Землемер

Джеймс Фенимор Купер, 1845

Джеймс Фенимор Купер (1789–1851) – американский писатель, чьи произведения еще при жизни автора завоевали огромную популярность как в США, так и в Европе. В его книгах рассказывается о героизме отважных покорителей Дикого Запада, осваивающих девственную природу Америки, о трагической судьбе коренных жителей континента – индейцах, гибнущих под натиском наступающей на них цивилизации. В данном томе публикуется роман «Землемер» – второе произведение из «Трилогии в защиту земельной ренты», которая представляет собой историческую сагу о судьбе трех поколений семейства Литтлпейджей, обживающего Новый Свет.

Глава VI

Они любят слои земли, потому что они принадлежат им; другой причины они не хотят и знать; они готовы протянуть руку королю, думая, что этим сделают ему честь; грубые, необходительные, они никого не боятся, никого не уважают; такими они живут, такими и умирают; из них можно исключить только нескольких ренегатов, которые занимаются разными отраслями торговли.

Галлек

Спустя день или два после моего возвращения в Лайлаксбуш, можно было увидеть одну из тех семейных сцен, которые так обыкновенны в летние июньские дни на берегах нашего старого Гудзона. Я говорю старого, потому что он такой же древний, как и Тибр, хотя никто не говорил о нем так много и так давно, как о последнем. Через тысячу лет эта река будет известна всему миру, и слава о ней сравняется со славой Дуная и Рейна. Если посадки берегов Гудзона не доставляют теперь такого вина, какое получается на Рейне, по крайней мере они улучшаются изо дня на день все больше и больше. Все беспристрастные путешественники соглашаются с этим.

На довольно обширной лужайке в Лайлаксбуше, недалеко от реки, возвышается густая липа, посаженная еще моим дедом. Под ее тень мы часто приходили в жаркие летние дни, под ее ветвями часто сидели генерал Литтлпейдж и полковник Дирк Фоллок после своего возвращения из армии, курили трубки и вспоминали разные случаи из своей походной жизни.

В полдень того дня, о котором я рассказываю, все наше семейство сидело под этой липой; на небольшом от нас расстоянии стоял столик, на который были поставлены несколько бутылок вина и корзинка с плодами. Маменька села возле меня, потому что я не курил, а тетушка Мэри и Кэт скрывались за густым табачным дымом. У самого берега стояла большая лодка. Джеп лежал, растянувшись на траве, посередине между липой и рекой; несколько ребятишек кувыркались у его ног. В лодке сидел его сын и ждал нас.

Эти приготовления говорили о скором моем отъезде на Север. Ветер был южный, и поэтому лодки разной величины беспрестанно сновали по реке.

В то время на Гудзоне не было и десятой части числа судов, какое находится сейчас; к тому же и строились эти суда совершенно иначе, чем нынче: они прекрасно шли по ветру; когда же ветер менялся и начинал дуть с противоположной стороны, они никуда не годились; обычно нужно было от восьми до пятнадцати дней, чтобы достигнуть Олбани, хоть ветер был и южный. Все равно никто не переезжал это расстояние между Олбани и Нью-Йорком иначе, как в этих лодках. Я ждал прибытия «Орла», судна, которым командовал капитан Боджер. Выбрать это судно заставило меня обстоятельство, так как в кормовой части его были устроены ряд комнат; а этого не было в то время ни в одной другой лодке.

Поручив Джепу известить меня о прибытии «Орла», как только он увидит его, я, не беспокоясь, мог посвятить последние минуты перед отъездом разговору с родными.

— Мне было бы очень приятно съездить к старой миссис Вондэр-Гейзен, — сказала мне матушка, — это одна из наших родственниц, к которой я очень хорошо расположена. С воспоминанием о ней связывается в памяти моей воспоминание об ужасной ночи, проведенной на берегу реки. Я говорила когда-то об этом.

Сказав это, матушка бросила печальный взор на генерала, который ответил ей выразительным взглядом.

— Не худо было бы, Аннеке, — сказал мой отец, — если бы майор посетил могилу бедного Гурта, чтобы узнать, сохранился ли над ней камень. Быть может, памятник и разрушен. Я там не был с тысяча семьсот шестьдесят восьмого года.

Все это мой отец говорил так тихо, чтобы слов его не могла слышать тетушка Мэри. Но хоть генерал и говорил тихо, однако его подслушал полковник Дирк Фоллок, потому что спустя несколько минут он спросил:

— А что стало с могилой лорда Гове?

— О, колония позаботилась о ней. Ее скрыли, кажется, в церкви Святого Петра. Об этом памятнике беспокоиться нечего; но мне хотелось бы узнать о могиле Гурта.

— Сколько перемен произошло в Олбани с тех пор, как мы были там еще в своей молодости, — сказала задумчиво маменька, — скольких нет уже в живых!

— Что ж делать, мой друг? Время уходит, а вместе с собой уводит и нас. Надо благодарить Бога за то, что наше семейство осталось довольно многочисленно после этих долгих и кровавых войн.

На лице матушки выразилось внутреннее волнение; я уверен, что в эту минуту она благодарила Провидение за нашу жизнь.

— Пиши нам как можно чаще, — сказала мне матушка после долгого молчания. — Теперь, в мирное время, все сообщения свободны.

— Говорят, сестрица Аннеке (так называл мою мать полковник Дирк Фоллок, когда из чужих никого не было), говорят, что письма будут доставляться три раза в неделю между Олбани и Нью-Йорком. Как велики, как важны последствия нашей славной победы!

— Но как же будут приходить письма из Равенснеста в Олбани?

— Будут случаи. Мне говорили, что большая толпа янки придет сюда летом, так что доставить могут и они, — сказал я.

— Не слишком доверяйте им! — пробормотал полковник Фоллок, который не очень жаловал их. — Вспомните, как они поступили с некоторыми из наших родственников!

— Да, — сказал мой отец, набивая трубку, — они могли бы показать себя в то время более справедливыми, но кто же в жизни не претерпел от предрассудков? Этого не избежал даже Вашингтон.

— Вот великий человек! — вскричал с жаром полковник Дирк. — Истинно великий человек!

— Никто и не говорил обратного, полковник. Но не прикажете ли что-нибудь передать от вас старому вашему товарищу Эндрю Койемансу? Вот уже год, как он в Мусридже и, наверное, многое успел в работе.

— Да, если не взял только себе в помощники кого-нибудь из янки, — сказал с беспокойством полковник. — Если хоть одна из этих пиявок будет на наших землях, нечего ждать хорошего.

— Будь спокоен! Эндрю не даст промаха, — заметил мой отец.

— Знаю, знаю. Да, кстати, не забудьте, Мордаунт, как только приедете туда, отмерить пятьсот акров хорошей земли для вашей сестры Аннеке и пятьсот для Кэт. Как только вы это выполните, мы с генералом подпишем акт на законное владение этими участками.

— Благодарю, Дирк! — сказал с чувством мой отец. — Я не хочу отказываться от того, что ты так искренне предлагаешь.

— Конечно, эта земля ничего не стоит сейчас, но позже она будет цениться. А ведь надо было бы подарить и Эндрю ферму за все его труды?

— Конечно же! — сказал с живостью мой отец. — Несколько сот акров смогут полностью обеспечить его на всю жизнь. Тебе пришла прекрасная мысль, Дирк, я очень благодарен тебе за нее. Пусть Мордаунт выберет сам.

— Вы забываете, что землемер, как капитан, получил или получит непременно участок земли. Да и что он будет делать с землей? Разве только мерить ее. Он лучше просидит голодным, чем начнет пахать землю под картофель.

— У Эндрю было три невольника, когда он был с нами: мужчина, женщина и девушка, — возразил мой отец. — Он никогда не соглашался продавать их, ни за какую цену, несмотря на свое бедственное состояние: «Это Койемансы, говорил он всегда, они не разлучатся со мной». Я уверен, что эти невольники и сейчас с ним, ты, вероятно, найдешь где-нибудь их лагерь.

— Вот приятная для меня новость! Значит, мне придется жить там так же, как в походное время. Я непременно возьму с собой мою флейту, потому что, если верить только Присцилле Бэйярд, я должен встретить там чудо в лице Урсулы, племянницы Эндрю, о которой он так часто говорил. Вы, без сомнения, помните?

— Как же! За здоровье этой Урсулы каждый день пили в нашем полку, хотя никто из офицеров и в глаза ее не видел.

Случайно повернув голову, я заметил, что глаза маменьки с любопытством были устремлены на меня.

— Разве Присцилла знакома с племянницей землемера? — спросила она, когда заметила, что я обратил на нее внимание.

— Даже очень близко, оказывается, они большие друзья.

— Странно, — сказала маменька, слегка улыбнувшись. — Между ними так велико расстояние…

— А мне кажется, что его вовсе не существует. Мисс Бэйярд сказала, что Урсула во многом гораздо выше ее.

— Неужели?.. Племянница землемера!

— Да. Но заметьте, что землемер не принадлежит к числу простых людей. Он из очень почтенной фамилии, хотя и не получил образования. Конечно, теперь не то время, когда можно было занимать почетное место и не уметь подписывать своего имени. Но на Эндрю и Урсулу нужно смотреть иначе… я очень рад, что с ними проведу лето… Что это?.. Джеп делал мне знаки… Итак, мне пора расстаться с вами… а как приятно здесь, под этой липой… с вами… но, что же делать!.. Скоро наступит осень, и я снова увижусь с вами!..

Глаза маменьки наполнились слезами, Кэт тоже заплакала. Отец мой и полковник проводили меня до лодки. Отец был очень тронут, разлука со мной была тяжела для него.

— Не забудьте же об участках для Аннеке и Кэт, — сказал полковник, — а Эндрю пусть выберет для себя землю, какая ему подойдет, я заранее на все согласен.

Я с чувством сжал руку полковника, простился с отцом и прыгнул в лодку. Нам нужно было проехать четверть мили до судна капитана Боджера. Через десять минут по прибытии туда Лайлаксбуш был уже далеко за нами.

От нечего делать я стал рассматривать моих спутников. Их было много: и женщин, и мужчин. Некоторые из них принадлежали к хорошему обществу; но никто из них не был мне знаком. На палубе находились семь рослых, сильных мужчин. Скарб их был сложен у мачты, у каждого из них было по котомке и по топору.

Американский топор! Сколько сделал он завоеваний, более существенных, более долговечных, чем сабля и ружье! И завоевания эти не оставляли после себя следов разрушения и отчаяния, напротив, они вели за собой образование и богатство! На пространстве более миллиона квадратных акров девственные леса склонили свои недосягаемые вершины, чтобы пропустить лучи солнца, и там раскинулись плодородные нивы, где прежде скрывались хищные звери от преследований дикарей. И все это свершилось в такое короткое время! Не прошло и четверти века — и сколько перемен, сколько улучшений.

Спутники мои успели разговориться с Джепом, расспросили у него все, что он знал об Равенснесте и Мусридже; даже полюбопытствовали узнать, для чего я еду. Когда Джеп рассказал им все, как умел, они, видимо, старались сблизиться со мной, задавая мне разнообразные вопросы. Из разговоров их со мной я заметил, что они хотят арендовать, а не покупать землю; вероятно, причиной этому была крайняя их бедность.

В продолжение восьми дней нашего плавания мы успели переговорить и обдумать все, что касалось найма земель. Когда же на горизонте обрисовались колокольни Олбани, то между нами было уже решено, что семь спутников последуют за мной в Равенснест.