Карусели дьявола

Денис Куклин, 2023

Несколько историй о любви и ненависти, сильных чувствах, мести и сожалениях. Истории древние как мир: любовь и страсть и ненависть и миражи надежды. В ворохе случайных и не случайных встреч и расставаний быть может вы узнаете себя.

Глава 1. Вечерняя волна

— «В продаже имеется свежее куриное яйцо. Отдел номер пять рад приветствовать своих покупателей…» — голос оператора манящей волной проплыл по супермаркету.

Огромный магазин был полон покупателей. То тут, то там к опустевшим прилавкам подвозили продукты. От ярких упаковок и разноцветных наклеек рябило в глазах.

— «Наш супермаркет проводит трехдневную акцию на снижение стоимости следующей группы продуктов и товаров…»

Шел одиннадцатый час утра. По большей части покупателями были женщины средних лет и люди преклонного возраста. Для многих из них прогулка в магазин уже давно стала возможностью лишний раз перекинуться парой слов со знакомыми и незнакомыми людьми.

— Кофе, кофе, кофе, — высокий, горбоносый мужчина лет сорока задумчиво разглядывал полки с жестяными банками и упаковками с кофейным зерном. — Сколько же его здесь… Девушка, — он привлек внимание миловидной шатенки, стоявшей неподалеку. — Простите за беспокойство. Сам я кофе не пью. И супруга моя предпочитает хороший зеленый чай. Но вечером к нам должна приехать теща — дама из Саратова. А она жизнь без кофе не представляет! Не могли бы вы посоветовать какой-нибудь хороший сорт? Телевизионной рекламе я как-то не доверяю…

В ответ девушка улыбнулась:

— Извините, я тоже не пью кофе.

— Жаль, — покачал головой мужчина. — Что ж, в таком случае куплю «Нескафе»!

Тем временем его собеседница подошла к полкам с диетическими продуктами. Она была очень красивая, яркая, высокого роста, и сразу же производила впечатление на незнакомых людей.

Спустя четверть часа она вышла из супермаркета с покупками и направилась к парковке. На дворе стояла поздняя осень. Деревья давно сбросили листву и больше всего напоминали хмурых стариков, стоявших вдоль тротуара. Холодно не было, но в воздухе пролетали редкие снежинки. Все вокруг говорило о скором приближении зимы.

Девушка села в ярко-желтый «жук» — «Фольксваген» и медленно выехала со стоянки. Вслед за ней с разрывом в несколько секунд выехали еще две машины. Неторопливой кавалькадой они проехали несколько кварталов и свернули в жилой массив.

Девушка своего сопровождения не заметила. А вот водитель следующего за ней автомобиля, тот что якобы выбирал в магазине кофе, поглядывая в зеркало заднего вида, улыбался тонкими бледными губами и что-то шептал беззвучно.

Шатенка оставила машину во дворе одной из высоток.

— Здравствуйте, тетя Вера, — поздоровалась с полной пожилой женщиной, сидевшей на скамье возле подъезда.

— Здравствуй, Анечка! Здравствуй, милая! — В ответ приветливо улыбнулась та.

Сопровождавшие девушку машины припарковались рядом. Обе были черного цвета, с тонированными стеклами. Водитель первой развернулся на сиденье и, не отрываясь, смотрел на тонированные окна второй машины. В этот момент его лицо было бесстрастным, и он почти не мигал.

— Я знаю, что это ты — старый дьявол, — наконец, произнес он.

В тот же самый миг водитель другой машины улыбнулся, словно услышал его.

А шатенка по имени Аня поднялась на седьмой этаж и открыла дверь своей квартиры. Не снимая пальто и не разуваясь, прошла на кухню, бросила на стол пакеты с продуктами и включила телевизор. Прошла в спальню, щёлкнула кнопкой автоответчика и только после этого вернулась в прихожую.

— Дочка, как ты? — Донеслось из спальни. — Почему не отвечаешь?

— Привет, мама, — поздоровалась девушка с автоответчиком.

— Аня, обязательно перезвони. Нам нужно поговорить.

— Хорошо, мама, — кивнула девушка и невольно поморщилась, когда включилось следующее сообщение.

— Аня, прости меня, — говорил мужской голос. — Я хочу увидеться с тобой. Давай, поговорим обо всем спокойно. Жду тебя в два часа в «Арлекино». Давай, забудем обо всем. Мы взрослые люди. Я так хочу увидеть тебя. Целую… Жду…

— Прости, Хасанчик. Но, нет!

Она аккуратно повесила пальто на вешалку, сняла сапоги и, разминая ноги, прошла в ванную комнату. Включила воду и вдруг замерла, разглядывая полку под зеркалом. Здесь вперемежку с ее косметикой стояла пена для бритья и флаконы с мужским парфюмом. В этот миг по краю ее сознания проплыла очень ясная мысль о том, что судьбы ее и Хасана должны были переплестись так же, как перемешались их вещи на этой полке. Она села на краешек ванны и неожиданно пригорюнилась. С кухни доносилось бормотание телевизионного ведущего. В спальне снова включился автоответчик. Кажется, ей снова звонила мать.

За студийным столом сидели трое: Бикташев Хасан, которого друзья называли Ханом; Храмцова Ирина, ее друзья называли Белочкой; и Шпарак Андрей, к нему со школьной скамьи приклеилась кличка — Шпак. Перебивая друг друга, сдерживая хохот и закрывая заблестевшие от навернувшихся слез глаза, кричали в микрофон, перебивая друг друга:

— И катился Колобок дальше по своей дорожке, — тараторил Шпарак.

— А в это время Лисичка-сестричка, — в этот момент миндалевидные глаза Ирины на самом деле напоминали сладенькие глазки мультяшных лисиц, — ничего не подозревая, бежала себе по лесу вприпрыжку…

–Это судьба, судьба! — Сочным баритоном вещал Хасан.

— Ярко светило солнышко, и Колобок, напевая свою песенку…

— «Я от бабушки ушел! И от дедушки ушел!» — Хриплым фальцетом запел Хасан.

Кирилл Иванов, ведущий «Вечерней волны», поставил стакан с чаем на стол и красноречиво покачал головой. В отличие от него собравшиеся за стеклом покатывались со смеху. Выступления этой троицы всегда превращались в стендап-шоу.

— И вдруг лисичка почувствовала запах, — детским голоском пролепетала Храмцова.

— Съестного! — Рявкнул Шпарак. — Она почувствовала запах Колобка…

— «И от Зайца ушел! И от Волка ушел!» — продолжал напевать Хасан.

Иванов снова покачал головой и посмотрел в окно. На город медленно опускались вечерние сумерки. И город утонул в море огней. Они расплескались от горизонта до горизонта. Огни любви и надежды, думал Иванов, глядя на них. Как много света и уюта дарят эти огни. Родители возвращаются с работы и целуют любимых детей: «Как успехи в школе?» Кто-то получил двойку, кто-то хорошую отметку, кто-то подрался, кто-то влюбился. Но на самом деле все счастливы, особенно дети. Для них пока что все в радость. Пока что для них родители — самые лучшие и самые добрые люди на свете. Жизнь еще не отравила их недоверием, корыстью, предательством…

— «Ам!» — только и сказала Лиса! — Рявкнул Бикташев.

— Тут и сказке конец! — Рьяно объявил Шпарак. — А кто слушал — молодец!

— А кто скушал, еще больше молодец! — Добавил Хасан.

— Мораль сей сказки, дети, такова, — сказала Храмцова.

— Не пойте и не прыгайте! Не стойте, не пляшите! Там, где идет строительство или подвешен груз!!! — Пропел Шпарак.

— И самое главное — не разговаривайте с незнакомцами! — Кивнула Ирина.

— И с незнакомками, — поддержал ее Бикташев.

— Вот такой вот — конец! — Объявил Шпарак. — Пока-пока!

У них отключили микрофоны и запустили по каналу блок коммерческой рекламы. Хасан посмотрел на своих коллег и усмехнулся:

— Все, мальчики и девочки. Рабочий день закончен! Спасибо за труд!

Они вышли из студии и остановились возле стекла.

— Время зимних каникул не за горами, — говорил в микрофон Иванов. — Туристическое агентство «Баттерфляй» предлагает горожанам великолепный отдых в горах Чехии. — Казалось, бархатный голос ведущего «Вечерней волны» обволакивает слушателей облаком гипнотических грез. — Лучшие зимние курорты Европы — ждут вас!

— А неплохо получилось, да?! — Шпарак вынул из кармана сигареты и предложил Ирине.

Они закурили, Хасан же нашарил в кармане упаковку жевательной резинки и выбил на ладонь две подушечки — курить он бросил несколько лет назад.

Ирина делала неглубокие торопливые затяжки и смотрела на Иванова за студийным столом. Для его сегодняшней программы она приготовила очерк о странах Скандинавии.

— Ирина, ты идешь? — Спросил девушку Бикташев.

— Нет, я задержусь. Хочу послушать, как Кирилл Андреевич озвучит мой текст.

— Милая, оставляю тебя с неохотой. Но что ж поделать, — Шпарак потянулся к ней, но Храмцова ловко увернулась от поцелуя. — Хотел бы я быть Ивановым, — сказал он Хасану уже на улице.

Бикташев задумчиво посмотрел на Шпарака и покачал головой.

— А с тобой-то что?! — С неожиданной иронией спросил тот. — Аня?.. И именно, но не только лишь поэтому, я предлагаю ресторацию! — Уже совсем другим тоном объявил Шпарак. — Предлагаю, как следует напиться и забыть обо всем! В который уже раз…

— Нет, дружище! Мы пойдем другим путем!

— Плохо, Хасанчик! Очень плохо! — Усмехнулся Шпарак. — Накручиваешь ты себя и совершенно напрасно!

— Ладно уже! — Оборвал его Хасан. — Удачного вечера! И не забывай, завтра ровно в одиннадцать в студии! Похмелье — не отговорка!

— Хватит уже, командир! — Отмахнулся от него Шпарак. — Я вообще, прогуливал, да?! Кстати, тебя подвезти?

— Нет, я пешком.

— Дело хозяйское, — снова усмехнулся Шпарак. — Будь здоров, командир! — В машине он замер и какое-то время сидел в оцепенении, изредка поигрывая желваками на скулах. — Ничего, командир, — наконец, сказал он, — скоро сочтемся!

Шпарак включил радио, его приемник был настроен на «Вечернюю волну».

— «Вечер только начинается, дорогие радиослушатели, — растекался по салону бархатный голос Иванова. — Наш разговор только начинается. Но я словно вижу, как мы сидим с вами за одним большим семейным столом: наше старшее поколение — бабушки и дедушки, нынешние папы и мамы, сыновья и дочери, братья и сестры, внуки и внучки. Ведь это так прекрасно — любить и быть любимыми…»

Шпарак неожиданно закрыл лицо руками и упал на руль.

— Ира, Ирочка, почему?! — Прошептал он. — За что ты меня так? Ведь я тебя люблю… Люблю…

— «Это такое счастье — быть рядом с близкими людьми, — продолжал говорить Иванов. — Каждую минуту ощущать их любовь и поддержку…»

— Аня, — Хасан облокотился на металлический корпус таксофона. — Ответь мне, пожалуйста. У меня уже батарейка в мобильнике"сдохла". Ань, ну сколько можно? Твой характер я знаю. Давай мириться… Я не пойму, что за кошка между нами пробежала… У тебя появились новые друзья, новые подруги. Может, дело в них? Я не знаю… Конечно, у тебя всегда найдется, с кем меня сравнивать. Я не так богат, не так умен, не так красив, как многие из твоих знакомых. Но у меня есть то, чего нет у них. Я жизнь за тебя отдам, Аня!!! И это не просто красивые слова… — И он говорил еще что-то, говорил так, чтобы на другом конце провода ему, наконец, поверили и сняли с рычага трубку. Он говорил, тщательно подбирая слова и совершенно не обращая внимания на желающих позвонить с того же таксофона. Они приходили и уходили, а он все говорил и говорил, уже понимая, что все это время разговаривает сам с собою. Потому что автоответчики для подобных излияний не приспособлены, а короткие гудки он просто не хотел замечать.

Последний из желающих поговорить оказался самым настойчивым.

— Слушай, друг, — наконец, не выдержал он. — Мне нужно сделать один короткий звонок. Я тебе жетончик отдам, ты свой разговор позже закончишь.

— Да, отвали ты! — Бешено глянул на него Хасан и еще плотней прижал трубку к уху.

— Понял, не дурак…

— Что ты там бормочешь?! — Хасан бросил трубку на рычаг и резко повернулся к нему. — Что ты лезешь не в свое дело?!

— Спокойней, бро, — мужчина оглянулся по сторонам. Впечатления бойца он не производил.

— Урод! — Хасан бросился на него, схватил за грудки и отшвырнул на газон. — Сволочь!

Случайные свидетели подняли крик, какая-то женщина принялась звонить в милицию. На крики из сквера выскочила компания подростков, они с жадным любопытством наблюдали за происходящим. А Хасана как кипятком обдало.

— Папа! Папа! — Подбежала к лежавшему девочка лет двенадцати и расплакалась. — Папа, что с тобой?! Что?..

Хасан резко отпрянул от них, расталкивая зевак, и бросился по тротуару в сторону окраин. Вслед ему полетели пивные бутылки, разочарованные подростки улюлюкали и свистели, им очень хотелось посмотреть на драку.

Хасан бежал до тех пор, пока у него ноги не подкосились. Дышал он тяжело и прерывисто, но именно это усилие отрезвило его. Сейчас он хорошо понимал, что последние недели выбили его из колеи. С каждым днем он терял не только самообладание, но и человеческое достоинство. Но поделать с собой ничего не мог. Он был одержим своей подругой.

В этот вечер ноги сами вынесли его к дому любимой. Он остановился посреди двора, посмотрел на освещенные окна ее квартиры и вновь почувствовал отчаянье.

— Господи, — прошептал он. — Аня, как же я люблю тебя…

Хасан прошел через двор, сел на скамейку возле ее подъезда и затих, словно выдохся. Время подходило к полуночи. И в этот час было так тихо и спокойно, что мыслями Хасан невольно вернулся в те времена, когда в его отношениях с Аней царили любовь и согласие.

— Почему все рассыпалось? — Прошептал он. — Почему все пошло не так?

Все изменилось, когда Аню пригласили на должность редактора в одно из популярных реалити-шоу. Хасан сразу же почувствовал наступление скорых и нежелательных для себя перемен. Подругу он пытался убедить в том, что телевизионное шоу — это безвкусно, навязчиво и пошло. Но в ответ она говорила:

— Ты ведь знаешь, как трудно пробиться наверх. Меня наконец-то заметили. А ты не рад.

— Я рад. Но ты забудешь меня. На гребне этой волны, новых знакомств, лесбиянок и геев…

— Прекрати! Ну зачем ты так?! Они не такие. Тем более, я — не такая… Всего год, может быть, полтора. Такие шоу недолговечны. А за это время и ты добьешься всего, о чем мечтал. Мы так много говорили о будущем, милый. Вот оно! Оно уже здесь…

— Здесь ты и я. Когда мы вдвоем, мне больше ничего не нужно.

— А мне нужны Питер и Москва, Хасан! Я не могу всю жизнь провести на отшибе…

И он пытался подыграть ей. На людях шумно радовался ее успеху. Поначалу их приглашали на междусобойчики и корпоративы. И все бы ничего, но вместо маленького шага навстречу новому миру, он привычно высмеивал этот мир. И на фуршеты ее стали приглашать без него. А однажды она не вернулась домой.

— Мы должны расстаться, Хасан. Я люблю другого. Он меня понимает. Он замечательный человек. Ключи оставь в прихожей. Дома меня не будет несколько дней. Надеюсь, глупостей ты не наделаешь. И будешь вести себя по-мужски…

Ее голос медленно остывал в динамике телефона. Хасан снова и снова слушал голосовое сообщение. До тех пор пока не прорвало:

— Что?.. Что ты говоришь, Аня?! Что… ты… говоришь?! Ты — лжешь! Ты не веришь сама себе… Как я могу поверить твоим словам?! Ведь у тебя никого нет! Нет этого доброго и милого, этого замечательного человека!!! Нет его! Потому что этот человек — я!!! Я…

И как оборвало. Ни телефонных звонков, ни случайных встреч. То есть, он стремился поговорить с ней, но она тщательно избегала любых контактов.

— Какой же я дурак, — прошептал Хасан, снова пережив все это в мгновение ока.

Он вновь посмотрел на ее окна.

— Чудный вечер, — из глубокой задумчивости Бикташева вывел приятный мужской голос. — Такой вечер будит воспоминания и надежды. Такой вечер редкость, он хорош сам по себе.

— Что? — Хасан с неприязнью посмотрел на незваного собеседника. Это был высокий, горбоносый мужчина, в котором Аня наверняка узнала бы человека из супермаркета. — Что тебе нужно?

— А ведь вы решили, что я гомосексуалист, — улыбнулся незнакомец.

— А это не так? И ты не пидор?! — Хасан мгновенно накалился от бешенства.

— Нет, Хасан Хаснулович, я не пидор.

— И что тебе нужно, непидор? — Хасан опять едва сдерживался от драки.

— Поговорить о вашей подруге. Поговорить об опасности что ей угрожает.

— Не понял! Ты кто такой?!

— Я из службы безопасности телекомпании, в которой с недавних пор трудится Анна Витальевна. Она — человек новый. А моя работа заключается в том, чтобы проверять таких. Очень многое остается за рамками резюме, — он сел рядом с Хасаном на скамейку. Тот развернулся и какое-то время разглядывал его в упор.

— И ты подозреваешь ее в криминале. Аню?.. Смешно.

— Такая работа. Хотя криминал это не о ней. И это факт. Я все знаю о ваших с ней отношениях, Хасан Хаснулович…

— А вот это уже не твое дело! — Оборвал его Хан.

— А вы меня послушайте для начала. Потом выводы будете делать. Вашей подруге угрожает очень серьезная опасность.

— Об этом ты уже говорил. Давай конкретней.

— Анне Витальевне угрожает серьезная опасность, — невозмутимо повторил тот. — Не напрягайтесь вы так. Я имею в виду вовсе не вас…

— Бред какой-то. Как тебя зовут?

— Матвей, будем знакомы, — собеседник протянул для пожатия руку. — Хасан Хаснулович, я пытался предупредить Анну Витальевну о грозящей ей опасности. Но она мои доводы посчитала нелепыми. Посудите сами, можно ли в чем-то подозревать Кирилла Иванова?

— Кого? — Переспросил его Хасан.

— Вот видите, — усмехнулся собеседник. — Если вы так реагируете на мои слова, то можете представить себе реакцию Анны Витальевны. А ведь это не шутки. Ей грозит очень серьезная опасность. Иванов — настоящий маньяк. Как бы дико это не прозвучало. А объектом его маний стала ваша подруга.

— Бывшая подруга, — нахмурился Хасан.

— Вы ведь в курсе, что у Иванова несколько лет назад погибли жена с дочерью.

— Ну-да, — кивнул Хасан. — Страшное дело.

— Взгляните на эту фотографию. Ничего не замечаете?

Хасан встал со скамьи и прошел на освещенный пятачок возле двери в подъезд.

— Кто это?! — Дрогнувшим голосом спросил он.

— Это дочь Иванова. Удивительное сходство с Анной Витальевной… Кирилл Иванов так бережно, так трепетно относился к своей семье, что большинство из его коллег по работе абсолютно ничего не знали ни о его жене, ни о его дочери. И наверняка не хотели знать. У всех свои дела, проблемы, свой маленький мир. После их гибели похожая фотография стояла в вашей студии много дней. Если бы вы хоть раз взглянули на нее. Но ни вы, ни ваши коллеги, — он резко осекся.

— Говорите, Матвей, говорите, — Бикташев уже с нетерпением посмотрел на собеседника.

— Какое-то время я должен был приглядывать за Анной Витальевной. И оказалось, что не только я наблюдаю за ней.

— А кто еще? Иванов?! Аню нужно предупредить! Предупредить сейчас же!!! — Хасан соскочил со скамьи.

— И что вы ей скажете?

— Фотографию покажу. Ты расскажешь все как есть. Она тебя знает.

— Но я уже делал это, — усмехнулся Матвей. — Результат — нулевой. И я объяснил вам, почему он нулевой.

— Что же делать? Как быть? — Хасан смотрел на окна любимой. В этот момент страх за нее и сумятица в его голове почти лишили его рассудка.

— Вы знаете, как погибла семья Иванова?

— Как-то страшно… Я не помню, Матвей…

— Они погибли в пожаре. В загородном доме Иванова. Они жили там постоянно. У Иванова было еще две городские квартиры. В одной он жил сам, в другой жил брат его супруги. После гибели жены и дочери Иванов нашел в себе силы и заново отстроил дачу, а квартиры продал. Теперь он живет за городом постоянно. Живет на пепелище… Он похитит вашу подругу, Хасан Хаснулович. Я уверен в этом на сто процентов. Он похитит ее и будет держать как птицу в клетке.

— Это какой-то кошмар!.. Что мы можем сделать, Матвей?

— Вы поможете мне? Я не смогу все сделать в одиночку. Работа не позволяет — слишком много обязанностей. Анна Витальевна моими словами пренебрегла. Милиции нужны веские доказательства, а не беспочвенные подозрения. Если бы я мог обойтись своими силами, мы бы не разговаривали сейчас.

— Что мне нужно делать?

— Быть поблизости от нее. Пока это все. Если сможете, поговорите с ней. Быть может, вас она услышит.

— А если поговорить с Ивановым? Припугнуть его.

— А вот этого делать не нужно. Только спугнете. Иванов затаится, но от планов не откажется. Сто процентов. Это я вам гарантирую. Просто будьте поблизости от Анны Витальевны. Пока этого будет достаточно.

— Матвей, — Хасан протянул собеседнику руку. — Спасибо. Ты же жизнь человеку спас.

— Не стоит благодарностей, Хасан Хаснулович. Не ради славы, либо корысти я делаю это. Нам все зачтется на том свете, ведь и я не без греха, — он пожал протянутую Хасаном руку. — Желаю вам удачи. Всего доброго!

— До свидания, — Хасан посмотрел ему вслед и прошептал: — Это какой-то кошмар. — Он размышлял еще с минуту. Потом подошел к домофону и набрал номер ее квартиры. Он был уверен в том, что Аня еще не спит. И она ответила:

— Кто там?

— Аня, это — я.

— Хасан, оставь ты меня в покое!

— Аня, нам нужно поговорить. Всего десять минут, Аня! Я объясню тебе все и уйду!.. Уйду, если ты отпустишь меня, — прошептал он. В этот момент в нем с новой силой вспыхнула надежда, что еще не все потеряно и опасность, нависшая над ней, вновь сблизит их. — Аня, я прошу тебя, всего несколько минут!

— Хорошо, — наконец, отозвалась она. — Поднимайся.

Аня дожидалась его на лестничной площадке. Хасан посмотрел на приоткрытую дверь ее квартиры.

— Здравствуй, милая, — он с трудом сдержался от попытки притянуть ее к себе и поцеловать в губы.

— Здравствуй, Хасан. Что тебе нужно?

Он снова посмотрел на приоткрытую дверь.

— Ты не одна?

— Нет.

Хасан на мгновение закрыл глаза:

— Наверно, это даже к лучшему. Мы можем зайти в квартиру? Разговор не для посторонних ушей.

— Нет, поговорим здесь. Зачем ты пришел?

— Аня, тебе грозит опасность. Поверь мне, это не какая-то уловка и не мои выдумки. Сегодня я разговаривал с одним человеком. За тобой следят, тебя хотят похитить!

— Ну о чем ты говоришь?! — Аня отступила от него на несколько шагов, в ее глазах читалось отчаянье. — Просто оставь меня в покое! Забудь обо мне! И этот кошмар закончится. Для нас обоих закончится.

— Он сказал, что ты не поверишь мне, — кивнул Хасан. — Ему ты тоже не поверила! Но Иванов обезумел от своего горя! Аня, ты не видела фотографию его дочери!

— Кто обезумел? — Переспросила его Аня. — Иванов?.. Иванов хочет меня похитить?! С которым я едва знакома и разговарила всего пару раз… Хасан, что с тобой? Ты уже пугаешь меня.

— Верь мне! — Хасан схватил ее за руку. — Если ты не поверишь нам с Матвеем, произойдет что-то страшное! Поговори еще раз с Матвеем. У него есть фотографии, у него есть доказательства!

— Какой Матвей, какие доказательства?! — Она вырвала руку и отбежала к двери. — Если ты не уйдешь, я вызову милицию!

— Милая, я тебя прошу: поговори утром с Матвеем. Обязательно поговори с ним. Он тебе все объяснит. Только поговори с ним…

— Да не знаю я никакого Матвея! — Выкрикнула она. — Уходи! И не приходи больше! И не звони! — И пятясь, вернулась в квартиру.

Глядя на нее, Хасан испытал такое горе, словами не передать. Словно небо обрушилось на землю, и случились все беды предреченные человеку.

— Что же мне делать? — Прошептал он.

Какое-то время Хасан смотрел на ее дверь. И в какой-то момент он понял, что она наблюдает за ним в дверной «глазок».

— Хорошо, — кивнул Хасан и подошел к двери. — Ань! — Его наверняка слышали с той стороны. — Дай мне поговорить с твоим другом. Если я не могу достучаться до тебя, может до него достучусь. Если он тебя на самом деле любит, он все для тебя сделает. Я тебя прошу, открой дверь… Эй, мужик! Если ты мужик — открой дверь! — Он принялся стучать в дверь кулаком. — Открывай! Нам нужно поговорить! Открывай, Аня! Открывай, блядь!..

— Так-так, — дежурный по районному отделению открыл его паспорт и как верблюд вытянул нижнюю губу. — Бикташев Хасан Хаснулович, семьдесят восьмого года рождения. Ты посмотри, и прописка городская имеется! Что же ты, Бикташев, хулиганишь по ночам? Твои деяния на мелкое хулиганство тянут. Я не судья, но думаю, что тебе, Бикташев, недельку общественно-полезного труда выпишут. Я бы выписал.

— Я должен поговорить со следователем, — Хасан потер саднящую от удара скулу и посмотрел в глаза дежурному.

— Ты радуйся, что освидетельствование не подтвердило факт алкогольного или наркотического опьянения. И радуйся, что наши законы по отношению к таким деятелям стали мягче. Так что отделаешься ты, скорее всего, штрафом…

— Я должен поговорить со следователем.

— Знаешь что, Бикташев: прекрати бузить!

— Мне нужен следователь, — упрямо повторил Хасан.

Дежурный хмыкнул:

— Можно сказать — усугубляешь свое положение! — Он окликнул человека, в этот момент появившегося в дежурной части: — Потапов! Гражданин хочет поговорить с тобой! Задержан за дебош.

Следователь скользнул по Хасану цепким взглядом.

— Бикташев Хасан Хаснулович, семьдесят восьмого года рождения, — повторил для него дежурный.

— Хорошо, следуйте за мной, — кивнул Потапов.

— Вещички твои пока что у меня останутся, — дежурный проводил их взглядом.

За окном уже давно воцарилась ночь. Милиционер повздыхал немного, подумав о чем-то своем, потом достал термос и налил в стакан черный кофе.

— На заработках? — Тем временем Потапов и Бикташев поднялись на второй этаж.

— Нет, — отозвался Хасан. — Родился здесь и всю жизнь прожил.

— Всю жизнь? — Усмехнулся Потапов. — Чем занимаетесь?

Они остановились возле кабинета в конце коридора. Потапов открыл дверь ключом и щелкнул выключателем:

— Проходи. Присаживайся возле стола. Так чем занимаешься, я не понял?

— Руковожу творческой группой на радиостанции «Вечерняя волна».

— Да? Уже интересно, — Потапов сел напротив него и закурил. — Так что там о работе?

— Работаем небольшими юмористическими радиоспектаклями, разогреваем публику перед основным эфиром.

— Юморист, значит? — Кивнул Потапов. — Слышал я ваши радиоспектакли, — кивнул он. — Забавно. Значит, работой своей доволен?

— В общем, да, — в тон ему кивнул Бикташев.

— В таком случае, к чему эти эксцессы? Хулиганство, дебош…

— Я вам все расскажу. Вас, простите, как по имени-отчеству?

— А ты, Хасан Хаснулович, не очень наблюдательный, да? — Усмехнулся Потапов. — На дверях кабинета висит табличка… Дмитрий Алексеевич Потапов. Ну давай, изложи красочно.

— Очень близкому для меня человеку грозит опасность…

— Уже интересно, — пробормотал Потапов. — И серьезная опасность?

— Да, очень серьезная. Этого человека, эту девушку хотят похитить. Тот, кто решил это сделать больной человек. Маньяк!

— Давайте-ка, по существу, Хасан Хаснулович, — Потапов снова перешел на «вы». — О ком именно идет речь? Скажите мне имя девушки и имя того, кто, по вашему мнению, планирует похитить ее.

И Хасан рассказал ему все, и даже больше. Изложил Потапову все подозрения, появившиеся у него за последние два часа. Изложил все аргументы, пришедшие в голову.

— Негусто и недостоверно, — покачал головой следователь, когда он закончил говорить. — Неудивительно, что ваша подруга вам не поверила.

— Бывшая подруга, — глядя в пол, пробормотал Хасан.

— А это уже не так важно, — Потапов оценивающе посмотрел на собеседника и повторил: — Негусто и недостоверно… Вы уверены в том, что вас не разыгрывают? Прецеденты были.

— Нет, это не розыгрыш.

— А жаль. Идемте, я провожу вас. — Потапов вышел из-за стола. — Что я вам могу сказать? Штрафа вам не избежать — это факт, — говорил он, закрывая дверь кабинета. — В следующий раз будьте аккуратней.

— Но вы хоть как-то отреагируете на мои слова? — Хасан резко остановился посреди коридора.

Потапов тоже был вынужден остановиться.

— Вот что, Хасан Хаснулович. Я уверен, что в скором времени вы поменяете свою точку зрения самым кардинальным образом. Вам нужно немного успокоиться и прийти в себя.

— Я вас не понимаю…

— Хасан Хаснулович, сейчас вы взвинчены и почти не осознаете своих действий. Поверьте моему опыту, сейчас вам нужно успокоиться. Если события получат дальнейшее развитие, если вы окажетесь правы, мы будем определенно знать, кто замешан в похищении.

— Вы меня не успокоили, — заметил Хасан.

— Таково реальное положение вещей, — ответил Потапов. — В данный момент резкие движения нам абсолютно ни к чему. Согласитесь, что это разумно. А сейчас идемте. Вам нужно отдохнуть. И у меня останется пара часов для отдыха.

Они спустились в дежурную часть. Потапов забрал у дежурного документы Бикташева.

— Хасан Хаснулович полностью осознал свою вину и чистосердечно раскаялся в содеянном, — пояснил он дежурному. — Административный штраф в виде наказания будет вполне достаточен.

— Я так и думал, — кивнул дежурный, позевывая. — Ночь тянется, как резиновая…

— Темная ночь, — Потапов вышел на крыльцо вслед за Хасаном. — Постарайтесь обойтись без приключений.

— Выглядишь неважно, — усмехнулся Шпарак при встрече. — А со мной пить уже зазорно?!

— Я не пил. Бессонница, — ответил Хасан.

Они отошли к окну.

— А я вчера славно оттянулся, — ухмыльнулся Шпарак. — Утром проснулся, и понять ничего не могу…

— Как тебе Иванов? — Перебил его Хасан.

— В смысле? — Слегка опешил Шпарак и снова принялся ухмыляться во весь рот. — Хасанчик, я девочек люблю!

— Да я не об этом, дурак. Как человек, что из себя представляет?

— Друг и товарищ! — Голос у Шпапрака сделался глумливым. — Старший товарищ. Мэтр! Почти Познер. А в чем дело? Сковырнуть решил Кирилла? Правильно, молодым везде у нас дорога, а стариков на почет!..

— Хорош блажить! — Оборвал его Хасан. — Ты в курсе, что его семья погибла?

— Ну-да, все были в курсе, — кивнул Шпарак. — Что случилось-то?

— Пока ничего… Ладно, идем работать.

— Да-да! Конечно, работать! — Шпарак выбил из пачки вторую сигарету, прикурил и жадно затянулся табачным дымом. — Дурак ты, Хан, — пробормотал ему вслед. — Всегда был дураком и дураком помрешь. И даже не поймешь от чего.

Тем временем Хасан поднялся в студию. Дневной блок вел Олег Чернышев, неунывающий сорокалетний брюнет. В этот момент он как раз общался со слушателями. Хасан прошел мимо стекла, в знак приветствия поднял руку. Чернышев в ответ показал"рога дьявола".

— Как вы говорите? — Разносился его голос из динамиков. — У зоопарка юбилей?! Семьдесят пять лет… Кто бы мог подумать?! Спасибо вам за добрые вести, Ангелина Ивановна!.. Вот видите, дорогие радиослушатели, оказывается, городскому зоопарку в этом месяце исполняется семьдесят пять лет. Я даже затрудняюсь сказать, как бы это звучало в переводе на супружескую жизнь. Зоопарк вместе с городом уже семьдесят пять лет! По-моему, это неплохой повод, чтобы посетить зоопарк в выходные дни вместе с детьми. Ангелина Ивановна, мы благодарим вас за эту крайне полезную информацию. Честно говоря, я и понятия не имел, что у нашего города намечается небольшой юбилей. А вот, кстати, подошло время новостей! В студии Екатерина Малахова! Чем порадуете нас, Катя?

Сидевшая рядом с ним блондинка средних лет включила свой микрофон:

— Здравствуй, Олег. Новостей сегодня много. И я думаю, что некоторые даже порадуют наших слушателей.

— Что же, начало многообещающее, — кивнул Чернышев и помаячил Малаховой — "ухожу на перекур".

— В нашем городе начинаются реставрационные работы самой старой улицы, богатой историческими памятниками, — тем временем говорила Малахова. — Городская администрация намерена вложить в этот проект…

— Как дела? — Чернышев обменялся с Хасаном рукопожатием.

— Как сажа бела, — отозвался тот.

— Ну да, все посыпалось…

— В смысле?

— Олег! — Окликнул Чернышева ассистент режиссера. — Время!

— Ладно, мне смену заканчивать, — Чернышев похлопал Хасана по плечу. — Ты держись. Бывает.

— Хасан! — Окликнул уже его ассистент режиссера. — Зайди к Иван Иванычу.

С утра день стоял невзрачный, серенький, небо было затянуто сумрачной облачной пеленою. Но в тот момент, когда Хасан подошел к кабинету Ивана Иваныча, в окна брызнули ослепительные солнечные лучи. Хасан зажмурился от неожиданности и открыл дверь.

— Доброе утро! Звал?

— Ты присядь, в ногах правды нет, — режиссер был коренаст, бритоголов и спортивен в свои шестьдесят с хвостиком. — Какая кошка пробежала между тобой и Ивановым?

— Не понял?

— Ты статус Иванова знаешь. Он — художественный руководитель авторской программы. Сам выбирает темы, контент и помощников. В вашем «Часе активного досуга» он больше не нуждается.

— То есть?

— То есть, он закрыл ваш «Час»! Ты бы уже навел с ним мосты. У Кирилла есть чему поучиться, — он выдержал картинную паузу, но реплики собеседника так и не дождался. — Шпарак с Храмцовой уже влились в его команду. И ты не теряй времени… Хотя, есть еще один вариант: отдохни два-три дня, что-то ты неважно выглядишь, а после приступай к обязанностям моего помощника. Это не самая плохая работа. Как знать, может дорастешь до полноценного руководителя. Не вечный же я!

— Что же сегодня день такой поганый, — пробормотал Хасан.

— Ты порешай-подумай. На поклон к Иванову ты не пойдешь. Я тебя знаю. А предложение мое — щедрое. Три дня даю. Свободен!

— Я подумаю, — кивнул Хасан. — Обязательно подумаю.

— И я тебя прошу, не устраивай скандалы. Держи себя в руках. Я понимаю, у тебя и без того проблем хватает. Просто это не твой год, сынок, — он пожал Хасану на прощание руку. Ладонь у него была крестьянская — широкая как лопата. — Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Может, все это к лучшему, парень.

— Может быть… Ладно, увидимся.

В этот момент солнечные лучи вновь порвали завесу снеговых туч, висевших над городом. Солнце полыхнуло подобно молнии, и где-то в поднебесье раскатился далекий гром. Хасан на мгновение закрыл глаза, словно увидел все это ясно как на ладони. Словно постиг в этот миг всю хрупкость человеческого мира.

Собеседник смотрел на него так, словно давно уже познал все это.

— Сволочь ты! — Хасан навис над Шпараком, как нависла снежная туча над городскими высотками.

— А ты полегче все-таки! Тебе же все равно было. И я тебе говорил. Кажется… И не раз говорил! Но ты же плевал на всех. А вот Кириллу не плевать… Так что угомонись. Сегодня у нас последняя гастроль! С Кириллом я договорился! Уйдем под звуки фанфар!

— Пошел ты со своими фанфарами! — Хасан едва сдержался, чтобы не влепить Шпараку по сытой самодовольной харе. — Да пошли вы все!

— Вали-ка ты сам к такой-то матери! — Шпарак проводил его взглядом, оправил помятую одежду и улыбнулся почти блаженно. — Недолго музыка играла, — шептал он, разглядывая свои белые, пухлые руки. — Недолго…

А Хасан выскочил на улицу. Резко выдохнул, почти выплюнул из груди воздух пропитанный ложью и предательством. И стремительно зашагал прочь. В этот момент в нем боролись два беса: один манил со дна бутылки, а второй просто кривлялся и гримасничал.

— Суки продажные! — бормотал он под нос, поминая напарников недобрым словом.

Время перевалило за полдень. Навстречу ему нескончаемым потоком шли пешеходы. Но в этот момент все они и пожилые, и юные были для него на одно лицо, словно весь мир превратился в пристанище Шпараков.

Хасан резко остановился возле остановочного комплекса. С зеркальной стены смотрел на него помятый, невыспавшийся субъект с лицом, заросшим недельной щетиной. Это был он. Хасан несколько мгновений смотрел на свое отражение, потом зашел в торговый комплекс и бросил продавцу:

— Банку пива, крепкого, любого! Лучше две! И пачку сигарет покрепче!

Он расплатился и тут же приложился к банке. Пил жадно, захлебываясь, в пять глотков осушив ее.

Снова подошел к витрине:

— Зажигалку!..

Он вышел на улицу и закурил. После второй затяжки на глаза ему словно заслонку опустили.

Семья Бикташевых перебралась в этот город из Дагестана полвека назад. Дед Хасана — Магомед Бикташевич в молодости сделал стремительную карьеру по партийной линии. А к тридцати годам по спецраспределению был переведен в эти края для усиления партийного аппарата. Во времена «хрущевской оттепели» в советском обществе началось брожение, и партия решила зацементировать фундамент государства делами своих лучших сыновей. Так Бикташевы пустили корни в метрополии. Плодовитость кавказцев дело известное. К тому времени, когда Магомед Бикташевич очнулся на смертном одре, его многочисленные отпрыски уже трудились в системе городского управления, в прокуратуре, в сферах торговли и образования.

Хасан был первенцем четвертого сына Магомеда. Трудно сказать, насколько творческой и артистичной была его натура. Но его своенравие и упрямство были известны всем. На Руси о таких издревле говорят: «Без царя в голове!» Его безудержное желание жить только по своим прихотям к двадцати восьми годам привело к душевному кризису, разрыву с любимой девушкой и проблемам на работе.

И вспомнив все это, Хасан внезапно почувствовал себя паршивой овцой в отборном стаде. Его родственники были как на подбор целеустремленной и несгибаемой пехотой. Они знали и ясно видели свои вполне достижимые, осязаемые цели и, в отличие от него, привыкли их добиваться.

— А я слабый, — прошептал он. — Пиздец какой слабый… Потому что ты — моя слабость… А если у человека есть хотя бы одна слабость, он — слабый… Прости меня, Аня… Я не уберег тебя… Я устал и сдался… Будь, что будет… Ведь нам уже не быть вместе… И трахает тебя самый замечательный… Самый добрый человек на свете… Добрый, блядь… Сука…

Прохожие уже оборачивались на него. Он был рослым и заметным в толпе. И как все кавказцы казался прирожденным буяном. А в состоянии пьяного отупения, шепчущий под нос что-то напоминающее молитву, и вовсе вызывал у окружающих тревогу. Но он вовремя заметил, что люди начали оборачиваться и шарахаться от него, и взял себя в руки.

Хасан зашел в первый попавшийся продуктовый, купил водку, закуску, после чего сел в такси и вернулся домой.

Из событий этого дня он запомнил немного. Ходил по квартире из угла в угол, бормотал под нос что-то бессвязное, пил водку, варил пельмени и смотрел телевизор. Показывали волнения в Киргизии, заторы дальнобойщиков на литовских границах, выборы в Конгресс США и Билла Гейтса.

— Зачем мне все это? — Бормотал он. — Зачем мне Конгресс США? Зачем мне знать, как евреи обстреливают палестинские города? Зачем мне знать, как Хусейна казнят? Это очень забавно, потому что все это я уже знаю… Это дерьмо я вижу всю свою жизнь… И все это сейчас нам не поможет. Да это вообще никому не поможет… Не поможет рану перевязать, лепешек напечь, зайца убить в лесу… А еще я знаю, что ничем не могу помочь ей. Я не могу помочь. И евреи в Палестине тоже не могут… Потому что она мою помощь не примет… А меня сдаст ментам… Но ведь были времена, когда помощь навязывали силой. Дед мой, царствие ему небесное, просто остановил бы ее по дороге домой, выволок из машины и бросил на заднее сиденье к себе. И он был прав! Сто раз! Нет, двести раз — прав!.. Кунаки мои, где вы?!

А потом снова пил водку и время от времени проваливался в забытье.

За окном незаметно иссяк дневной свет. На город опустился вечер.

Хасан сидел в одних трусах перед телевизором. В тарелке на журнальном столике сохли пельмени. Он выпил водки и кивнул:

— Дедушка! Я так и сделаю! Чем я хуже тебя?!

Он оделся и прижал к уху мобильник.

— Шпак! — Рявкнул на всю квартиру, когда тот отозвался. — Приезжай ко мне! Немедленно!

— Ты обалдел что ли совсем?! — Возмутился Шпарак. — Я еще работаю!

— Да, конечно! Фанфары! — Расхохотался Хасан и рявкнул громче прежнего: — Ты мне мозг не выноси! Жду!!! — Дал «отбой» и выругался: — Я вам устрою фанфары, мать вашу! Вы у меня еще попляшете!.. — На экране телевизора бесновался известный сатирик. — Это истерика! — Сказал ему Хасан. — Мужик, у тебя истерика! Истерика во время чумы!..

Он не знал, сколько прошло времени между телефонным звонком и приездом Шпака. Час, два, может быть, три часа.

— Вот это номер, командир! — И зло и радостно рассмеялся Шпарак, увидев его состояние. — Значит, я был прав! — Он потряс возле уха литровой бутылкой. — Я всегда прав, когда дело касается расслабона…

— Нет! — Грозно выкрикнул Хасан. — Пить мы не будем! Пока не будем… Напьемся потом. После дела!

— После какого дела? — Насторожился Шпарак.

Хасан посмотрел на него мутными глазами и взял за отвороты пальто.

— А я тебе сейчас все расскажу! — Он потянул Шпарака на диван и, уже забыв о своих же словах, разлил по стаканам водку. — Братан, я должен ее спасти. Нет, мы должны ее спасти! Мы!!! Ты меня понимаешь?

— Нет, — Шпарак почувствовал холодок от озлобленного взгляда собутыльника.

— Ну правильно. И не должен понимать! — Ухмыльнулся Хасан. — Потому что ты ничего не знаешь! Ни!.. Че!.. Го!..

И он рассказал ему все о ночном незнакомце, о разговоре с Аней, о разговоре со следователем Потаповым. Все как на духу выложил. И вдогонку изложил план действий.

— Ты рехнулся?! — Шпарак побледнел от страха. — Я на такое не пойду! — Он схватил бутылку и налил стакан до краев. — Ты бредишь! Чтобы Иванов?! Да никогда не поверю… Иванов — маньяк… Ты чё вообще несешь-то? — Он залпом выпил. — Тебя же обманули, провели вокруг пальца! Лучше подумай, чего они от тебя хотят… Именно этого пиздеца они от тебя хотят!.. Нет, ты на меня даже не смотри, я на такое не подпишусь!

— Ну, и черт с тобой, Шпак! — Внезапно озлобился Хасан. — Сволочь!..

— А ты все-таки полегче! — Шпарак тоже сбычился, хотя в его взгляде сквозил страх.

— Вали отсюда!.. Мрази! Какие же вы мрази!

— Хан, ты лучше проспись, — уже миролюбиво пробормотал Шпарак. — Утро вечера мудреней. А утром я тебе позвоню, и мы обо всем поговорим на трезвую голову…

Он вороватым движением забрал со стола свою бутылку и, не спуская глаз с хозяина дома, проскользнул в прихожую.

— Да пошел ты, — процедил сквозь зубы Хасан.

Именно в этот момент он почувствовал себя непотребно пьяным, и именно в этот момент на него девятым валом накатило пьяное разочарование. Он снова плеснул в стакан водки и выпил залпом. Пьян он был до такой степени, что вместо телевизионного экрана видел бесформенное пятно. Продолжалось это недолго. Спустя минуту он завалился набок, уже не чувствуя, как проваливается в сумеречное сновидение.

— Хасан, это ты? Зачем все это, Хасан?! — Голос у прикованной к кроватной головке женщины дрогнул. Она попыталась сдернуть с глаз повязку, но у нее это снова не получилось.

— Аня, девочка моя! Хорошая моя! Наконец-то!

Она почувствовала лёгкое прикосновение к своим волосам. Почувствовала прохладную уличную свежесть, запах дорогого одеколона и аромат дорогого табака.

— Кто вы?! Вы — не Хасан! Но я вас кажется знаю…

— Аня, — к ее волосам снова прикоснулись. — Верь мне. Просто верь. Остальное поймешь позже.

— Но я знаю вас. Знаю. Что вам от меня нужно? Что?! — Ее голос снова дрогнул.

— Все будет хорошо, девочка моя. Теперь все будет хорошо.

— Снимите с меня повязку, снимите наручники, — попросила она.

— Хорошо, — после короткой паузы ответил похититель. — Повязку я уберу. Пока только повязку.

Аня снова почувствовала прикосновение его рук, глубоко вздохнула и открыла глаза. Но ее ждало разочарование, в комнате царила темнота. При всем желании она не могла различить сидевшего рядом с ней человека.

— Девочка моя, я так ждал этого часа, — он погладил ее по щеке. — Больше с тобой не случится ничего плохого.

— Да что же вам от меня нужно?! — Пленница внезапно выгнулась колесом и забилась всем телом. Только сейчас она поняла, что ноги у нее тоже скованы.

— Нет-нет! Прекрати! Прекрати сейчас же! — Услышала она и вновь почувствовала на своем лице его твердые пальцы. Он снова надел на нее повязку.

— Будь ты проклят! — Простонала она. — Будь ты проклят… — И в тот же миг она поняла, почему узнает этот красивый бархатный голос. — Кирилл Андреевич, это вы?!

— Да, Аня, это я, — отозвался похититель.

Услышав это, Аня оцепенела от животного ужаса, от невозможности происходящего с нею здесь и сейчас, и всего что говорил ей об Иванове Хасан.

— Аня, у нас есть только два пути. Или ты успокоишься. Или я вколю тебе наркотик. Для твоего же блага, чтобы ты не навредила себе.

— Хорошо, Кирилл Андреевич, — пленница сглотнула комок, застрявший в горле. — Я успокоюсь, я уже успокоилась.

— Хорошо, дочка, — Иванов снова погладил ее по щеке. — Хорошо. Отдыхай. Я оставлю тебя ненадолго. И еще одно, Аня. Называй меня папой…

Он аккуратно притворил за собой дверь и улыбнулся.

— Господи, — прошептал беззвучно. — Спасибо тебе, Господи!

Он вышел на крыльцо и полной грудью вдохнул сырой холодный воздух. Времени было далеко за полночь. Луна запуталась в плотных облаках, и от того ночная тьма казалась густой и осязаемой. Она царила повсюду, это был ее час. И у мужчины на крыльце ото всего этого, от пережитого только что разговора и от невыразимого никакими словами чувства любви и нежности плавилось сердце. Он снова чувствовал уже забытые приливы любви к самой последней божьей твари.

— Боже-боже, — нашептывал он все также беззвучно. — Это и есть чудо твое… Это и есть жизнь.

Для него это были не пустые слова.

Он вернулся в дом. В гостиной за лакированным столом темного дерева сидела Ирина Храмцова. Перелистывала альбом с репродукциями полотен старых мастеров. Когда Иванов появился в комнате, отложила его в сторону.

— Теперь ты доволен? — Спросила она.

Иванов подошел к ней, встал на колени и поцеловал руку.

— Спасибо! Счастье мое не передать словами.

— Любовь моя! — Она соскользнула со стула на пол и тоже встала на колени. — Я люблю тебя! Нет ничего, что бы я для тебя не сделала.

А в это время их пленница плакала в непроницаемой тьме глухой комнаты.

Спустя час Иванову позвонил Шпарак.

— Кирилл Андреевич, — задыхаясь от страха, выпалил он. — Хасан все знает! Он знает все!!!

— Это что-то меняет? — Иванов слегка отстранил от своего лица алчущие губы любовницы, и она принялась целовать его грудь.

— Меняет?.. О чем вы вообще?! — Истерично выкрикнул Шпарак. — Вы что не понимаете? Он знает все!!!

— Ты думал, что обещанное так легко получить? Ты знал на что идешь. Перестань трястись от страха. Ты знаешь, что делать. Мы все знаем…

— Но, Кирилл Андреевич…

— Ты знаешь, что должен сделать! Шаг за шагом, — оборвал его Иванов. — И больше не звони мне. Увидимся утром.

Он отключил телефон и расслабился. Ирина была ненасытна.

В девять часов утра возле подъезда Бикташева остановились две легковушки. Из них вышло несколько человек. Они без суеты направились в подъезд. Сидевшие на лавочках старушки сразу почуяли неладное. Один из приехавших показал товаркам удостоверение работника милиции и кратко изложил суть дела:

— Бикташева Хасана знаете?.. Выходил из дома?.. Я вас попрошу покинуть это место!

От такой напористости оперативника у старушек пропал дар речи. Они шустро поднялись с лавочек и засеменили к соседнему подъезду. Оперативник же по рации перекинулся с коллегами парой фраз и замер возле входной двери.

Спустя пять минут из подъезда вывели Бикташева, расхристанного, с подбитым глазом и кровоточащей ссадиной на правой скуле. Он еще пытался отбрыкиваться, но перевес был явно на стороне оперативников.

— Господи, — принялись перешептываться старушки. — За что же его?

— В тихом омуте черти водятся…

— Ничего себе, в тихом!!! Он надо мной живет! Сколько раз участковому жаловалась…

— И что же это делается?!

Тем временем общими усилиями Хасана посадили в машину, и опергуппа также неприметно исчезла со двора, оставив зевак в тягостном недоумении.

Николай Николаевич Ефимов выпустил клуб табачного дыма и посмотрел в окно. В воздухе пролетал рыхлый желтоватый снежок. Время приближалось к полудню, но казалось, что утро только начинается. Ефимов отвернулся от окна и снова затянулся ядреным табачным дымом. Он курил только папиросы, но делал это так, словно смаковал превосходные, самого высокого качества кубинские сигары. Он и курить начал именно с папирос, насмотревшись на Владимира Высоцкого в роли Глеба Жеглова. Вот и сейчас, разглядывая сидевшего напротив него человека, попыхивал заломленной в двух местах папиросиной.

До этого момента он говорил много и долго, и сейчас отдыхал, чувствуя себя боксером в перерыве между раундами.

— Советую дать признательные показания, — ещё раз повторил он. — Сознайтесь в содеянном, Бикташев. Сознайтесь, это вам зачтется.

— Меня подставили, — сквозь зубы ответил задержанный. И Ефимов заметил, что недавний злой задор у Бикташева уже иссяк.

Он потушил папиросу в пепельнице и слегка перегнулся через стол:

— Кто тебя подставил, Бикташев? Назови имена. Кому это нужно?.. Потому что я знаю, что нужно тебе, Бикташев. Об этом говорят все, кто тебя знает. У тебя с Лазаревой были интимные отношения, а потом вы расстались. После этого ты преследовал ее больше месяца. И свидетелей этому: считать не пересчитать. Бикташев, ты лучше бога моли, чтобы мы нашли ее живой и здоровой… Где ты держишь похищенную тобой гражданку Лазареву?! — Неожиданно рявкнул он.

— Ты меня слышишь вообще?! — В голос ему завопил Хасан. — Вызови следователя Потапова из сорок девятого отделения. Вызови Потапова!

— Я из тебя душу выну, — пообещал ему Ефимов. — Я вызову свидетелей твоего преступления! И посмотрю, что у тебя найдется против их слов! Ты готов услышать правду?!

— Правду?! Я тебе всю правду выложил! — Завопил Хасан пуще прежнего. — Выпусти меня! Выпусти!!! Я тебе все сказал!!! Я же вас, ментов, предупреждал! — Он рванулся, едва не вырвав спинку стула скованными руками. — Аня! Аня!!! Это вы, суки-менты, виноваты! Выпусти меня, сволочь! Только я могу ей помочь! Только я…

В два часа пополудни его снова привели на допрос. Сейчас дознавателей в кабинете было несколько, но допрос и очную ставку снова проводил Ефимов.

— Успокоились, Хасан Хаснулович? — Поинтересовался он. — В таком случае приступим. При первой встрече, Хасан Хаснулович, я поставил вас перед фактом неоспоримого доказательства вашей причастности к похищению. А возможно причастности к более тяжкому преступлению против гражданки Лазаревой Анны Витальевны. Свою причастность вы отрицаете, — он несколько секунд смотрел на Хасана, словно ждал от него признание под тяжестью этих фактов. — В таком случае, приступим к дальнейшим следственным мероприятиям. А именно к очной ставке. Войдите, Андрей Сергеевич.

Спустя мгновение, улыбаясь и слегка раскланиваясь с собравшимися, появился Шпарак.

— Присаживайтесь, Андрей Сергеевич, — Ефимов принялся наговаривать на диктофон: — Проводится очная ставка с целью уличить Бикташева Хасана Хаснуловича в факте особо тяжкого преступления против гражданки Лазаревой Анны Витальевны, совершенного им в ночь с восьмого на девятое ноября двух тысячи шестого года. Очная ставка проводится между гражданами Шпараком Андреем Сергеевичем и Бикташевым Хасаном Хаснуловичем в присутствии свидетелей и понятых в полном соответствии с Законом Российской Федерации. Итак, Андрей Сергеевич, что вы имеете донести до сведения следствия по этому делу?

— В общей сложности с Хасаном Бикташевым я знаком пять с половиной лет, — как по писаному начал говорить Шпарак. — Не могу сказать точно, сколько лет Бикташев был знаком с Лазаревой, но я постоянно подмечал, что его отношения с Анной Витальевной носят маниакальный характер…

— Что ты несешь, Шпак? — Хасан с отвращением посмотрел на Шпарака. — Что ты мелешь?.. Но ничего, мы еще встретимся, еще поговорим.

— Прошу занести это в протокол очной ставки! — Рьяно выкрикнул Шпарак. — Бикташев мне угрожает!

— Занесем, Андрей Сергеевич, — успокоил его Ефимов. — Обязательно занесем. Продолжайте.

— Бикташев всегда был неуравновешенным человеком. Психопатом, можно сказать, — на Хасана Шпарак больше не смотрел. — А после разрыва с Лазаревой и вовсе с катушек слетел.

— Вы знаете о причинах их разрыва? — Уточнил Ефимов.

— Конечно! Это все знают! Аня — женщина умная. Ее карьера вверх пошла. А Бикташев, кто?! Балласт! Самый настоящий балласт! Разумеется, его коробило, что у Ани все складывается удачно. А потом они стали реже видеться. У нее завязались новые знакомства. Не такие обременительные, надо полагать. Он же ревновал ее к каждому столбу! Он же кавказец, самодур…

— Ах — ты, паскуда! — Хасан смотрел на Шпарака уже с ненавистью.

— Ничего-ничего! — Ощерился тот. — Сколько ниточке не виться, а конец все равно будет.

— Вы еще что-то можете добавить по этому делу? — Ефимов выжидающе смотрел на Шпарака.

— Конечно! Перед похищением Лазаревой, то есть вчера вечером, у меня состоялся разговор с Бикташевым. Но вы поймите, он был пьян, и я немного выпил. Я просто не придал значение этому разговору. А оказалось, что Бикташев на самом деле планировал это преступление.

— Шпарак, сволочь ты! Сука продажная! — Казалось, Хасан испепелит Шпарака взглядом.

— Был этот разговор, Хан?! — Снова рьяно выкрикнул тот. — Был!

— Андрей Сергеевич, давайте, вернемся к изложению фактов, — пресек их перепалку Ефимов.

— В общем, Бикташев сказал мне, что жизнь без Лазаревой для него невыносима. И попросил одолжить машину. Я спросил, зачем она ему понадобилась? Он сказал, что поедет на встречу с Аней. Что он уже договорился с ней. И добавил, чем бы их разговор не закончился, она все равно останется с ним. И вид у него был совсем уже нездоровый. Тогда я этому значения не придал. А сейчас думаю, что он ее убил! Вот что я думаю. Он же псих! Она ему наверняка отказала, и он ее убил. А никакого похищения не было. Он сам все выдумал для отвода глаз. Алиби себе готовил…

— Ты же все врешь, паскуда! — Выкрикнул Хасан. — Он же все врет!

— Кирилл Андреевич, отпустите меня, — Аня отвернулась к стене. Она чувствовала невыносимый стыд и унижение, потому что только что оправилась в «утку». После чего Иванов ухаживал за ней, взрослой женщиной, как за грудным ребенком.

— Что ты говоришь, Аня? — Иванов погладил ее по голове. — Дочка, ты не представляешь, какое это счастье вновь обрести тебя. Я взял отпуск. С сегодняшнего дня во всем мире только ты и я.

— Кирилл Андреевич, я прошу вас. Я вас умоляю. Отпустите меня.

— Аня, несколько лет назад в этом доме случился пожар. И все что было мне дорого, погибло в огне. Говорят, что ад находится где-то под землей или даже в другом мире. Но теперь я точно знаю — ад не где-то там — он отверзается в наших сердцах, когда иссякают последние надежды. Я был там, дочка. Я знаю что такое — ад. Я находился в нем целую вечность. А потом ты вернулась в наш мир. Однажды я зашел в студию и увидел тебя… Ты ничего не помнишь о прошлой жизни, ведь ты вернулась с того света. Ты забыла меня, ты забыла, что когда-то жила в этом доме за городом. Ты просто позабыла все. И я отстроил все заново. Чтобы ты вспомнила, когда вернешься ко мне. Бог вернул тебя. И сейчас тебя не отнимет даже дьявол!

— Кирилл Андреевич, вы бредите! Вам нужна помощь.

— Очень скоро ты все вспомнишь. Я помогу тебе. Память вернется. Немного терпения и ты вспомнишь все. Вспомнишь этот дом и все замечательные дни нашей жизни. Я помогу тебе сделать это, — Иванов вынул из кармана шприц. — Не бойся, дочка, это не наркотик. Это то, что поможет тебе вспомнить все…

— Нет, не надо, — забилась в силках Аня. — Не делайте этого! Нет…

В этот же самый момент Шпарак окликнул на улице Храмцову.

— Ты так и светишься от счастья, — он сделал очередную попытку поцеловать ее. Но она привычно увернулась от поцелуя. — Ирина, — в этот момент Шпарак боялся посмотреть ей в глаза. — Неужели ты хотела только этого?

— Да, — кивнула она. — Я люблю его! И сделаю для него все!

— Но ради тебя я тоже пойду на все. А этот старик обманет тебя. Он нас обоих обманет…

— Он не старик. Он как бог, — она вплотную придвинулась к нему. — А ты… Ты на самом деле верил, что я буду с тобой?

— Я и сейчас верю в это.

— Я не хочу тебя видеть. Но ты нужен ему. А мне ты просто противен! Как же ты противен мне, Шпак! — И добавила уже совсем другим тоном: — Ты знаешь, что делать дальше. Кирилл Андреевич взял отпуск. Связь с ним держи только в экстренном случае. Прощай. И держись от меня подальше.

Она села машину и уехала, оставив собеседника наедине с его демонами.

— Значит, держись подальше… — прошептал Шпарак. — Сучка… — в этот момент в его сердце любовь обратилась в ненависть.

На коротком свидании с отцом Хасан сказал:

— Меня подставили. Есть двое и только они смогут это доказать. Один работает в службе безопасности ОблТВ. Второй работает в Сорок девятом отделении следователем уголовного розыска. Его фамилия — Потапов. Я разговаривал с ним за сутки до похищения Ани. Отец, найди этих людей.

— Хорошо, — кивнул Хаснул Магомедович. — А ты держись. И не такое в жизни случается.

— Им меня не сломать. А вы не верьте всему, что будут говорить. Все это — ложь! А пока я здесь, настоящий преступник на свободе. Отец, я прошу тебя, найди Потапова! Найди Матвея, вот фамилию его я не знаю…

— Я найду обоих! Ты следователю все рассказал?

— Конечно, но он меня не слушает. Похоже, им удобней все свалить на меня.

— Им нужно время, чтобы разобраться во всем, — отец похлопал его по руке. — Но мы тоже не сидим сложа руки. Завтра тебя выпустят под подписку о невыезде. По сути, у них нет ничего, кроме наветов и клеветы…

— Дядя Хаснул, время! — Наблюдавший за ними милиционер постучал по циферблату часов. — Я и так рискую!

— Да, Алик, да, — кивнул Бикташев-старший. — Спасибо, дорогой. Жду вас с Фатимой в гости!

Милиционер улыбнулся:

— Скоро все утрясется. Все закончится благополучно.

Был вечер второго дня. С севера тянуло холодом. Сумерки навалились на город в мгновение ока и все вокруг заволокло сизой дымкой. В шесть часов вечера зажглись уличные фонари. Их скупой свет делал небо еще сумрачней. В семь часов вечера отец Хасана встретился с Потаповым. В восемь часов вечера Иванов включил радиоприемник, настроенный на «Вечернюю волну». Еще через час Шпарак уронил пьяную голову на кухонный стол. В десять часов вечера в камере Хасан почувствовал такую безысходность, что ему захотелось заплакать. А в одиннадцать очнулась Храмцова.

— Мы все — потерянные души. Блуждаем в лабиринте вечность. Пока вечность не иссякнет. У всего есть конец. Даже у вечности, — услышала она спокойный мужской голос. — Кто-то понимает это, а кто-то нет. Но всех жизнь учит только одному — достоинству. Но не только тому, что достойно человека или недостойно его. Но цели высшей! Если бы ты понимала это, сейчас не была в путах.

Услышав это, Храмцова дернулась изо всех сил и почувствовала веревки на руках и ногах.

— Кирилл, — с трудом выговорила она, — зачем ты так со мной? Это ведь я…

Стоявший позади нее человек склонился и прошептал на ухо:

— Ты считаешь меня Кириллом?.. Да как же ты могла любить человека, в котором признала собственного палача?

— Палача? — Храмцова всхлипнула. — Кто ты?.. Не убивай меня…

Говоривший с ней, вышел из-за спины и сел перед Храмцовой на корточки.

— Боишься? Все верно, бойся меня, — усмехнулся он. — Ты — волчица. И ты попала в капкан. Самоуверенная, жадная до жизни тварь! Ты сдохнешь. Скоро!.. Зачем она тебе такая жизнь сейчас? Ни достоинства, ни морали. — Он неожиданно накрыл ее лицо ладонью. — Как это произошло, Ирина? Ты была такой хорошей, такой доброй девочкой. А потом встала на сторону зла. Заманила в капкан Аню Лазареву, оболгала Хасана Бикташева. Неужели это и есть любовь? Неужели любовь для тебя — это тьма?

— Отпусти меня, не убивай, — снова всхлипнула Храмцова. — Кто ты?..

— Кто я?.. Скоро ты все узнаешь. Скоро мы станем самыми близкими людьми на этом свете!..

— Нет-нет, — простонала Храмцова.

— Ирина, расскажи мне хоть что-то доброе и светлое. Расскажи, что хотела родить от Иванова. Хотела сделать его счастливым отцом. Расскажи мне хоть что-нибудь… — Он внезапно и резко вскочил на ноги: — Нет, Ирина! Ты не хочешь детей! И все что ты ищешь — насытиться похотью! Ты жаждала напиться из этого колодца. Хотела быть рядом с красавцем Ивановым. Хотела лежать на мокрых простынях вместе со своей мечтой…

— Нет, я хотела родить от него! — Выкрикнула Храмцова. — Я хочу от него детей!

— И как бы ты это сделала с противозачаточными таблетками?! — Вкрадчиво спросил ее Матвей и крикнул во весь голос: — Ты лжешь! Ты — мерзкая отвратительная лгунья! Ведьма! И про своих не рожденных уже детей ты вспомнила только сейчас! И ты уже не родишь никого и никогда. О чем ты думаешь сейчас, Ирина? Что чувствуешь? — Он склонился над ней и снова зашептал на ухо: — Сейчас ты хочешь только одного — жить. Сколько ты убила своих детей, Ирина? Ты спрашивала их о желании жить?.. Но нет! Я не ошибся! Вы с Кириллом — два сапога — пара. Убивать своих детей для вас — дело привычное.

— Заткнись! Заткнись!!! Что ты несешь?! — Истерично выкрикнула Храмцова. И в этот момент сквозь страх и отчаянье блеснуло ее истинное обличие, человека готового ради себя на все.

Матвей снова сел перед ней на корточки.

— Что я сказал тебе о самоуверенности? Вспомни, что именно я сказал тебе о ней?.. Потому что самоуверенность вашу троицу и убила! — Он снова резко вскочил на ноги и как оглашенный завопил во всю глотку: — Мне оставалось только терпеливо ждать, когда алчность сделает свое дело!!! Ирина, ты любишь музыку?! — И Матвей так посмотрел на нее, что Храмцова помертвела от ужаса.

Они находились на втором этаже старой дачи, сложенной из кирпича полвека назад. Вычурный и слегка помпезный вид этого дома, тем не менее, гармонично вписался в ансамбль особняков поскромнее. В свое время эти дачи давали партийным работникам, так что Матвей знал, куда привезти Храмцову для экзекуции. Он привез ее на дачу Бикташевых. Единственным свидетелем его манипуляций в этот вечер стал сторожевой пес соседей. Он изредка поглядывал на освещенные окна в доме напротив, его уши подрагивали. Он слышал и музыку, и сдавленную возню, и стоны, и какие-то шлепки, напоминавшие звук падающих в реку кусков глины.

Время подошло к полуночи. В ночном лесу вокруг дачи Бикташевых гудел ночной ветер.

На следующий день после полудня Хасана выпустили под подписку о невыезде. Свою роль сыграли показания Потапова и деятельное участие родных братьев и племянников Хаснула Магомедовича, работавших в сфере юриспруденции.

— Но, Хасан, — почти в голос предупреждали они своего родственника. — Сейчас никаких резких движений. Предоставь это дело следствию. Поезжай домой, отдыхай, набирайся сил. Не забывай, ты под следствием и под подпиской.

Но первое, что сделал Хасан — это приехал на радиостанцию.

— Привет! Как ты? — Уже на лестнице окликнул его Олег Чернышев. — Я ребятам сразу сказал, через день-два Хасана отпустят! Вообще, бред какой-то!

— Это не бред, а пиздец какой-то, — отозвался Хасан.

— Потолкуй с Иванычем. Храмцовой и Шпарака все равно нет.

— А где они?

— Да кто ж их знает? А Иванов в отпуске. Улетел то ли в Египет, то ли в Турцию. Алиби железное, если ты за алиби спросить пришел.

Хасан посмотрел сквозь собеседника. Резко развернулся и сбежал вниз по лестнице.

— Вспомни тот самый день, Кирилл. Тот страшный день. — Матвей поставил стул напротив Иванова.

— Ты сошел с ума, — спокойно улыбнулся Иванов. — Развяжи меня сейчас же.

— А ты все тот же барин, да? — Матвей несильно шлепнул Иванова по затылку. — Все та же напыженная сволочь. Ты думал, что возмездие обойдет тебя стороной?

— О чем ты? До сих пор бесишься, что я квартиры продал? И тебе пришлось искать жилье. За это ты решил меня наказать?

— Нет, не за это. А за то, что ты Любу — сестренку мою, и дочку ее, собственную свою дочь, Кирилл… Убил и сжег в этом доме!.. Достоинство, справедливость, возмездие. Знакомые слова?.. Ты вроде как дочку вновь обрел. Это замечательно, Кирилл. Нарочно не придумаешь! Когда-то ты сжег Любу с ее дочерью, а сейчас я сожгу тебя с твоей «дочерью».

— Не смей!!! — Проревел Иванов раненым зверем, едва не выламывая скованные за спинкой стула запястья. — Только тронь ее!!! Я тебе глотку перерву…

— Наконец-то ты скинул маску, — хмыкнул Матвей. — Интересное кино поучилось. Посмотрю потом. Еще не раз посмотрю, — он поправил видеокамеру на штативе. — Могу кино о своей встрече с Ириной Храмцовой показать. Тоже интересное кино получилось. Не скучное. С Ириной у нас неожиданно случилась такая насыщенная, такая познавательная беседа о гордыне человеческой, о достоинстве человеческом… Тебе понравится.

— Ты — маньяк! — Прохрипел Иванов.

— Но я не такой злодей, как ты. Постараюсь быть гуманным, — Матвей вышел из комнаты. Через минуту вернулся с той же змеившейся по лицу тонкой улыбкой. — Что ты вкалываешь Анне Витальевне? Ты — волшебник, Кирилл. Она уже на себя не похожа, — он зашел за спину Иванова и прошептал ему на ухо: — Но я разочарую тебя. Аня не твоя дочь. Свою ты — убил! Но я выполню твое последнее желание: вы умрете вместе. — Матвей снова вышел из комнаты.

Иванов какое-то время с ненавистью смотрел на приоткрытую дверь, а потом принялся биться и вырываться из своих оков. Он делал это с такой силой и яростью, что не заметил возвращение Матвея.

— Достоинство, Кирилл, достоинство, — улыбнулся тот, усаживая рядом с ним Лазареву. — Но можешь продолжать. Это даже забавно, хоть и бесполезно. Ты не открыл мне своих секретов, а я открою тебе тайну. Может быть и Анна Витальевна ухватит что-то. Хотя вряд ли. По сути, это должен знать каждый. А ты все-таки мой родственник. И ты мне небезразличен. Кирилл, умирать нужно сосредоточенно, иначе вернешься в этот мир каким-нибудь скотом. Впрочем, ты вряд ли увидишь лучшую долю.

Они встретились взглядами и несколько мгновений смотрели друг другу в глаза.

Эту безмолвную дуэль прервал шум остановившейся возле дачи машины.

— Кто таков?! Впрочем, я догадываюсь, — усмехнулся Матвей. Он подошел к окну. — Ну, разумеется. Других и не ждали. Хасан Хаснулович в гости пожаловал. Но это даже к лучшему.

Он вышел из комнаты и осторожно закрыл за собой дверь.

Тем временем Хасан расплатился за такси и решительно открыл калитку.

Матвей наблюдал за ним из-за шторы.

Хасан направился к крыльцу. Матвей бесшумно прошел в прихожую и замер возле входной двери. На его руке поблескивал кастет. Но через минуту в доме хрустнуло оконное стекло. Хасан выдавил раму на первом этажа и забрался внутрь дома.

Теперь они бесшумно и почти синхронно скользили по разным комнатам, неумолимо приближаясь друг к другу. Встретились в коридоре.

— Отдай мне ее, — взгляд у Хасана был тяжелый и твердый, в руке он сжимал кусок арматуры.

— Не могу. Если отдам — все пойдет насмарку. Я должен наказать его.

— Я тебя убью… А тебе хватит Иванова. Разойдемся краями. Мне на него плевать.

— Нет! И еще раз нет!!! — Сказал Матвей, и только в этот момент стало заметно, что он нездоровый человек. — Кирилл умрет, и его «дочь» тоже умрет!

— Его дочь уже давно умерла. Ты сам рассказал мне об этом.

— Зачем ты пришел? Смутить меня?! Наверно, так и думаешь! Но ты всегда был частью моего плана, — и он принялся загибать пальцы. — Убил на своей даче Храмцову и Шпарака — это раз. Ведь они предали тебя! И ты порезал их на куски! А потом ты пришел за Ивановым… Но к этому времени ты уже окончательно спятил! И ты убил всех: Иванова, Аню, себя — это два. И сжег дом! Этот дом снова сгорит!.. Вот как это будет, Хасан Хаснулович. А я получу все. Достоинство, справедливость, возмездие…

— Ты — больной, — Хасан с ненавистью посмотрел на Матвея.

— А вот это вряд ли, — прошептал тот и бросился на противника.

— Ничего, милая, — прошептал Хасан, поднимая Аню на руки. — Все будет хорошо. Сейчас все будет хорошо.

Иванов смотрел на него с ненавистью.

Хасан вышел из комнаты. Поперек коридора лежал Матвей. Его правая рука была перебита, а лицо залито кровью. Он с трудом дышал. Но в тот момент, когда Хасан перешагивал через него, открыл глаза и улыбнулся.

Хасан вышел на улицу, прошел к ажурной беседке, увитой засохшим хмелем, и осторожно посадил Аню на лавочку. Девушка находилась в бессознательном состоянии. Он снял с себя куртку и укрыл ее.

— Все будет хорошо, милая. Все будет хорошо. — Он вытащил из кармана телефон, вызвал «Скорую помощь» и только после этого позвонил отцу. — Папа, я нашел ее на даче у Иванова. Здесь еще убийца Шпарака и Храмцовой. Тот самый Матвей. Приезжай сюда с милицией. «Скорую помощь» я вызвал, — и назвал адрес дачного поселка.

В это время Матвей с трудом поднялся с пола и прошел в комнату к Иванову.

— Нам не осталось ничего другого как умереть вместе, — с его головы и лица струйками сочилась кровь. — Он подошел к приготовленным заранее канистрам, выплюнул выбитый зуб и улыбнулся: — Это конец.

Хасан вздрогнул от громкого хлопка. Поваливший из окон дым с каждой секундой становится гуще.

— Пожарную тоже надо бы вызвать, — Хасан сплюнул кровью и пошел к любимой.

Спустя минуту первый этаж дачи превратился в крематорий.