Ева

Джеймс Хэдли Чейз, 1945

Имя Джеймса Хэдли Чейза известно ценителям детективного жанра во всем мире. На его счету около сотни произведений, больше половины из которых было экранизировано. В книге представлен роман «Ева». Как и во многих произведениях писателя, действие романа разворачивается в Америке. Голливуд, Калифорния, райское побережье, горы. Сказочный мир кинозвезд и денежных воротил, на яркие огни которого слетаются, как мотыльки, все те, кто мечтает согреться в лучах славы и богатства или просто поживиться за чужой счет: подающие надежды писатели и безработные сценаристы, молоденькие актрисы без гроша в кармане, а также мошенники всех сортов, темные дельцы и пройдохи, нешуточные головорезы и порочные красотки… Для английского писателя все они – неистощимый источник вдохновения и захватывающих историй, по сей день не утративших для читателя своей притягательности.

Глава пятая

Лорел-Каньон-драйв оказалась узкой улочкой с россыпью провинциального вида каркасных домиков, прятавшихся за живыми изгородями.

Я ехал медленно, пока не увидел номер Евиного дома, выведенный краской на маленькой белой калитке. Припарковавшись у обочины, я вышел из машины.

Вокруг не было ни души, да и сам дом разглядеть было непросто. Стоило мне войти в калитку, и высокая живая изгородь укрыла меня от случайных взглядов с улицы. Я пошел по дорожке, которая круто спускалась к входной двери, скрытой встроенным крыльцом. Окна по обе стороны двери были занавешены бежевыми муслиновыми занавесками. Чтобы попасть к ней, мне пришлось еще немного спуститься по деревянным ступенькам.

Дверным молотком служило железное кольцо, продетое сквозь фигурку обнаженной женщины. Это была красивая вещь, и я некоторое время рассматривал ее. Потом постучал и прислушался, чувствуя, как от сдерживаемого волнения колотится сердце.

Практически сразу я услышал, как щелкнул выключатель, и дверь отворилась. Высокая, с меня ростом, костлявая особа стояла в дверном проеме. Ослепленный светом, хлынувшим из помещения, я видел только ее силуэт, она же могла разглядеть меня в подробностях. Я почти физически ощущал, как она обшаривает меня взглядом с головы до ног. Наконец, удовлетворившись увиденным, она посторонилась.

— Добрый вечер, сэр. Вас ожидают?

Я прошел в прихожую и с любопытством оглядел женщину. Краснолицая, лет сорока пяти, лицо словно состоит из острых углов: заостренный подбородок, крючковатый нос, колкие блестящие глазки. Улыбка доброжелательная и в то же время подобострастная.

— Добрый вечер, — сказал я. — Мисс Марлоу у себя?

И тут же ощутил болезненный укол стыда и раздражения. Сама мысль о том, что эта женщина знает, зачем я явился в этот убогий домишко, была мне ненавистна.

— Пожалуйста, следуйте за мной, сэр. — Она прошла по коридору и открыла одну из дверей.

Переступив порог ее комнаты, я почувствовал, как во рту пересохло, а в висках застучала кровь. Комнатка оказалась довольно тесной. Прямо напротив двери стоял туалетный столик, над которым висело зеркало с фестонами, на полу перед ним лежал толстый белый ковер. По левую сторону от ковра располагался приземистый комод с расставленными на нем миниатюрными стеклянными зверушками. В дальнем правом углу громоздился дешевый, выкрашенный белой краской шкаф. Широкая тахта, покрытая бледно-розовым покрывалом, занимала все оставшееся место.

Ева стояла перед потухшим камином, рядом с небольшим креслом и ночным столиком с настольной лампой и несколькими книгами.

На Еве был тот же синий пеньюар с короткими рукавами. Лицо под слоем косметики оставалось все таким же безразличным.

Наши взгляды встретились.

— Привет, — сказал я и улыбнулся.

— Привет. — Выражение ее лица не изменилось, и она не двинулась с места. Это было недоверчивое, холодное приветствие.

Я стоял и смотрел на нее, слегка смутившись, озадаченный тем, что она не выказала удивления, раздраженный из-за халата. И все же, несмотря на враждебный прием, я почувствовал, как кровь быстрее побежала по жилам.

— Вот мы и встретились снова, — немного натянуто улыбнулся я. — Разве ты не удивлена?

Она покачала головой:

— Нет… я узнала твой голос.

— Быть того не может. Кого ты пытаешься одурачить?

Ее губы упрямо сжались.

— Узнала… к тому же я тебя ждала.

Должно быть, у меня от удивления отвисла челюсть, потому что она вдруг рассмеялась. Напряжение вмиг рассеялось.

— Ты ждала меня? — переспросил я. — Почему?

Она отвела взгляд:

— Не имеет значения.

— Для меня имеет, — многозначительно проговорил я и прошел мимо нее к креслу. Потом достал портсигар и протянул ей.

Ева вскинула бровь, но сигарету взяла.

— Спасибо. — Немного поколебавшись, она присела на край кровати рядом со мной.

Я тоже взял сигарету, щелкнул зажигалкой и, когда Ева подалась ко мне, чтобы прикурить, сказал:

— А теперь признавайся, почему ты меня ждала.

Она покачала головой:

— И не подумаю. — Выпустив дым через ноздри, она обвела комнату беспокойным взглядом. Она держала оборону, и я явственно ощущал ее нервозность и неуверенность.

Несколько секунд я изучал ее. Почувствовав мой взгляд, она повернула голову и посмотрела мне в глаза.

— Ну? — спросила она резко.

— Жаль, что ты так накрашена. Тебе не идет.

Она тут же вскочила на ноги и посмотрела в зеркало над камином.

— Почему? — спросила она, изучая свое отражение. — По-моему, выгляжу вполне неплохо.

— Конечно, но без всей этой краски на лице ты выглядела бы лучше. Ты в ней не нуждаешься.

Она не отрывала глаз от зеркала.

— Без косметики я настоящее пугало, — произнесла она, обращаясь скорее к самой себе, затем повернулась ко мне и нахмурилась.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты интересная женщина? — спросил я, прежде чем она успела что-то сказать. — У тебя есть характер — мало кто из женщин может этим похвастаться.

Она поджала губы и села. На какую-то секунду мне удалось застать ее врасплох, но прежнее безразличное выражение вновь вернулось на ее лицо.

— Полагаю, ты пришел не затем, чтобы сообщить мне это?

Я улыбнулся:

— Почему бы и нет? Если никто не удосужился сказать тебе об этом раньше, значит настало время исправить эту оплошность. Я стараюсь воздавать женщинам должное.

Она нервно стряхнула пепел в камин. Этот жест выдавал тревогу и раздражение, и я понял, что она не знает, что обо мне думать. До тех пор пока я смогу держать ее в состоянии неопределенности, инициатива останется за мной.

— Не собираешься извиниться за это? — спросил я, дотрагиваясь до синяка на лбу.

Она отреагировала так, как я и ожидал.

— С какой стати? Ты это заслужил.

— Полагаю, да, — ответил я и рассмеялся. — В следующий раз мне следует быть осторожней. Мне нравятся темпераментные женщины. Прости, что так себя повел, но уж очень хотелось посмотреть на твою реакцию. — Я вновь рассмеялся. — Не думал, что буквально почувствую ее на своей шкуре.

Она с сомнением взглянула на меня, улыбнулась и сказала:

— Иногда на меня находит… но ты этого заслуживал.

— Ты всегда так обходишься с мужчинами?

— Как — так? — насторожилась она.

— Бьешь по голове, когда они тебя раздражают.

На этот раз она хихикнула:

— Иногда.

— И тебе их не жалко?

— Нет.

Я продолжал рассматривать ее. Она сидела на краешке кровати, опустив голову, сгорбив худые плечи. Заметив мой взгляд, снова пристально посмотрела на меня.

— Нечего сидеть здесь и пялиться понапрасну, — произнесла она раздраженно. — Зачем ты пришел?

— Мне нравится смотреть на тебя, — ответил я, развалившись в кресле и чувствуя себя совершенно непринужденно. — Разве нельзя просто поговорить? Это что, кажется тебе странным?

Она нахмурилась. Ее явно раздирали сомнения. Она не могла понять, то ли я попусту трачу ее время, то ли все-таки собираюсь воспользоваться ее услугами. Было ясно, что она с трудом сдерживает нетерпение.

— Ты пришел сюда только поговорить? — Она взглянула на меня и быстро отвела взгляд. — По-моему, это напрасная трата времени.

— Я так не думаю. Ты меня заинтересовала, к тому же я люблю беседовать с привлекательными женщинами.

Она демонстративно закатила глаза:

— О, вы все так говорите.

Это меня задело.

— Знаешь, я — не все и предпочел бы, чтобы ты ко мне так не обращалась, — язвительно заметил я.

Она посмотрела на меня с удивлением:

— Ты, кажется, высокого мнения о себе.

— А почему бы и нет? — Пришла моя очередь раздражаться. — В конце концов, кто поверит в меня, если я сам в себя не верю?

Ее лицо сделалось угрюмым.

— Мне не нравятся высокомерные типы.

— А разве ты себя не любишь?

Она решительно помотала головой:

— С какой стати?

— Надеюсь, ты не очередная женщина с комплексом неполноценности?

— А ты много таких знаешь?

— Достаточно. Так тебя мучает чувство неполноценности?

Она печально уставилась в погасший камин.

— Полагаю, да. — Потом опасливо подняла на меня глаза. — Думаешь, это смешно?

— С чего бы? Думаю, это довольно грустно, поскольку у тебя нет для этого никаких оснований.

Она вопросительно подняла брови:

— Почему?

Теперь я знал, что ее терзает неуверенность в себе и ей важно мое мнение.

— Если ты честна с собой, ты сама можешь на это ответить. Знаешь, мое первое впечатление о тебе… не важно, не думаю, что стоит тебе говорить.

— Давай же. — Она напряглась. — Мне хочется знать. Каково твое первое впечатление?

Я внимательно разглядывал ее, словно тщательно взвешивая достоинства и недостатки. Она наблюдала за мной, нахмурившись и, видимо, чувствуя себя не в своей тарелке, но ожидала ответа с неподдельным интересом. Я же так много думал о ней в последние два дня, что первое впечатление давно стерлось.

— Ну ладно, если тебе действительно хочется знать, — начал я с наигранной неохотой, — только вряд ли ты мне поверишь…

— Говори, — нетерпеливо велела она. — Не тяни.

— Хорошо. Я бы сказал, что ты сильная личность, в определенном смысле — независимая, волевая, с крутым нравом, необычайно привлекательная для мужчин и, что весьма удивительно, тонко чувствующая.

Она посмотрела на меня с сомнением и язвительно поинтересовалась:

— Интересно, скольким женщинам ты это говорил?

Но я заметил, что втайне она польщена.

— Не многим… А всё вместе — вообще никому. До сих пор я не встречал ни одной женщины с таким характером. Но я тебя еще совсем не знаю, верно? Может, я глубоко заблуждаюсь… это же только первые впечатления.

— Ты находишь меня привлекательной? — Теперь она была убийственно серьезна.

— В противном случае я бы вряд ли сюда пришел. Конечно, ты привлекательная.

— Но почему? Ведь я же некрасива. — Она встала и вновь посмотрелась в зеркало. — Мне кажется, я выгляжу отвратительно.

— Ничего подобного. У тебя есть темперамент и индивидуальность. Это гораздо важнее, чем пресная миловидность. В тебе есть что-то необычное. Гипнотическое — вот, наверное, подходящее слово.

Она скрестила руки на тощей, плоской груди.

— Мне кажется, ты беспардонный лжец, — сказала она сердито. — Думаешь, я поверю во всю ту чушь, которую ты наплел? Что тебе на самом деле нужно? Никто не приходит сюда, чтобы просто ко мне подлизываться.

Я расхохотался:

— Не сердись. Знаешь, мне тебя жаль. У тебя действительно ужасный комплекс неполноценности. Что ж, в один прекрасный день ты мне поверишь. — Я наклонился к ночному столику, чтобы рассмотреть книги. Несколько номеров журнала «Франт пейдж детектив», потрепанный том Хемингуэя «Иметь и не иметь» и «Ночная жизнь богов» Торна Смита. На мой взгляд, довольно странная подборка.

— Ты много читаешь? — спросил я, намеренно меняя тему разговора.

— Когда попадается хорошая книга, — ответила она, смутившись.

— Ты когда-нибудь читала «Ангелов в соболях»? — спросил я, называя свою первую книгу.

Она порывисто подошла к туалетному столику, взяла пуховку и припудрила подбородок.

— Да… она мне не очень понравилась.

— В самом деле? — Я был разочарован. — Хотелось бы знать — почему?

Она пожала плечами:

— Просто не понравилась.

Отложив пуховку в сторону, она оглядела себя в зеркале и вернулась к камину. Ее движения были беспокойными и нервными — ей стало скучно.

— Но ведь должны быть причины. Она показалась тебе нудной?

— Не помню. Я читаю так быстро, что никогда не запоминаю содержания.

— Ясно… в любом случае она тебе не понравилась. — Меня раздосадовало то, что она не могла вспомнить мой роман. Мне бы хотелось обсудить его с ней, получить хоть какой-то отклик, даже если книга оставила ее равнодушной. До меня начало доходить, что с ней будет трудно поддерживать обычную беседу. Пока мы не узнаем друг друга ближе — а я твердо решил сблизиться с ней, — тем для разговоров ничтожно мало. Сейчас у нас не было ничего общего.

Она постояла, настороженно глядя на меня, потом снова села на кровать.

— Ну? — В ее голосе появились раздраженные нотки. — Что теперь?

— Расскажи что-нибудь о себе.

Она пожала плечами и состроила гримасу.

— Нечего тут рассказывать.

— Конечно же есть, — возразил я и, склонившись к ней, взял за руку. — Ты замужем или это фальшивка? — Я повертел тонкое обручальное кольцо на ее пальце.

— Замужем.

Меня это несколько удивило.

— Он хороший?

Она отвела взгляд.

— Э-э-э…

— Очень хороший?

Она выдернула руку:

— Да… очень хороший.

— А где он?

Она дернула головой:

— Не твое дело.

Я засмеялся:

— Ладно, не становись в позу. Хотя должен сказать, в ярости ты потрясающа. Откуда у тебя эти морщинки над переносицей?

Она вскочила и подошла к зеркалу.

— Ужасные, правда? — произнесла она, стараясь разгладить линии кончиками пальцев.

Я взглянул на часы на каминной полке. Я пробыл здесь ровно четверть часа.

— Значит, тебе не стоит хмуриться, — сказал я, поднимаясь с кресла. — Будь поспокойней.

Я направился к ней, и в ту же секунду ее озадаченный, слегка встревоженный взгляд сменился уверенным, даже насмешливым. Она развязала пояс, и ее тонкие пальцы потянулись к шелковой петле, наброшенной на единственную пуговицу, которая не давала пеньюару распахнуться.

— Мне пора уходить. — Я многозначительно поглядел на часы.

Вмиг растеряв всю свою уверенность, она безвольно опустила руки. Хорошо, что я не стал играть по ее правилам. До тех пор пока мое поведение отличалось от поведения остальных клиентов, я мог удерживать ее внимание, оставаясь в некотором смысле загадкой.

— Я бы хотел, чтобы ты рассказала мне о себе, когда у тебя выдастся свободный часок, — улыбнулся я. — Возможно, я помогу тебе справиться с комплексами. — Проходя мимо комода, я сунул две десятидолларовые бумажки между стеклянными зверушками. Одна из них, копия диснеевского Бэмби, упала на бок.

Она бросила взгляд на деньги, и угрюмое выражение исчезло с ее лица.

— Интересно, я когда-нибудь увижу тебя в чем-нибудь, кроме халата? — спросил я, останавливаясь на пороге.

— Может, и увидишь, — ответила она равнодушно. — Я ношу и другие вещи.

— В один из таких дней мы должны встретиться. И не забудь, в следующий раз, когда я приду, не наноси макияж. Он тебе не идет. А теперь до свидания. — И я открыл дверь.

— Спасибо за подарок. — Она подошла ко мне и улыбнулась.

Все-таки улыбка удивительно шла ей, буквально преображая ее лицо.

— На здоровье. Кстати, меня зовут Клайв. Ты не против, если я позвоню на днях?

— Клайв? Но у меня уже есть два знакомых Клайва.

За эти четверть часа я успел начисто забыть, что она может принадлежать кому-то еще, и ее ремарка больно меня резанула.

— Что ж, жаль. Вообще-то, это и мое имя тоже. Что ты предлагаешь?

Она почувствовала мою досаду и слегка помрачнела:

— Мне хочется знать, кто придет.

— Уж конечно, — хмыкнул я. — Что скажешь насчет Кларенса, Ланселота или Арчибальда?

Она хихикнула, окинув меня изучающим взглядом.

— Все в порядке. Я узнаю твой голос. До свидания, Клайв.

— Ладно. Я скоро снова навещу тебя.

— Марти… — позвала она.

Из соседней комнаты появилась уже знакомая мне тощая особа и выжидающе, с еле уловимой насмешкой уставилась на меня, сцепив руки в замок.

— Я позвоню, — пообещал я и вышел за служанкой в коридор.

— Приятного вечера, сэр, — вежливо попрощалась она у входной двери.

Кивнув ей на прощание, я зашагал по дорожке к белой деревянной калитке. Остановившись у своего «крайслера», оглянулся на дом. Отсюда он казался совсем темным и в вечерних сумерках ничем не отличался от множества других домиков, которыми застроены узкие улочки Голливуда.

Я завел машину и поехал к бару на Вайн-стрит, который находился совсем рядом с рестораном «Браун Дерби». Я вдруг почувствовал себя опустошенным, и мне захотелось выпить.

При виде меня чернокожий бармен широко улыбнулся, и в резком электрическом свете его зубы засверкали, словно клавиши фортепиано.

— Добрый вечер, сэр, — сказал он, положив на стойку огромные ручищи. — Что будете сегодня пить?

Я заказал неразбавленный скотч и сел за столик подальше от стойки. Посетителей в заведении было мало, и никого из них я не знал. Это было кстати, потому что мне хотелось подумать. Откинувшись на спинку кресла, я отхлебнул виски и закурил.

По некотором размышлении я решил, что провел интересные, хотя и дорогостоящие пятнадцать минут. Мой первый ход оказался совсем неплох. Ева была озадачена и почти наверняка заинтригована. Хотел бы я услышать, что она рассказала Марти после моего ухода. Ева была достаточно умна, чтобы понять, что я затеял какую-то игру, но я даже не намекнул, в чем ее суть.

Я пробудил в ней любопытство. Говорил о ней, а не о собственной персоне — это должно быть для нее в новинку. Мужчины, с которыми она обычно имеет дело, наверняка болтают лишь о самих себе. Ее комплекс неполноценности показался мне достойным внимания. Возможно, его причина кроется в страхе перед будущим. Ей хочется быть более уверенной в себе. Если она рассчитывает и дальше зарабатывать своим ремеслом, то понятно ее беспокойство по поводу внешности. Она не так уж молода. Еще не старая, конечно, но даже если ей тридцать три — а я полагал, что больше, — для ее профессии это довольно много.

Я допил виски и прикурил новую сигарету. Нить моих мыслей прервалась, и я почти против воли начал исследовать собственное сознание.

Без сомнения, со мной происходит что-то неладное. Еще несколько дней назад мысль связаться с проституткой даже не пришла бы мне в голову. Я всегда презирал мужчин, снимающих проституток. Это просто-напросто казалось мне отвратительным. И вот я провел четверть часа с одной из представительниц этой профессии, общаясь с ней, как общался бы с любой из своих знакомых. Более того, оставил машину у дома, который наверняка пользуется в округе дурной славой, и кто угодно мог ее опознать. К тому же заплатил за удовольствие вести совершенно пустую беседу.

Мне, на мою беду, приходилось вращаться в кругу блестящих и талантливых людей. Рядом с ними я чувствовал себя ничтожеством. Но Ева никогда не знала успеха. У нее не имелось талантов, она была изгоем общества, парией. Лишь ей я мог по-настоящему покровительствовать. Несмотря на свою власть над мужчинами, силу воли и холодное безразличие, она продавала себя. И пока у меня водились деньги, я был ее хозяином. Видимо, чтобы окончательно не растерять уверенность в себе, я нуждался в человеке, который был бы морально и социально ниже меня.

Чем больше я размышлял, тем яснее становилось, что, если я собираюсь часто видеться с Евой, мне нужно уехать из Три-Пойнта. Слишком большое расстояние между нами может помешать нашим встречам. Значит, от Три-Пойнта придется отказаться.

Я затушил сигарету, подошел к телефону и позвонил домой.

В трубке послышался голос Рассела.

— Квартира мистера Торстона.

— Сегодня вечером я приеду, — сказал я. — И хочу, чтобы ты до этого кое-что сделал. Найди мою книгу «Цветы для мадам» и немедленно отошли ее мисс Еве Марлоу со специальным курьером. Никакой визитки или записки с именем отправителя. — Я продиктовал адрес. — Сделаешь?

Он ответил утвердительно, но в его голосе я уловил едва заметную нотку осуждения. Он любил Кэрол и неодобрительно относился ко всем другим моим подругам. Я повесил трубку, прежде чем он успел высказать свое мнение, на что был вполне способен. Потом вышел из бара и направился в «Браун Дерби».