Дни прощаний

Джефф Зентнер, 2017

«Вы где, ребята? Ответьте». Это последнее сообщение, которое семнадцатилетний Карвер Бриггс отправил своим лучшим друзьям Марсу, Эли и Блейку. Он не мог даже предположить, что из-за невинного смс его друзья погибнут. Теперь Карвер винит себя в автокатастрофе. И не он один – семьи его погибших друзей твердо намерены призвать Карвера к ответу. В попытке справиться с горем Карвер устраивает «дни прощаний» с Марсом, Эли и Блейком, по кусочкам собирая воспоминания о своих друзьях и самого себя – заново…

Оглавление

Из серии: #YoungLife

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Дни прощаний предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 2

Я — семнадцатилетний специалист по похоронам.

В наших планах значилось закончить последний курс колледжа при Художественной академии Нэшвилла, штат Теннесси. А затем Эли собирался поступить в музыкальный колледж Беркли, чтобы изучать игру на гитаре. Блейк выбрал Лос-Анджелес, решив испытать себя на поприще комика и всерьез заняться написанием сценариев. Марс еще не знал, куда отправится. Зато он знал, что точно попробует себя в качестве иллюстратора комиксов. Ну, а я собирался рвануть в Севани или Эмори, чтобы посвятить жизнь литературному творчеству. Таковы были наши планы.

Но в эти планы не входило, что мне придется ждать, когда предадут земле третьего члена Соусной Команды. Вчера были похороны Марса. Днем раньше — похороны Эли.

Похороны Блейка проходят в крохотной белой баптистской церкви, одной из 37 567 крохотных белых баптистских церквушек, затерявшихся на просторах округа Дейвидсон. В ней противно пахнет галетами с отрубями, клеем и старым ковром. Стены украшены нарисованными пастелью изображениями Иисуса. На этих картинах Иисус, напоминающий бородатый леденец на палочке, раздает голубых и зеленых рыбок множеству других нарисованных фигурок. Кондиционер не справляется с августовской жарой, и я нещадно потею в темно-синем костюме, который помогла мне выбрать моя сестра Джорджия. Точнее, она выбрала его за меня, пока я в оцепенении стоял рядом. Я лишь на мгновение вышел из ступора, чтобы заявить, что рассчитывал на черный костюм. Джорджия ласково объяснила, что темно-синий цвет подходит как нельзя лучше и я смогу носить костюм после погребения. Она постоянно забывала произносить это слово во множественном числе — погребений. А может быть, и нет.

Я сижу в последних рядах церкви, уткнувшись лбом в спинку скамьи передо мной, наблюдая, как кончик моего галстука раскачивается взад-вперед, и размышляю о том, как люди доходят до такой жизни, когда все вокруг начинают говорить: «Эй! Постой-ка! Чтобы я смог серьезно к тебе относиться, ты должен нацепить себе на шею яркую остроконечную полоску ткани». Голубой ковер повсюду испещрен белыми пятнами. Интересно, кто придумал дизайн ковра? Чье это творение? Кто говорил: «Нет! Нет! Еще чего-то не хватает! Добавим… белые пятнышки! И вот тогда мой шедевр будет завершен!»? Я обмозговываю всю эту чепуху, потому что старый добрый абсурд нашей жизни — едва ли не единственное, что может отвлечь меня, а именно сейчас мне необходимо отвлечься.

Лоб разболелся от соприкосновения с твердой и гладкой деревянной спинкой скамьи. Надеюсь, со стороны кажется, что я молюсь. Это самое подходящее занятие во время отпевания в церкви. Кроме того, так я могу избежать ненужных разговоров о разных пустяках (которых терпеть не могу ни при каких обстоятельствах). Люди рассаживаются вокруг с тихим скорбным шепотом, словно рой печальной саранчи. Разве это не ужасно… Какая потеря… Он был так молод… Он был таким жизнерадостным… Он был… Он был… Он был… Люди прячутся за избитыми фразами. Человеческий язык беспомощен перед лицом смерти. Но, думаю, в подобных обстоятельствах было бы чересчур просить людей отклониться от старых добрых проверенных штампов поведения.

В церкви множество людей. Родственники Блейка из Восточного Теннесси. Прихожане из церкви Блейка. Друзья Наны Бетси с работы. Группа наших одноклассников из колледжа при Художественной академии Нэшвилла. С большинством из них я в весьма неплохих отношениях, с некоторыми мы даже дружим. Кое-кто подходит, торопливо выражает соболезнования и сразу отходит в сторону, оставляя меня одного, но я им благодарен за это. Конечно, только в том случае, если они оставляют меня из сострадания, а не потому, что Адейр уже всех убедила, что я — убийца.

Рядом со мной раздается шорох, мягкая обивка скамьи слегка прогибается, я ощущаю тепло и терпкий, пронизанный солнцем аромат жимолости. Если какой запах и бросает вызов смерти, то это точно запах жимолости.

— Привет, Карвер.

Я поднимаю голову. Это Джесмин Холдер, девушка Эли. Бывшая девушка? Они не расставались. Встречались где-то около двух месяцев. У нее темные круги под глазами. Горе припорошило ее лицо, словно пыль.

— Привет, Джесмин.

— Можно я присяду здесь?

— Конечно. — Рад, что Адейр не добралась хотя бы до одной будущей однокурсницы.

— Ну да я и так уже здесь сижу.

— Кто-то сказал, что легче попросить прощения, чем разрешения.

— Ты здесь один? — спрашивает Джесмин. — На двух других похоронах ты был с девушкой.

— Это моя сестра Джорджия. Она сегодня на работе. Прости, что мы так и не поговорили с тобой на двух предыдущих похоронах.

— Мне было не до разговоров.

— Понимаю. — Я тяну книзу свой галстук. — Неужели здесь действительно так невыносимо жарко?

Вообще-то лучше бы меня сожрал «дракон» с Комодо[1], чем вести всю эту болтовню. Но иногда ты делаешь то, что должен.

— Да, но у меня филиппинские гены и я нормально переношу жару, — говорит Джесмин.

Мы некоторое время сидим молча, пока она разглядывает присутствующих.

— Я узнаю многих людей с двух других похорон.

Я слегка приподнимаю голову.

— Многие собираются в Художественную академию Нэшвилла. Твои планы не изменились?

— Конечно, нет. Ты ведь не думаешь, что я хотела поступить туда из-за Эли, правда?

— Нет. Ну, я не знаю. Нет.

— Две девчонки из академии в прошлом году попали в фортепианную программу Джуллиарда. А это невероятная удача. Поэтому я решила поступать туда еще до того как встретила Эли.

— Я рад, что ты держишься. Я не имею в виду ничего плохого.

— Нет проблем. Но сейчас так странно говорить об этом.

— Сейчас вообще обо всем странно говорить.

— Да.

Впереди, с трудом передвигая ноги и рыдая, к кедровому гробу Блейка приближается Нана Бетси, чтобы еще раз провести ладонью по его гладкой поверхности до начала погребальной церемонии. Я сделал то же самое до того, как сел на скамью. Аромат кедра. Острый и чистый. Этот запах совсем не подходит для того, чтобы исчезнуть под землей. Гроб закрыт. Людям нельзя видеть, как выглядит жертва несчастного случая. И потому на закрытой крышке гроба установлена фотография Блейка на деревянной подставке. Он специально хотел выглядеть на ней смешно. Это фотопортрет, сделанный в универмаге Олан Миллз или Сирс-студио, или где-то еще в этом роде. На Блейке свитер из сэконд-хэнда в стиле 80-х и брюки цвета хаки со складками. Он держит в руках огромного сердитого персидского кота. Своего кота у него не было. Он его специально позаимствовал для этой фотографии. И в этом был весь Блейк. На его круглом лице сияет искренняя и счастливая улыбка. Глаза закрыты, словно он моргнул во время вспышки. Блейк считал фотографии с моргнувшими людьми очень забавными.

Я не мог сдержать улыбки, увидев это фото. Даже в таких обстоятельствах. Стоило Блейку только войти в комнату, и я уже заранее начинал смеяться.

— А почему твои родители не приехали? — спросила Джесмин, отвлекая меня от воспоминаний.

— Они в Италии, отмечали двадцать пятую годовщину свадьбы. Пытались вернуться, но не смогли достать билеты, а отец еще умудрился потерять паспорт. Они возвращаются завтра.

— Хреново.

— А почему ты не сидишь с родителями Эли?

Джесмин скрещивает ноги и смахивает белую пушинку с черного платья.

— Сначала я сидела с ними. Но Адейр слишком раздражена. А потом я увидела, что ты сидишь здесь такой одинокий.

— Возможно, я всегда так выгляжу.

Она откинула с лица темно-рыжий завиток волос, и ощутил запах ее шампуня.

— Мне стало бы очень неловко, если бы я подошла к тебе выразить сочувствие, а ты в нем не нуждался.

— Адейр не понравится, что ты подошла ко мне.

— Да уж. Но жизнь — сплошной риск.

Усталость дает о себе знать. За последние три дня я спал от силы несколько часов. Я тру глаза и поворачиваюсь к Джесмин.

— Ты разговаривала с Адейр или с родителями Эли после того, что произошло? — Сказав это, я тут же понимаю, что не представляю себе, каково мнение самой Джесмин о случившемся. Недосып настолько притупил мои реакции, что я задаю вопросы, ответы на которые, возможно, не готов услышать.

Она открывает рот, чтобы ответить, но в этот момент начинается служба. Мы склоняем головы, пастор из церкви Блейка читает молитвы, а затем произносит слова утешения из Евангелия. Все это больше напоминает мне роскошные похороны Марса в американской православной Церкви Нового Вефиля, чем скромное прощание с Эли в зале гражданской панихиды братьев Коннелли. Родители Эли атеисты, и это были первые похороны, на которых не упоминался Бог. Мне всего семнадцать, а мой похоронный опыт уже, возможно, не меньше, чем у людей в два раза старше меня.

Шестеро участников хора из Художественной академии Нэшвилла исполняют реквием а капелла. Они пели его и на похоронах Марса и Эли. Слезы струятся по лицу Джесмин, словно русла рек. Она скомкала бумажную салфетку и вытирает глаза и нос, глядя прямо перед собой. Я не понимаю, почему не плачу. Мне следовало бы расплакаться. Возможно, по той же причине снег не идет, когда слишком холодно.

Один из дядьев Блейка читает Первое послание к Фессалоникийцам 4:14–17 с сильным акцентом жителя Восточного Теннесси. Его большие ладони дрожат. И голос тоже дрожит. Мы верим, что Иисус умер и что Он воскрес, и поэтому верим, что вместе с Иисусом Бог приведет и тех, кто умер с верой в Него. Мы теперь говорим вам со слов Господа, что мы, которые будем еще в живых к тому времени, когда придет Господь, нисколько не опередим тех, кто к этому моменту уже умрет. Потому что Господь сам придет с небес (о чем возвестят громкий клич, голос архангела и труба Божья), и умершие с верой во Христа воскреснут первыми. Потом и мы, оставшиеся в живых, будем вместе с ними подняты на облаках, чтобы встретить Господа в воздухе, и уже всегда с той поры будем с ним[2].

На спинку скамьи передо мной опускается муха и принимается потирать задние лапки. Эта муха жива, а Блейка больше нет на свете. Мир вокруг переполняет пульсирующая, гудящая жизнь. И только в деревянном гробу посреди церкви ее нет. Там все совершенно неподвижно. А причиной этой неподвижности стало мое абсолютно банальное, рутинное действие, обычная смс-ка друзьям. Человеческий эквивалент мухи, потирающей задние лапки. Это то, что мы обычно делаем. И это никак не должно было убить трех моих лучших друзей.

Нана Бетси, хромая, ковыляет к кафедре проповедника, чтобы произнести надгробную речь. У нее больные колени. Она долго собирается с духом. В ее руках ничего нет, словно она намеревается произнести то, что у нее на душе. И судя по ее выражению лица, она не знает, с чего начать.

Я стараюсь затаить дыхание, чтобы не нарушить тишину, повисшую вокруг. Во рту пересохло, а голова начинает раскалываться от боли. Горло саднит, словно там что-то застряло. Шаткая стена, которую я выстроил — которую каждый из нас выстроил, чтобы защитить окружающих от проявлений своей скорби, — начинает рассыпаться в прах.

Наконец Нана Бетси откашливается и начинает говорить.

— Жизнь Блейка не всегда была легкой. Но он жил радостно. Любил свою семью. Любил друзей. И они любили его.

И вот стена рушится и наружу выплескивается бурлящее серое море. Я упираюсь локтями в колени и закрываю лицо ладонями. Прижимаю ладони к глазам, и горячие слезы сочатся сквозь пальцы. Я дрожу. Джесмин кладет руку мне на плечо. Наконец боль в горле стихает, словно вскрылся нарыв, полный слез.

— Блейк был веселым, — говорит Нана Бетси. — Если вы были знакомы с ним, то наверняка он не раз смешил вас.

Слезы стекают по запястьям и пропитывают манжеты рубашки. Они капают на голубой ковер с белыми пятнами. На какой-то миг я думаю обо всех местах, где оставил крупицу себя. Теперь крошечная часть этой церкви хранит мои слезы. Возможно, после моей смерти можно было бы вырезать кусок ковра и извлечь мою ДНК из впитавшихся в него слез, а затем воскресить меня. Возможно, именно в этом и будет заключаться воскресение из мертвых.

— Вспоминайте о нем каждый раз, когда кто-то заставит вас смеяться. Вспоминайте о нем каждый раз, когда сами рассмешите кого-то. Вспоминайте о нем каждый раз, когда услышите чей-то смех.

Я глубоко вздыхаю, и воздух со свистом и дрожью врывается в легкие. Возможно, звук чересчур громкий, но мне плевать. Я специально сел в самом конце, и по крайней мере никто не оборачивается, чтобы взглянуть на меня.

— Я с нетерпением жду дня, когда снова увижу его и обниму. А до тех пор верю, что он будет сидеть у ног нашего Спасителя. — Она умолкает, чтобы собраться с силами и закончить свою речь. — И, возможно, он смешит и Иисуса. Спасибо всем, что пришли. Для Блейка это многое бы значило.

Поминальная служба завершается. Я встаю, чтобы нести гроб. На похоронах Марса и Эли меня никто не просил нести гроб.

Джесмин дотрагивается до моей руки.

— Эй… Хочешь поехать на кладбище?

Я благодарно киваю ей и прихожу в себя. Словно очнулся от одного из тех кошмаров, когда ты плачешь и просыпаешься на подушке, мокрой от слез. Твое горе подобно зверю, бесформенному существу, наслаждающемуся безумием кошмаров. Проснувшись, ты не можешь вспомнить, из-за чего плакал. Или вспоминаешь, что плакал, потому что тебе предлагали шанс на искупление. И понимая, что это всего лишь сон, продолжаешь плакать, потому что надежда на искупление — это еще одна твоя потеря. А ты устал от потерь.

Я помог донести гроб Блейка до катафалка. Он весил тысячу фунтов. Я помню, учитель естествознания как-то спросил: «Что весит больше, фунт перьев или фунт свинца?». И все ответили, что фунт свинца. Но пара сотен фунтов лучшего друга и гроб не весят столько же, сколько пара сотен фунтов свинца или перьев. Этот вес гораздо больше.

* * *

От выхода из церкви до катафалка совсем близко, но в послеполуденной жаре я взмок, добравшись наконец до старого пикапа «Ниссан», принадлежащего Джесмин.

— Прости, кондиционер не работает, — говорит она, смахивая нотные тетради с пассажирского сиденья.

— И ты не умираешь от жары, когда куда-нибудь едешь?

— А ты не можешь спросить как-нибудь по-другому?

— Ты не испытываешь ужасного дискомфорта, но не смерть в буквальном смысле этого слова, когда куда-нибудь едешь? — Я забираюсь в машину и опускаю стекло.

Большую часть пути мы едем молча, влажный и горячий воздух обдувает наши лица. Кожа на моих щеках стянута от засохшей соли слез.

В паре кварталов от кладбища Джесмин спрашивает:

— Ты в порядке?

— Да, — лгу я. Проходит несколько секунд. — Нет.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Дни прощаний предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

1

Огромный варан с индонезийского острова Комодо.

2

Новый русский перевод.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я