Карусели дьявола

Денис Куклин, 2023

Несколько историй о любви и ненависти, сильных чувствах, мести и сожалениях. Истории древние как мир: любовь и страсть и ненависть и миражи надежды. В ворохе случайных и не случайных встреч и расставаний быть может вы узнаете себя.

Глава 2. Эхо

Тело Лёни Кравченко нашли в стороне от проселочной дороги вечером девятнадцатого сентября. Нашли приехавшие за опятами грибники. С трудом дозвонились до дежурной части и остались дожидаться прибытия милиции.

— Ужас-то какой, боженька ты мой! Какой ужас! — Почти безостановочно шептала Васильева Зоя Борисовна. — Петя, ужас-то какой! Петя, ты только посмотри, что делается!..

Ее супруг по большей части отмалчивался. Но в конце концов не выдержал, не вынес больше причитаний жены и выбрался из своего старенькой «копейки» на воздух. Едва он хлопнул дверцей, Зоя Борисовна причитать начала в полный голос. Но теперь говорила она, что на улице, то бишь в лесу, опасно, и пыталась убедить мужа вернуться в машину. В эту минуту ей было невыносимо жутко от того, что в каких-то двадцати шагах от дороги лежит мертвец. Она видела его всего несколько мгновений, но успела понять, что это был совсем еще молодой мужчина.

— Господи ты, Боже ты мой, — бормотала она. — Да что же это делается?! Ой, боженька мой, боженька…

Плохо ли, хорошо ли, но Васильевы сами воспитали двух сыновей-погодков. Младшему было двадцать четыре, старшему двадцать пять лет. Парни у них выросли славными, добрыми и трудолюбивыми. И мать, и отец в них души не чаяли. И у Зои Борисовна сейчас сердце кровью обливалось от одной только мысли, что кто-то способен учинить подобное зло над ее мальчиками.

— Боженька ты мой, боженька, — продолжала причитать она. — Он ведь еще ничего не видел. Ой, ты ж, божешь ты мой, да что же это делается?!

А Петр Зиновьевич, слушая, как блажит в машине жена, только хмурился с досады — ибо попали они в очень скверную историю. В отличие от Зои Борисовны он хорошо понимал, что их неприятности только начинаются.

Спустя час на место происшествия прибыла оперативно-следственная бригада. Следователь — щеголеватый брюнет лет тридцати с небольшим поздоровался с Васильевыми, выяснил, где именно находится труп и с группой оперативников и криминалистов отправился через заросли папоротника на поиски тела. Увидев убитого, он мгновенно опознал его и произнес слова, совершенно не вяжущиеся с его франтоватой внешностью и манерами:

— Батюшки, да ведь это же — Лёня Сом!.. Самохвалов, выясни у дежурного по городу, искали родственники Леонида Кравченко или нет?

Спустя несколько минут выяснилось, что Кравченко ищут. Пропал он прошлой ночью, когда выехал на своей машине из рабочего поселка, расположенного в пятнадцати километрах от города, но домой так и не вернулся. Последней с ним разговаривала жена, это было без четверти двух ночи.

— Да, — подтвердил слова оперативника один из криминалистов. — Смерть наступила шестнадцать-семнадцать часов назад от огнестрельного ранения в голову. Но стреляли в него не здесь, на траве и лесной подстилке нет ни фрагментов головного мозга, ни фрагментов черепной коробки.

— Спасибо, Юрий Сергеевич, — кивнул следователь.

— Скорей всего, застрелили его в машине, — предположил невысокий, плотного сложения оперативник. — Убили на дороге, тело привезли сюда.

— Да, — снова кивнул следователь. — Вряд ли они пошли на убийство с целью завладения автомобилем Кравченко. Вот что, Андрей Федорович, пройдите по дороге вглубь леса. Возможно, мы обнаружим машину убитого здесь же.

— Понял, — оперативник вернулся на проселок и посмотрел на Васильева. — Петр Зиновьевич, вам эти места хорошо знакомы?

— Да, — кивнул Васильев и не к месту добавил: — Известное дело! Я пацаном здесь вырос, — он внезапно разволновался, даже начал слегка заикаться: — Деревня наша неподалеку была. Жили мы там. А потом всех в совхоз переехать заставили. Но мы каждый год сюда за грибами приезжаем. Места-то знакомые, исхоженные. Вот и сегодня решили за опятами съездить. Да вот, как оно вышло…

— Петр Зиновьевич, не волнуйтесь вы так, — подбодрил его оперативник. — Не вы первый, не вы последний. Вы мне вот что скажите, как далеко дорога уходит вглубь леса?

— Да не очень! Километра на полтора. Она в карьер упирается. Там когда-то скалу рвали. Гора там раньше была. Верхушку у нее срезали, скалу, то есть. А потом породу динамитом рвали на щебенку. Дороги отсыпали. Эту тоже отсыпали. Там маслят по откосам растет видимо-невидимо. Полно там маслят. Летом. И осенью.

— А вы не могли бы меня на карьер свозить, Петр Зиновьевич? — Поинтересовался оперативник. — Наши машины на трассе остались. Тем более, вы здесь каждый ухаб знаете…

— Без проблем! — Кивнул Васильев, открывая дверцу со стороны пассажирского сиденья. — Зоя, пересядь назад. Сейчас съездим с товарищем следователем на Каменушку.

Притихшая было Зоя Борисовна вновь запричитала. Так с причитаниями и молитвой пересела она на заднее сиденье и блажила бы дальше, но на этот раз супруг осадил ее.

— А в каком состоянии этот карьер сейчас находится? — Продолжал спрашивать оперативник Петра Зиновьевича. — Он сухой или заполнен водой?

— Затоплен, — кивнул Васильев. — Но рыбы в нем нет, только малёк. Птицы по весне икру на лапах приносят. А зимой карьер до дна промерзает.

— Стало быть, он неглубокий?

— Нет, неглубокий. Два метра, может, не больше.

— Очень хорошо, — кивнул оперативник, потому что машина Кравченко на проселке так и не нашлась.

Когда они приехали на карьер, в лесу уже сгущались сумерки. Но здесь склонившееся над горизонтом солнце ещё играло в зеркале воды. Все вокруг было напоено светом. И оттого казалось, что лето еще не кончилось.

— Смотрите! — Васильев протянул руку, стукнувшись костяшками пальцев об ветровое стекло.

Но оперативник уже сам увидел масляные пятна, плававшие у кромки берега.

Они подошли к воде. Но в солнечных зайчиках, игравших на мелкой волне, трудно было что-то разобрать. Оперативник поднялся выше по косогору и кивнул. Именно это он ожидал увидеть. Метрах в трех от берега под толщей воды темнел силуэт машины. Оперативник взял в руки мобильник.

— Андрей Анатольевич, — доложил, когда следователь отозвался, — я нашел машину Кравченко. Утоплена в карьере в полутора километрах от места, где было найдено тело Кравченко.

— Хорошо, Андрей Федорович, возвращайтесь на место происшествия. Родным Кравченко мы уже сообщили о его гибели.

В пятницу двадцать второго сентября протоирей Вознесенского собора отец Сергий басовито отпел убиенного раба божия Леонида. У православных не принято глаголить о земле Израилевой и вспоминать прочие ветхозаветные сюжеты. Священник величественно возвышался над гробом, нараспев читая отходную молитву на древнем языке, который до сих понятен многочисленным славянским народам. И, казалось, что покойный, с перепоясанным белой лентою челом, тоже внимает ему. В толпе провожающих всхлипывали женщины. Лёню Кравченко знали многие, был он человеком не злым и многим в этой жизни помог просто по велению сердца. Остались у него жена и двое малолетних детей. О том и говорили в толпе, жалея загубленную молодость покойного и молодость его жены.

Священник закончил отпевание. За его спиной на солнце сверкал лакированный дубовый крест. Батюшка изрек последнее: «Во имя Отца, Сына и Духа Святаго. Аминь!», и Гена Бойко, распоряжавшийся на похоронах, кивнул мужчинам возле гроба. Они закрыли резную толстую крышку и взялись за полотенца.

В тот же миг жена покойного, словно очнулась от морока и закричала в голос да так неожиданно и страшно, что у одной из старушек едва не случился сердечный приступ. Когда гроб начали опускать в могилу, в толпе провожающих (а понаехало их на машинах и двух арендованных автобусах сотни полторы) принялись причитать и поминать покойного. Вдова Галина бросилась было за мужем, но ее перехватил его старший брат — Михаил. И также внезапно, словно только что пришли в себя, заволновались друзья погибшего. Пошли по кругу стаканы и бутылки с водкой. На крышку гроба полетели первые комья земли. И только мать погибшего в эту минуту осталась безучастной к происходящему. Она смотрела, как убывает земля, вынутая накануне из могилы, как размеренно и привычно работают лопатами могильщики.

— Пойдем, мама. Пойдем отсюда, — Михаил положил руку ей на плечо. — Пора уходить, иначе Гале станет еще хуже.

Мать безучастно посмотрела на него, глаза у нее были выплаканными и почерневшими от горя.

Михаил взял ее под руку и провел сквозь толпу. Уже возле машины она оглянулась, но увидела только эту толпу и верхушку дубового креста над могилой.

— Садись, мама, — Михаил открыл дверцу машины и снова взял ее под руку. — Геннадий все уладит. И без нас все сделает.

— Мишенька, — едва слышно выговорила Вероника Михайловна. — За что же нас так?!

— Я не знаю. Но выяснят все. А сейчас давай уедем отсюда.

Веронику Михайловну он посадил рядом с Галей. Женщины как обнялись на кладбище, так и проехали остаток пути. Эти злополучные дни лишили их сил. А Михаил сосредоточенно крутил баранку и старался ни о чем не думать.

Он был старше Лёни на три года. А казался еще старше своих лет. Так что люди незнакомые частенько ошибались и думали, что он его дядя по материнской линии. Был он человеком высоким и крупным, работал старшим мастером одного из участков на металлургическом комбинате в соседней области. Но не смотря на свою внушительную внешность и должность, человеком был очень спокойным и покладистым. В отличие от брата, имевшего жену и детей, Михаил семью не завел, хотя был обеспечен и женщинами интересовался, представляя собою интерес и для них. Заработанным Михаил распоряжался весьма рационально, и это была единственная черта, которая роднила братьев. По характеру и внешности они казались чужими людьми. И при этом они были сыновьями своего отца — старого вора и положенца Вити Полуэктова, по кличке Сом. К девяносто второму году Витя окончательно осел в городе. Какое-то время был смотрящим, какое-то время держал общак. Когда отец объявился в их жизни, Михаил уже определился с устремлениями, заканчивал школу и собирался поступать в технический ВУЗ. На Михаила знакомство с отцом особенного впечатления не произвело, а вот Лёня очень быстро подпал под его влияние. Как Вероника Михайловна не противилась сближению отца и младшего из сыновей, поделать она уже ничего не могла. Ни задабривания, ни уговоры на Леонида не действовали. А отец обещал ему золотые горы.

В девяносто пятом году он купил сыну недостроенный дом на городской окраине. Так что самостоятельную жизнь Лёня начал обеспеченным человеком, у которого есть и дом и машина. И отец же подарил ему первое дело — автомастерскую. Позже он нажил семью, собственность и несколько магазинов. Мать тоже помогала ему, она тоже была не бедным человеком. Но как любая женщина, терпевшая в молодости обиды от отца своих детей, при встрече с сыновьями забывала и об уме своем, и о достоинстве, и принималась хулить и чернить Витю Полуэктова. Если Михаил встречался с матерью нечасто, то Лёня общения с нею просто избегал, чтобы не слышать обидные слова о человеке, которого любил и уважал. Вероника Михайловна понимала свою неправоту, но так и не могла с собой ничего поделать.

Конец ознакомительного фрагмента.