Похитители тел

Джек Финней, 1955

«Похитители тел» – знаменитая книга, оказавшая влияние на творчество многих писателей и кинематографистов. Тема вторжения недружественного разума из иных миров всегда волновала людей, и в литературе представлена очень щедро: «Кукушата Мидвича» Джона Уиндема, «Кукловоды» Роберта Хайнлайна, «Томминокеры» Стивена Кинга… Последний даже посвятил этому роману целую главу в своем, повествующем о развитии англо-американского хоррора, сборнике «Пляска смерти». Однако в романе Финнея было что-то особенное, что-то такое, что подвигло голливудских кинематографистов к экранизации – и, начиная с 1956 года, экранизации эти продолжаются до сих пор, причем с каждым новым фильмом сюжет приобретает все более мрачные, сюрреалистические краски.

Глава вторая

— Хорошо, что ты пришел, Майлс, — тихо сказала мне Вилма.

— Привет, Вилма, рад тебя видеть. — Я уселся на широкие перила к ним лицом, прислонившись к столбику.

Она перевела взгляд на бродящего по лужайке дядю.

— Ну, что скажешь?

— Это он, Вилма. Твой дядя.

Она кивнула, будто ничего другого не ожидала, и произнесла тихо:

— Это не он. — Вилма не спорила, а констатировала факт.

— Ладно, — сказал я, — давай по порядку. Тебе, в конце концов, лучше знать, ты давно живешь в одном доме с ним. Откуда ты взяла, что это не дядя Айра? В чем разница?

— Не он это, вот и всё! — Вилма чуть ли не на визг сорвалась, но тут же успокоилась и наклонилась ко мне: — Глазами это нельзя увидеть. Я надеялась на тебя, но ты ничего не заметил, потому что и замечать нечего. Посмотри на него.

Дядя Айра слонялся по лужайке, пиная камешек.

— У него всё в точности как у Айры, до мелочей. — На лице Вилмы, все таком же румяном и круглом, пролегли тревожные складки. — Я все ждала, когда он стричься пойдет, и наконец дождалась. — Она подалась еще ближе ко мне и свистящим шепотом сообщила: — У него на затылке маленький шрам. Когда-то там был нарыв, и твой отец его вскрыл. Когда волосы отрастают, шрама не видно. Так вот, сегодня он наконец подстригся…

— И что? — Ее волнение невольно передалось мне. — Шрама нет?

— Да нет же! На месте он! В точности как у Айры!

Я опустил глаза, не смея взглянуть на Бекки и на бедную Вилму. Потом все-таки взглянул и сказал:

— Значит, это и есть дядя Айра, Вилма. Что бы тебе ни казалось…

— Это не он, — упрямо повторила она.

Я не знал, что еще сказать.

— А где твоя тетя Аледа?

— Наверху. Смотри только, чтобы он не услышал.

Я прикусил губу, стараясь мыслить логически.

— Как насчет его привычек? Повседневной рутины?

— Всё как у Айры.

Признаться, я на миг потерял терпение.

— Так в чем разница-то? Если ее нет, то с чего ты… — Тут я взял себя в руки и попытался быть конструктивным. — Ну, а с памятью как? Должны ведь быть какие-то мелочи, которые только вы с ним помните?

Вилма, отталкиваясь от пола, раскачивалась и смотрела на Айру. Тот теперь стоял под деревом, глядя вверх, — будто прикидывал, не пора ли подрезать ветки.

— Я и это пробовала. Говорила с ним о своем детстве. — Вилма вздохнула, не надеясь больше, что я пойму. — Как-то раз он взял меня в хозяйственный магазин. Там на прилавке стояла маленькая дверка — реклама нового замка, что ли. Как настоящая, с петлями, с ручкой, даже с медным молоточком. Я, конечно, захотела ее и устроила скандал, когда нам ее не продали. Он всё это помнит. Что я сказала, что он сказал, что сказал продавец. Даже название магазина, которого давно уже нет. Он помнит даже то, что забыла я, — например, как забирал меня в субботу с дневного сеанса и мы видели похожее на кролика облако. Всё он помнит, как помнил бы дядя Айра.

Я врач общей практики, не психиатр. Что дальше-то делать? Я помолчал, слушая, как поскрипывает качалка, и попытался еще раз. Говорил спокойно и убедительно, но не как с ребенком, напоминая себе, что мозги у Вилмы, не считая этого заскока, в полном порядке.

— Вилма, я целиком на твоей стороне. Моя работа — разбираться с проблемами пациентов. Ты не хуже меня знаешь, что твою проблему надо решать, и я найду способ тебе помочь. Слушай меня внимательно. Я не жду, что ты так сразу согласишься, что ошибалась, что это все-таки дядя Айра и ты не знаешь, что на тебя нашло. Ты не можешь как по заказу перестать думать, что он не твой дядя, но я хочу, чтобы ты осознала, что это именно Айра и что проблема в тебе самой. Невозможно, чтобы два человека были идентичны во всем, что бы там ни писали в книгах и не показывали в кино. Даже однояйцевых близнецов в семьях всегда различают. Никто бы не смог долго притворяться дядей Айрой так, чтобы ты, Бекки и даже я не засекли миллион отличий. Обдумай это, Вилма, и ты поймешь, что проблема в тебе — а после мы обсудим, как с этим быть.

Высказав все это, я опять прислонился к столбику и стал ждать.

Вилма, продолжая раскачиваться и смотреть вдаль, поразмыслила, поджала губы и отрицательно потрясла головой.

— А тетя Аледа как же? — вскипел я. — Ее ведь не проведешь! Она-то что думает? Ты хоть с ней говорила?

Вилма снова покачала головой, избегая моего взгляда.

— Почему?

Она на миг посмотрела мне в глаза, и по ее пухлым щекам вдруг потекли слезы.

— Потому что она тоже не тетя Аледа, Майлс! — Ее лицо исказилось от ужаса, и она прокричала (шепотом, если такое возможно): — Господи, Майлс! Я что, с ума схожу? Скажи, не щади меня. Я должна знать!

Бекки, преисполненная сочувствия, стиснула ее руку.

Я улыбнулся, делая вид, что знаю, о чем говорю.

— Нет. Не сходишь, — сказал я твердо и накрыл ладонью другую ее руку, вцепившуюся в подлокотник качалки. — Сойти с ума не так просто, как тебе кажется, даже и в наши дни.

— Если человек думает, что он спятил, то с ним все нормально. Так всегда говорят, — добавила Бекки.

— В этом есть смысл, — подтвердил я, зная, что смысла тут никакого. — Но для того, чтобы пойти к психиатру, не обязательно сходить с ума, Вилма. Теперь это не зазорно, и многие обращаются…

— Вы не понимаете, — глухо сказала она и высвободилась, благодарно пожав руку Бекки. Она больше не плакала и говорила спокойно. — Он выглядит, говорит и ведет себя точно как Айра, но это только видимость. Внутри он другой. У него… неправильные эмоции, если это о чем-то говорит тебе, Майлс. Да, он всё помнит, и улыбается, и говорит: «Ты была славная девчушка, Вилли, и умненькая», но чего-то все-таки не хватает. И с тетей Аледой в последнее время стало происходить то же самое. — Вилма вновь устремила напряженный взгляд в простанство. — Айра с раннего детства заменял мне отца, Майлс. Когда он вспоминал о том времени, у него в глазах всегда появлялось особенное, умиленное выражение. Теперь оно пропало, и я точно знаю, что этот дядя Айра, или кто он там такой, всего лишь прокручивает текст. У него в памяти записаны все воспоминания прежнего дяди Айры, но эмоции отсутствуют напрочь. Он просто имитирует их. Слова, жесты, интонации прежние, но чувства за ними нет. — Голос Вилмы стал твердым и властным. — Сколько бы мне ни говорили, что это невозможно, я знаю одно: это не мой дядя Айра.

Понимая, что больше добавить нечего, Вилма встала и сказала с улыбкой:

— Закончим на этом, не то он задумается.

— О чем задумается? — спросил я в полной растерянности.

— Не возникло ли у меня подозрений. — Она подала мне руку. — Ты помог мне, Майлс, сам не сознавая того. Не волнуйся за меня, и ты тоже, Бекки. Вы же знаете, я крепкий орешек. Всё у меня будет в порядке. Ты хочешь, чтобы я пошла к психиатру, Майлс, — что ж, я схожу.

Я сказал, что запишу ее к лучшему известному мне специалисту, доктору Манфреду Кауфману из Сан-Рафаэля, и утром ей позвоню. К этому прилагался всегдашний совет расслабиться и постараться не беспокоиться. Вилма улыбалась и касалась ладонью моего рукава — так делают все женщины, когда мужчины не оправдывают их ожиданий. Она поблагодарила Бекки за то, что пришла, сказала, что собирается лечь пораньше, и мы с Бекки пошли к машине.

— Доброй ночи, мистер Ленц, — сказал я, проходя мимо дяди Айры.

— Доброй, Майлс, заходи почаще. — Бекки он послал ухмылку, а мне сказал, чуть ли не подмигнув при этом: — Хорошо, что Бекки вернулась к нам, правда?

— Да, замечательно.

В машине я спросил Бекки, не хочет ли она поужинать где-нибудь, и не удивился, когда она попросила отвезти ее сразу домой.

Жила она в трех кварталах от меня, в большом белом старомодном каркасном доме, где появились на свет и она, и ее отец.

— Как ты думаешь, она правда будет в порядке? — спросила Бекки, когда я затормозил у обочины.

Я пожал плечами.

— Как сказать. Я хоть и врач, согласно диплому, но не знаю толком, что с ней не так. Мог бы много чего на психжаргоне наговорить, но это не моя тема, а Мэнни Кауфмана.

— По-твоему, он сможет помочь ей?

Всякой правдивости есть предел.

— Да, — сказал я, — если кто и сможет, так это Мэнни.

Проводив Бекки до двери, я вдруг совершенно непредумышленно спросил:

— Увидимся завтра вечером?

Она кивнула рассеянно, не переставая думать о Вилме, и ответила:

— Давай. Часов в восемь?

— Ладно, я заеду. — Как будто в наших отношениях и не было многолетнего перерыва; идя обратно к машине, я осознал, что жизнь впервые за долгое время вновь улыбнулась мне.

Я рискую показаться вам бессердечным. Мне, вероятно, тоже следовало думать о Вилме, но доктор быстро приучается не тревожиться за пациентов слишком активно и отгонять эту тревогу на задворки сознания. В коллежде этому не учат, но для врача это не менее важно, чем стетоскоп. Потеряв пациента, ты возвращаешься к себе в кабинет и уделяешь полное внимание засоренному глазу. Не можешь — бросай медицину или приобретай узкую специализацию.

Ужиная у Дэйва за маленьким боковым столиком, я заметил, что посетителей в ресторане почему-то немного. Потом приехал домой, надел пижамные штаны, завалился в постель и стал читать детектив в бумажной обложке, надеясь, что телефонных вызовов не последует.