Темное небо. Книга первая. Тень дракона

Денис Куклин, 2023

Время мира перевалило за полночь. Темный город, темное небо. Путь беспощадного и дерзкого преступника едва угадывается по веренице не связанных между собой жертв. Он словно тень, растворившаяся в ночной тьме – опасное и странное существо. Первый роман из серии книг о частном сыщике Олеге Костыреве. Для широкого круга читателей.

3. Темный ангел.

— Авен Лев Яковлевич. Двадцать семь лет, без определенных занятий, — зачитал данные Семенов. — Три дня назад жена подала в розыск, из дому ушел девять дней назад. Пока это все.

— Кто нашел? — Олег сидел на переднем сидении рядом с водителем. «Уазик» с трудом полз по лесной дороге. Как водитель ни ухищрялся, как ни старался ехать аккуратно, машину бросало из стороны в сторону — летом дорогу разворотили тракторами и грузовиками. Впереди них шел «уазик» со следователем прокуратуры и бригадой экспертов-криминалистов. Позади урчал бортовой «ЗИЛ».

— Охотовед нашел, — ответил Семенов. — Сразу побежал вызывать милицию.

— Наверняка, еврей, — небрежно бросил водитель и ловко, при такой тряске, прикурил. — Знаем мы их неопределенные занятия.

Олег посмотрел на его коротко остриженный затылок.

— Ты сказал Авен? — переспросил он Михаила. Эта фамилия показалась ему смутно знакомой.

— Лев Яковлевич, — кивнул Михаил, — двадцати семи лет…

— Достаточно, — оборвал его Олег. Фамилия Авена ему о чем-то определенно напоминала.

На следующем повороте, когда машину особенно чувствительно тряхнуло, из леса вышел невысокий, усатый человек в камуфляже.

— Иван Коробейников, — представился он, когда приехавшие вышли из автомобилей. Лицо у него было хмурое. Олег даже посочувствовал охотоведу — попасть в подобный переплет всегда неприятно. — Дальше придется идти пешком.

— Как вы обнаружили тело? — следователь Черкасов сразу взял ход дела в свои руки.

Олегу не раз доводилось работать с ним в одной связке, но ничего хорошего или плохого об этом человеке он сказать не мог.

— Делал обход, — ответил охотовед.

Возле грузовика пересмеивались двое «суточников». Обоим за хулиганское поведение оставалось отсидеть по шесть суток. Но вовремя подвернулся случай помочь органам правопорядка, и к вечеру они уже предвкушали оказаться на воле.

Любарский, эксперт из отдела Костырева, прохаживался вдоль дороги и явно наслаждался чистым лесным воздухом. Сумки с его принадлежностями стояли возле машины.

— Показывайте дорогу, Иван… — Черкасов вопросительно посмотрел на охотоведа.

— Алексеевич, — подсказал тот.

Он отошел к мощной высокой сосне. Только сейчас Олег заметил, что вокруг ее ствола обвязан собачий поводок. Из-за дерева выбежала рыжая лайка. Охотовед пробормотал ей что-то неразборчиво-ласковое и направился на восток вглубь леса.

— И у кого-то еще находится желание лазить по этим джунглям! — брюзжал Михаил, когда они свернули с дороги. — В гробу бы я видел такие прогулки!

Лес был сырой, под ногами хлюпала болотная жижа, поминутно приходилось перебираться через валежник. Из-за густого подлеска было сумеречно и по-особенному тихо, словно звуки вязли в непроходимой ватной тишине.

Вскоре они пошли под гору. Здесь уже начиналось настоящее болото. Охотовед вел их по едва заметной тропке. Ступать приходилось след в след, по-волчьи. Еще через минуту появился темно-зеленый ковер пышных мхов.

— Олег, ты видишь это? — Семенов внезапно остановился.

— С каждым годом становится все веселей! — Любарский вполголоса выругался и тоже остановился.

И каждый из увидевших это замолчал и остановился.

Авен был прибит к стволу засохшего дерева, с которого давно осыпалась кора и сучья. Он был прибит так, как римляне казнили разбойников и восставших рабов. Как распнули Христа. Его руки были подняты над головой, а из сомкнутых ладоней торчал потемневший от времени штырь. То же было проделано со ступнями ног. Но самым нелепым и страшным оказались пластмассовые красные крылья, каким-то образом прикрепленные к спине. Замученный был обнажен до пояса.

Когда люди появились, сидевшие на ветвях вороны подняли грай и встали на крыло. Теперь их видно не было. Через полминуты воронье карканье затихло вдали.

— Носилки, — распорядился Черкасов. — Что, Олег Дмитриевич, еще один маньяк? — Почти все розыскники и следователи в городе были наслышаны, как в самом начале работы в уголовном розыске Костырев поймал серийного убийцу.

— Не знаю, — Олег осторожно продвигался к дереву.

Черкасов неопределенно хмыкнул. Семенов украдкой посмотрел на него. Костырев изредка делал в блокноте пометки, сейчас на коллег он не обращал внимания. Охотовед, прислонившись к стволу полусгнившей березы, сидел поодаль, рядом с ним дремала собака. «Суточники», увидев, какую работу им предстоит сделать, нервно курили и также нервно, негромко переговаривались.

Семенов стоял перед столбом, его глаза были широко раскрыты. В этот миг под его ногами разверзлась бездна. На остальных из глубины веков дохнуло смрадом ушедших в прошлое бесчеловечных эпох.

— Кошмар, — бормотал под нос Любарский, — кошмар… Я многое видел, но такое?! Олег, подойди сюда.

— Что у вас? — Черкасов подошел к эксперту.

— Думаю, это отпечаток человеческой ладони, — Любарский осторожно сдул с неглубокой вмятины на стволе древесную труху и пыль. — Такое впечатление, что по дереву был нанесен удар. Очень сильный удар. Очень. Древесина сухая.

— Действительно, напоминает отпечаток человеческой ладони, — Черкасов нахмурился. — Не удивлюсь, если окажется, что преступник действовал в одиночку.

— Феноменально! — Любарский осторожно накручивал объектив фотоаппарата. — Никогда такое не видел!

Мертвенный свет фотовспышки на мгновение залил мхи, полусгнившие стволы деревьев, экспертов. Семенов вздрогнул и прикрыл глаза, словно его ослепило солнцем. Лайка смотрела на него не отрываясь.

— В последнее время встречали в лесу чужих? — тем временем расспрашивал охотоведа Черкасов.

— В лесу всегда полно чужих: браконьеры, туристы, бродяги.

— А подозрительных людей не замечали?

— Таких, чтобы такое сотворить могли?.. Нет.

Олег медленно обходил столб по кругу. Разобрать что-либо между мхов и болотных кочек было почти невозможно. Глаз у Костырева был наметанный, но ни оторванных пуговиц, ни окурков он не заметил. Это было странно, учитывая, что из одежды на трупе остались только тренировочные штаны.

А мысли Олега крутились вокруг фамилии покойного: «Авен, Авен…». Что-то она ему определенно напоминала.

Сфотографировав место преступления и исследовав поверхность почвы, эксперты разрешили снять тело. С руганью и ухищрениями это удалось сделать. Труп положили в мешок, на носилки и «суточники» отнесли мертвеца к дороге.

— Что скажете, Олег Дмитриевич? — повторил свой вопрос Черкасов.

— Трудно что-либо утверждать, — ответил Олег. — Кроме того, что преступник физически здоров и молод.

— Любопытно, — пробормотал Черкасов. — Считаете преступника одиночкой?

— Почти уверен в этом, — ответил Олег. — Не уверен относительно зрителей или зрителя. Найти труп здесь практически невозможно. А все что он проделал с телом: крылья и положение убитого — предполагает зрителя. Вероятно, особого зрителя… — Олег на мгновение осекся. — Преступление совершено не в городском парке или лесопарковой полосе. А там, где обнаружить труп практически невозможно… — он снова осекся, пытаясь поймать вновь ускользнувшее предощущение. — Я, как и Любарский, склонен считать содеянное жертвоприношением. Физическое здоровье в подтверждении не нуждается. Молодость преступника, к сожалению, не факт… Он мог приехать в город недавно. Или быть проездом.

— Вполне возможно, — кивнул Черкасов, но это его «вполне возможно» прозвучало как «негусто». — Звоните мне в любое время, Олег Дмитриевич, — он вытащил из кармана массивный портсигар и закурил. — Думаю, это дело нам по плечу.

Костырев усмехнулся так, словно уже знал ответы на все вопросы.

— Мы делаем одно дело, — так громко, чтобы его услышали все присутствующие, произнес Черкасов. — И мы хорошо понимаем — чем раньше раскроем это преступление, тем спокойней станет нам же. Это не просто убийство. Это вызов каждому из нас! И ответить на него мы должны адекватно.

И даже не перевел дыхание, лишь коротко глянул на оперативников. Сейчас Олег следил за ним с непроницаемым лицом. Семенов отвернулся в сторону.

— Хладнокровное, жестокое преступление еще раз подтвердило страшную истину — наши времена бесчеловечны. Мы находимся на линии огня, где каждое раскрытое преступление — это чья-то спасенная жизнь. А возможно и не одна жизнь! То зверье, с которым мы боремся — никогда не насытится кровью и человечиной. Помнить об этом, наша обязанность, наш долг…

Странно было слышать все это возле столба, с которого только что сняли убитого.

В отдел они вернулись уже затемно. Олег позвонил домой. Предупредил, что скоро будет, только закончит кое-какие формальности.

— Еще один «глухарь» виснет, — бормотал Семенов. По своему обыкновению он сидел на подоконнике.

Олег положил трубку на рычаг, равнодушно посмотрел на него и открыл блокнот, в котором делал пометки.

— Иди домой, отсыпайся, — сказал он Михаилу спустя минуту. — Завтра будет длинный день. Кстати, ты как-то говорил, что разбираешься в первобытной культуре. Что может означать жертвоприношение?

Семенов снова присел на подоконник:

— Обычно это попытка выпросить что-нибудь у божества. А если верить слухам, специалист по таким вопросам ты, а не я.

Костырев покачал головой:

— Тогда мне просто повезло. Случайное попадание, — он утомленно потер глаза. — А что еще может означать жертвоприношение?

— Все что угодно. Испытание неофита, замаливание грехов, языческий ритуал. А что ты думаешь об этом?

— Пока ничего. Иди домой.

— Я тебя подожду.

— Не стоит. Мне еще нужно к родне зайти.

Но на самом деле он хотел остаться один. К концу дня настолько устал от многолюдного окружения, что это желание пока что было единственным. Когда Семенов ушел, он закрыл глаза и с наслаждением вытянул ноги под столом. Так приятно было сидеть в тишине.

Олег незаметно задремал. Ему привиделась неширокая река с берегами, поросшими черемухой и калиной. Ветви деревьев склонились над водой, отмели возле берега поросли темно-зелеными лопухами. Вскоре к картинке, как в кино, добавился звук. Но вместо журчания воды Олег услышал тяжелое, размеренное дыхание и хруст сломанных сучьев. И понял, чьими глазами видит мир.

На другом берегу он увидел самого себя и жену с дочкой. Над деревьями вился дымок от костра. В омуте возле берега плескалась рыба. Ярко светило солнце, и солнечные зайчики весело перепрыгивали с волны на волну, играли в бурунах на перекатах. А на лицах людей такими же яркими лучиками вспыхивали светлые улыбки. Зверь видел, Зверь ждал своего часа… Олег подхватил дочурку на руки, подбросил в воздух и радостно рассмеялся. Поймал хохочущего ребенка, подбросил еще раз. И вдруг улыбка сошла с его лица. Он пристально всмотрелся в сумеречные заросли на другом берегу…

Олег вздрогнул и очнулся от полудремы. Перед его глазами, словно клубился зыбкий туман. Сердце в груди стучало тяжело и редко, лицо стало липким от пота. Костырев с трудом перевел дыхание и едва не упал на пол от внезапной слабости.

— Черт, — он уперся ладонями в столешницу. Ощущение было такое, словно рядом стоит сама смерть. — Оставь меня, — слабым голосом попросил Олег. — Отойди.

И вдруг его лица коснулась прохлада. Так порывами свежий весенний ветер врывается в открытые окна. И с этим ощущением прохлады и свежести сердечная слабость отступила.

— Ты все понял, человек? — Спросила его тьма, сгустившаяся в углах комнаты.

— Да, — кивнул Олег и окончательно проснулся.

Он спал на стуле в самом неудобном положении, которое только можно придумать. И сейчас каждая клеточка его тела, каждая жилка и каждый сустав невыносимо болели. Олег вспомнил видение и, превозмогая боль, схватил со стола телефон.

— Света, у вас все в порядке?

— Да. Что случилось, Олег? Ты на работе?

— Да. Не волнуйся, все в порядке. Ты только не волнуйся, я сейчас приеду.

Уже совсем стемнело. Дорога мокро блестела под светом уличных фонарей. Олег оглянулся, понял, что забыл выключить в кабинете свет, и побежал на трамвайную остановку. Чтобы сократить путь, привычно свернул в темный сквер, разбитый между домами на другой стороне улицы. Тропинка среди кустов и деревьев была скользкой, с веток капало — вновь принялся моросить дождь. Олег остановился возле акации, словно почувствовал что-то, но тут же, не думая больше, сделал шаг вперед.

Очнулся он под капельницей. Сначала не мог сообразить, где находится. А когда ему объяснили, что произошло, как ни старался, кроме провалов в памяти о том вечере ничего вспомнить не мог. Но душа его все время находилась в состоянии зыбкого беспокойства. Казалось, вот-вот еще мгновение и он вспомнит какую-то малость, и приоткроется завеса еще одной мрачной тайны…

В палате было очень тихо. Олег дремал. За окном моросил холодный дождь. Временами ветер усиливался, трепал почерневшие листья на ветвях деревьев. Иногда небо внезапно светлело и, казалось, еще немного и появится солнце. Но ветер стихал, и дождь продолжался. Капли барабанили по жестяным карнизам, а Олегу в полудреме мерещилось, что это стучатся в дверь его кабинета.

Разбудил его Вахтанг. Он выглядел возбужденным и злым, верный признак того, что дело продвигается плохо.

— Изловим гада! — Энергично говорил он. — Но знаешь, сдается мне, что тебя приняли за другого.

— А как по Авену?

— Работаем. Кое-какие зацепки уже есть. То-то и оно, что последние несколько дней он скрывался. Где и у кого, пока не выяснили. Его супруга утверждает, что ему никто не угрожал. Но сдается мне, что она многое недоговаривает. Скоро мы это выясним.

— Скоро меня выпишут, — пообещал Олег.

— Как жена, успокоилась?

— Да, она у меня умница.

— Постучи по дереву, — посоветовал Вахтанг. — Татьяна моя к ранениям тоже сначала спокойно относилась. Кстати, у тебя с соседом проблем не было?

— Нет. Я его почти не вижу.

— А ты его не узнал? Хотя, возможно, ты с ним раньше не сталкивался. Это Ахмет Идигаев, боевик Асламбека Гайчаева. И как вас угораздило оказаться в одной палате?!

— Вот почему он не появляется, — усмехнулся Олег.

— Врача я уже предупредил, его сегодня же переведут в другую палату. Кстати, один из местных эскулапов лечит сына Гайчаева. Говорят, мальчишка не жилец… Ты-то как, нормально себя чувствуешь?

— Так плохо выгляжу?

— Слушай, я совсем забыл, в какой палате лежал тогда. Похоже, в этой?..

— Вахтанг, ты с врачом разговаривал? — Перебил его Олег. — Что он сказал?

— Придется тебе с месяцок отдохнуть от работы — сильное сотрясение мозга. Отдохнешь, силы восстановишь.

— Как месяц? Хорошо, с врачом я сам поговорю. Месяц в больнице… — Олег сжал зубы и поиграл желваками.

— Эх, мне бы сейчас в отпуск, — с наигранным сожалением вздохнул Вахтанг.

— От отпуска я бы тоже не отказался, — хмыкнул Олег.

Спустя два дня после этого разговора он начал вставать. Преодолевая тошноту и головокружение, ходил по палате. По вечерам его навещали родственники, днем на несколько минут забегал Вахтанг. С его слов Олег понял, что следствие по делу Авена постепенно увязло. Пророчество Михаила сбывалось, дело пахло «глухарем».

И все же силы постепенно возвращались к нему. На утренних обходах лечащий врач, по-своему обыкновению не глядя в глаза больному, что-то говорил равнодушным голосом о посттравматическом шоке и о том, что выздоровление — дело серьезное и подходить к нему нужно ответственно. За последние годы Олег встречался с этим пожилым хирургом второй раз. Впервые он попал к нему с огнестрельным ранением.

Прошло еще два дня. Головокружения и приступы слабости случались все реже. В утренние часы Олег с женой и ребенком гулял в больничном парке. Небо хмурилось, из низко идущих над городом туч изредка проливался холодный, скоротечный дождь. Коляска мягко катилась по опавшей листве, в лужах сумеречно блестело осеннее небо.

Коляска мягко катилась по серым дорожкам. Олег одной рукой поддерживал ее за ручку, другой супругу за талию. Не смотря на промозглую погоду, на сердце у него было так спокойно и светло, что ему уже начинало нравиться новое положение.

— Тетя Вера вчера звонила, — говорила Света. — Обещалась с Вадькой приехать, проведать тебя.

— Подожди-ка, тетя Вера — это такая пухлая тетка? На свадьбе у нас была?

— И вовсе она не пухлая. В меру упитанная женщина. Сказала, чтобы летом обязательно к ним приехали. А знаешь, какая у них река, лес, ягоды?!

Олег вздрогнул. По инерции сделал еще несколько шагов и остановился.

— Что с тобой?! — Тут же встревожилась Светлана.

— Ре — ка, — по слогам прошептал Олег, еще крепче обняв жену.

На него лавиной обрушилось удушливое воспоминание. Река, дым от костра, играющие на воде солнечные зайчики, Светлана, дочка, и тяжелое, чужое, размеренное дыхание, и треск сломанных сучьев, и смрадный запах Зверя.

— Все хорошо, — Олег ответил слабой улыбкой на ее встревоженный взгляд и почувствовал головокружение. — Показалось что-то…

Перед его глазами сверкающим калейдоскопом мелькнула яркая, живая, состоящая из сотни разноцветных фрагментов картина. Олег сделал глубокий вдох. Медленно выдохнул и улыбнулся уже знакомо, своей скупой и твердой улыбкой:

— Все будет хорошо.

Когда Светлана ушла, он долго сидел на кровати, обхватив голову руками. О чем он думал в этот час, известно лишь богу. Но спустя двадцать минут Олег поднял голову, посмотрел в окно и прошептал:

— Я найду тебя. От меня не уйдешь…

До вечера он пытался вспомнить еще что-нибудь из событий того рокового вечера. Казалось, память вот-вот подскажет что-то важное, что расставит все по своим местам. И разорванная в клочья мозаика, которую он на мгновение увидел утром, станет отчетливой и понятной.

Но прошло еще два дня.

После утренней прогулки Олег отдыхал в палате. Взялся было читать, но вскоре веки отяжелели, глаза закрылись сами собой, и книга выпала из рук. На него навалилось сумеречное, переполненное тревожными образами сновидение. Тот же берег реки, но уже едва тлели угли костра, и солнце почти село за горизонт. От воды поднимался туман, и на берегу не было его родных, и не ощущалось присутствие Зверя. Привиделась ему слепая, косматая старуха у погасшего костра. Будто бы он сидел напротив и без трепета смотрел на ее широкое, отталкивающее лицо. И ведьма видела его своими незрячими глазами.

— Согласен теперь? Согласен принять это? — Спросила его так, словно они продолжали давний разговор. — Твоя судьба — умереть дважды. Только кажется, что мир изменился. Твердь его неизменна. Теперь ты с нами. Готовься потерять все. Чтобы стать всем.

— Зачем мне это? — Олег остановил ее движением руки. И вдруг оказался под облаками на вершине немыслимо высокой, антрацитово-черной скалы. Он ощущал плечи стоявших рядом, но не видел их. А под скалой, опоясанной спящим змеем, расстилались бескрайние равнины и моря. И мир уже содрогался от рева проснувшихся чудовищ.

Олег еще раз попытался разглядеть стоявших рядом, но увидел лишь смутные силуэты. Кто-то тронул его за плечо. Он вздрогнул и проснулся…

Возле приоткрытой двери стоял Вахтанг.

— Я уже собирался уходить, — сказал он. — Не хотел тебя тревожить.

Олег потер лицо ладонью. Перед его глазами все еще стояло видение предгрозового мира под высокой скалой.

— Как здоровье? — Вахтанг подошел к окну.

— Нормально.

— Твоих сейчас встретил. Настёна подросла.

— Чужие дети быстро растут. — Олег вспомнил, как в таких случаях говорила его мама.

У Вахтанга, видимо, снова начинался приступ невроза желудка. Он был какой-то вялый, медлительный. По привычке открыл форточку и закурил.

— Что случилось, Вахтанг?

— Коростецкую убили…

Олег почувствовал, как к его лицу прилила кровь. Опустил голову и на несколько секунд замер.

— Когда?

— Вчера вечером. Она возвращалась от родителей вместе с детьми.

У Олега на миг перехватило дыхание:

— Дети живы?

— Да, но мать убили на их глазах… — ответил Вахтанг. — В сквере между Грибоедова и Большевиков. Убили ударом ножа в область сердца. Мгновенная смерть. Убийца сначала толкнул сзади детей — они упали. Потом ударил ножом Коростецкую и убежал. Есть свидетель. Преступника описал, как худощавого человека среднего роста. Он был в спортивной шапочке и маске.

— Ну и ну, — Олег встал с кровати и тоже подошел к окну. — А я ей не поверил… — Он вдруг осекся и посмотрел на Вахтанга. — Это невыносимо! Ты принес мне одежду?

— Да, — тот кивнул на пакеты, лежавшие возле двери.

Олег на мгновение закрыл глаза и крепко сжал челюсти. Он чувствовал, как тошнотворная слабость растекается по всему телу, и голова стала как ватная. Продолжалось это не больше минуты, приступ закончился так же внезапно, как и начался. Олег вытер пот со лба. Извинился перед собеседником. Хотя тот так ушел в себя, что паузу в разговоре даже не заметил.

— Что? — Спустя мгновение он поднял голову. — Простите, я задумался.

Собеседнику Олега было под шестьдесят. Один из последних родственников Коростецкой — ее отчим, Федулев Егор Матвеевич.

— Простите, но все это очень тяжело пережить, — сказал он. — Я ведь ее воспитал. Как родную дочь воспитал. Своих детей мне бог не дал. А ее я очень любил. Как родную. После смерти Любы, ее матери, у меня кроме Ани родных не осталось. Господи… за что ты лишаешь нас самого дорогого?

— В тот вечер они возвращались от вас?

— Нет, что вы. Мы живем… — он осекся. — Мы жили в соседних домах. Они возвращались от родителей Эдика.

— Вы хорошо знали ее мужа?

— О, Господи, — снова вздохнул Федулев, — она пережила его всего на несколько месяцев. Я почти ничего не знал о его жизни. Близки мы не были, но он был хорошим мужем и хорошим отцом… О покойном нельзя говорить плохо, но он всегда казался мне сомнительной личностью. Скажу прямо, я его недолюбливал. Чувствовалось в нем двоедушие. Хотя, в наше время, наверно, таким и нужно быть.

— Егор Матвеевич, сейчас я задам вопрос, который причинит вам новую боль. Но я должен спросить. Гибель вашей дочери — это роковая случайность или у вас есть иные подозрения?

Федулев вдруг мелко, как в припадке, затряс головой. Вытер глаза ладонью.

— Богу я только за одно благодарен, — срывающимся от слез голосом сказал он. — Что ОН пощадил детей… Я не знаю, почему смерть забрала Анечку. Не знаю, но как бы я хотел это узнать…

— Прошу прощение, сейчас каждый мой вопрос — это удар для вас, — после ощутимой паузы произнес Олег, так и не дождавшись от собеседника продолжение. — Егор Матвеевич, а что вы думаете о смерти вашего зятя?

— А вот на этот вопрос я вам ответить могу! Он настолько погряз в похоти и стяжательстве, что его настигла кара Божия! Столько зла и неприятностей он причинил людям, что умереть своей смертью просто не мог. Еще и Аню за собой увел… — Федулев отвернулся и беззвучно расплакался.

— Спасибо, Егор Матвеевич. — Олег поднялся с дивана. — Извините еще раз. Я сочувствую вам. До свидания.

Словесный портрет Коростецкого данный его тестем, до такой степени расходился с елейным описанием супруги, что поневоле стоило задуматься.

Олег вышел на улицу. На скамейке возле подъезда сидели плотные, закутанные в теплую одежду старухи. При появлении незнакомого человека они замолчали и сразу стали похожи на капризных, недовольных чем-то детей. Глядя на них, Олег вдруг вспомнил ведьму из своего странного сна.

— Здравствуйте, уважаемые, — повинуясь импульсу, он подошел к скамейке. — Я из милиции, из уголовного розыска, — Олег показал им свое удостоверение. От вида корочек, лица у старух стали еще недовольней. — Хочу поговорить с вами о Коростецкой Анне Степановне.

— Ой, горюшко! — Совсем неожиданно и вовсе уж по-деревенски вымолвила одна из женщин. Они сразу оттаяли.

— Мы ведь ее знали вот с таких вот годиков, — сказала другая и помахала рукой сантиметрах в шестидесяти от земли. — Люба, мама ее, была очень хорошей женщиной. Доброй, гостеприимной.

— А потом она с Егором Матвеевичем сошлась, — поддакнула вторая. Олег отметил, что третья из товарок отмалчивается с насупленным видом. — Он хоть и выпивал, но не обижал их никогда.

— Да-да-да. Жили они всегда хорошо. А видишь, как оно обернулось.

— Что она была за человек? — Вклинился в их междусобойчик Олег.

Старухи переглянулись и принялись пожимать плечами.

— Хорошим человеком она была, — наконец, за всех ответила первая. — Детишки у них хорошие. Ой, горюшко-то, сиротками теперь остались!..

— И что это делается?! Куда только милиция смотрит?! Вечерами во двор выйти страшно! — Поддержала ее вторая.

— А ребятишки у нее, какие ласковые, вежливые. Ой, да что же это делается?!

— А мужа ее вы хорошо знали?

Старухи снова переглянулись и замолчали.

— А вот ему поделом! — Вдруг сказала до этого молчавшая.

— Ой, Валя, нельзя так говорить! Пусть земля ему будет пухом.

— Поделом ему, кобелю! — Старуха грозно сверкнула глазами и поднялась со скамьи. Не обращая больше ни на кого внимания, она пошла к последнему подъезду.

Олег проводил ее взглядом и вновь посмотрел на скамью. Бабки о чем-то шушукались, о нем они уже забыли.

— Извините, уважаемая, — Олег догнал старуху, когда она поднималась на крыльцо. — Могу я с вами поговорить?

— Об этом гаденыше? — Сурово спросила та, позвякивая ключами в кармане. — Нет, не хочу я о нем разговаривать! — Она зашла в подъезд и поднялась на лестничную площадку второго этажа. Открыла дверь своей квартиры и оглянулась на Олега, стоявшего внизу. — Ладно, проходи.

— Как вас зовут? — Спросил Олег, разуваясь в прихожей. Но хозяйка квартиры так глянула на него, что тот тотчас принялся оправдываться: — Это не для протокола, поверьте мне на слово. Но ведь должен я вас как-то называть? «Уважаемая» — это не имя.

— Звать меня Валентиной Федоровной. Сапегина Валентина Федоровна, — словно для внушительности повторила она и прошла на кухню.

Олег снял кепку, поправил перед зеркалом прическу и прошел вслед за ней. Сапегина уже звякала сковородой возле газовой плиты.

— Валентина Федоровна, разрешите? — Олег сел на табурет возле окна и огляделся. Кухонька был маленькой и чистенькой, но пахло в ней почему-то коммунальной квартирой. В старинном буфете хмурились фарфоровые сервизы. На водопроводном кране сохла металлическая губка. — За что вы невзлюбили Коростецкого? Даже после смерти простить его не можете.

— Бог его простит, — Сапегина до упора повернула ручку газовой форсунки и поставила на гудящее синеватое пламя сковороду жареной картошки. — Я его не прощу никогда.

Олег решил вопросы больше не задавать. Стало понятно, что хозяйка квартиры — человек с норовом, если надумает рассказать о своей обиде на покойного, сделает это без посторонней помощи и без наводящих вопросов.

В молчании прошло около минуты. Незаметно кухня наполнилась аппетитными запахами.

— Одно радует, что Сашенька сейчас далеко! — Даже как-то торжественно нарушила тишину Сапегина. — Иначе вы бы его в покое не оставили. — Валентина Федоровна выключила газ и села на второй табурет. — Саша, это мой внук. Вот он, — она показала на фотографию молодого, светловолосого человека приколотую к настенному календарю. — Они с детства знали друг друга: Анечка-Анютка, Сашенька, и этот змей. Меня с души воротит, когда вспоминаю о нем! Еще в школе, в старших классах у Ани с Сашенькой завязалась крепкая дружба. Мы уже думали о ней, как о невестке. Потом Саша ушел в армию. А, этого гада, родители от армии отмазали. Он всю жизнь за папой прятался… Прости Господи рабу грешную…

— А мне… — Олег снова осекся от одного взгляда собеседницы. Он хотел сказать, что ему в свое время поведали целую эпопею о трудном жизненном пути Коростецкого.

— Не знаю, что тебе наплели, мил человек, но я тебе расскажу, как на самом деле было… — Угадала ход его мыслей Сапегина. — Так вот, этот ирод, два года, пока Саши дома не было, клинышки под нее и подбивал. Подлец он был, каких свет не видывал! Одним словом, когда Саша отслужил и домой вернулся, у них с Аней что-то с первой встречи не заладилось. Нет, этот змееныш в сторонке стоял, будто это дело его не касается. А потом уж, когда с полгода прошло, Саша понял, что остался с носом. Анюта в это время уже под венец собиралась. Саша всегда был гордым парнем, но тут как сломался. И в ногах у нее валялся, и истерики дома закатывал, и с этим змеем пытался отношения выяснить. А закончилось все свадьбой Анютиной. А из внучека моего, будто душу вынули. Что с тобой, мил человек?

— Я бы водички попил, Валентина Федоровна, — Олег судорожно перевел дыхание и подошел к раковине. На него снова накатила болезненная слабость.

— Воды не жалко, — только и вымолвила Сапегина. И все это время, пока он набирал воду из-под крана и пил, она следила за ним своими сердитыми, настороженными глазами. — Но после у него жизнь все одно в гору пошла, — продолжила она рассказ, как только Олег вернулся на свое место. — Нужно было работать, родителям помогать. Но он часто выпивал и вел себя как-то неправильно, никто на него повлиять не мог. У Анюты к тому времени уже ребятишки пошли, а он все поглядывал на нее. Квартира их, вон она, из моих окон, как на ладони. — Она грузно поднялась, подошла к окну и вперила взгляд куда-то влево. А Олег подумал о том, что теперь придется встретиться с ее внуком. Если еще не выгорели в нем чувства к школьной подруге. — Вот как она, жизнь-то, поворачивается, — Вздохнула Валентина Федоровна. — Лет пять после армии прошло, Саша к тому времени устроился на другую работу. А Коростецкий уже в начальники выбился. Мил человек, врать не буду, это я со слов людей говорю. И не знаю доподлинно, чем Саша на своей работе занимался, но попался он на краже горючего. А следили за ним не по чьему-то там наущению, а по приказу муженька Анютиного. Вот так…

«Вот так», — повторил про себя Олег и даже головой горестно покачал. Но что же делать, если и это проверить придется. Хоть какая-то зацепка. Оказывается, люди на господина Коростецкого обиду таили. Считать гибель обоих супругов случайностью на самом деле несерьезно.

— Внука вашего осудили? — Спросил он вслух.

— И осудили, и посадили за канистру бензина. На два года.

— Не много ли за канистру бензина дали?

— Как дело было, так я тебе, мил человек, и рассказала. Не прибавила, не убавила.

Олег утомленно потер глаза.

— Вот какой он был, этот Коростецкий, — сурово изрекла Сапегина. — Он не одну жизнь искалечил.

— Что же, не буду вас больше отвлекать, Валентина Федоровна. Спасибо, что поговорили со мной. До свидания.

Он вышел в прихожую и стал обуваться.

— Да, кстати. Где сейчас ваш внук живет? И фамилию его не подскажете?

— А я все ждала, когда ты спросишь об этом? Фамилия у него такая же, как и у меня — Сапегин, а живет он сейчас в городе Калининграде. Семья у него сейчас, и все в его жизни сейчас очень даже хорошо. И нет его вины ни в чем!

— А я так и думал, Валентина Федоровна, — соврал Олег.

— А-то я не знаю, как ты думал, мил человек! Прощай.

Старуха вышла вслед за ним в прихожую и почти вытолкала из квартиры. Дверь за спиной Олега с шумом захлопнулась, и он остался один в сумеречном подъезде. К его горлу толчками подкатывала тошнота.

— Светлана тебе звонила, — едва прикрыв за собой дверь, сообщил Вахтанг.

— Мы уже поговорили, — Олег убрал плащ в шкаф, по пути включил чайник. Сел за стол и принялся вынимать из ящика кофе и сахар, с сомнением посмотрел на свет через запылившийся стакан.

— Интересная картина получается, — тем временем задумчиво говорил Вахтанг. — Почему-то люди, знавшие Авена, с большой неохотой вспоминают о нем, словно боятся. А ведь он был обычным купи-продаем.

— А может необычным? — Олег посмотрел на него. — Может, мы что-то упускаем из виду?

— Нет, ничего особенного: цветной лом, продукты питания. У Авена была грузовая «Газель» и лицензия частного предпринимателя. В РУБОПе о нем слыхом не слыхивали.

— Может, он кому-то дорогу перешел?

— Эту версию мы отработали. Не было у него смертельных врагов. Единственно, его жена показала, в последнее время он твердил, что скоро они заживут еще лучше. А потом пропал.

— Как ты сказал? — Олег отставил банку с кофе в сторону. — Скоро заживут еще лучше? — Его словно в спину подтолкнули, когда Вахтанг сказал это.

— Да, Авен твердил об этом довольно часто. А что случилось?

— Ах, Анна Степановна, Анна Степановна, — вздохнул Олег. — Грех этот мне не отмолить никогда… Коростецкий своей супруге обещал то же самое. Слово в слово. Что они скоро заживут еще лучше… Вряд ли это просто совпадение. Вахтанг, нам нужно выяснить, знал ли Авен Лину Колпакову. Ту самую Лину, в обнимку с которой умер Коростецкий…

— Ты себя хорошо чувствуешь? — Перебил его Гарибов.

— Сносно. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Да, завтра мы с Семеновым займемся этим. Хватит ему за своими стукачами бегать. А ты, давай-ка, отправляйся домой. В конце концов, ты официально числишься на больничном.

В чайнике закипела вода. Из его носика со свистом вырвался пар. Вахтанг выдернул шнур из розетки и подошел к окну. Олег медленно перемешивал в стакане сухой кофе и сахар, о кипятке он словно забыл.

— Сколько всего в человеке намешано, — вдруг сказал Олег. — Страстное желание обладать, не смотря ни на что; получать, не отдавая; иметь, не работая. Наверняка и у дьявола есть заповеди. Нам их не читали, не внушали, но мне иногда кажется, что ими пропитан воздух.

Конец ознакомительного фрагмента.