Доводы рассудка

Джейн Остин, 1817

Энн Эллиот обладала привлекательной наружностью, тонким умом и мягким, спокойным нравом. Она могла бы стать счастливой, выйдя замуж за лейтенанта Фредерика Вентворта, с которым ее связывало глубокое и сильное чувство, но отказала ему, уступив благоразумным доводам родных и своего тщеславного отца, посчитавшего подобный брак крайне унизительным для благородного рода Эллиотов. Спустя восемь с половиной лет, в которые Энн ни одного дня не забывала о своей любви, она снова встречает Вентворта, теперь уже славного капитана и состоятельного человека, но не надеется найти в нем прежнее чувство и прощение за предательство…

Глава 3

— Позвольте мне заметить, сэр Уолтер, — начал мистер Шеферд как-то утром в Келлинч-холле, отложив в сторону газету, — что существующее стечение обстоятельств очень даже в нашу пользу. Этот мир высадит всех наших разбогатевших морских офицеров на берег. Они все пожелают обзавестись домом. Вряд ли можно было бы найти лучшее время, сэр Уолтер, для подбора арендаторов, очень надежных арендаторов. Многие благородные состояния были сделаны за время этой войны. Если богатый адмирал появится на нашем пути, сэр Уолтер…

— Ему здорово повезет, Шеферд, — закончил за него фразу сэр Уолтер. — И это все, что я должен отметить. Для него Келлинч-холл действительно стал бы желанным призом, пусть он и приобрел чрезвычайно много до этого, так, Шеферд?

Мистер Шеферд рассмеялся, поскольку он знал, что от него этого ждали, и, отсмеявшись, добавил:

— Позволю себе заметить, сэр Уолтер, что в денежных вопросах хорошо иметь дело с флотскими джентльменами. Я приобрел некоторое знание их методов ведения дел; и я позволю себе признать, что они имеют очень либеральные понятия и столь же вероятно могут превратиться в желательных арендаторов, как любая другая категория людей, с которой вам доведется встретиться. Поэтому, сэр Уолтер, я взял на себя смелость заметить, если вследствие любых просочившихся слухов относительно вашего намерения — а это следует принять во внимание как возможную вероятность, поскольку мы знаем, насколько трудно сохранить действия и планы одной части мира в тайне от внимания и любопытства другой, к тому же ваше влиятельное положение имеет свои издержки; я, простой Джон Шеферд, мог бы скрыть любые семейные проблемы от общества, поскольку никто не считает меня заслуживающим внимания и времени, но сэру Уолтеру Эллиоту оказывается крайне трудно уклониться от людских глаз, поэтому я отважусь заметить, что меня не слишком удивит, если, при всех предпринятых нами предосторожностях, некоторые слухи о правде все-таки будут распространяться; и в ожидании этого, как я собирался отметить, а заявки, бесспорно, последуют, я бы осмелился предположить, что любое предложение от наших богатых морских командиров особенно заслуживает внимания с вашей стороны, и с вашего разрешения хотел бы добавить, что мне хватит двух часов в любое время, чтобы избавить вас от беспокойств, связанных с необходимостью давать ответ.

Сэр Уолтер только кивал. Но чуть позже, встав со своего места и прогулявшись по комнате, он саркастически заметил:

— Найдутся немногие среди этих флотских господ, как мне представляется, кто не откроет рот от удивления, оказавшись в подобном доме.

— Они станут озираться по сторонам, это без сомнения, и благословлять свою удачливую судьбу, — вставила миссис Клэй, ибо миссис Клэй присутствовала там же: ее отец привез ее с собой, ибо ничто не оказывало столь благотворного влияния на здоровье миссис Клэй, как поездка в Келлинч, — но я весьма согласна с моим отцом в его рассуждениях о том, что моряк мог бы быть очень желанным арендатором. Я знавала многих представителей этой профессии; и, помимо их щедрости, они так опрятны и аккуратны во всех отношениях! Эти ваши ценные картины, сэр Уолтер, если бы вы предпочли оставить их здесь, остались бы в совершенной сохранности. Обо всем в доме и вокруг него будет проявлена превосходная забота! Сады и аллеи парка сохранились бы в почти таком же образцовом порядке, как и теперь. Вы не должны беспокоиться, мисс Эллиот, что ваши очаровательные цветники окажутся в запущенном состоянии.

— По поводу всего этого, — холодно отреагировал сэр Уолтер, — допускаю, что вынужден сдать в аренду свой дом, но ни в коем случае я не составил еще своего мнения об остальных привилегиях, которые присоединю к этому. Я особенно не расположен оказывать полную благосклонность арендатору. Парк конечно же будет доступен ему и нескольким морским офицерам или каким-то там еще людям любого другого разряда, они могут воспользоваться этим благом; но какие ограничения я могу наложить на использование площадок для игр и садов — это уже другое дело. Я не в восторге от мысли, что мои аллеи, обсаженные кустарником, всегда будут доступны; и я должен рекомендовать мисс Эллиот поостеречься в отношении своего цветника. Я очень мало расположен предоставить арендатору Келлинч-холла экстраординарный фавор любого рода, ручаюсь вам, будь он моряк или солдат.

— Во всех этих случаях имеются установленные правила использования, которые устраняют препятствия в отношениях между владельцем и арендатором. Ваши интересы, сэр Уолтер, находятся в очень надежных руках. Положитесь на меня, и я позабочусь, чтобы никакой арендатор не имел больше, чем предусмотрено его правами. Я рискую намекнуть, что сам сэр Уолтер Эллиот не сможет и вполовину столь ревностно позаботиться о себе, как Джон Шеферд станет соблюдать его интересы в этом вопросе, — позволил себе заметить мистер Шеферд после короткой паузы.

— Флотские, я думаю, сделавшие так много для нас, имеют по крайней мере равные права с любыми другими на все удобства и все привилегии, которые любой дом может предоставить. Моряки тяжелым трудом заработали себе право на тот комфорт, который мы должны им обеспечить, — неожиданно вступила в разговор Энн.

— Очень верно, очень верно. Мисс Энн говорит очень верные слова, — отозвался мистер Шеферд.

— О! Конечно, — то был возглас его дочери.

Но от сэра Уолтера они вскоре услышали:

— Эта профессия имеет свою определенную пользу, но мне было бы жаль видеть любого из своих друзей принадлежащим к этой категории.

— Неужели! — последовало в ответ, причем к этому возгласу добавились удивленные взгляды.

— Да, это неприятно мне по двум причинам, у меня есть два серьезных фундаментальных возражения против этой профессии. Во-первых, как являющейся средством пропитания для людей неясного происхождения, поднимающей их до неуместного для них уровня и воздающей этим людям почести, о которых их отцы и деды даже никогда и не мечтали; и, во-вторых, поскольку она сокращает юность человека и энергию самым ужасным образом, моряк стареет быстрее, чем любой другой человек. Я наблюдал за этим всю свою жизнь. Мужчина на флоте подвергается большей опасности быть оскорбленным тем, что его обойдут, повысив в звании того, с чьим отцом его отец счел бы ниже своего достоинства даже заговорить, и самому подвергнуться неуместному в его случае пренебрежению, чем в любой другой ситуации. Однажды, прошлой весной, в городе, я был в компании с двумя мужчинами, поразительный пример в подтверждение моих слов: лордом Сент-Ивом, отца которого, сельского викария, все мы знаем, ему и на хлеб-то едва хватает, — а я должен был уступить место лорду Сент-Иву и некоему адмиралу Болдуину, персонажу с наиболее плачевной внешностью, какую вы только можете себе представить; его лицо цвета красного дерева, огрубевшее и морщинистое до крайней степени, все в бороздах и морщинах, девять седых волосков на висках и слегка припудренный затылок. «Во имя всех святых, кто это — вон тот старик?» — поинтересовался я у своего друга, стоявшего рядом (то был сэр Бэзил Морли). «Старик! — вскричал сэр Бэзил. — Да это — адмирал Болдуин. Сколько, вы думаете, ему лет?» — «Шестьдесят, — ответил я, — или, возможно, шестьдесят два». — «Сорок, — поправил меня сэр Бэзил, — сорок, и ни годом больше того». Вообразите себе степень моего изумления: я так легко не смогу забыть этого адмирала Болдуина. Я никогда не видел такого невероятно несчастного примера, как жизнь на море может испортить внешность; но в некотором смысле это же самое происходит с ними со всеми: они страдают от воздействия климата и любой погоды, пока их не приметят и не оставят на берегу. Уж лучше бы они получали снаряд в голову, чем так мучиться, как адмирал Болдуин.

— Ну что вы, сэр Уолтер, — вскричала миссис Клэй, — это слишком сурово. Проявите немного милосердия к беднягам. Не все мы рождены красивыми. Море, конечно, не способствует красоте, моряки очень рано стареют, я часто наблюдала это, они быстро утрачивают юношеское обаяние. Но разве не то же самое происходит и со многими другими профессиями, возможно даже — с большинством из них. Солдаты на действительной службе нисколько не выигрывают по сравнению с моряками; и даже в более спокойных профессиях, где есть тяжелый труд и умственное напряжение, если не физическое, эти профессии редко доверяют внешность человека естественному ходу лет. Юрист упорно корпит над делами, до предела замученный заботами; врач пребывает на ногах в любое время суток и отправляется в путь в любую погоду; и даже священнослужитель (она остановилась на мгновение, что бы такое придумать для пастора), и даже священнослужитель, вы знаете, обязан входить в полные заразой комнаты и подвергать свое здоровье и внешность угрозе и ущербу от зловонной атмосферы. Фактически, и я давно в этом убедилась, хотя каждая профессия необходима и благородна по-своему, только на долю тех, кто не обязан ее иметь, кто может соблюдать правильный образ жизни, жить в поместье, сам распоряжаться своим временем, распределяя свои повседневные занятия, проживая на доходы от собственности и не добывая себе большего благосостояния в муках; только на их долю выпадает жребий, полагаю я, наслаждаться благословением здоровьем и хорошим внешним видом в полной мере, — я не знаю никакого иного круга людей, кто с возрастом не терял бы своей привлекательности.

Создалось впечатление, будто мистер Шеферд, в своем беспокойстве заранее расположить сэра Уолтера к морским офицерам в качестве арендаторов, был одарен предвидением; так как самое первое обращение с просьбой сдать в аренду дом поступило от адмирала Крофта, с которым он вскоре после того разговора оказался в одном обществе во время посещения ежеквартального собрания в Тонтоне; и, как показало время, он получил предупреждение об адмирале от своего информатора в Лондоне. В соответствии с текстом сообщения, с которым он поспешил в Келлинч, адмирал Крофт был уроженцем графства Сомерсет, и теперь, владея значительными средствами, желал поселиться в своем графстве, он приехал в Тонтон, чтобы осмотреть некоторые места в близлежащих окрестностях, о которых вычитал в объявлениях о сдаче в аренду и которые, однако, не удовлетворили его; случайно услышав (ведь, как и предсказывал мистер Шеферд, о чем тот не преминул напомнить, намерения и заботы сэра Уолтера не могли оставаться в тайне) о возможной и предполагаемой сдаче внаем Келлинч-холла и узнав об его (мистера Шеферда) отношениях с владельцем поместья, он представился ему с тем, чтобы уточнить некоторые вопросы, и, в ходе довольно длинной беседы, проявил такое сильное желание поселиться там, какое только может проявить человек, знакомый с ним лишь по словесному описанию, и предоставил мистеру Шеферду, в подробном отчете о себе, все доказательства своей крайней надежности в качестве приемлемого арендатора.

— А кто это, адмирал Крофт? — последовал холодный, подозрительный вопрос сэра Уолтера.

Мистер Шеферд объяснил, что адмирал из семьи джентльмена, и упомянул местность, и Энн, после небольшой паузы, добавила к этому:

— Он военно-морской контр-адмирал. Принимал участие в Трафальгарском сражении и с тех пор жил в Восточной Индии; кажется, он прожил там несколько лет.

— Тогда я принимаю как очевидное, — заметил сэр Уолтер, — что его лицо примерно такого же оранжевого цвета, как манжеты и накидки моей ливреи.

Мистер Шеферд поспешил поручиться, что адмирал Крофт был очень решительным, но дружелюбным человеком, с приятной внешностью, правда, чтобы быть точным, несколько потрепанной ветрами, но не слишком много, и весьма достойный джентльмен в своих высказываниях и поведении; вряд ли возникнут хоть малейшие трудности при выработке условий сдачи дома внаем, ему всего лишь нужен удобный дом, куда можно было бы вселиться, и как можно скорее; он знает, что ему придется заплатить за свое удобство; соответственно знает, в какую арендную плату ему обойдется дом со всей обстановкой; скорее всего, не удивился бы, если бы сэр Уолтер запросил больше; поинтересовался поместьем; конечно же был бы доволен делегированием прав, но не придавал этому особого значения; сказал, что иногда берет в руки ружье, но охотник из него никакой; весьма джентльмен.

Мистер Шеферд проявил красноречие, указывая на все обстоятельства, связанные с семейным положением адмирала, которое делало его особенно желательным арендатором. Он был женат, но бездетен; лучшего и желать было нельзя. Дом никогда не бывает в должном порядке, отметил мистер Шеферд, без хозяйки, он не стал бы ручаться за сохранность меблировки при отсутствии хозяйки или слишком большом количестве детей. Леди, не обремененная детьми, лучший в мире хранитель мебели. Повидал он и миссис Крофт; она также была в Тонтоне с адмиралом и присутствовала почти все время, пока они обговаривали дело.

— И она показалась мне очень учтивой, благородной, проницательной леди, — продолжал он; — задавала намного больше вопросов о доме, условиях найма и налогах, чем сам адмирал, и, видимо, более сведуща в деловых вопросах; и, кроме того, сэр Уолтер, я обнаружил, что она больше связана с нашими местами, чем даже ее муж; то есть она — сестра джентльмена, который когда-то жил среди нас, она сказала мне это сама, она сестра джентльмена, который жил несколько лет назад в Монкфорде. О боже! Как его имя? Никак не могу вспомнить его имя, хотя я слышал его совсем недавно. Пенелопа, дорогая, может, ты поможешь мне вспомнить имя джентльмена, жившего в Монкфорде, — брата миссис Крофт?

Но миссис Клэй так оживленно беседовала с мисс Эллиот, что не расслышала обращения в свой адрес.

— Не имею ни малейшего представления о том, кого вы можете иметь в виду, Шеферд; я не помню ни одного джентльмена, кто жил бы в Монкфорде, со времени старого отца Трента.

— Боже мой! Как странно! Полагаю, скоро я забуду свое собственное имя. Имя, с которым я так хорошо знаком; даже прекрасно знаю, как выглядел тот джентльмен; встречался с ним сотни раз; как-то он приходил ко мне за советом, я помню, как один из его соседей нарушал чужое право владения; человек фермера забрался в его сад; сломанная изгородь, украденные яблоки: был пойман с поличным; и впоследствии, вопреки моему мнению, они мирно решили спор. Действительно, как странно!

Возникла продолжительная пауза.

— Вы имеете в виду мистера Вентворта, я полагаю? — сказала Энн.

Мистер Шеферд преисполнился благодарности:

— Вентворт — да, так его звали! Мистер Вентворт, именно он. Помните, сэр Уолтер, какое-то время назад он имел приход в Монкфорде, в течение двух или трех лет. Прибыл туда, как мне кажется, году в пятом, да именно. Вы же помните его, я уверен.

— Вентворт? О да! Мистер Вентворт, викарий из Монкфорда. Вы ввели меня в заблуждение, употребив термин джентльмен. Я думал, вы имеете в виду кого-то, кто владел там собственностью. Мистер Вентворт не принадлежал к обществу, ничего не имел общего с семейством Страффорд, он был никем. Можно только удивляться, как имена многих из нашей знати становятся такими банальными.

Поскольку мистер Шеферд почувствовал, что эти родственные связи Крофтов не слишком подняли их в глазах сэра Уолтера, он больше не упоминал о них, со всем своим рвением вернувшись к обсуждению обстоятельств, более бесспорно служивших в их пользу: их возраста, и количества, и материального положения, высокого мнения, сложившегося у них о Келлинч-холле, и чрезвычайного желания воспользоваться возможностью арендовать дом; и к созданию впечатления, будто для этой семейной пары ничто не могло бы сравниться со счастьем являться арендаторами у сэра Уолтера Эллиота: проявляя при этом удивительную догадливость в том, какие качества ожидает увидеть у своих арендаторов сэр Уолтер.

Его старания, как ни странно, дали результаты; и хотя сэр Уолтер конечно же по-прежнему с неприязнью относился к любому, кто собирался поселиться в его доме, и считал, что даже при максимально высоких ставках это было бы слишком большим благодеянием для них, но позволил себя уговорить дать мистеру Шеферду разрешение продолжить переговоры и поручил ему нанести визит адмиралу Крофту, который все еще оставался в Тонтоне, и установить день для осмотра дома.

Сэр Уолтер не отличался большим благоразумием, но тем не менее он приобрел достаточно опыта в познании мира, чтобы почувствовать, что более приемлемого во всех отношениях арендатора, каким казался адмирал Крофт, он едва ли мог ожидать. Это подсказывал ему разум, что же до его тщеславия, так оно получило некоторое дополнительное успокоение в общественном положении адмирала, всего лишь достаточно высоком, но и не слишком высоком.

«Я сдал мой дом адмиралу Крофту» — это звучало бы очень хорошо; намного лучше, чем любому простому мистеру…, мистер (за исключением, возможно, каких-то шести человек на всю страну) всегда нуждается в некотором пояснении. За адмирала говорит уже его собственное звание, и, одновременно, адмирал никогда не сможет принизить баронета. Во всех их деловых отношениях и общении сэр Уолтер Эллиот всегда останется выше.

Ничто не могло быть сделано без одобрения Элизабет, но ее так захватила идея отъезда, что она была счастлива покончить с этим, тем более оказался под рукой арендатор, — и не сказала ни слова против.

Мистеру Шеферду предоставили окончательные полномочия действовать; и, как только собеседники пришли к такому заключению, Энн, самая заинтересованная слушательница происходившего обсуждения, покинула комнату, чтобы подставить свои пылающие щеки прохладному воздуху, и, прогуливаясь по своей любимой роще, произнесла с тихим вздохом:

— Еще несколько месяцев, и он, возможно, станет прогуливаться здесь.