Бюро заказных убийств

Джек Лондон, 1963

Единственный роман криминального жанра в творческом наследии Джека Лондона. Роман, идею которого подсказал писателю его друг Синклер Льюис, а закончил его по наброскам Лондона, уже много лет спустя после его смерти, лауреат премии Эдгара По знаменитый американский мастер иронического детектива Роберт Фиш. Иван Драгомилов – порядочный предприниматель с жестким кодексом чести. Его бюро принимает заказы на убийства любых лиц: от частных граждан до видных политиков, президентов, диктаторов и монархов – и гарантирует качественное исполнение работы. Одно условие: от заказчика требуется железное обоснование, что намеченная жертва в самом деле достойна смерти. А поскольку профессиональный убийца, несомненно, гибели заслуживает, Драгомилов невозмутимо принимает заказ… на самого себя. Впрочем, принципы принципами, а своя рубашка ближе к телу, так что честный убийца вовсе не собирается покорно ждать исполнения приговора…

Глава 2

Неделю спустя, во второй половине дня, возле внушительного вида здания русской конторы «С. Константин и К°» остановился автомобиль. Ровно в три часа Сергиус Константин вышел из своего кабинета и, продолжая давать указания провожавшему его сотруднику, направился к машине. Если бы в этот момент его увидели Хаусман или Лениган, то наверняка немедленно узнали бы, однако не под именем Сергиуса Константина. Оба уверенно заявили бы, что этот человек не кто иной, как Иван Драгомилов.

Обладатель двух имен уверенно сел за руль и повел автомобиль на юг, в сторону густонаселенного Ист-Сайда. По пути остановился и купил газету у мальчишки-разносчика, привлекавшего внимание громкими криками: «Экстренный выпуск!» Прежде чем поехать дальше, просмотрел заголовки и прочитал короткую заметку, сообщавшую о новом преступлении анархистов и гибели в соседнем городе шефа полиции Макдаффи. Когда Сергиус Константин — он же Иван Драгомилов — положил газету на соседнее сиденье и включил мотор, лицо его оставалось спокойным, но на нем появилось выражение удовлетворенности. Созданная его умом, талантом и способностями организация работала слаженно, без единого сбоя. По результатам расследования было принято решение, исполнитель получил приказ, и Макдаффи был казнен. Сергиус Константин с улыбкой остановился перед современным многоквартирным домом на окраине одной из самых грязных трущоб Ист-Сайда. Отличное настроение ему подарила не только грамотно проведенная акция, но и осознание, что они опять утерли нос Каролине Уорфилд, группа которой никак не могла решиться на собственноручные казни.

Лифт вознес Сергиуса Константина на верхний этаж, он вышел и нажал кнопку звонка. Дверь открыла девушка лет двадцати, бросилась ему на шею и принялась целовать, осыпая нежными русскими именами. Он же, в свою очередь то и дело приговаривал: «Груня… моя Груня…»

Девушка, наконец выпустив гостя из объятий, проводила его в очень уютную комнату — удобную и со вкусом обставленную даже по меркам образцового богатого дома в Ист-Сайде. Мебель и убранство гостиной свидетельствовали о тонком вкусе и культуре. Пространство между окнами занимали книжные шкафы, на низком столике лежало множество журналов, а в дальнем углу стоял рояль.

— Надо было позвонить, — грудным голосом проворковала по-английски девушка без малейшего намека на акцент. — Ведь мог меня и не застать: приезжаешь до того нерегулярно, что не знаешь, когда тебя ждать.

Сергиус Константин устроился на устланном подушками широком подоконнике и, положив газету рядом, воззрился на красавицу блондинку.

— Дорогая, ну зачем начинать встречу с выговора? Разве я похож на одного из твоих питомцев, чтобы выслушивать приказы, когда следует умываться, а когда сморкаться? Приехал в надежде застать тебя дома, но главным образом для того, чтобы опробовать новый автомобиль. Не желаешь ли немного прокатиться?

Груня покачала головой.

— Только не сегодня. В четыре ожидаю посетителя.

— Понятно. — Сергиус Константин взглянул на часы. — Да, вот еще что: не хочешь провести выходные в поместье? Без нас Эдж-Мур совсем захиреет.

— Была там только три дня назад. — Груня обиженно надула губки. — Кроссет сказал, что ты не появлялся почти месяц.

— Прости, был очень занят. Зато теперь могу бездельничать целую неделю, так что наверстаю упущенное. Да, кстати: с чего бы вдруг Кроссету вздумалось доложить тебе, что я не приезжал целый месяц? Уж не оттого ли, что тебя и самой все это время не было?

— Выкрутился! Была занята, как и ты. — Груня рассмеялась и с нежностью погладила руку гостя.

— Так поедешь?

— Сегодня только понедельник, — задумчиво проговорила Груня. — Поеду, если не произойдет ничего непредвиденного и если… — Она умолкла и лукаво взглянув на гостя, добавила: — Если позволишь взять с собой друга. Уверена, что он тебе понравится.

— О-хо-хо! И кто же он? Не иначе один из твоих длинноволосых социалистов.

— Нет, не угадал: волосы у него короткие. Но, дорогой дядюшка, тебе не пристало повторять низкопробные шуточки. В жизни не встречала ни одного длинноволосого социалиста. А ты?

— Тоже. Зато не раз видел, с каким азартом они накачиваются пивом, — усмехнулся Сергиус Константин.

— Будешь наказан! — Груня схватила подушку и угрожающе замахнулась. — Как говорят мои подопечные, сейчас снесу тебе голову! Вот! Вот! И вот!

— Груня, прекрати! — задыхаясь, взмолился Сергиус в промежутках между ударами. — Это неприлично! Нельзя так обращаться с родным дядей, который уже далеко не молод.

— Шутник, однако! — Бойкая племянница освободила узника из подушечного плена, взяла за руку и напомнила: — Подумать только! Совсем недавно эти пальцы рвали пополам карточную колоду и сгибали серебряные монеты!

— Все это в прошлом. А сейчас я уже почти старик.

Сергиус Константин расслабил ладонь в ее руке, изображая слабость и немощь, чем вызвал новую волну негодования. Груня положила ладонь на его плечо и скомандовала:

— Ну-ка напряги мышцы!

— Ой, не могу! — заканючил дядюшка, не прилагая ни малейших усилий. — Ах! Ох! Вот все, на что способен. Видишь, совсем ослаб. С возрастом мышцы становятся дряблыми и слабыми.

Девушка разозлилась не на шутку и даже сердито топнула ногой.

Сергиус Константин решил наконец уступить и подчинился. Через мгновение бицепсы его налились мощью, и на лице племянницы вместе с удовлетворением отразилось восхищение.

— Твердые как железо! Да ты силен как бык! А то сидит тут, изображает бог знает кого… Да если бы мне хоть раз пришлось ощутить твою силу, я бы тотчас умерла.

— Не забывай об этом и цени! — назидательно заметил Сергиус. — Когда ты была маленькой и постоянно шалила, добрый дядюшка ни разу тебя даже пальцем не тронул, ни разу не шлепнул.

— Ах, дядя! Не потому ли, что физические наказания противоречили твоим убеждениям?

— Верно. Но если эти убеждения подвергались испытанию, то только тобой, особенно когда тебе было лет пять-шесть. Да, дорогая Груня, не хочу тебя обижать, но должен честно признаться, что в детстве ты была варваром, дикаркой, пещерным ребенком, диким зверенышем из джунглей, настоящим дьяволенком, маленьким волчонком — не признавала ни правил поведения, ни манер…

В очередной раз занесенная над головой подушка заставила гостя умолкнуть и прикрыться руками.

— Немедленно прекрати! — строго потребовал Сергиус Константин. — Судя по твоему поведению, мало что изменилось: разве что волчонок стала взрослой волчицей. Ведь тебе уже исполнилось двадцать, не так ли? Ощущаешь собственную силу и начинаешь испытывать ее на мне. Но учти: в следующий раз, когда попытаешься напасть, получишь хорошую взбучку, даже несмотря на то что теперь ты молодая леди, хоть и довольно крупная молодая леди.

— Ах вот как! Ты хочешь сказать, что я толстая? — Груня вытянула руку. — На-ка, потрогай! Одни мышцы. Вешу сто двадцать восемь фунтов. Возьмешь свои слова обратно?

Подушка снова взлетела и обрушилась дядюшке на голову. Со смехом, ворчанием и притворными криками тот пытался защититься, прикрывая голову руками. К счастью, в разгар битвы в комнату вошла горничная с самоваром, и Груня отступила, чтобы заняться чаем.

— Одна из твоих воспитанниц? — поинтересовался Константин, едва девушка скрылась из виду.

Груня кивнула.

— Выглядит неплохо, — заметил он. — Во всяком случае, лицо чистое.

— Не позволю насмехаться над моей работой в колонии, — улыбнулась Груня, передавая ему чашку с ароматным напитком. — Я разрабатываю собственную программу социализации трудной молодежи. Ты теперь даже не поверишь, что вытворял в двадцать лет.

Сергиус Константин покачал головой и задумчиво проговорил:

— Возможно, всего лишь был мечтателем.

— Ты много читал, учился, но ничего не сделал для общественного блага, ни разу даже руки ни на кого не поднял.

— Да, не поднял, — грустно повторил Сергиус Константин, но в этот момент взгляд упал на заголовок, кричавший о смерти Макдаффи, и он с трудом спрятал искривившую губы улыбку.

— Вот он, русский характер! — воскликнула Груня. — Размышление, изучение, анализ и самоуглубление. Все, что угодно, кроме поступков и реального действия. Но я… — В молодом звонком голосе зазвучал триумф. — Я принадлежу к новому поколению, первому американскому поколению…

— Ты родилась в России, — сухо возразил Константин.

— Но выросла в Америке: приехала сюда совсем маленькой, так и не узнав никакой другой родины, кроме этой страны практического действия. И все же, дядюшка, оставив бизнес, ты смог бы стать великой общественной силой.

— Лучше подумай о собственной жизни. Не забывай, что только благодаря моему бизнесу ты имеешь возможность продолжать работу. Видишь ли, творю добро… — Он вспомнил мягкосердечного террориста Хаусмана. — Творю добро чужими руками. Да, вот так. Точнее говоря, твоими руками.

— Понимаю, как понимаю и то, что не должна произносить таких слов, — горячо возразила Груня. — Ты избаловал меня. Отца я не знала, так что не будет изменой признаться, что его место занял ты. Даже отец не смог бы относиться ко мне лучше.

Вместо подушек на сидевшего на широком подоконнике джентльмена с невыразительной внешностью и стальными бицепсами обрушился град благодарных поцелуев.

— А как обстоят дела с твоим анархизмом? — с усмешкой поинтересовался Сергиус Константин главным образом для того, чтобы скрыть смущение. — Несколько лет назад казалось, что ты постепенно превращаешься в преданную сторонницу красных террористов, готовых нести разрушение и смерть всем приверженцам установленного социального порядка.

— Да, когда-то я действительно чуть не ступила на опасную дорожку, — неохотно согласилась Груня.

— Чуть было! — возмутился Сергиус Константин. — Да ты всю кровь из меня выпила, стараясь убедить бросить бизнес и посвятить себя делу гуманизма. Если помнишь, слово «дело» писала исключительно заглавными буквами, а потом занялась работой в трущобах, то есть фактически вступила в сотрудничество с врагами: начала помогать жертвам той системы, которую сама же презирала и ненавидела…

Груня протестующе подняла было руку, но дядя продолжил:

— А как еще назвать все, что ты делаешь? Клубы для юношей, клубы для девушек, клубы для молодых мам. А ясли для детей работающих женщин! Взяв на себя заботу о малышах, пока матери зарабатывают на кусок хлеба, ты лишь способствуешь эксплуатации женского труда!

— Но, дядя, я уже оставила проект яслей, и ты об этом знаешь.

Он кивнул и добавил, но уже мягче:

— И еще кое-что. Ты становишься по-настоящему консервативной, погружаешься в социалистические настроения, а из таких людей революционеры не получаются.

— А я, милый дядюшка, вовсе к этому не стремлюсь. Социальное развитие — процесс медленный и болезненный, коротких и легких путей в нем нет. Приходится обдумывать каждый шаг. О, я по-прежнему придерживаюсь идеи философского анархизма: собственно, как и всякий умный социалист — но с каждым днем все яснее вижу, что идеальная свобода анархического государства может быть достигнута исключительно через промежуточную стадию социализма…

— Как его зовут? — неожиданно, без малейшей связи с предыдущей темой спросил Сергиус Константин.

— Кого? — Девушка смутилась и залилась румянцем.

В ожидании ответа дядюшка осторожно отхлебнул горячего чая.

Совладав с чувствами, Груня серьезно ответила:

— Скажу в субботу вечером, в Эдж-Муре. Он… он не из длинноволосых.

— Ты о нем говорила?

Она кивнула.

— А до тех пор придется потерпеть.

— Ты… — с вопросительной интонацией проговорил дядя, и Груня быстро ответила:

— Думаю, да!

— Он объяснился?

— Да… и нет. Привык многое принимать как данность. Потерпи до встречи. Уверена, дядя Сергиус, что ты сразу его полюбишь и проникнешься уважением к оригинальному образу мыслей. Это он должен прийти сегодня в четыре часа. Будь добр, дождись, пожалуйста.

Однако добрый дядюшка Сергиус Константин, он же непреклонный Иван Драгомилов, взглянул на часы и решительно встал.

— Прости, не могу. Так что, Груня, в субботу привози гостя в Эдж-Мур, и тогда я сделаю все, что от меня зависит, чтобы проникнуться теплыми чувствами. Да и времени на общение будет больше, чем сейчас: я собираюсь провести в поместье целую неделю. Если между вами все всерьез, уговори друга тоже погостить подольше.

— Ах, он так занят! С трудом добилась согласия приехать хотя бы на выходные.

— Бизнес?

— Не то чтобы… Несмотря на то что он очень богат, много времени посвящает труду на пользу социального блага. В общем, его есть за что уважать.

— Надеюсь… дорогая.

С этими словами Сергиус Константин обнял племянницу на прощание и удалился.