На Другой стороне. Падение

Джанет Нортон

Древние считали, что у каждого человека где-то есть его идея, а он лишь ее тень. В романе это мир эна – крылатых вековечных созданий Света. Но мир эна так же не идеален, как и мир людей: начинаются Последние войны, в которых каждый герой оказывается перед выбором между Светом и Мраком.«Падение» – начало пути героев романа «На Другой стороне», где каждая мысль и поступок в любом из миров определяют их судьбу и ход Истории.

II

Как оказалось, королевские гвардейцы были в недостаточно хорошей для Раниеро форме. По крайней мере, он был непреклонен в своем решении сделать их примером для подражания, и, на свое усмотрение, был готов устраивать для этого каждодневные занятия по оттачиванию умений и навыков. Пока Раанан не считал необходимым отправлять гвардейцев как посланников своей воли на границу, разбираться от имени правителей в проблемах жителей Басилеи, Раниеро считал необходимым подготовиться к любым неприятностям, будь то Мгла или воинственные арья.

Рассказав королю о возможном новом нападении на Громовой форт, Раниеро получил одобрение использовать земли замка для тренировок, ведь не исключалась возможность того, что в скором времени гвардейцам предстоит отправиться на юг для защиты расположенного там гарнизона. Военные действия Раанан собирался обсуждать с генералом Вителиусом, чье прибытие ожидалось со дня на день с западных границ Басилеи, а пока у Раниеро и его королевских стражников было время присмотреться друг к другу.

Отдыхая вечером вместе с Люцией в саду, Раниеро делился с сестрой впечатлениями от первых дней знакомства со своими новыми подчиненными.

— Ты так говоришь, словно они не лучшие из лучших, — тихо рассмеявшись, произнесла Люция, когда Раниеро вспомнил еще один повод проводить изматывающие тренировки.

Раниеро тяжело вздохнул, сложив руки за спиной, и взглянул на звездное небо, простирающееся над королевским замком. Раниеро знал, что остальных гвардейцев выбрали за выдающиеся заслуги перед Басилеей, и был удивлен в свое время услышать, а после своими глазами увидеть в их числе выходцев с холодных восточных краев. Варья, народ эна, населяющий земли через высокие горные перевалы востока, изредка навещали своих западных соседей и еще реже оставались жить в Басилее, предпочитая свой суровый край любым благам эферья. Говорили, что варья слышат зов своей земли и не могут ему противиться, если нет важных дел, требующих их присутствия где-то вдали от дома. К тому же, они редко летали в силу того, что полеты в их краях были слишком опасными из-за Мглы, поэтому с течением веков крылья стали для них одним из орудий боя, нежели средством перемещения. А сражаться им приходилось хоть и не каждый день, но не на жизнь, а на смерть, ведь если и случались нападения темных тварей, то они были невероятно страшных масштабов, справиться с которыми было по силам лишь совместными усилиями эферья и варья.

Таких варья, чьи дела оказались достойны королевского внимания, было трое воинов, два брата и сестра: Арни, Бьярни и Дагни. Все трое обладали яркими серо-голубыми глазами и светло-русыми волосами, да и по телосложению казались под стать друг другу. Даже Дагни, будучи самой младшей, не уступала братьям по силе и выносливости, умело пользуясь тяжелым кистенем. Арни, старший среди трех родственников, был вооружен двуручным мечом, а средний брат Бьярни пользовался огромным перначом. Раанан и Зария предложили им стать гвардейцами после одного из страшных сражений с темными тварями близ Ледяного форта в восточных горах. Не видя причин для отказа, троица варья согласилась принять белые плащи и пойти на службу к правителям эферья.

— У меня нет претензий к каждому из них по отдельности, несмотря на то, что часть из них не из Басилеи, — задумчиво ответил Раниеро, шагая рядом с Люцией по тропинкам к центру сада. — Арни, Бьярни и Дагни на удивление отзывчивые и веселые варья. Мне всегда казалось, что эна востока куда злее, но хмуростью выделилась Эйра…

— Свет с рождения послал ей много испытаний, — произнесла Люция, c грустной улыбкой склонив голову. — Нам ли не знать, каково это, потерять родных…

Раниеро кивнул, вспомнив их с Люцией детство, когда родители отправились в Темные земли на запад и так и не вернулись назад, а осиротевших юнцов отправили в Храм Света на воспитание к оракулу Пайаму. Эйра напротив не получила никакого крова над головой, когда ее семью забрал к себе Свет. Она была наполовину эферья и наполовину арья, при этом не похожая ни на тех, ни на других своей особенной внешностью. Ее волосы были короткие и почти белые, а в глазах цвета индиго читалась непроходящая грусть. Эйра яростно сражалась с арья не только как солдат на границе Басилеи, но и как эна, родителей которой арья беспощадно погубили, несмотря на то, что мать Эйры тоже была арья из благородной семьи. Пойдя по стопам отца в армию Басилеи, Эйра достигла небывалых высот в деле магов. В ее арсенале были мощные заклинания всех четырех стихий, из которых она предпочитала воду и ветер, превращая их эссенции в страшную ледяную магию. Холодные чары Эйры впечатляли даже привыкших к морозам варья. Раниеро слышал про Эйру, когда служил в Громовом форте, и однажды даже видел ее в бою, когда на битву с арья пришло подкрепление с соседнего форта на юго-востоке. Мало кто смог спастись от ледяных чар молчаливой колдуньи.

— Ох, какая неожиданность! — вдруг раздался за их спинами веселый голос. Раниеро закатил глаза, а Люция оглянулась назад и увидела худощавого эна в легких доспехах и белом гвардейском плаще, с длинным хвостом темно-русых волос и задиристым взором бирюзово-зеленых глаз.

— Молан, не сейчас, — ворчливо произнес Раниеро, угрюмо уставившись на гвардейца-лучника.

— А вот это вот совсем не неожиданно, капитан! — усмехнулся Молан. — Я думал, остальные шутили, когда сказали, что он всегда угрюмый… — шепотом произнес Молан, чуть склонившись к Люции. — Я не так давно прибыл в замок и хотел познакомиться с вами лично, лучезарная, но капитан уже меня представил! Молан, к вашим услугам, — заявил Молан поклонившись.

Люция улыбнулась, взглянув украдкой на хмурого Раниеро, а Молан, решив, что негоже тратить время зря, преподнес Люции букет ярких красных и темно-синих цветов.

— Я подумал, что раз такое дело и мы теперь как одна большая семья, все в сборе, то я мог бы составить компанию и рассказать вам пару интересных…

— Зря подумал и, нет, не можешь, — сердито процедил сквозь зубы Раниеро, перебив Молана.

— Благодарю, Молан, они прекрасны, — улыбнувшись, поспешила сказать Люция.

— Ах, ну ради этой улыбки стоило рискнуть! — засмеялся Молан, с почтением откланявшись, прежде чем улететь из сада на крыльях.

— Прекрати, ты сожжешь его взглядом, — рассмеялась Люция, заметив, с каким яростным видом смотрел на лучника Раниеро, пока тот не скрылся из виду. — У тебя еще будет время на тренировке утром, — мягко напомнила Люция, и Раниеро нехотя согласился, продолжив путь к высокому дубу в центре сада.

— Он, видимо, думает, что его история про монстра-вожака, которого он якобы убил одной стрелой, еще может кого-то удивить, — с негодованием в голосе заявил Раниеро, и Люция снисходительно взяла брата под руку, прижавшись к нему плечом. Оттаяв, Раниеро перестал сердиться, хотя и продолжал недовольно поглядывать на букет в руках Люции.

Молан прославился на западе Басилеи, где его меткие стрелы сражали толпы темных тварей, и без устали славил себя сам, рассказывая историю о монстре-вожаке, которого смог убить одним метким выстрелом. Громадная темная тварь, обитавшая в Темных землях, постоянно терзала расположенный там пограничный Закатный форт эферья и ближайшие к нему поселки. Очевидцев поединка Молана с монстром-вожаком не нашлось, но темная тварь больше не появлялась. В итоге все в Сердце Басилеи знали историю сражения Молана и огромной темной твари в подробнейших деталях, поскольку Молан с удовольствием ее пересказывал, всякий раз с таким красноречием, словно бой происходил лишь вчера вечером. Да и о своих прочих многочисленных подвигах лучник не умалчивал, за что успел прослыть в королевском замке знатным болтуном.

— Зато до сих пор удивляют истории о том, как ты выжил на границе без опеки лекаря, — с улыбкой произнесла Люция. — Я так рада, что теперь ты не сможешь избавиться от помощи и целебных чар. Илар не даст тебе много геройствовать с риском для жизни.

Раниеро поджал губы и качнул головой. Выдающийся выпускник гильдии лекарей с русыми волосами и пронзительно голубыми глазами, которые, казалось, видели эна насквозь, Илар, прослужил в нескольких фортах Басилеи, но получил белый плащ не за целебные чары, что применял в бою, а за свои невероятно мощные эликсиры жизни и маны. Однажды его снадобья спасли целый гарнизон от опасных растений Мглы, что проросли в стенах одной из пограничных крепостей на северо-западе королевства, чуть не убив всех ее обитателей. Форт был очищен, а Илар был приглашен в столицу, где и стал гвардейцем. В боевых навыках Илара еще предстояло убедиться, поэтому Раниеро не мог разделить радость Люции, что она и заметила, осторожно толкнув Раниеро в бок.

— Геройствуй, только осторожно, — добавила Люция, и Раниеро начал улыбаться.

— Ну, меня утешает то, что хотя бы не мне одному потребуется лекарь, если уж говорить откровенно, — сказал Раниеро, дойдя до высокого дуба, у которого он и Люция остались отдохнуть, сев на выпирающие из земли могучие корни как на скамейку. — Не понимаю, зачем правители взяли в гвардейцы ассасина… От них одни беды и неприятности.

Люция снисходительно улыбнулась.

— Не все ассасины приносят беды и неприятности, зря ты так. Хонора уж точно лучшая в своем деле! — сказала Люция, и Раниеро в ответ хмыкнул.

— Без сомнений, — не скрывая иронии в голосе, сказал он. — Настолько лучшая, что за ее кинжалы вожди арья назначили сумму в пять тысяч спифов, лишь бы от нее кто-то избавился…

Во многом именно поэтому рыжеволосая и синеглазая Хонора стала королевским гвардейцем. Служа на границе и глубоко в тылу арья, она выведала не одну военную тайну. К тому же Хонора прославилась как хитрый убийца, спастись от которого было почти невозможно. Но несмотря на все свои таланты, вечно прятаться от врагов Хонора не могла, а риск быть рядом с ней мог стоить жизней простым солдатам эферья, поэтому правители приняли решение взять Хонору в королевскую стражу, где ее таланты пошли бы на пользу, а не во вред.

Присмотревшись ко вдруг задумавшемуся Раниеро, Люция сощурила глаза, загадочно улыбнувшись.

— Что у вас случилось на тренировке?.. Рассказывай! — потребовала она, встряхнув Раниеро за плечо.

Раниеро недовольно повернул голову в сторону и невольно вспомнил минувшее утро, когда Хонора застала его самого врасплох на тренировке после часовой нотации о том, как важно уметь сражаться с любым соперником, независимо от своего собственного класса и умения. Спустя немного времени Хонора ухитрилась сбить Раниеро с ног в прыжке, пользуясь невидимыми чарами, и придавила его собой к земле. «Кажется, нашему капитану тоже есть чему поучиться… — сказала тогда Хонора, нависнув над обескураженным Раниеро». Эти слова все еще преследовали его, равно как и ее игривый взгляд, словно все тренировки и наставления были для Хоноры не более чем забавой. Поймав себя на мысли, что скорее хотел сердиться, нежели сердился на самом деле, Раниеро, покашляв, прочистил горло.

— У нас разные взгляды на тактику боя, — коротко ответил Раниеро, решив не вдаваться в подробности.

Помолчав, Люция усмехнулась, и мягким тоном ответила:

— Что ж, думаю, когда дойдет до реального боя, взгляды станут одинаковыми. Главное, стараться смотреть в одну и ту же сторону, — важно добавила Люция, обняв подаренный Моланом букет цветов. Украдкой взглянув на Раниеро, вновь задумавшегося о чем-то серьезном, Люция легко угадала причину его хмурости.

— Не беспокойся понапрасну, — сказала она заботливым и уверенным голосом. — Они лучшие в своем деле, а ты лучший из лучших, раз стал их капитаном. Они последуют за тобой, если увидят это так же, как вижу я. Не прячь свой свет, и он затмит любой другой.

Поцеловав Раниеро в щеку, Люция встала с насиженного места и отправилась назад в замок, а Раниеро так и остался под дубом, коснувшись засиявшего узора на коже, и задумчиво глянул Люции вслед. Переведя взгляд на далекие звезды, он попытался справиться с поселившейся глубоко внутри тревогой не оправдать надежд Люции. Раниеро опасался этого даже больше, чем подвести правителей на своем новом посту, ведь Люция всегда верила в него и считала лучшим из лучших еще до назначения в гвардейцы. Но теперь он должен был доказать, что утверждение Люции правда, всей Басилее.

***

Спустя пару дней ситуация в Линтоне значительно ухудшилась, и средства массовой информации без устали устрашали население АПЭП с экранов телевизоров, в Интернете и по радио рассказывая о том, насколько плохи дела на юге и как они серьезно скажутся на жизни самого Альянса. Казалось, репортеры намеренно выискивали самые тяжелые кадры для своих репортажей, а ведущие передач только и делали, что пророчили падение всей мировой экономики. Жители альянсовой столицы поддавались нагнетаемой панике. Постепенно пустеющие улицы Линтона стали напоминать зону военных конфликтов по напряженности и торопливости бредущих по своим делам горожан. Осенние дожди участились, и в промозглой сырости, крепчающей от ветра, не находилось ни капли тепла и света солнца.

В такие дни особенно хотелось вырваться из города, забыть о проблемах и найти в этом мире тот уголок, где не будет ни проблем с миграцией, ни с социально-общественной жизнью. Такой уголок, где не будет ничего, кроме природы, улыбок и смеха. Амелия помнила те короткие дни, когда еще были живы родители, и они с Джеймсом гуляли на природе. Воспоминания казались ей столь невозможно идеальными, что сердце болело от тоски, стоило снова взглянуть в окно машины и увидеть, что мир давно перестал сочиться теми же яркими живыми красками, какие она хранила в своей памяти.

Неизменным, несмотря на время и преграды, осталось только одно — забота друг о друге. Встретив брата спустя несколько лет после разлуки, Амелия поняла, как по нему скучала, да и Джеймс уже не казался ей столь хмурым и задумчивым как в памятный вечер в кафе. Но это не значило, что проблемы исчезли. Напротив, их становилось больше, и Амелия поражалась тому, с какой самоотверженностью Джеймс следовал приказам своего начальства. Поскольку ожидалось, что безопасность горожан в Линтоне под угрозой и возможны диверсии, полицейских вызвали на службу несмотря на законные больничные, в добровольном порядке, по желанию, которого даже у недавно раненого офицера Брента, как считала его сестра, оказалось больше, чем здравого смысла.

Амелия согласилась довезти Джеймса до дома при условии, что потом он отправится к ней на работу, чтобы она могла его обследовать в лаборатории и дать лекарства. Никогда прежде Амелия не пользовалась служебным положением, но в этот раз случай обязывал взять пару медикаментов из пробных образцов лекарственных препаратов.

— Потом до конца своих дней буду жалеть, что ты дала мне ваше фирменное лекарство, — заявил Джеймс, сидя на пассажирском сидении в машине Амелии.

— Почему это вдруг? — спросила Амелия, скосив на Джеймса хмурый взгляд.

— Потому что ты будешь вспоминать этот день как день, когда идеальная Амелия поступила плохо! Я тебя слишком хорошо знаю, так что давай не будем ставить опыты на твоей совести, я действительно в порядке… — как можно убедительней сказал Джеймс, но Амелия лишь тяжело вздохнула.

— Тебя должны были выписать через три дня, — непререкаемым тоном ответила Амелия, сердито сжав руль. — Если бы кто-то не геройствовал, мне бы и не пришлось брать экспериментальные лекарства без спросу! Зачем надо было выписываться по собственному желанию? Ты еле ходишь! — возмутилась Амелия, чуть не проехав на красный свет.

— Затем, что я еще могу вести дорожный патруль. Сейчас не то время, когда можно валяться в койке и отдыхать, — невозмутимо ответил Джеймс, глядя на дорогу.

— Будто ты знаешь, что такое отдых, — парировала Амелия, — работа, еда, сон, работа, еда, сон, и так по кругу, не так ли? — пошутила она, взглянув на Джеймса с нескрываемой иронией.

— Будто у самой не так было, пока не вышла замуж, — сощурив взгляд, ответил Джеймс. — Хоть за что-то могу сказать Седрику спасибо! Иначе бы никогда из завалов книг не вылезла.

— Походи на свидания, уже разнообразие, — пожав плечами, сказала Амелия, не обращая внимания на недовольный вид Джеймса.

— У меня не тот круг общения, — ответил он.

— Это почему? Неужели у вас в участке нет никого, с кем бы хотелось познакомиться поближе? — удивилась Амелия.

— Когда я пытаюсь познакомиться поближе, от меня начинают убегать в переулки или пытаются отбиться холодным оружием, — иронично улыбнулся Джеймс.

— Я не про преступников говорю! — возмутилась Амелия. — Заведи себе семью!

— Пока не видел распродажи. Как только, так сразу, — отшутился Джеймс. — А если серьезно, то я не хочу намеренно кого-то искать… Кого-то особенного методом проб и ошибок не найти, так этого человека можно только потерять. Я хочу одну спутницу жизни, а не воспоминания о множестве.

— Ну, давай тогда я буду искать тебе жену методом проб и ошибок, — не скрывая смеха в голосе, предложила Амелия. — Какие-нибудь пожелания?

— М-м-м… Пускай она будет рыжая… Синие глаза… — задумавшись, ответил Джеймс. — И с медицинским образованием.

— Джеймс! — возмутилась Амелия.

— Что? — бросив беглый взгляд на Амелию, ответил он. — Сама предложила!

— Надо планировать семейную жизнь, а не оказание экстренной медицинской помощи на дому! — воскликнула сердито Амелия.

— Одно другому не мешает! — невозмутимо заявил Джеймс, еле сдерживая улыбку.

Амелия бы еще долго с ним спорила, если бы не возникшая перед ними проезжая часть к лаборатории «Инноген». Само здание возвышалось над остальными подобно стеклянной скале с названием фонда над парадным входом, за которым скрывался целый комплекс лабораторий вместе с производственными цехами.

Припарковавшись на своем привычном месте, Амелия вместе с Джеймсом отправилась к дверям главного здания. Внутри оказалось намного светлее и уютнее, чем показалось Джеймсу снаружи. В вестибюле их поприветствовал охранник, и Амелия подошла к стойке ресепшена, чтобы выписать для Джеймса пропуск, как вдруг ее окликнул чей-то голос:

— Амелия, здравствуй! Я думала, сегодня тебя тоже не увижу! Как дела? — спросила подоспевшая к ним девушка в белом халате.

— Элизабет! — воскликнула радостно Амелия. — Все хорошо, а у тебя как дела? — поинтересовалась она, отдав Джеймсу гостевой пропуск.

— Провожу повторные тесты новых ядовитых образцов! — с энтузиазмом ответила Элизабет и, словно опомнившись, неловко взглянула на Джеймса, которого ей поспешила представить Амелия.

— Элизабет, познакомься, — важно произнесла Амелия. — Это Джеймс, мой старший брат.

— Сержант Брент, — уточнил с улыбкой Джеймс, слегка поклонившись Элизабет.

— Элизабет Саммерс. Амелия столько про вас рассказывала! — произнесла Элизабет, заметив, что ее зовут к стойке ресепшена.

— Надеюсь, хорошее, — с усмешкой произнес Джеймс.

Элизабет скромно улыбнулась, потупив взгляд.

— Простите, я сейчас…

Когда Элизабет отошла к стойке, Джеймс переглянулся с Амелией, одним довольным выражением лица напомнив ей о разговоре в машине. Словно только сейчас заметив ярко рыжий цвет волос Саммерс и ее синие как сапфиры глаза, Амелия поняла, о чем думал Джеймс, и ворчливо насупилась.

— Даже не вздумай!.. — шепнула сердито Амелия, пока Джеймс засматривался на Элизабет, беседующую с другими сотрудниками лаборатории. Удивленно взглянув на Амелию, Джеймс первым направился вслед за ней к лифту. Все желающие отправиться на верхние этажи зашли в кабину. Элизабет оказалась в компании коллег, их отделили сотрудники ремонтной службы, и Джеймс воспользовался моментом, чтобы обратиться к сестре:

— Почему? — возмутился полушепотом Джеймс, недоверчиво прищурившись.

— Слишком… Слишком рыжая! — тем же тоном ответила Амелия к удивлению Джеймса, когда створки лифта закрылись. Скосив взгляд на рыжую копну волос, Джеймс нечаянно поймал на себе взгляд Элизабет и смущенно улыбнулся, всерьез задумавшись о том, что слишком рыжих не бывает.

Чем выше поднимался лифт, тем просторнее становилось в кабине. Сотрудники в белых халатах отправлялись в свои отделения, и вскоре кабина почти опустела. Лифт остановился на пятом этаже, створки со звоном открылись, и Элизабет вышла следом за ремонтниками, напоследок обернувшись.

— Я очень рада с вами познакомиться, — улыбнулась она Джеймсу. — Мисс Грир скоро приезжает с новым поставщиком для осмотра лаборатории, — обратилась она уже к Амелии, — не опаздывай! Без тебя мы как без головы!

— Постараюсь, если не будет новых непредвиденных обстоятельств, — сказала Амелия, слабо улыбнувшись.

— Это она про меня, — уточнил Джеймс, пожав плечами и прислонившись спиной к стенке лифта. — Поэтому я перебираюсь в ее офис!

Элизабет усмехнулась и направилась в коридор, а лифт закрылся и поехал еще выше на последний седьмой этаж.

— Искать не хочешь, поэтому кидаешься на первую встречную с подходящими параметрами? — саркастичным голосом поинтересовалась Амелия, первой переступая порог лифта на седьмом этаже.

— А вдруг судьба? — непринужденно улыбаясь, ответил Джеймс, но стоило ему выйти следом за Амелией, как улыбка сошла с лица, и он невольно сбавил шаг, с удивлением обнаружив себя в необычно продвинутом для, казалось бы, простой медицинской лаборатории, помещении. В отличие от мельком увиденных лабораторий на нижних этажах здания, открывшаяся глазам Джеймса лаборатория под непосредственным руководством Амелии выглядела нереалистичной, словно из будущего: в подсвеченных неоновыми лампами жидкостях происходили непонятные Джеймсу химические процессы, а погруженные в свою работу лаборанты бдительно следили за показаниями громоздких приборов и вычислениями нескольких мощных компьютеров.

Пройдя в свой кабинет, Амелия указала Джеймсу на свое рабочее кресло и принялась возиться с препаратами и приборами на стоящем в тени столе.

— И что же вы такого тут делаете, если не секрет? — устроившись за письменным столом Амелии, с хмурым видом спросил Джеймс, недоверчиво осматриваясь по сторонам.

— Секрет, но не от тебя, — улыбнулась Амелия. — Я разрабатываю средство, которое позволит заживлять любые повреждения тканей с предварительной очисткой от заражения, — попыталась объяснить она понятным языком. — Хочу доработать формулу, чтобы средство помогало избавляться не только от микробов, но и от попавших в тело инородных частиц.

— Как пуля или осколки? — уточнил Джеймс, сощурив глаза.

— Именно! Потенциально это возможно уже сейчас, но я еще работаю над составом для ускорения процесса… Сними куртку и закати рукав. Надо взять кровь для обследования, прежде чем я дам тебе препарат, — сказала Амелия, подготовив всю аппаратуру для осмотра Джеймса.

— Радость-то какая для военных, — пробурчал себе под нос Джеймс, снимая куртку. — Ранили на границе, съел таблетку, исцелился, пошел убивать дальше. Тебе не кажется, что это плохая идея? — уточнил он, закатив рукав рубашки.

Амелия осторожно взяла кровь из вены и перешла к другому столу, где отправила образец на анализ в специальную машину.

— Идея станет плохой, если использовать ее в дурных целях. Но я верю в лучшее, — ответила Амелия, следя за показаниями прибора. — Если разработка окажется успешной, то ее можно будет разослать по всему свету для больных детей и стариков… Для калек, которым так и не сделали операции, или страдающим от самых тяжких заболеваний. Я нашла с мисс Грир общий язык, лекарство будет бесплатным… Представь только будущее, где не будет никаких болезней и больше не будет возможности войной решать проблемы мира.

— Ты слишком хорошего мнения о людях, — тихо усмехнулся Джеймс. — Не все разделят твое видение будущего.

— А ты его разделяешь? — спросила Амелия, проверив результаты анализа крови, прежде чем вколоть лекарственный препарат Джеймсу.

— Как и всегда, Лучик, — задумавшись и улыбнувшись, ответил Джеймс. Амелия тоже улыбнулась и осторожно ввела препарат шприцом, тут же зажав место укола ваткой.

— Значит, нас двое. Есть повод надеяться на то, что станет больше, — произнесла Амелия с умным видом. — Я ввела средство для ускорения заживления поврежденных тканей, а сейчас поищу партию для поддержания иммунной системы, чтобы ты мог работать без вреда для здоровья, — добавила она и вышла из кабинета, чтобы взять дополнительные лекарства из хранилища в лаборатории.

Взглянув на компьютер Амелии, Джеймс попытался представить мир, который хотела создать его сестра, но воображения оказалось недостаточно, чтобы увидеть картину целиком. Он не сомневался, что когда-нибудь все вокруг действительно поменяется до неузнаваемости, и мог лишь надеяться, что поменяется так, как хотела Амелия. Вопреки своему любопытству не собираясь копаться в открытых файлах сестры, пока ее не было видно, Джеймс прочел на экране компьютера всего одно слово: «Итеро».

***

Ничто не нарушало покой южного леса, лишь редкое пение птиц и легкий шелест листвы прерывали величественную тишину природы. Но Омид знал, что угроза близко и таится среди лесного массива. Он чувствовал опасность и пытался подготовиться к бою, чтобы не дать застать себя врасплох. Вдруг услышав, как ему показалось, шорох позади себя, Омид приподнял руки с кинжалами, вставая в стойку, и в следующее мгновение ловко извернувшись уклонился от дерзкой атаки со спины.

Мастер-ассасин сражался с ним на равных, поэтому Омид вынужден был выкладываться из последних сил, чтобы избегать или сносить удары наставника. Но с течением времени свои собственные удары Омид проводил с надрывом, как в последний раз. Он не жалел сил, стараясь кинжалами разоружить соперника и сделать решающий выпад, но чем больше он старался, тем слабее становились его атаки. Юному ассасину не хватало сноровки и выносливости, а гнев в карих глазах затмевал простую истину: он измотал себя за целое утро тренировок и больше не мог вести сражение на равных, как хотел. Бой пришлось остановить, когда в ходе очередного выпада мастера-ассасина на темной коже мальчика появился яркий порез, рассекший плечо, и свет полился из раны оскалившегося от боли Омида. Наставник, обучающий Омида с самых юных лет умениям их класса, не ожидал, что ученик не увернется от столь заметного нападения, и виновато склонил голову, но не перед самим Омидом, а перед подошедшей к ним темнокожей эна в ярко-алом платье.

— Госпожа Тэру, — вежливо поприветствовал ее мастер-ассасин.

Кивнув в знак приветствия мастеру-ассасину, Тэру осмотрела мальчика внимательным взглядом карих глаз и бережно взяла его за раненное плечо, залечив порез целебной магией.

— Отец бы гордился твоими успехами. Не изматывай себя понапрасну, — коротко улыбнулась Тэру, заметив, что Омид сильно опечален.

— Как скажешь, мама, — тихо согласился Омид, учтиво поклонившись своему наставнику, прежде чем отправиться вслед за Тэру к воротам в город. Перелетев ограждение на своих белых крыльях, Омид и Тэру оказались в великом городе Эмоюнге. Величие и соответствующий титул Эмоюнгу принесли и древняя история, и огромная территория, которую с незапамятных времен занимал густонаселенный город. Легкие деревянные мосты, украшенные цветами и лентами, связывали между собой парящие над барьером пласты земли и разные ярусы Эмоюнга, обустроенные среди стволов и раскидистых веток деревьев. Дома пестрели цветным убранством как у подножия южного леса, так и среди пышных крон, ставших основанием для просторных жилищ арья. Расположенные у подножия леса шатры и палатки приманивали взгляд цветными узорами тканей и окрашенной резьбой по дереву, а над приземистыми домами возвышались целые башни, часть из которых тянулась к деревьям и опиралась на них с помощью свай и перекладин.

Но, несмотря на яркий вид и убранство Эмоюнга, арья не чувствовали праздника жизни, которую так любили и ценили за дары Света. Все больше сердец сковывала тревога, а глаза боялись окружающего арья мира, стоило им взглянуть за пределы укреплений, окруживших великий город со всех сторон. Они давно сражались с Живой Ночью в диких джунглях и пустынях, но никогда прежде Мгла не распространялась так быстро. Темные твари уничтожали все живое, обращая в бегство даже самых опасных хищников леса. Словно по чьему-то велению Явления Мглы стали разрастаться подобно туману и захватывать целые деревни. Мгла наступала со всех сторон, вытесняя арья с родных земель. Солдаты старались защитить свой край от Живой Ночи и всех ее проявлений, но все чаще они пропадали в лесных дебрях и песках, пополняя обращенными Мглой эна беспощадную армию темных тварей.

Омид и Тэру пытались поддержать в соплеменниках веру в Свет, едва ли веря в собственные речи о том, что Мглу удастся одолеть, особенно когда в Эмоюнг стали прибывать беглецы, ищущие приют подальше от ужасов Живой Ночи. Арья вынужденно отступали на север, не имея ни сил, ни возможностей отразить натиск темных тварей. С одной стороны виной тому была разрозненность их народа. Вожди арья не собирались объединяться для войны с монстрами, забыв пример вождя Издубара, однажды собравшего их всех в одну единую армию. Немало сил уходило и на конфликт с северными соседями, эферья, что проживали через великую пропасть в краю, в котором Мгла еще не властвовала над небом и землей. Жрецы и шаманы арья твердили, что война с эферья угодна их теням, и потому многие солдаты мечтали о великой чести отдать свой последний свет в битве с эферья, считая, что тем самым сражаются на войне более значимой, чем война с Мглой.

Но почему эта война была предпочтительней той, что лишала их дома, Омид не понимал. Идя по улицам родного города, он видел раненных темными тварями, которых пытались излечить лекари, видел бежавших из своих городов и поселений эна, нуждающихся подобно беднякам во всем, что им пришлось оставить позади ради спасения своих жизней. Их было так много, что приютить всех беглецов даже в таком большом городе как Эмоюнг оказалось невозможно. Испуганные арья напрочь отказывались выходить за охраняемый частокол, чтобы обустроить лагерь рядом с городом. Видя испуганные лица детей, Омид невольно представлял себя на их месте и все больше злился на свое бессилие облегчить их жизнь и избавить от ночных кошмаров, словно преследующих их и наяву.

Но и со своими кошмарами Омид не справлялся. Вопросы их мира и мира теней терзали Омида по ночам, и никакие наставления старших не могли успокоить его тянущийся к правде ум. От того его кинжалы не попадали в цель на ежедневных занятиях с наставником, и потому Тэру переживала за сына, видя его терзания за маской отрешенности. Омид никогда не подавал виду среди других эна, если чувствовал себя плохо. Ни боль, ни страх не отражались на юном лице, словно его невозможно было чем-то вывести из себя. Все, что тревожило Омида, он пытался спрятать глубоко внутри, там, где только внимательные глаза матери могли найти опасное томление. Он был очень похож на своего отца, Абаура, и потому вдвойне дорог заботливой Тэру. Ее сердце тревожилось за мужа, ушедшего к северной границе, и разрывалось на части при виде обеспокоенного Омида.

— Не томи себя тяжелыми думами, поделись ими, — ласково и тихо сказала Тэру, пока они шли по висячим мостам, осматривая город с высоты. Омид замедлил шаг, потупив взгляд, но собрался с силами и осторожно заговорил:

— Отец сказал, что если он погибнет в битве с эферья, то я поведу нас сражаться дальше… Но чем ближе этот день, тем больше я осознаю, что не хочу сражаться. Не с ними.

Тэру молча слушала Омида, пока мальчик не остановился и не стих совсем, отрешенно глядя на рыночную площадь, что простиралась под мостами. Подойдя ближе, Тэру приобняла сына за плечи, тоже взглянув на площадь. Торговля шла своим ходом, но былого веселья на лицах эна она не замечала. Было лишь желание купить что-то раньше, чем товар исчезнет с полок или станет жизненно необходимым, как снадобья или оружие.

— Эферья всегда были нашими врагами, сражаться с ними велят тени, так говорят наши шаманы, — напомнила Тэру, на что Омид отрицательно покачал головой.

— Тени разные… — уверенно сказал Омид. — И даже будучи разными, они помогают друг другу в войне за Свет. Если так могут тени, то почему мы не следуем их примеру? — спросил Омид, взглянув на мать.

Тэру не смогла ответить сразу и в ее карих глазах поселилась глубокая печаль. Крепко зажмурившись, чтобы прийти в себя, Тэру усилием воли прогнала нахлынувшую на нее волну страха. Она понимала сына и всем сердцем желала с ним согласиться, но не могла, чувствуя в том волю своей собственной тени. Взяв в руку свой кристалл, Тэру взглянула на ровные грани камня, но увидела не сияние внутри кристалла, а туман неизвестности, в котором блуждали все эна, когда пытались понять волю теней. Неведомые создания были добры и жестоки, милосердны и беспощадны. Порой их воля была простой и во благо, порой меняла их судьбу до неузнаваемости. И со всем им приходилось мириться и соглашаться, ведь эна не были вольны в своих поступках и решениях, порой даже не осознавая, что поступают так или иначе, потому что так велели тени. Тени показывали им путь, и, казалось, свой Тэру видела ясно — жизнь Омида была для нее важнее всего, и что бы ни происходило с их миром, война с Мглой и эферья стоила всего пролитого ими света, если в конце всех бед и тревог Омид должен был жить, не ведая больше сражений. Она знала, что всем сердцем будет жалеть тех, кто падет в предстоящей битве, и тех, кому придется жить дальше с утратой, но Тэру даже представить не могла, что лишится из-за жалости к другим своего сына, как не могла она сказать самому Омиду, что ради его благополучия поддерживала мужа в военном наступлении на эферья. Омид был слишком юным, чтобы ее понять, ведь прожил всего лишь десять лет жизни, но он уже был слишком самоотверженным, чтобы принять такую правду.

— Потому что мы тоже разные, — задумавшись, ответила Тэру. — И порой мнение большинства важнее мнения отдельных эна. Арья хотят этой войны, чтобы после победы жить в мире и покое, как и обещают нам тени… Поэтому Абаур ведет их к границе, чтобы с частью объединившихся арья показать и всем остальным дорогу в будущее. Поэтому, если он падет в битве, ты должен будешь продолжить его дело, как ради самого себя, так и ради нас всех.

— Я не понимаю, — признался Омид, качнув от досады головой. — Когда все это началось? Почему мы враждуем с эферья? Разве не должны тени вести нас к Свету? Или имелся в виду последний свет? Значит, мы просто должны умирать? Тогда зачем куда-то бежать и сражаться с эферья, когда к нам и так приближается Мгла? — растерянно глянув на мать, спросил Омид, надеясь хоть на какие-то ответы, но вместо голоса Тэру вдруг раздались удивленные голоса эна.

Взглянув на горожан, Омид увидел, что многие схватились за свои кристаллы, свет в которых вдруг резко померк. Их было так много, что арья не могли поверить в случившееся, испуганно глядя друг на друга, ведь это значило, что разом погибли сотни теней, с которыми арья связывали нити жизни. Вдруг раздался рев сигнальных труб. Свет солнца исчез, и город неожиданно окутала ночь. Ужаснувшись своей догадке, Тэру взглянула на кроны деревьев, загородив собой Омида. С диким протяжным ревом с неба на Эмоюнг хлынули десятки темных тварей, прорываясь сквозь могучие кроны и опаляя их своим огненным дыханием. Сквозь крики ужаса раздались резкие приказы, и стражники города на крыльях кинулись в воздух наперерез вдруг появившимся монстрам.

— Мама! — крикнул Омид, увидев приближающуюся к ним темную тварь. Выхватив из-за пояса кинжалы, Омид оттолкнул Тэру в сторону и выскочил вперед, чтобы сразиться с монстром. Но тут мост всколыхнула еще одна темная тварь, и Омид потерял столь нужное ему для атаки равновесие.

— Омид! — раздался отчаянный крик Тэру.

Последнее, что успел увидеть Омид, была огромная разинутая пасть, охваченная ярким желтым огнем…

***

Дожди не прекращались, и улицы Линтона все чаще освещали фонарные столбы, нежели свет солнца. Похолодание, охватившее город, заметно подчеркнуло, каким безжизненным был Линтон, что ранним утром, что поздним вечером, когда горожане стремились попасть на работу и уйти домой с закатом солнца. Людей не было видно, словно они перемещались тайными маршрутами, избегая друг друга. Даже машины проезжали с такой скоростью, словно опасались задерживаться в том или ином районе дольше необходимого.

Уильям Клиффорд всегда мало общался с людьми, с детства будучи достаточно замкнутым. Синеглазый, с непослушными русыми волосами, он со школы не стремился заводить знакомства и предпочитал людям книги. Во многом именно желание спрятаться от общества со всеми его проблемами и неписанными правилами и привело его в молодости на работу в библиотеку, где не требовалось многого. И уж тем более общительности, которой Уильям не обзавелся и на третьем десятке своей жизни. Но даже ему, человеку без родных и друзей, становилось неуютно, когда в туманной утренней дымке огни фонарей меркли, исчезая вдали, а улицы превращались в коридоры каменного лабиринта. Блеклые тени прохожих, порой бредущие мимо, исчезали так же неожиданно, как и появлялись, а в воображении Уильяма словно приходили из темноты и в нее же и возвращались, пугая своей отрешенностью от мира, в котором он еще пытался существовать и заниматься любимым делом.

Уильям всегда ходил на работу пешком, так как своей машины у него не было, а велосипед давно украли, когда он забыл пристегнуть его к забору перед библиотекой. Он медленно копил средства на покупку своего дома в пригороде Линтона и уже был близок к своей цели распрощаться со съемной квартирой и неприветливой хозяйкой апартаментов, когда обострилась война на юге. Цель превращалась в недосягаемую мечту, ведь посетителей библиотеки становилось все меньше, поскольку бумажные книги теряли свою ценность и значимость на фоне все более популярных электронных изданий. Да и в принципе читать художественную или научную литературу становилось все менее актуально, из-за чего Уильям большую часть своих будней сидел в библиотеке один, порой слушая радио.

Единственное, что изменилось в его жизни, был возникший на тротуаре через дорогу от библиотеки тент из картона, под которым поселилась беженка с юга. Поначалу Уильям опасался смуглую темноволосую незнакомку, не желая смотреть на тент и на его обитательницу, словно мог привлечь ненужное внимание к самому себе, а потом, когда начались дожди, вынужден был обходить ее на лестнице к двери в библиотеку. Лишь под крыльцом библиотеки беженка могла не промокнуть на улице в своем грязном тряпье. В один из таких дождливых дней он и заметил, насколько красивыми были ее темно-карие глаза… И сколько в них читалось страха, несмотря на стойкость, с которой женщина старалась выжить в непригодных для этого условиях.

Беженка не разговаривала с ним и не просила милостыню, но иногда исчезала на время и возвращалась с небольшой белой коробкой таблеток, которые раздавали в отделениях фонда «Инноген». Прошел целый месяц, и Уильям привык к тому, что беженка жила с его библиотекой по соседству. Привык он и к ее молчанию, когда проходил мимо нее с зонтиком и охапкой книг к дверям. Казалось, беженку тоже устраивало, что библиотекарь не разговаривал с ней и не проявлял агрессии, ведь поначалу она ежилась от него, словно от угрозы, из-за чего Уильям впервые почувствовал себя неловко. Он ведь в своей жизни и мухи не обидел, не то что человека. Он даже оскорбился от того, что его считали способным причинить кому-то вред.

Все утро в библиотеке не было ни одного посетителя. Чтобы как-то себя отвлечь, Уильям включил радио, единственную дорогостоящую технику, которую мог себе позволить при мизерной зарплате. Настроив приемник, он услышал мелодию заставки новостей и отошел от своего стола, чтобы разобрать оставленную с прошлого раза гору книг для учета и ведомости.

«Разворачивающиеся на наших глазах события на юге повергли мировое сообщество в шок, — говорила ведущая радиопередачи. — В полностью уничтоженном крупно-населенном центре города Аса не было ни одного военного объекта, используемого террористами. Особенно сильно пострадало здание заседаний Большой Ассоциации Среднеюжной Транснациональной Торговли. От официального представителя БАСТТ уже поступило заявление о том, что произошедший инцидент не останется безответным. Срочный созыв совета по безопасности АПЭП должен будет решить вопрос о дальнейших предпринимаемых мерах в связи с трагедией, унесшей жизни тысяч мирных жителей. Представители военного ведомства отказываются давать комментарии, случился ли сбой в системе наведения ракет или это была намеренная демонстрация силы…»

— Давно пора было прихлопнуть этот городишко! Укрывали у себя врагов столько времени! Так-то! — усмехнулся кто-то за его спиной. Уильям подпрыгнул на месте от неожиданности и поспешно обернулся к визитеру, крепче сжав в руках увесистый том энциклопедии, словно собирался им обороняться. Но увидев визитера и узнав его, Уильям облегченно выдохнул и улыбнулся.

— Мистер Фулберт! Как поживаете? — учтиво спросил Уильям, подойдя к гостю, чтобы взять его поклажу. Бывший солдат АПЭП Аруд Фулберт перестал служить из-за травмы ноги и коротал время на родине за чтением книг о войне, хотя бы мысленно возвращаясь на фронт. Уильям был отчасти рад видеть Аруда, ведь последний был самым частым посетителем библиотеки и брал вдвое больше книг, чем все остальные визитеры.

Но привычно спокойное состояние Аруда определенно всколыхнули новости, которые тот услышал по радио. В ореховых глазах солдата заплясали недобрые искры, и Уильям не мог понять, смотрел ли Фулберт на него или сквозь него в погоне за своими нахлынувшими воспоминаниями.

— Вы пришли сдать книги или взять новые? — осторожно поинтересовался Уильям, глядя на задумчивое лицо Аруда.

— Взять новые, — немного погодя ответил Аруд, улыбнувшись. — Я откладывал на прошлой неделе пару книжек.

— Да-да, сейчас, — засуетился Уильям, отправившись к ближайшему шкафу.

Аруд тем временем оглянулся на дверь библиотеки, глядя словно сквозь нее на тент беженки, что расположился через дорогу.

— Столько лет идет война, а толку никакого, — хмуро заметил он, пока Уильям суетился у полок. — Все равно пробрались через границу. Захватывают территорию, как чума.

Уильям повел взглядом в сторону Фулберта, но промолчал и не стал оборачиваться, усилием воли заставив себя сосредоточится на списке книг, которые тот себе запросил.

— На радио работают глупцы, — ворчливо произнес Фулберт, когда Уильям вернулся к своему столу с охапкой книг. — Таких ошибок не бывает. Целенаправленно змеиное гнездо разнесли, и поделом…

— Мне казалось, военные не должны атаковать мирных жителей. Мы ведь воюем не с ними, да и… они безоружны, — мягко произнес Уильям, на что Фулберт в голос рассмеялся.

— Солдаты друг другу вреда толком не приносят. Ну подстреливают порой, убивают. Это бывает на войне, — сказал он с улыбкой, а потом нагнулся над столом, словно для доверительной беседы, переменившись за секунду в лице. — А вот их семьи, вот эта зараза уже опаснее любого вооруженного солдата… Солдат, будь он религиозный фанатик или военный, не важно, сражается за других. У него простые цели, и во время боя он свою культуру оставит при себе. Никому нет дела до его идей и представлений о жизни. А эти так называемые «мирные» вооружены идеями, которые порушат все, что мы создавали веками, строя светлое будущее для своих детей.

Аруд был столь уверен и так зол, произнося свою речь, что Уильям нервно сглотнул ком в горле и пододвинул книги поближе к краю стола, чтобы напомнить Аруду о том, зачем он пришел в библиотеку.

— Столкновения культур всегда были причиной кровопролития. Надеюсь, война скоро закончится и думать про новую ради наступления светлого будущего уже не придется, — выдавил из себя Уильям, пытаясь говорить как можно более спокойней и уверенней.

— Верно говорите, мистер Клиффорд, — кивнул Аруд, криво ухмыльнувшись. Сняв с плеча рюкзак, Аруд начал укладывать в него книги, спустя мгновение вдруг доверительно заговорив:

— Если что, у меня есть понимающие друзья в миграционной службе. Этот ваш мусор на пороге быстро уберут, — сказал он, чем сильно удивил Уильяма.

— Простите?.. Какой мусор? — не понял Уильям, и Аруд кивнул в сторону двери. Глянув на дверь, Уильям догадался, что Аруд говорил о беженке, и поспешно замотал головой, заулыбавшись, словно речь шла о пустяке.

— Да ну, что вы! Это ничего, она мне не мешает…

Аруд положил последнюю книгу в рюкзак и закинул его на плечо.

— Когда к ней рядом подселится еще сотня таких же, будете жалеть, что не обезопасили свою «культуру» от очередного «столкновения», — передразнил Уильяма Аруд. Кивнув на прощание, он размашистым шагом направился на выход. Открыв дверь и взглянув на стремительно темнеющее небо, Аруд накинул на голову капюшон походной куртки и ушел, обойдя место, где располагался тент беженки, за несколько метров.

Дверь библиотеки неторопливо закрылась сама собой, и Уильям неловко сел на стул, чтобы прийти в себя и осмыслить весь диалог, который состоялся со старым знакомым. И даже включенное радио, на котором заиграла тихая музыка, не отвлекало его от странных дум о том самом обществе, которое он так старался избегать, со всеми его ужасными конфликтами, которые зарождались как на уровне межличностных отношений, так и на уровне мировых держав.

Вдруг Уильям почувствовал себя ужасно ничтожным на фоне глобальных процессов в мире, в котором жил. Беспомощным что-то исправить и подарить ту частичку знаний, что хранил хотя бы в пределах вверенной ему библиотеки. Ведь вполне вероятно, что даже в запыленных томах, позабытых всеми людьми на свете, был тот самый ответ на вопрос, как же добиться светлого будущего, не лишая его другого живого человека.

Когда стеклянная дверь блеснула в свете молнии, а потом раздался раскат грома, Уильям понял, что просидел в раздумьях до самого вечера. Начался дождь, и капли забарабанили по крыше библиотеки. Ветер начал швырять их в оконные стекла, за которыми виднелся разрастающийся ураган. Погода не давала о себе забыть, но вместо того, чтобы собраться поскорее в свою съемную квартиру, Уильям решил, что никуда не уйдет этим вечером и сделает хоть что-то, чтобы отстоять свою собственную культуру.

Он решительно подошел к двери, не тронув пальто, и обнаружил на пороге беженку. Спрятавшись под крыльцом от ливня, женщина вздрогнула от неожиданности, когда дверь за ее спиной резко распахнулась, и поспешила назад под свой тент, как вдруг Уильям ее окликнул:

— Нет! Нет-нет, я не хотел вас испугать! Простите… Я хотел предложить… Зайти. А то буря начинается и…

Заметив на лице беженки смущенное удивление, Уильям неловко рассмеялся.

— Ах, ну да. Вы уже знаете, что буря начинается. Заходите, переждете здесь, в тепле… Вы ведь понимаете, что я говорю? — решил он уточнить напоследок, надеясь, что его действительно поняли. Беженка кивнула, медленно и робко поднявшись по лестнице. Задержавшись рядом с Уильямом в проходе, она внимательно посмотрела в его синие глаза и зашла внутрь библиотеки.

Застыв рядом с закрывшейся дверью, беженка с удивлением взглянула на растерявшегося Уильяма. Казалось, он не знал, что делать дальше. Осмотрев свою библиотеку, Уильям заметил что-то на столе и с улыбкой на губах кинулся к запылившемуся электрическому чайнику, чтобы вскипятить воду.

— Присаживайтесь, у меня есть немного конфет. К сожалению, в библиотеке с едой нельзя, но эти ириски очень вкусные и я храню немного в столе, — начал он говорить невпопад, словно оправдываясь за свое суетливое перемещение в поисках чашек.

Беженка присела на стул напротив стола Уильяма и принялась оглядываться по сторонам.

— А как вас зовут? — наконец завершив все приготовления к чаепитию, спросил Уильям.

— Меня зовут Нур, — ответила беженка, с трудом сдержав кашель, и Уильям улыбнулся, садясь напротив Нур за стол.

— Приятно познакомиться, Нур. А меня зовут Уилл… Хотите ириски?

Нур улыбнулась и кивнула, а Уильям поделился половиной своего запаса сладостей, едва ли понимая, почему вдруг почувствовал себя счастливым.

***

Раниеро был в тронном зале правителей лишь раз, когда он и Люция совсем юнцами посещали королевский прием вместе со своими родителями. Его память не сохранила великолепие тронного зала, и Раниеро невольно восхитился его величественной красотой, когда вновь оказался под золотыми арочными сводами. Он не предполагал, что однажды снова переступит порог словно пронизанного светом помещения. И уж тем более, что остановится на месте почетной охраны подле королевских тронов Зарии и Раанана.

Как капитан королевской стражи, Раниеро должен был охранять правителей во время приема вместе с остальными гвардейцами, что стерегли тронный зал, рассредоточившись вдоль высоких стен. Потому он внимательно наблюдал за каждым, кто проходил через широкие двери зала, всматриваясь в незнакомые лица, и невольно беспокоился от того, что чувствовал тревогу придворных. Тронный зал правителей был полон умиротворяющего света, потому так выделялись опечаленные, словно потемневшие лица эна и затаившийся в их глазах страх, который замечал Раниеро, следя за разрастающейся толпой гостей. Жители Басилеи прилетали со всех концов королевства перед Днем Дара, чтобы попросить у правителей совета или помощи и пожаловаться на беды, с которыми сталкивались у себя дома. Подобные приемы считались неотъемлемым долгом короля и королевы перед своим народом, ведь только в их власти было помочь своим подданным в борьбе с темными тварями. Монстры нападали на поселения эна у границ королевства все чаще, но больше всего жителей Басилеи беспокоило то, как быстро темнели их кристаллы.

Раниеро был неприятно удивлен тем, как много эна беспокоилось о мраке, искорежившем свет внутри их кристаллов, которые они носили на шее со своего Дня Дара, но еще больше — причине появления этого мрака, которую они называли. «Чистюль», как шутливо окрестили солдаты тех, у кого мрака в камнях не было, становилось все меньше. Будучи пока что одним из них, Раниеро не мог не смутиться тем речам, что слышал от прибывших на прием к правителям. Раниеро не верил в то, что мрак в кристаллах зависел от теней, живущих по другую сторону барьера, и судил по самому себе и Люции. Он считал, что его кристалл, как и кристалл Люции, сиял ровным светом без намека на червоточины, потому что это была его собственная заслуга. Раниеро не поддавался слабостям, не нарушал законов своих правителей и служил им верно уже не первую сотню лет, тем самым стараясь сохранять свет кристалла нетронутым темнотой. Но если мрак в камне все же возникал, то только по его собственной вине, а никак не из-за теней. А пришедшие на прием были уверены в обратном и жаловались правителям на то, что их тени беспричинно наказывали их, не жалея даже детей.

— Мы ведь всего лишь фермеры, — сокрушался один из прибывших с южной границы эна. — Мы живем мирной жизнью, никому не приносим вреда! Не делали ничего плохого! А теперь нас словно прокляли! Моя жена никогда прежде не прогоняла путников с порога, а дети — не истязали домашний скот. У всех появились червоточины, словно сама Мгла выбрала нас в жертву! Мой кристалл, как и кристаллы моих соседей и еще половины нашей деревни, потемнели в последние несколько месяцев так, как никогда прежде! За что тени наказывают нас?

Раанан и Зария переглянулись друг с другом, когда тронный зал утонул во встревоженном шепоте. Раниеро тихо вздохнул, отведя недовольный взгляд в сторону от фермера. Он знал, что незнакомец прибыл из деревни, что снабжала Громовой форт продовольствием. Им, живущим на границе с арья, по мнению Раниеро, было глупо жаловаться на кару теней. Деревенские жители одними из первых узнавали о страшных новостях на фронте, и многие из их молодых эна служили в самом форте. Для солдат мрак в кристаллах был обычным делом, и жаловаться правителям из-за собственной ненависти к арья, отразившейся в кристалле, проделав долгий путь с юга в Сердце Басилеи, казалось Раниеро невозможной глупостью и пустой тратой времени. Отсутствие жалости к бредущим путникам и жестокость к животным надо было исправлять воспитанием, а не мольбой к королю и королеве, но Раниеро хранил молчание, не смея говорить без разрешения правителей. Его мнение никого не интересовало, и Раниеро помнил свое место, ожидая ответа Раанана и Зарии.

Подданные правителей притихли, стоило королю приподнять руку, взывая тем самым к тишине.

— Наше Предназначение состоит в том, чтобы однажды свет всех кристаллов стал белым. Чтобы все эна стали едины между собой в этом свете и больше не ведали ни горя, ни печалей, — уверенно и с расстановкой произнес Раанан, осмотрев весь зал. — Но и от вас зависит, настанет ли тот счастливый день, — добавил он, взглянув на фермера. — Сможете ли вы побороть мрак в кристалле, чтобы дать место Свету заполнить вашу жизнь… Война идет не только в нашем мире, но и в мире теней. Бесконечная страшная война за Свет. Ваши тени изранены в этих боях, они страдают… Вам должно помочь им, поддержать, не дать мраку распространиться и полностью поглотить кристалл. Раны теней затягиваются быстрее, если эна стойко идет по пути к Свету, — сказал Раанан. — Найдите утешение в словах оракула, ведь сегодня День Дара. День, когда мы как никогда близки к Свету и к Теням…

Опустив взгляд в пол, Раниеро про себя подумал, что от всех речей про Свет и Тени начал жалеть о своем назначении в королевскую стражу. Вдали от Сердца Басилеи, на фронте, подобные вопросы возникали только на проповедях клиров, местных служителей веры, на которые Раниеро не ходил. Ему не требовалось поддерживать дух перед битвами, поскольку с этим умело справлялась в своих письмах Люция, а во время сражений просто не было времени думать о возможной каре теней, равно как и о любой другой их таинственной воле.

Следующий визитер напомнил Раниеро о тех проблемах, с которыми он сталкивался на границе лично, чем и привлек его внимание.

— Командир Сигни просила передать вам ее рапорты, Светлейшие, и на словах подтвердить донесения наших разведчиков о том, что Мгла все ближе подбирается к восточной границе. Темные твари словно поселились в парящих горах, а Явления Мглы разрастаются, охватывая целые горные склоны, — делился тревожными новостями гонец из северо-восточного форта. — Командир просит правителей подумать о возможности отправить к нам в форт гвардейцев, — с надеждой произнес гонец, взглянув на Раниеро. — Присутствие избранных правителями могло бы поддержать солдат, а навыки — помочь одолеть Мглу!

Стоило гонцу замолчать, как Раниеро краем глаза заметил шевеление и услышал тихую речь варья. Прежде неподвижно караулившие Арни, Бьярни и Дагни словно уже порывались отправиться в путь, нетерпеливо глядя то на правителей, то на своего капитана. Раниеро едва заметно качнул головой, запрещая самовольно покидать пост и открывать рты. Варья разочаровано запыхтели, но послушно притихли, чтобы дождаться решения правителей.

На этот раз и сам Раниеро хотел узнать их ответ, позволив себе взглянуть на короля и королеву. Одно их слово, быть может, могло спасти целый регион от Мглы, а для Раниеро и его гвардейцев путешествие на восток стало бы настоящей проверкой слаженности и командного духа. Снова переглянувшись между собой, правители негласно решили, как ответить на поставленный им вопрос.

— Передайте командиру Сигни, что Ледяной форт не останется без нашего внимания и поддержки, — с улыбкой ответила Зария. — Мы отправим подкрепление, чтобы восполнить потери гарнизона и увеличить его численность. Отправляйте нам рапорты о ситуации в форте. Если тьма не падет под натиском наших солдат — мы отправим к вам королевскую стражу, чтобы Свет очистил их стараниями восточную границу от Мглы раз и навсегда.

Раниеро мог разделить разочарование гонца, которому пришлось вымучивать благодарную улыбку в ответ на решение правителей. Как бывший командир пограничного форта, Раниеро знал, что отправка гонца в столицу означала отчаянное, едва ли не бедственное положение, при котором рапорты через почтовый ящик уже были недостаточным сигналом об опасности. В отличие от многих, наблюдавших за ходом разговора, Раниеро чувствовал тот неосязаемый страх, с которым гонец просил о помощи, и полагал, что угроза Мглы на северо-востоке могла оказаться еще серьезнее, чем угроза вторжения арья на юге. Но он не мог спорить с королем и королевой. Оставалось лишь надеяться, что увеличенный гарнизон Ледяного форта действительно справится с Мглой.

Когда прием закончился, гвардейцы прошли в середину зала через толпу, оградив правителей от визитеров. Стоило последнему эна покинуть тронный зал, как гвардейцы одновременно развернулись лицами к правителям, ожидая их указаний, а Раанан тихо обратился к Зарии:

— Все ли готово к празднику? — спросил он, встав с кресла и взяв Зарию за руку.

— Я отправила Люцию в Храм Света помочь Пайаму с приготовлениями к церемонии. Она бы оповестила о проблемах, так что, думаю, все готово, — с улыбкой ответила Зария, вдруг задумавшись и грустно добавив: — …Я больше беспокоюсь за вечерние празднества. Эна отягощены мраком, и он может дать о себе знать в самый неподходящий момент, — сказала она, тяжко вздыхая. — Как много темноты скопилось в нашем мире…

— Не печалься, моя королева, — мягко произнес Раанан. — Свет не оставит нас, а улицы будут стеречь городские стражники. Заодно и королевские гвардейцы могут отпраздновать этот прекрасный день, попутно следя за порядком, — добавил Раанан, повернув голову к Раниеро. — Капитан, после церемонии в Храме отправляйтесь с гвардейцами в город, — приказал король. — Проследите, чтобы горожане и гости Сердца Басилеи отпраздновали День Дара без вреда для себя и других… Ну и сами отдохните от своих тренировок, — добавил Раанан снисходительным тоном.

— Будет исполнено, господин, — ответил Раниеро, игнорируя расцветшие улыбками лица своих подчиненных, которым и в День Дара предстояло оттачивать умения во дворе замка.

Казалось, Раанан уже собирался отпустить гвардейцев, как вдруг снова заговорил, обратившись к Раниеро:

— Думаю, Пайам будет рад вас видеть. Составите нам компанию на церемонии. Отправляйтесь на Смотровую башню, подготовьте наш эскорт до Храма.

На мгновение растерявшись, но успев взять себя в руки, Раниеро учтиво кивнул в ответ, соглашаясь с решением правителя.

— Как прикажете, господин, — спустившись с пьедестала, где располагались троны, Раниеро поклонился королю с королевой. Одновременно с ним поклонились и остальные гвардейцы, после чего все строем направились к выходу из тронного зала.

Понурый вид Раниеро не остался без внимания его подчиненных. Зашагав рядом с Раниеро, Хонора внимательно на него взглянула и с недоверчивой улыбкой поинтересовалась:

— Почему это оракул должен быть рад вас видеть, капитан? — спросила она, когда гвардейцы вышли в коридор к лестнице, что вела к Смотровой башне.

— Видимо, король считает, что оракул будет рад каждому своему воспитаннику, — хмуро ответил Раниеро.

— Пайам был вашим воспитателем?.. — удивленно спросил Молан, идя следом за Хонорой. — Надо же, не похоже!

Илар, шедший позади Раниеро, усмехнулся.

— Твое чувство такта далеко не так развито, как зрение, Молан!

— То есть вы и Люция?.. — осторожно произнесла Хонора, не слыша перепалки за своей спиной.

— Мы выросли при Храме после смерти родителей в последней экспедиции на запад, — нехотя, но все же ответил Раниеро.

— Кажется, вы не рады грядущей встрече с оракулом, несмотря на то, что он заменил вам семью, — скептическим тоном отметила Хонора, глядя прямо перед собой.

— Моя семья — это моя сестра. А теперь и вы, лесные кулики, — оглянувшись через плечо, заявил Раниеро, окинув гвардейцев беглым взглядом. — Арни, Бьярни, Дагни, направляйтесь в город на патруль! — приказал он непререкаемым тоном. — Остальные, шевелите крыльями! Отсутствие тренировок вечером не означает, что отдых уже начался!

Ускорив шаг, Раниеро стремительно направился к винтовой лестнице, ведущей на Смотровую башню. Переглянувшись, гвардейцы разделились: варья, чьи крылья не позволяли сопровождать правителей в воздушном эскорте, поспешили к выходу из замка, а оставшиеся гвардейцы направились за Раниеро к Смотровой башне. Вскоре они оказались на самой ее вершине, откуда открывался прекрасный вид на все Сердце Басилеи. Широкая круглая площадка была огорожена высокими золотыми перилами, и лишь в одном месте ограждение прерывалось, словно раскрывая объятия для желающих оказаться на гравированном каменном выступе. В середине площадки возвышался маяк, чей направляющий свет им предстояло зажечь.

— Нэро! — улыбнулась Люция, обрадовавшись появлению брата. Люция стояла ближе к выступу и, казалось, сияла ничуть не меньше, чем яркое солнце за ее спиной, окруженное кругом света. То было знамение Дня Дара, когда юные эна должны были получить имя и нити жизни со своими тенями в Храме. Символ праздника для большинства эферья и лишь явление на небе для тех, кто в знамения не верил, как сам Раниеро.

Слабо улыбнувшись сестре в ответ, Раниеро хмуро взглянул на стоящего рядом с ней эна в темных латах. Темные, почти черные короткие волосы были примяты снятым шлемом, а в голубых глазах мелькнула задорная искра.

— Генерал, — учтиво кивнув, Раниеро остановился напротив Вителиуса.

— Капитан, — кивнув в ответ, Вителиус помолчал и окинул доспехи Раниеро ироничным взглядом, после чего неожиданно спросил:

— Каждый вечер чистишь, что ли?

— Не пачкаю, — язвительно ответил Раниеро. Оба усмехнулись и пожали руки. — Да и возможности теперь нет… — уставшим голосом добавил Раниеро, скосив взгляд на довольно кивнувшую Люцию. — Эйра, зажги маяк и направь луч на Храм Света!.. И не рассплавь его, будь добра, — словно между делом приказал Раниеро, обернувшись к угрюмой волшебнице, после чего снова продолжил беседу с Вителиусом. — Как дела на западной границе?

Эйра, закатив глаза на замечание капитана, зажгла волшебный огонь в основании маяка. Вьющаяся конструкция с горным кристаллом на вершине в окружении блестящих зеркал засияла ярким желтым светом. Как только свет стал насыщенным, Эйра направила его прямиком на виднеющийся вдали парящий остров, где располагался Храм. Стоило лучу маяка остановиться на своей цели, как городская стража, дежурившая на улицах Сердца Басилеи, взмыла в небо над городом, чтобы выстроить коридор для правителей вдоль луча маяка.

— Об этом я бы хотел поговорить с правителями без посторонних, — осторожно ответил Вителиус, взглянув за спину Раниеро на его подчиненных. — А как у вас дела здесь?

— У меня прекрасно, а они привыкают, — криво улыбнулся Раниеро. — Причем, смею предположить, по твоей вине. Что ты наплел про меня правителям?

— Что лучшего эна на должность капитана гвардии не найти, — ответил Вителиус, передразнив самого себя. — Правда, пришлось объяснить, что случилось с Фероксом. Но ты живой, а значит, я не наврал! — хлопнув недовольного Раниеро по плечу, произнес воодушевленно Вителиус, обойдя его и Люцию, чтобы встретить появившихся короля и королеву. Гвардейцы вытянулись по струнке, а Зария и Раанан начали беседовать с прибывшим генералом.

Заметив, что Раниеро расстроился, Люция мягко взяла брата за руку, привлекая к себе его внимание.

Конец ознакомительного фрагмента.