречие пустить в особенно далекий разгул.

Я люблю общаться с клиентами. В конечном итоге всех их сюда привело то же самое, что и меня когда-то. Любовь к большим и сильным животным с умными глазами.

И какой бы ни был далекий от идеала человек, но в итоге одна общая точка у меня с каждым приходящим в Артемис имеется. И опираясь на неё, я могу уболтать клиента на что угодно. Заворожить увлекательными историями об уже проведенных мероприятиях, провести по дорожке между вольеров, жестом фокусника уронить яблоко в ладонь собеседника.

И вот уже его внутренний мальчишка, который жив даже под доспехом взрослого состоявшегося мужика, тянет это самое яблоко к нетерпеливым лошадиным губам.

— От вас и вправду не хочется уезжать, — негромко вздыхает Дмитрий под звонкий хруст яблока в крепких челюстях Данко, самого общительного клубного коня, — знаете что, я не буду больше никого искать. Мне у вас нравится.

Фокус удался. И даже наркоконтроль не испортил мне картинку. Есть все-таки хорошие боги, и они определенно болеют за Артемис.

— Договор можем подписать у меня в кабинете.

Обратно идем, обсуждая нюансы грядущего мероприятия. Разговор становится все менее и менее формальным. Я рекомендую аниматоров, зная, кто действительно лучше всех вытянет этот заказ, а сам внутренне примеряюсь — когда уже настанет время спросить про Энджи. И в каком, блин, контексте? Наверное, стоит все-таки дойти до приемной и уже там…

Дмитрий останавливается так резко, как будто налетает на стену. Я по инерции еще делаю два шага вперед, а потом спохватываюсь и оборачиваюсь к клиенту.

— Дмитрий?

Он почему-то не реагирует. С неподвижным лицом стоит и смотрит влево, не двигаясь с места. И снова мне приходится прослеживать траекторию его взгляда, только в этот раз мои глаза останавливаются на ступеньках клубного ресторана. На двух девушках, сидящих за неубранным столиком летней веранды и что-то бурно обсуждающих. В одной из девушек я к своему удивлению узнаю Юлу, во второй — Арину, одну из официанток. Они с Юлой дружат, по крайней мере “я слышала от Аринки” я от невесты слышу чаще, чем “мне мама сказала”.

— Это кто? Клиентки? — голос Дмитрия звучит неожиданно хрипло. Это не страх, но что-то не очень от него далекое.

— Сотрудницы, — осторожно проясняю. Причины для такой реакции мне не понятны, но…

— Я передумал, — неожиданно резко Дмитрий встряхивает головой, — я найду для своего мероприятия другой клуб. Извините, что отнял время, Николай.

Я даже окликнуть и отговорить его не успеваю.

Он просто разворачивается и быстрым шагом уносится к клиентской парковке.

Я в ступоре провожаю его взглядом. Что это было, черт возьми?