P. S. Я все еще люблю тебя

Дженни Хан, 2015

Когда тайные любовные письма Лары Джин попали в руки адресатам, ее жизнь превратилась в кошмар. Девушка вынуждена притворяться подругой самого красивого парня школы. Но она не планировала влюбляться в него. До этого самого момента. И когда Лара Джин понимает, что ее чувства самые что ни на есть настоящие, возвращается друг ее детства, к которому она тоже начинает испытывать симпатию. Может ли девушка любить двух парней одновременно? Как ей справиться со своими чувствами и понять, что ей в действительности нужно?

7

На следующее утро я собираюсь в школу особенно тщательно. Крис посоветовала мне воспользоваться ситуацией, что значит одеться в стиле посмотрите-на-меня. Марго сказала, что я должна быть выше этого, тут уже понадобится что-то взрослое, вроде узкой юбки или моего зеленого вельветового пиджака. Но мой инстинкт кричит: не выделяйся, не выделяйся, не выделяйся. Свободный свитер, больше похожий на покрывало, легинсы и коричневые ботинки Марго. Я бы надела бейсболку, если б могла, но в школе нельзя носить головные уборы.

Я делаю себе миску хлопьев с кусочками банана, но через силу съедаю лишь несколько ложек. Я слишком волнуюсь. Марго замечает это и кладет мне в сумку ореховый батончик, на потом. Мне повезло, что она все еще здесь и так обо мне заботится. Завтра она возвращается в Шотландию.

Папа кладет ладонь мне на лоб.

— Ты не заболела? Ты и за ужином вчера почти ничего не съела.

Я мотаю головой.

— Просто живот болит. У меня скоро месячные.

Мне достаточно произнести волшебное слово «месячные», чтобы папа больше ни о чем не спрашивал.

— А… — говорит он, мудро кивая. — Поешь хоть немного и выпей две таблетки ибупрофена, чтобы они были у тебя в организме.

— Хорошо, — отвечаю я.

Мне неудобно врать, но эта крошечная ложь для его же блага. Он не должен узнать об этом видео, никогда.

В кои-то веки Питер подъезжает к нашему дому вовремя. Он всерьез решил придерживаться контракта. Марго провожает меня до двери и говорит:

— Просто держи голову выше, ладно? Ты не сделала ничего плохого.

Как только я сажусь в машину, Питер наклоняется и целует меня в губы, что до сих пор почему-то кажется неожиданным. Он застает меня врасплох, поэтому я случайно кашляю ему в рот.

— Прости, — говорю я.

— Ничего, — отвечает он, как всегда мягко.

Питер кладет руку на спинку моего сиденья и разворачивает машину. Потом он бросает мне свой телефон.

— Проверь Анонимку.

Я открываю Инстаграм и нахожу страницу Анонимки. Я вижу фотографию, которая была под нашим видео: парень лежит в отключке, а у него на лице перманентным маркером нарисованы пенисы. Теперь это первый пост. Я ахаю. Видео с джакузи больше нет!

— Питер, как ты это сделал?

Питер самодовольно улыбается.

— Я написал вчера Анонимке и велел убрать это дерьмо, пока мы не подали в суд. Я сказал, что мой дядя юрист, а мы с тобой оба несовершеннолетние.

Он сжимает мое колено.

— Твой дядя правда юрист? — спрашиваю я.

— Нет. У него пиццерия в Нью-Джерси.

Мы оба смеемся, и это такое счастье.

— Слушай, ни о чем сегодня не волнуйся. Если кто-нибудь что-нибудь скажет, я каждому морду набью.

— Мне просто интересно, кто это сделал. Я могла бы поклясться, что в тот вечер мы были одни.

Питер качает головой.

— Мы не сделали ничего плохого! И вообще, кому какое дело, что мы целовались в джакузи? Кого касается, был ли у нас секс? — Я хмурюсь, и парень быстро добавляет: — Знаю, знаю. Ты не хочешь, чтобы люди думали, что мы делали что-то, чего мы не делали. Ничего не было, именно так я и сказал Анонимке.

— Для парней все совсем не так, как для девушек, Питер.

— Знаю. Не сердись. Я выясню, кто это сделал.

Он смотрит вперед с таким серьезным видом, что сам на себя не похож. От всех этих добрых намерений у него прямо-таки благородный профиль.

О, Питер! Зачем ты такой красивый? Не будь ты красивым, я бы никогда не оказалась с тобой в джакузи. Ты во всем виноват! Хоть это и не так. Ведь я сама разулась, сняла носки и залезла в воду. Я тоже этого хотела. Но мне приятно, что он относится ко всему так же серьезно, как и я, пишет гневные письма от нашего имени. Я знаю, что Женевьева не стала бы волноваться из-за такой ерунды. У нее никогда не было проблем с демонстрацией чувств на людях, она была бы только рада оказаться в центре внимания. А мне это важно, и я очень переживаю.

Питер поворачивает голову и смотрит на меня, изучая мои глаза, мое лицо.

— Ты ведь об этом не жалеешь, Лара Джин?

Я мотаю головой.

— Нет, не жалею.

Он улыбается мне так нежно, что я не сдерживаюсь и улыбаюсь в ответ.

— Спасибо, что заставил их убрать видео ради меня.

— Ради нас, — поправляет Питер. — Я сделал это ради нас.

Наши пальцы переплетаются.

— Только ты и я, малыш.

Я сжимаю его руку. Если мы оба будем держаться достаточно крепко, то все будет хорошо.

* * *

Когда мы вдвоем идем по коридору, девчонки шепчутся, а парни посмеиваются. Кто-то из команды по лакроссу подбегает и пытается «дать пять» Питеру, но тот недовольно отмахивается.

Когда я остаюсь у шкафчиков одна и достаю учебники, ко мне подходит Лукас.

— Я не стану ходить вокруг да около, — говорит он. — Лучше просто спрошу. Та девушка на видео — действительно ты?

Чтобы успокоиться, я делаю глубокий вдох.

— Это я.

Лукас тихо присвистывает.

— Черт!

— Да.

— Так что… вы с ним… это…

— Нет, вовсе нет! Никаких «это».

— Почему нет?

Меня смущает его вопрос, хоть я и знаю, что стесняться здесь нечего. Просто я никогда не была в таком положении, чтобы обсуждать мою интимную жизнь, потому что кому могло бы прийти в голову что-то у меня спросить?

— Нет, потому что нет. Никаких особых причин, не считая того, что я еще не готова и не знаю, готов ли он. Мы это даже не обсуждали.

— Да, но он вроде как не девственник. Такое даже представить сложно! — Лукас округляет свои небесно-голубые ангельские глаза, чтобы подчеркнуть сказанное. — Я знаю, что ты невинна, Лара Джин, но Кавински — точно нет. Я говорю тебе это как парень.

— Не понимаю, какое это имеет ко мне отношение, — бормочу я, хоть и сама постоянно думала и беспокоилась на этот счет.

У нас с Питером как-то был разговор на эту тему, о том, что парень и девушка, которые долго встречаются, по определению должны заниматься сексом, но я не помню, говорил ли он, что сам думает по этому поводу. Надо было слушать внимательнее.

— В общем, только потому что они с Женевьевой делали это как… как дикие кролики или кто там еще… — Лукас смеется над этим, и я его щиплю. — Только потому, что они это делали, не значит, что мы автоматически тоже, или что мы автоматически этого хотим.

Так ведь?

— Он определенно хочет.

Я сглатываю.

— Что ж, тогда все очень плохо и печально. Но, если честно, я так не думаю.

В этот момент я решаю, что наши с Питером отношения будут похожи на запекающуюся грудинку. Медленные и постепенные. Со временем мы нагреемся и будем готовы друг к другу. С уверенностью я продолжаю:

— У нас с Питером все совершенно не так, как было у него с Женевьевой. Мы не те, кем были они. Короче, я хочу сказать, что нет смысла сравнивать отношения, ясно?

И не важно, что я постоянно делаю это у себя в голове.

На уроке французского я слышу, как Эмили Нассбаум шепчет Женевьеве:

— Интересно, если она окажется беременной, Кавински заплатит за аборт?

— Ни за что, — шепчет в ответ Женевьева. — Он слишком прижимистый. Может, половину.

И все смеются.

Мое лицо горит от унижения. Я хочу крикнуть им: «Мы не занимались сексом! Мы просто обнимались!» Но, выйдя из себя, я доставлю им еще больше удовольствия. По крайней мере, так бы сказала Марго. Поэтому я держу голову выше: так высоко, как только могу; так высоко, что у меня сводит шею.

Может, это действительно сделала Джен. Может, она настолько меня ненавидит.

Мисс Давенпорт перехватывает меня по пути на следующий урок. Она обнимает меня за плечи и говорит:

— Лара Джин, ну как ты держишься?

Я знаю, что ей нет до меня никакого дела. Скорее ей просто хочется посплетничать. Она самая большая сплетница из всех учителей, а может, и среди учеников. Я не хочу, чтобы обо мне шептались в учительской.

— Все отлично, — отвечаю я радостно.

Подбородок выше! Подбородок выше!

— Я посмотрела то видео, — шепчет она, зыркая по сторонам, чтобы убедиться, что никто не слушает. — Где вы с Питером в джакузи.

Я так сильно сжимаю челюсть, что зубы начинают болеть.

— Комментарии, должно быть, тебя очень расстроили. Это не удивительно.

Мисс Давенпорт нужно срочно обзавестись собственной жизнью, раз ей больше нечем заняться на рождественских каникулах, кроме как листать Инстаграмы старшеклассников.

— Дети бывают такими жестокими! Поверь, я знаю это из личного опыта. Я немногим старше вас.

— Со мной все хорошо, но спасибо за беспокойство.

Здесь не на что смотреть, народ! Идите куда шли!

Мисс Давенпорт выпячивает нижнюю губу.

— Что ж, если захочешь с кем-нибудь поговорить, то я всегда готова выслушать. Позволь помочь тебе. Приходи ко мне в любое время, я освобожу тебя от урока.

— Спасибо, мисс Давенпорт. — Я выскальзываю из-под ее руки.

Миссис Дюваль, школьный наставник и консультант, останавливает меня по пути на урок английского.

— Лара Джин, — начинает она, а потом запинается. — Ты такая умная, талантливая девушка. Ты не из тех, кого ловят за подобными занятиями. Мне больно смотреть, как ты катишься по наклонной.

Я чувствую, что к горлу подступают слезы, пытаясь пробиться на поверхность. Я уважаю миссис Дюваль. Я хочу, чтобы она хорошо обо мне думала. Но могу только кивать.

Она ласково поднимает мой подбородок. От нее пахнет сухими лепестками роз. Она пожилая женщина и работает в школе уже целую вечность. Миссис Дюваль искренне беспокоится о детях. Она из тех, к кому бывшие ученики заходят поздороваться, когда возвращаются из колледжа на зимние каникулы.

— Тебе пора собраться и серьезно подумать о будущем, а не тратить время на школьные драмы. Не давай колледжам повода тебе отказать, поняла?

Я снова киваю.

— Молодец, — говорит она. — Я знаю, что ты лучше этого.

Ее слова отзываются эхом у меня в голове. Лучше этого. Лучше чего? И кого?

На большой перемене я сбегаю в женский туалет, чтобы не пришлось ни с кем разговаривать. Как назло там я встречаю Женевьеву. Она стоит перед зеркалом и наносит блеск для губ. Наши глаза встречаются в зеркале.

— Приветик!

Она всегда так говорит. Приветик. Так надменно, так самоуверенно.

— Это все ты? — Мой голос эхом отскакивает от стен.

Рука Женевьевы застывает в воздухе, но она быстро приходит в себя и закручивает блеск для губ.

— Что я?

— Это ты отправила видео Анонимке?

— Нет, — усмехается она.

Ее губы, чуть дрогнув, слегка кривятся вправо. Теперь я точно знаю, что она лжет. Я слишком часто видела, как она врала маме, и запомнила это выражение лица. Несмотря на то что в глубине души я ее подозревала, от того, что мои догадки подтвердились, у меня перехватывает дыхание.

— Пусть мы больше не подруги, но ведь были когда-то. Ты знаешь моих сестер, моего отца. Знаешь меня. Ты знала, как сильно меня это ранит. — Я сжимаю кулаки, чтобы не расплакаться. — Как ты могла так со мной поступить?

— Лара Джин, мне очень жаль, что с тобой такое случилось, но, честно, это не я.

Она с псевдосочувствующим видом пожимает плечами, и вот опять уголок ее рта поднимается вверх.

— Это была ты. Я уверена. Когда Питер узнает…

Женевьева приподнимает бровь.

— Что он сделает? Побьет меня?

От злости у меня трясутся руки.

— Нет, потому что ты девушка. Но он тебя не простит. Я рада, что ты так поступила, ведь это докажет ему, какой ты человек на самом деле.

— Он прекрасно знает, какой я человек. И знаешь что? Он все равно меня любит больше, чем когда-либо полюбит тебя. Вот увидишь.

С этими словами она разворачивается и уходит.

Тогда-то меня осеняет. Она ревнует! Ко мне! Джен не может смириться с тем, что Питер со мной, а не с ней. Что ж, она сама себя подставила, потому что как только Питер узнает, что она нам сделала, то больше никогда не посмотрит на нее так, как прежде.

Когда уроки заканчиваются, я бегу на парковку, где Питер уже ждет меня в своей машине с включенной печкой. Не успев открыть дверцу пассажирского сиденья, я выдыхаю:

— Это Женевьева! — Я залезаю внутрь. — Это она отправила видео Анонимке. Она только что призналась!

— Она призналась, что сняла видео? — спрашивает он спокойно. — Прямо так и сказала?

— Ну, не совсем…

Что именно она сказала? Я ушла в полной уверенности, что Джен призналась, но теперь, прокручивая разговор у себя в голове, я понимаю, что она не говорила ничего конкретного.

— Она не призналась прямым текстом, но все было понятно. К тому же она так скривила губы… — Я поднимаю вверх уголок рта. — Видишь? Она всегда так делает, когда врет.

Он приподнимает бровь.

— Да брось, Кави!

— Питер!

— Ладно, ладно, я с ней поговорю. — Парень заводит машину.

Я уверена, что знаю ответ на этот вопрос, но не могу не спросить.

— Кто-нибудь из учителей что-нибудь говорил тебе по поводу видео? Может, тренер Уайт?

— Нет, а что? С тобой кто-нибудь говорил?

Вот о чем толковала Марго: двойной стандарт. Мальчики есть мальчики, а девочки должны быть осторожны, должны заботиться о своем теле, о своем будущем и обо всем, за что их могут осудить. Внезапно я спрашиваю:

— Когда ты поговоришь с Женевьевой?

— Я зайду к ней сегодня.

— Ты пойдешь к ней домой? — переспрашиваю я.

— Ну да. Я хочу увидеть ее лицо, чтобы понять, врет она или нет. Посмотрю, действительно ли она кривит губы так, как ты говоришь.

Питер голоден, поэтому по пути мы заезжаем за гамбургерами и молочными коктейлями. Когда я возвращаюсь домой, Марго с Китти меня уже ждут.

— Расскажи нам все! — просит Марго, протягивая мне чашку какао. Я проверяю, не забыла ли она добавить туда маленькие маршмеллоу, и вижу, что не забыла.

— Питер все исправил? — хочет знать Китти.

— Да! Он заставил Анонимку удалить видео. Пригрозил, что у него дядя крутой юрист, хотя на самом деле его дядя владеет пиццерией в Нью-Джерси.

Услышав это, Марго улыбается. Потом ее лицо становится серьезным.

— В школе тебя доставали?

— Нет, все было не так уж и плохо, — беспечно отвечаю я, ощущая прилив гордости за то, что не выдала своих чувств перед сестрами. — И, кажется, я знаю, кто выложил видео.

— Кто? — спрашивают они хором.

— Женевьева, как и говорила Крис. Я столкнулась с ней в туалете. Она стала все отрицать, но потом скривила рот так, как обычно делает, когда врет. — Я показала им на себе. — Гоу-Гоу, ты помнишь?

— Вроде да, — отвечает сестра, хотя я вижу, что не помнит. — Что сказал Питер, узнав, что это была Женевьева? Он ведь тебе поверил?

— Не совсем, — увиливаю я, дуя на какао. — Но он обещал поговорить с ней и докопаться до истины.

— Он должен был в любом случае тебя поддержать, — хмурится Марго.

— И он меня поддержал, Гоу-Гоу! — Я беру ее руку, переплетая наши пальцы. — Так он и сделал. Он сказал «Только ты и я, малыш». Это было так романтично!

— Ты безнадежна! — смеется Марго. — Никогда не меняйся.

— Так жаль, что ты завтра уезжаешь, — вздыхаю я.

Мне уже ее не хватает. Когда Марго рядом, когда она принимает решения и дает мудрые советы, я чувствую себя в безопасности. С ней я сильнее.

— Лара Джин, ты со всем справишься, — говорит она, и я слушаю, глядя на нее очень внимательно, пытаясь уловить нотку сомнения или фальши, хоть какой-то намек на то, что она говорит так лишь для того, чтобы поддержать меня. Но не вижу ничего, кроме уверенности.