Бунтарка

Дженнифер Матье, 2017

С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе. Очень скоро Вивиан понимает, что она начала самую настоящую революционную борьбу за права девушек.

Глава четвертая

Бабушка с дедушкой собираются на игру, а мама снова на работе допоздна. Я звоню всем по очереди и говорю, что мне нехорошо и я останусь дома. Мама дает мне те же советы, что и медсестра Гарсиа, а потом просит позвонить ей, если мне станет хуже.

Но я не чувствую себя хуже.

Наоборот. Я чувствую свободу и легкость от того, что почти весь город едет в Рефуджио, а я остаюсь в своем доме совсем одна.

Интересно, поедет ли Сет на игру? Может, его возьмут с собой родители? Как часть исследования для какого-нибудь перформанса «Жизнь в маленьком техасском городке». Может быть, он уже умоляет их вернуться в Остин. Возможно, он никогда и не существовал, и это просто плод моего воображения.

Когда наступают сумерки, я разогреваю пиццу с пепперони и несу ее в спальню на бумажной салфетке. Мне нравится есть в кровати. Это выглядит таким неправильным и оттого жутко привлекательным. Я аккуратно снимаю и съедаю все кусочки пепперони и, прежде чем приняться за сыр, включаю документальный фильм о солистке группы Bikini Kill. Когда мы смотрели его первый раз с мамой, я поглядывала на нее во время титров. В полутьме на ее лицо падал свет от экрана телевизора, и я видела, как она смаргивала слезы и улыбалась. Сложно было понять, грустит она или радуется. Интересно, сколько тебе должно быть лет, чтобы испытать ностальгию? Можно ли чувствовать ностальгию по тому, что ты сам никогда не переживал? Мне кажется, именно это я ощущаю, когда думаю о «Бунтарррках».

Я доедаю пиццу, вытираю жир с пальцев и губ и похлопываю по кровати, чтобы Джоан Джетт запрыгнула ко мне и пристроилась рядышком, пока я смотрю фильм. Кэтлин Ханна — так зовут солистку — говорит и об идее культуры спальни девушки. У каждой девушки есть тайный мир в ее спальне, где она может воображать и творить. Было бы здорово, если бы девушки могли делиться этим тайным миром с другими девушками. Это и пытались сделать «Бунтарррки». Они пытались помочь девушкам с одинаковыми взглядами, ценностями и интересами найти друг друга. Поскольку тогда интернета не было, они делали это с помощью зинов, музыкальных групп и песен, шоу и кассет, которые продавали за пять долларов.

Сидя в полутьме спальни и глядя на Кэтлин и других «Бунтарррок», я думаю о маминой коробке, о Чудо-женщине, о старых полароидных фотографиях девушек с черной помадой на губах, которые готовы покорить мир. О неоновых зеленых листовках, которые рекламировали конвент «Бунтарррок» в Вашингтоне, о сборе средств для жертв насилия.

Дерзко. Красивое слово из словаря, которое дало бы мне несколько лишних баллов в одном из глупых тестов мистера Дэвиса.

«Бунтаррркам» было неважно, что думали другие люди. Они хотели, чтобы их увидели и услышали.

Потому что они были дерзкими и смелыми.

Я сворачиваюсь калачиком на кровати, а идея, зародившаяся у меня в голове, начинает обретать форму.

До моего третьего класса мама курила. Она пыталась это скрывать, когда я была совсем маленькой, но потом я узнала, и она извинялась каждый раз, когда выходила на заднее крыльцо покурить.

— Ох, Вивви, прости, — говорила она, вздыхая. — Я правда пытаюсь бросить, но это так сложно.

Тогда я придумала одну штуку.

Я вырезала дюжину бумажек размером с ладонь и написала на них: «курение убивает», «курение вызывает рак», «я не хочу потерять моего единственного родителя». Я морщусь, вспоминая последнюю надпись, но тогда я была честной девочкой и била в самое слабое место. Я украсила надписи черепушками, перекрещенными костями и фигуркой из палочек, изображавшей меня, плачущую рядом с надгробием, на котором написано: «покойся с миром, мама». Потом я спрятала эти таблички по всему дому. За дезодорантом в маминой аптечке. В ящике с бельем. Запихнула в коробку с яйцами. Даже спрятала одну в ее пачку сигарет Camel lights.

Мама нашла первую записку (спрятанную в упаковке хлопьев Special K) и помахала ею перед моим носом за завтраком:

— Вивиан, это ты сделала? — спросила она, подняв бровь.

— Я не знаю-ю-ю-ю-ю, — ответила я, так же приподнимая бровь. — Может, это какой-то неизвестный борец против курения?

Мне нравилось играть в тайного мстителя. Даже если в душе я знала, что не такой уж он и тайный.

Мама закатила глаза. А потом случилось кое-что странное. После того как она нашла все таблички, мама прекратила курить. Навсегда.

Миссия выполнена.

Фильм кончился, и я иду к маминому столу в гостиной. Тело гудит от возбуждения. Я скрещиваю пальцы, надеясь, что наш сломанный принтер, который печатает через раз, сегодня будет работать.

Я беру старые мамины журналы и делаю пометки. На самом деле я краду идеи. Не думаю, что девушки, создавшие Girl Germs, Bikini Kill и Sneer, были бы против. В действительности, они, наверное, порадовались бы.

Я читаю так называемый Манифест «Бунтарррок». Это один из зинов Bikini Kill, и мне интересно, сама ли Кэтлин Ханна его написала.

Мы не хотим подстраиваться под чьи-то (мужчин) стандарты о том, что правильно, а что — нет.

Мы злимся на общество, которое говорит нам, что Девушка = Глупая, Девушка = Плохая, Девушка = Слабая.

Мы всем сердцем верим, что девушки — это революционная сила, которая может изменить мир.

Я вспоминаю обиженное выражение лица Люси Эрнандез, когда Митчелл Уилсон сказал ей приготовить ему сэндвич. Я думаю об отвратительной футболке Джейсона Гарза и его покачивающихся тупых бедрах. Моя жизнь в Ист Рокпорте проносится чередой собраний болельщиков и ванильных пустых разговоров в столовой с девочками, которых я знаю с детского сада. Я думаю о том, что будет после школы: пойду в колледж, найду неплохого парня и неплохую работу и буду проводить пятницы на футбольных играх Ист Рокпорт Хай, пока мне не исполнится восемьдесят лет.

Я делаю вдох и снимаю колпачок с гелевой ручки. Для начала мне нужно правильное название. Мои глаза скользят по потрепанным обложкам журналов. Я беру один под названием «Рык», подношу его близко к лицу, закрываю глаза и делаю глубокий вдох, представляя, что могу ощутить заплесневелый запах подвалов и складов, где «Бунтарррки» устраивали выступления за три доллара. Представляю, что я слышу слова песни, которые они так тщательно вписали на страницы зинов.

Я не буду твоей куколкой,

Я не буду твоей королевой красоты.

Девчонка, давай потанцуем босиком,

Давай будем держаться за руки всю ночь!

Давай, испытай нас, парень!

Мы любим давать отпор!

Эти последние строки — мои самые любимые.

Я вижу перед собой «Бунтарррок» — и мою маму среди них — идущих по ночным улицам в ботинках Doc Martens, с хулиганской прической и темной помадой. Они готовы постоять за то, во что верили. То, что считали правильным.

Грозные. Неприкасаемые. Неудержимые. А если вспомнить слова бабушки — абсолютные мокси.

Внезапно у меня появляется идея.

Сосредоточившись, уверенной рукой я вырисовываю буквы. Я дописываю название и добавляю идеальный слоган. Закончив, я разминаю затекшую шею — я долго просидела, согнувшись над своим творением. С восхищением я смотрю на свою работу и чувствую, как адреналин бежит по венам. Я улыбаюсь.

Такой возбужденной я уже не чувствовала себя долгие годы.

* * *

До возвращения мамы остается час, я беру законченные странички, аккуратно прячу их в папку по математике, а ее отправляю в рюкзак. Прежде чем храбрость покинет меня, я вытаскиваю велосипед из гаража и отправляюсь в центр города Ист Рокпорт.

Город почти вымер, на «Молочной королеве» и «Сонике» виднеются таблички: «Закрыто на время матча». Желтый свет уличных фонарей освещает пустые улицы и парковки. «Копирка» находится с краю делового центра. Это одно из немногих мест в Ист Рокпорте, которое всегда открыто до полуночи. Я проезжаю мимо аптеки «Волгринс» и парикмахерской, где бабушке и дедушке когда-то пришлось сильно потратиться, чтобы перекрасить маме волосы.

Вокруг так тихо, что я кажусь последним выжившим жителем города привидений. Липкий осенний воздух пахнет машинным маслом и бензоколонками. Если я сделаю глубокий вдох, то не уловлю ни намека на солоноватый запах воды морского залива всего лишь в нескольких кварталах отсюда. В Ист Рокпорте легко забыть, что ты живешь рядом с океаном. Не то чтобы Мексиканский залив считался океаном. Прошлым летом в нем плавало столько фекальных масс, что пляжи закрыли на две недели. Прямо настоящий Ист Говнопорт.

Я аккуратно паркую велосипед и иду в «Копирку». Глазам требуется мгновение, чтобы привыкнуть к яркому флуоресцентному свету после ночной темноты. Внутри никого нет, только парень в форменном красном жилете. Он сидит за прилавком на стуле и так занят чтением романа в потертой мягкой обложке, что даже не поднимает глаз, когда я захожу. Аккуратно вынув папку из рюкзака, я подхожу к стойке. На бейджике парня написано «Фрэнк».

— Эм, привет? — говорю я, и Фрэнк поднимает взгляд, моргает пару раз, словно пытается осознать, что я здесь. У него щетина на подбородке и копна немытых волос с проседью. Ему может быть как тридцать лет, так и шестьдесят. Прежде чем заговорить со мной, он аккуратно поправляет очки без дужек и моргает три или четыре раза.

— Чем могу помочь? — наконец спрашивает он, откладывая в сторону «Кэрри» Стивена Кинга.

— Хм, я думала…. Не могли бы вы сделать копии? — Ненавижу разговаривать с продавцами. Все время боюсь, что скажу что-то глупое.

— Ну, это же копировальный центр, так что я могу помочь тебе это сделать, — сухо говорит Фрэнк. На его лице появляется намек на улыбку, так что я не очень беспокоюсь.

Фрэнк достает маленькое счетное устройство и вставляет его в копировальную машину. Он показывает, как им пользоваться.

Мои щеки горят, но я достаю страницы из моей сумки и пытаюсь запрограммировать машину так, чтобы она печатала с двух сторон, как Фрэнк показал мне.

— Женщина-боксер? — спрашивает он, кивая на обложку.

— Да, — говорю я.

— Круто, — говорит Фрэнк, не обращая внимания на то, как я взволнована. Он сам складывает лист пополам, и получается буклет. Он все еще теплый, словно только что из тостера.

Я не знаю, чего хочу больше: закончить начатое или бросить то, что я задумала.

— Выглядит здорово, — выдавливаю я из себя.

— Тогда оставлю тебя, — говорит Фрэнк и возвращается к прилавку.

Я прикидываю в уме, сколько женских туалетов в Ист Рокпорт Хай, и делаю необходимое количество копий. Пока машина работает, я в сотый раз проверяю телефон. Мне нужно вернуться домой до прихода мамы, или она никогда не поверит в то, что мне действительно было нехорошо. Возможно, мама поймет, зачем я это делаю, но дело в том, что я сама едва могу это объяснить.

Я вытаскиваю счетное устройство и иду обратно к стойке, чтобы заплатить. Это деньги с прошлого дня рождения. Фрэнк снова слегка улыбается мне. Как только я выхожу за дверь, он кричит мне вслед:

— Увидимся, Мокси!

Я не сразу понимаю, что он обращается ко мне, и когда поворачиваюсь, чтобы помахать в ответ, Фрэнк снова поглощен книгой.

* * *

Я возвращаюсь домой вовремя и прячу пачку буклетов в рюкзак — сложу их на выходных. Конечно, если смелость не оставит меня. Надо будет послушать песню «Rebel Girl» несколько раз.

Я натягиваю свою футболку Runaways и чищу зубы, а когда выключаю свет и ложусь в кровать, к дому подъезжает мама. Открывается дверь, на мое лицо падает луч света, и я зажмуриваюсь, словно я спала и только что проснулась.

— Вив? — шепчет мама. — Тебе лучше?

— Да. — Надеюсь, на кухне не пахнет пиццей. У меня же якобы проблемы с животом.

— Скажи мне, если тебе что-то нужно, хорошо?

— Хорошо, — шепчу я.

Мама закрывает дверь, я глубже зарываюсь под одеяло и чувствую, как мое тело гудит от предвкушения. Никто во всем мире не знает о том, что в моем рюкзаке лежат распечатки. Ну, кроме Фрэнка из «Копирки». Но даже он не знает о моем плане.

Через пару минут я засыпаю, и мне снится, как я иду с Фрэнком по копировальному центру. Мы одеты в одинаковые футболки Runaways и оставляем распечатки моего творения на каждой копировальной машине.