Глава 2,
Где проливаются слезы, а в уборной садового центра звучат тревожные слова
В отличие от подруг Тельма ушла не сразу, написав Верне, что немного задержится. Прогулка по магазину Эдинбургской шерстяной фабрики дала ей пять драгоценных минут, которые она провела в необременительных размышлениях о трикотаже пастельных цветов и печенье в коробках в шотландскую клетку.
Встреча с Топси потрясла ее; она и не подозревала, что той нездоровится. Но так оно и происходит в жизни — связь с бывшими коллегами теряется. Конечно, вы оптимистично обещаете друг другу собраться вновь, — но на деле это происходит редко, — а потом изредка сталкиваетесь на парковках или в очереди в кинотеатр и снова даете это обещание — вы уверены, что у них все в порядке… и, как правило, так оно и есть, но идут годы, и наступает время, когда у них уже не все в порядке.
И, разумеется, эта встреча натолкнула ее на еще более мрачный вопрос: что ждет их с Тедди, бездетных, в будущем? Вспомнив крепкие любящие объятия Келли-Энн, она, несмотря ни на что, почувствовала укол зависти. У Топси кто-то был.
Боже, подумала она, задержавшись у стопки уцененных кардиганов и вдыхая успокаивающий запах свежей шерсти. Благослови Топси и Келли-Энн. Благодарю Тебя за то, что Келли-Энн присматривает за матерью. Прошу, дай им силы и не оставь их. И если я могу чем-то помочь, подай мне знак.
Но ответа не последовало, разве что официантка в кафе растерянно выкрикнула: «Картофель с тунцом!» Бог, похоже, прекрасно справлялся и не нуждался в помощи Тельмы. Она вздохнула и посмотрела на лежащий перед ней кардиган веселого желтого оттенка.
Лимонно-желтый кардиган, свалявшаяся и немытая шерсть…
Она пришла в себя, словно от ожога, — пора уходить.
По дороге она зашла в «тайную комнату», как любила говорить Пэт (зеркала из дымчатого стекла, чаши с ароматической смесью, стильная коричневая плитка на стенах: одна из причин, по которой им всем так нравилось это место). Вымыв руки мылом сиреневого цвета, она посмотрелась в зеркало: очки, короткие каштановые волосы, слегка порозовевшие щеки… неужели и они однажды превратятся в нечто хмурое, дрожащее и растерянное? Опять эта внезапная болезненная паника, этот серьезный вопрос, который никогда не выходил у нее из головы.
И тут дверь открылась, прервав ее мысли, и в уборную вошла Топси. Тельма уже собиралась отпустить какой-нибудь забавный комментарий в духе «сколько лет, сколько зим», когда поняла, что Топси плачет; крупные беспомощные слезы текли по ее щекам и капали на подбородок.
— Топси, что случилось?
Та лишь непонимающе на нее посмотрела.
— Топси, это я, Тельма.
— Такая неразбериха, — сердито произнесла Топси, принимая предложенный платочек. — Настоящий бедлам.
— Бывает, — сказала Тельма примирительно.
— Я не знала, — раздраженно продолжала Топси, вытирая глаза платочком. — Они пришли в дом, и я подумала, что они те, за кого себя выдают.
— Порой что-то застает нас врасплох, — негромко произнесла Тельма. Она успокаивающе положила ладонь на руку Топси — удивительно тонкую и хрупкую сквозь плащ и кардиган. — Я найду Келли-Энн. Она будет волноваться, куда ты пропала.
–…писали мне, звонили мне. Финансовые недочеты — так он сказал. А потом они стали приезжать к нам домой. В разное время. Черный фургон у входа. Она велела мне не впускать их, но это Гордон прислал их, не я. — Топси снова покачала головой, ее голос дрожал.
— В наше время нельзя быть слишком осторожным, — заметила Тельма.
— Я слышала… их разговор. — Топси сделала глубокий порывистый вдох и с усилием продолжила: — Он думал, что я сплю, но я не спала. — Ее тон изменился.
— Какой разговор? — спросила Тельма.
Но Топси не обращала на нее внимания, сосредоточенно втирая сиреневое мыло.
— «Было бы лучше, если б она умерла», — внезапно выдала она. — Вот что он сказал.
— Прошу прощения? — ошеломленно переспросила Тельма.
— Он думал, что я сплю. — Голос Топси звучал так, словно она устала от этой темы и злилась на Тельму за то, что та ее подняла.
— Кто эта «она»? — мягко спросила Тельма.
Топси, казалось, не хотела отвечать.
— Это вопрос, который они задают, — произнесла она, глядя на себя в зеркало. На мгновение черты ее лица обрели резкость, на мгновение здесь возник призрак прежней Топси. — Люди должны взять себя в руки, — заявила она.
И тут в уборную ворвалась Келли-Энн, розовощекая сила природы.
— Вот ты где, мама. — Она набросилась на мать и направила ее к двери.
— Твоя мама немного расстроена, — начала было Тельма. Она хотела сказать еще что-то, но Келли-Энн прервала ее возгласом «Спасибо!», неуклюже обняв Топси одной рукой и подтолкнув ее к выходу.
У двери она замерла.
— Это разбивает мне сердце, Тельма, честное слово, — обронила она через плечо Топси, понизив голос. — Она ненавидит быть такой. Но как иначе?
И не успела Тельма опомниться, как осталась в туалете одна, хмуро глядя в дымчатое зеркало.
* * *
В подсобном помещении благотворительного магазина при хосписе Святой Екатерины Тельма второй раз за день вдыхала запах одежды, только теперь он был старым и затхлым. Она натянула одноразовые перчатки и начала сортировать одежду из мешков для сбора в три стопки (стирка, переработка, на выброс), у нее появились время и место, чтобы обдумать утренние события; то, что сказала Топси в женском туалете, беспокоило ее.
Было бы лучше, если б она умерла…
Он думал, что я сплю.
Кто такой «он»?
И дело было даже не в словах, а в том, как Топси произносила их: беспомощно, растерянно. Конечно, Топси явно была больна, но опыт Тельмы подсказывал, что деменция зачастую только усиливает имеющиеся черты. Ворчуны становятся еще ворчливее, нервные люди — еще более нервными. Взять хоть бы Кармен из школьной столовой, чей дядя оказался замешан в печально известной истории с подменой жен в Мелмерби; когда он заболел, кто мог забыть тот ужасный случай на рынке Тирска?
— Господи, Отче наш, — прошептала Тельма, — не Ты ли сказал: «Все заботы ваши возложите на Меня», что мне делать — и надо ли что-то делать — с Топси и ее бедой?
Пытаясь обрести внутреннюю тишину, она прокручивала в голове различные варианты действий: рассказать об этом кому-то, не рассказывать, спросить совета. Она понятия не имела, как поступить.
И тут ей пришел ответ, как если б он был написан на обложке потрепанного экземпляра «Пятидесяти оттенков серого» у ее левого локтя.
Сходи к ней. Узнай больше.
Тельма встала с охапкой одежды для переработки; она заглянет к Топси в понедельник. Но не в одиночку. За все то время, что она знала Топси, их отношения, хотя и были достаточно теплыми, так и не переросли в дружбу. Но вот Лиз — нервная, трудолюбивая Лиз — совсем другое дело. Они всегда были близки. Как любила повторять сама Топси: «Мы с этой леди пуд соли съели».
Да, ей нужно пойти с Лиз, решила Тельма, перебирая унылую коллекцию довольно затхлых летних топов.
Но как ей об этом сказать? Топси считает, будто кто-то хотел ее убить? Тельма внезапно живо припомнила, как бурно реагировала Лиз на различные кризисы на протяжении многих лет. В конце концов, у Топси в голове неразбериха, быть может, это всего лишь один из таких случаев. Все это могло, как выражалась ее мать, оказаться просто пшиком.
