Связка ключей. Тайная комната

Денис Крылов, 2023

Жизнь прекрасна и удивительна. Ты ведь уже это понял.Я открою тебе секрет: это не было даже верхушкой айсберга, так, тонкой слой.Веришь, что главный герой сможет почивать на денежках оставшихся от деда?Веришь, что его вмешательство в дела сильных мира сего сойдет ему с рук?Напрасно. Игра для взрослых началась!

АВТОРСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ.

С момента разговора в аэропорту Родоса, с того момента как Владимир и Ники услышали, что загадочная фраза монаха-хранителя древней шкатулки всего лишь детская загадка, прошло около 10 месяцев.

Открытие стало разочарованием.

Они рисковали жизнью, прошли через ужасные, смертоносные подземелья Омска, оставив там друга, нового знакомого, но успевшего стать другом, потому что друзья познаются в беде, а он выручал именно в сложных смертельных ситуациях.

Что с ним теперь? Вырвался ли он из холодных объятий смерти? Или остался там навсегда.

Они прошли через смертельную ловушку древнего заброшенного имения и если бы не пришёл на помощь их враг, то вероятно сгинули бы там и их тела нескоро бы нашли.

Они умчались на другой край земли и снова рискнули жизнью на забытом богом острове с заброшенной базой, созданной неизвестно кем и непонятно для каких целей, сделавших там коварную ловушку, из которой они ускользнули просто чудом. Если бы выбрали в качестве транспорта корабль, то были бы мертвы.

И всё ради чего?

Да, безусловно, они находили или получали в своё распоряжения удивительные артефакты, которые увеличивали цепочку их приключений и к чему-то их вели.

К чему? Существует ли то, что было в истории деда? Или это чья-то злая шутка?

На которую, к тому же, клюнули и другие, более могущественные люди и, возможно они все вместе идут к пропасти, которая станет их финишной точкой в жизни.

В общем знание о том, что всё это сродни детской загадке выбило почву из под ног и Владимира. Ники к тому моменту уже сама себя остановила, она уже решила, что её жизнь, будущее, это не вечный поиск непонятных артефактов, с целью найти то, не знаю что. Она хочет просто жить, радоваться этому миру, обрести любовь и родить детей.

С того дня утекло много воды.

Ники живет своей жизнью, Владимир своей.

У него всё хорошо. У него есть девушка. Он погружен в учебу и строит планы на будущее. У него много друзей, веселая размеренная студенческая жизнь, приправленная внушительной суммой на счету. Довольные родители, которых радуют успехи в учебе и которые даже не догадываются как он провел прошлое лето, потому что они с Ники решили ни с кем не делиться этим ужасным приключением, решили оставить его в тайне.

Всё хорошо.

И сложно себе представить, что же сможет заставить Владимира или Ники изменить существующий порядок вещей, вернуться к поиску непонятных артефактов, снова окунуться в гнетущую атмосферу постоянного страха за собственную жизнь и большого умственного напряжения для разгадывания безумных загадок.

Жажда адреналина не способна это сделать. Не стал он адреналиновым наркоманом, да и Ники тоже, кроме того можно найти занятие и поспокойней, чтобы получить свою порцию адреналина.

Но всё-таки это случится…

ПРОЛОГ.

1965 год.

Поезд нес нас по просторам Европы, приближая к Стамбулу. Там нас ждёт корабль, который доставит нас в Египет. Наша цель Гиза, долина царей. Удобное двухместное купе было настоящим спасением. Можно было спокойно отдыхать, получить обед прямо сюда и не бояться любопытных расспросов — зачем двое молодых мужчин вместе едут в Египет. Борис спал. Он вообще отличается завидным спокойствием и готов спать при любых обстоятельствах. Я же непрестанно вспоминал разговор с Виктором.

— Пока утихла истерия по поводу солнечной ладьи, мы просто обязаны воспользоваться случаем, — Виктор говорил в присущей ему манере, надменно-превосходной, в каждом его слове чувствовалась уверенность и привычка повелевать, — тем более по моим данным, вход в нужное нам помещение находится совершенно рядом с хранилищем ладьи.

Его набросок карты, сделанный от руки отображал пирамиду Хеопса и положение Сфинкса относительно её, здесь же был положение найденной солнечной ладьи, рядом с ней пунктиром был обозначен прямоугольник, где по словам Виктора находилось еще одно тайное хранилище, а из него тайный ход вёл к большому подземному помещению.

— Там целый подземный город, — он сделал глоток простой воды, это была его главная странная привычка — пить чистую воду, он в любых компаниях пил только чистую воду, — всё это осталось от древней цивилизации, — он повернул к нам своё лицо и опустил стильные темные очки на переносицу, — это, кстати, тайная информация, поэтому за пределы этого помещения, — он обвёл рукой свой небольшой, но роскошно обставленный кабинет в центре Лондона, — она не должна выйти.

Мы сделали легкий кивок головы — эта договоренность была достигнута ещё во время нашей первой встречи в этом кабинете и неукоснительно нами соблюдалась. Виктор вернул очки на место.

— Однако меня волнует только то, что находится в самом верхнем покое, а ещё точнее золотое навершие посоха Осириса, — он взял листок бумаги и сделал несколько быстрых движений, — выглядит вот так, — он повернул листок к нам и мы увидели рисунок, — запомнил Сергей, — обратился он ко мне, а Борис продолжал спокойно смотреть на изображение. Так уж повелось, что документально-информационная часть наших путешествий была на мне.

Набросок этот так и остался у Виктора. Почему он его не дал? Осталось без ответа.

Завтра утром мы сядем на корабль и вскорости вступим на египетский берег. Осознание этого будоражило моё сознание и не давало уснуть. Нам уже довелось побывать и в Индии и в Гималаях, и в южной Америке, и в странах западной Европы, безусловно. Мы с Борисом, для двух советских студентов были вообще невероятно удачливыми парнями. Понятно, что корни этого невероятного везения лежали в наших семьях — нам повезло появиться на свет у родителей-дипломатов, которые, благодаря отцам семейств, проживали в Лондоне, но главный катализатор удачи лежал явно в плоскости эфемерной. Поскольку нам удалось встретить на своем пути совершенно необычного человека. Виктор Фаст был богатым, удачливым, прозорливым господином. Владел информацией, от которой у нас с Борисом глаза вылезали из орбит. Был деловым и властным. Думать о нём сейчас хотелось меньше всего. Просто потому, что вкупе со всем вышеперечисленным, Виктор обладал таким качеством, как умение вызывать дрожь и, как по мне, был человеком не очень приятным.

Легкое покачивание поезда и мерный стук колес убаюкивали и Морфей плавно увлек меня в свои объятия.

***

Я не выпускал фотоаппарат из рук и был похож на начинающего фотокорреспондента, пытающегося охватить необъятное. Яркое солнечное утро в Стамбуле. Корабль. Морская гладь. Необыкновенные виды по берегам. Борис курил и с улыбкой поглядывал на меня.

На третий день мой пыл поутих. Двенадцать пленок лежало в небольшом кофре, взятом специально для этой цели. К вечеру наше морское путешествие должно было закончиться и я с нетерпением ждал этого.

***

Аравийский залив встретил нас жарой, несмотря на заходящее солнце. Портовая процедура прохождения паспортного контроля прошла быстро. Стоило «таможне» понять, что мы русские и «всё» заняло не более десяти минут.

Порт Абу-Кир. Это Александрия, практически. Хотелось искупаться, стоило только ступить на берег, но Борис потянул меня за собой, обещая отличный ужин в роскошной компании.

Через несколько минут мы были в небольшом рыбном ресторанчике с аквариумом в котором плавали рыбы, видимо для съедения. К нам вышел импозантный мужчина в годах с великолепными белоснежными усами и заговорил на чистом русском языке.

Уже через несколько минут он резал пополам морских ежей, поливал лимонным соком какое-то красное месиво, вроде икры, внутри скорлупы и приговаривал: «Откушайте это, господа, барышни однажды вас оценят как мужчин».

Бывший белогвардеец гладил свои усы, улыбался, садился рядом и… смотрел, смотрел, смотрел на нас — молодых, загорелых, улыбающихся его соотечественников.

Сергей Иванович, так звали нашего нового знакомца, разговаривая с нами, частенько твердил, видимо самому себе:

«Да-с, не те времена, не те».

Из разговора выяснилось, что он не вернулся в Россию, боясь, что ему не простят зарубленных когда-то красноармейцев, не женился и жил где-то в пансионе с ооновским паспортом, в котором в графе «национальность» был проставлен прочерк, по его словам ООН очень боялась, чтобы его не спутали с настоящими русскими, а это не давало ему надежд в Египте на получение пенсии, но зато давало возможность работать. Он глядел на нас и приговаривал: «Бог ты мой! Хорошо, что большевики сохранили русскую нацию. Мы так боялись, что все пойдет прахом… Так боялись»…. И на его глаза наворачивались слезы…

Когда он увидел, что мы уже сыты ежами, но еще не приступили к крепким напиткам, которые перед нами стояли благодаря желанию Бориса, он предложил нам выбрать рыбу, плававшую в аквариуме. Какой там рыбы только не было! Сероватые акулята, черные лобастики, другие большие и малые обитатели моря. Мы отдали предпочтение красноватой небольшой рыбке, которую оказывается называли «султан». Ее Сергей Иванович с улыбкой на своем усатом лице, предложил откушать.

— Она — красноватого цвета, — острил отставной полковник, — но от нее кровью не отдает.

Нам юмор был непонятен, но мы улыбались в ответ.

«Султанчиков» выловили, взвесили и тут же бросили на заранее приготовленные сковородки. Рыба приготовилась очень быстро. Однако, к этому времени на столе появились зелень, всевозможные приправы, пиво и на какое-то время здесь, на фоне набегавших на берег лазоревых волн, я позабыл обо всём…

***

Ночь была жаркой. Почему-то наступившая темнота не приносила прохлады. Может быть потому, что мы были на взводе или песок еще был слишком горяч.

Абсолютно чистое небо и просто сумасшедшая россыпь звезд. Но всё это прошло фоном, поскольку мы были сосредоточены на том, чтобы проникнуть в слабо охраняемое, но всё же охраняемое место. Никаких помощников или проводников здесь не требовалось, а потому нас с Борисом было двое и это добавляло дополнительного адреналина в нашу кровь. Единственной помощью, которая нам была нужна и которая была организована Борисом, были велосипеды. Не популярное в здешних края средство передвижения, зато весьма знакомое нам. Как это удалось Борису? Он лишь улыбнулся мне в ответ, когда я уже в Каире, куда мы прибыли на третий день после нашего прибытия в Александрию, спросил о транспорте, на котором будем добираться до плато Гизы и обратно. Ответом были пара велосипедов появившиеся на следующий день в наших апартаментах. Но воспользовались мы этим транспортом только сегодня. Поздним вечером когда не было множества зевак, мы оседлали наших железных коней и без приключений добрались в окрестности великой пирамиды. По возможности припрятав технику о двух колесах мы мелкими перебежками отправились в сторону Сфинкса.

Место, где покоилась первая найденная солнечная ладья, было обустроено серьезнейшим образом. Высокое, метров пяти, деревянное строение, оно совсем не было похоже на что-то временное, нет. Ветер и солнце уже поработала над досками и придавали, в звездном свете, этому строению такую же древнюю красоту как и пирамидам.

Нашей целью было совершенно другое строение.

Проникнуть за стены деревянного сарая, построенного над вторым раскопом, который почему-то был заброшен, и теперь охраняемого лишь четырьмя усатыми лентяями, лениво и вальяжно прогуливающимися по периметру, привыкшими к тому, что раскоп никому теперь не интересен, было легко. Они не были бдительны. Опасность представляли лишь сами доски, которые могли скрипнуть, в окружающей атмосфере почти полной тишины, в любой момент. Снимало сей страх то, что охрана сейчас собралась вместе и что-то громко обсуждала на своем крикливом египетском диалекте арабского. У меня возникло ощущение, что парни решили поужинать.

Подготовленные фонари выхватили пыльный раскоп и деревянную лестницу, ведущую вниз. Что нам даст спуск вниз, мы обсудили с Борисом еще вчера. Виктор по этому поводу дал очень точные инструкции: спуститься в раскоп, найти лаз и пройти по нему до небольшого помещения из которого есть ход вниз. На этом конкретные указания заканчивались. Дальше была сплошная импровизация. И если бы у нас не было вовсе никакого опыта в подобных делах, то возможно мы бы смутились попав внутрь, потому что за деревянными стенами была просто большая яма, похожая на строительный котлован в начальной стадии. Кругом валялся инструмент, была выстроена опалубка, будто здесь собрались заливать фундамент. Хотя вполне возможно, что так и было. Ничего похожего на проход, лаз или что-то подобное. И, честно говоря, на археологические изыскания здесь ничего не намекало.

Спустившись по мелодично скрипящей лестнице мы так ничего и не обнаружили. И, возможно ушли бы, если бы не характер Бориса. Его главной характеристикой было решение силовых вопросов, во всех аспектах наших поездок, поэтому я не удивился, когда он начал осматривать наспех сколоченную опалубку, а потом грубо её взламывать.

— Потише Боря, — зашипел я на него, когда первая доска жалобно скрипнула. Борис даже не удостоил меня взгляда. Следующая доска была вырвана с не меньшим шумом. Хвататься за голову было глупо, я просто направил луч фонаря в пролом, следом за мной это сделал Борис. Каким образом он остановил свой выбор именно на этом месте деревянного «зодчества» египтян совершенно непонятно, но свет объединенных фонарей не уперся, как я ожидал, в стену котлована. Перед нами круглым провалом зияла темнота тоннеля, диаметром чуть меньше человеческого роста, а снаружи, между тем, стояла подозрительная тишина.

Борис повернулся ко мне и в неверном свет фонарей я увидел приложенный к губам палец. Стараясь не шуметь мы смело двинулись вглубь темной, осыпающейся крупным песком норы.

***

Песок продолжал сыпаться мне на голову. Высота от потолка до пола этой подземной камеры была где-то метра четыре. Борис сидел в метре от меня, на полу и молча баюкал свою ушибленную руку. Хотя здесь в пору было сломать ногу, но, к счастью, обошлось.

Борис шёл первым, поэтому провалился неожиданно. Я же прыгал вниз уже сознательно и потому приземлился, спружинив, на четыре кости. Ладошки болели, но это была ерунда.

В потолке, который для нас был изначально полом, был пролом, иначе бы мы прошли дальше верхним тоннелем. Чем бы тогда закончилось наше проникновение мы уже никогда не узнаем.

В этом помещении было три прохода — один за спиной, другой справа и один перед нами, но два из них были полностью засыпаны. И засыпаны они были не только песком. Внутри песка угадывались обломки каменных блоков. Стены подземной камеры были относительно ровными. Никаких надписей. Странно, подумал я, у них обычно все стены исписаны. Я посмотрел на Бориса и двинулся вперед, к единственному свободному проходу.

— Погоди, — услышал я голос Бориса, — я пойду первым.

— Это совершенно не обязательно, — ситуация была стандартная — так было всегда, таков был уговор, но меня это с самого начала раздражало.

— Обязательно, — беззлобно ответил Борис и прошёл мимо меня, светя себе под ноги фонарём, который нисколько не пострадал от падения.

Тоннель, в который мы вошли, шёл под наклоном вниз, наклон был очень удобный для ходьбы, а высота потолка, позволяла идти в полный рост. Кроме песка ничего под ногами не было. Пол был будто отполирован. Спускались мы медленно, ожидая чего угодно. Звук наших шагов отражался от стен. Других звуков не было, если не считать низкого гула исходящего откуда снизу. Но гул этот был настолько на грани слуха, что я очень сомневался, что Борис, с его отдавленным медведем ухом, вообще его слышал. По мере спуска гул становился слышнее, видимо и Борис его уловил, потому что на мгновение он остановился, но лишь на мгновение.

Луч фонаря впереди идущего Бориса уперся в горизонтальную поверхность, которая плавно выходила из наклонной.

Тоннель закончился. Гул стал еще более отчетливым.

Мы практически крадучись подошли к концу тоннеля, будто там впереди нас ждала засада. Засады, конечно, никакой не было. Однако, стало будто светлее. Борис выглянул наружу и тут же вернулся назад. Он повернул лицо ко мне и в свете фонаря мне его лицо показалось задумчивым. Брови его сошлись на переносице. Это у него означало сильный мыслительный процесс.

— Что там, Боря? — тихо спросил я.

— Не знаю, — задумчиво выдал он.

Я двинулся к выходу из тоннеля, но Борис взял меня за руку. Я посмотрел на руку, потом на Бориса.

— Осторожно, — сказал он и мы вышли из тоннеля вдвоем,

Борис продолжал держать меня за предплечье. Я плавно вытянул свою руку из его адского захвата и обомлел, увидев впереди светящийся неоновым светом узкий прямоугольник. До него было не меньше пятидесяти метров и я не мог сейчас решить, что меня больше изумило, светящийся прямоугольник или размеры подземного помещения.

Я огляделся, водя фонарем по стенам, и тут же увидел справа, метрах в десяти от нас, дверной проем, в котором была двустворчатая дверь с каким-то рисунком. Рядом с дверью был барельеф. Пол этого большого зала был выложен белой, похоже известковой плиткой. Ровный до неприличия. Сколько этому всему лет, подумал я. Борис тем временем, как мотылек шёл в сторону святящего прямоугольника.

***

Мы стояли у огромных ворот, створы которых были приоткрыты, и сквозь них проникал тот самый неоновый свет.

— Ты толкнешь дверь или я? — провоцировал я Бориса.

Боря не ответил. На самом деле расстояние между створами было вполне достаточным, для того чтобы протиснуться, что Борис и сделал. Он молча пролез боком и оказался с той стороны. Я задержался лишь на секунду.

За дверью свет стал очень ярким и, с непривычки, слепил. Постояв минутку и привыкнув, мы осмотрелись. Мы попали в коридор, стены которого были испещрены барельефами. Рай для египтологов, подумал я, и стянул фотоаппарат с плеча. Сколько времени я провел, переходя от одного барельефа к другому, сложно было сказать. Борис всё это время находился рядом и мы медленно продвигались вперед.

Пленка закончилась и я подумал о том, как же хорошо, что здесь темно, и у меня достаточно фотопленки, если будет что-то ещё я смогу задокументировать. Когда фотоаппарат вернулся в кофр и я повернулся в сторону света, то застал Бориса стоящим перед тем самым светильником, который освещал здесь всё.

Только войдя в этот коридор я даже не задумывался о его природе. Сейчас же, увидев его, потерял дар речи.

Ну, во-первых, его размеры — примерно шесть метров в ширину и метра четыре в высоту, а во-вторых никакой это был не светильник. Сложно дать описание «этому». Яркое светящееся полотно. Откуда исходил свет совершенно непонятно. Мерное гудение исходящее от него чувствовалось будто всем телом. И совершенно необыкновенным было то, что свет был прозрачным, то есть через него угадывалось помещение, которое находилось с другой стороны это света.

— Скворцов, как думаешь, — прервал мои размышления Борис, — сможем проникнуть внутрь?

— Как-то ссыкотно Боря, — задумчиво сказал я, — я не понимаю что это такое, у это светящегося полотна не видны источники света, что генерирует этот свет?

— Хрен его знает, — Борис почесал затылок.

— Другой вопрос: откуда это здесь, кто его создал и всё вместе образует главный вопрос — что это такое? — закончил я.

— А мы сейчас узнаем, — вдруг ответил Боря изменившимся голосом и ринулся вперед, совершенно неожиданно для меня.

Его оказавшаяся впереди левая рука проникла сквозь яркую пелену, он сделал ещё шаг по инерции, а в это время резкий, неприятный низкочастотный звук резанул слух. Я схватился за свои уши, закрывая их и не спуская взгляда с Бориса. Он завис на какое-то время в этой белесой пелене, как муха в паутине, а потом резко рухнул навзничь, как статуя, ударившись затылком об пол со всего маху и в этот момент я потерял сознание.

***

Странный гул мешал мне спать. Я решил открыть глаза, чтобы понять что происходит и понял, что у меня очень сильно болит голова. Я приоткрыл один глаз… и всё вспомнил.

Борис по-прежнему лежал в той же позе. Под его затылком была небольшая лужица уже спекшейся крови. Сколько же прошло времени? Я решил встать, чтобы помочь ему и тут же рухнул обратно на пол. Сознание вновь подернулось пеленой.

***

Что-то слишком мокро вдруг стало и я резко открыл глаза.

— Живой, — улыбался Борис, — я рад тебя видеть, Скворцов, — сказал он, пряча флягу с водой, а я понял, что у меня вода на лице и инстинктивно вытерся.

— Блин, Боря, — улыбнулся я, — я тоже рад.

Я с трудом сел, внимательно глядя на друга.

— Ты как? — тут же спросил я, — ты же рухнул как подкошенный и ударился головой…

— Да, Серега, шишка на затылке будь здоров, но знаешь, побаливает как-то слабенько, — он улыбался, глядя на меня, а я дивился переменам, произошедшим с ним.

— Боря, с тобой всё хорошо? — стараясь не выдать своего волнения, спросил я.

— Честно говоря, отлично, — снова улыбнулся он, — но самое интересное в том, что я знаю где мы и что там, — он указал рукой на светящийся полог.

Я смотрел на него, не скрывая удивления.

— Не знаю откуда взялось это знание, — продолжил он задумчиво, — может потому что я контактировал с экраном или потому что ударился головой, но нам за звуко-силовой экран не проникнуть, это я точно знаю, — он облизал губы и продолжил, — за ним тайная камера, созданная жрецами Осириса, сразу после исчезновения это бога тайного света и знаний, об этих помещениях и тех, что находятся под нами, — он ткнул пальцем в пол, — в то время знали уже только его жрецы и они тщательно скрыли это знание ото всех.

— И что в этой тайной камере? — тихо спросил я.

— Ну, скажем так — тайные артефакты, — спокойно ответил он, — а чтобы открыть её нужен специальный инструмент, где он хранится я не знаю, — добавил он, видимо чтобы избавить себя от моего вопроса.

— Что за инструмент? — поинтересовался я.

— Какой? — Борис закрыл глаза и задумался, я с удивлением смотрел на него, — похож на дудочку, — открыл он глаза, — палочка и семь дырочек, — улыбнулся он, — как в одной известной сказке, а мелодия извлеченная из него снимает силовой барьер, только не проси её напеть, — ещё шире улыбнулся Борис, — ты же знаешь, мне медведь на ухо наступил и он тут же пропел, — ту-ру-туру-ту-ту-ту-ту-ту, — и уставился на меня округлившимися глазами, — ты запомнил Скворец?

— Запомнил, — улыбнулся я, и нараспев повторил то, что он попытался воспроизвести.

— Не-не-не, — и он снова попытался пропеть, но только тот кусок, в котором я соврал.

— Так что ли? — я снова воспроизвел мелодию.

И увидел краем глаза как световое полотно моргнуло, потеряв часть своей однородности. Я заткнулся, но целостность светового барьера была уже восстановлена, а после этого сразу же раздался звон будто колокола, который резанул по ушам. Мы с Борисом переглянулись. Он закрыл глаза и вдруг резко их открыл.

— Больше так не надо, — затараторил он, — это был первый сигнал предупреждения, после третьего будет мощный удар, нужно именно дудочку, пойдем, — он резко встал, — лучше я покажу тебе нижние покои, из которых начинается спуск в нижний город, — и он, схватив за руку, потянул меня в сторону больших двустворчатых дверей, которые мы увидели при входе.

***

Проход был широким и закончился огромным круглым залом. В нем было три двери. Больших, таких же двустворчатых, как та, через которую мы недавно вошли. Они также были испещрены египетскими письменами. Пол был выстелен белыми, похоже мраморными плитами. Стены зала были похожи на таблицы — множество символов. Я взял в руки фотоаппарат, но потом передумал, решив сначала обойти весь зал, чтобы осмотреть. Борис двинулся вправо, я пошёл налево. Размеры зала поражали. Потолок терялся в слабом свет наших фонарей. Понимая, что оставшись здесь, я мог бы провести за расшифровкой символов много времени, тихо радовался тому, что пленки для аппарат было много и я мог всё задокументировать. За своими размышлениями я медленно добрел до одной из дверей. Махнул фонарём в сторону Бориса и увидел, что-то уже входит в открытые им двери на противоположной стороне зала.

— Осторожно Боря, — громким шепотом сказал я и гулкое эхо разлетелось по просторам помещения.

Ответа я не услышал и, повернувшись, смело толкнул свои двери. Створа была тяжелой. Я потратил немного усилий, чтобы оттолкнуть её. Луч фонаря выхватил не очень большой помещение. Посередине стоял саркофаг, на крышке которого был изображен… я не смог понять кто это. Было очень похоже на изображение бога Осириса. Помимо саркофага в помещении была высеченная в камне ниша, к ней я и направился первым делом. В нише было две полки. И мне сразу улыбнулась удача — на полках лежали предметы, точнее всего два. Это было кольцо и ключ. Оба предмета были небольшими. И если кольцо смотрелось здесь совершенно гармонично, то ключ меня удивил. Маленький, серебряный, он не вязался с окружающей обстановкой. Бегло осмотрев их, я сунул артефакты в свой рюкзак и стал осматриваться. Честно говоря в голове была мысль о том, что тут может находиться какая-ни будь шкатулка, к которой этот ключ подойдёт.

— Э-э, — я резко вздрогнул, сердце ушло в пятки, — Скворец, — Борис хохотнул, а меня это разозлило, я почему-то застеснялся своей слабости, которая ударила в колени от неожиданности. — нашёл что-нибудь? — спросил он.

Фиг тебе, подумал со злостью я, а вслух сказал другое.

— Похоже на саркофаг высокого чиновника, одному мне не открыть, так что ты вовремя, — я положил свой фонарь на нишевую полку, так чтобы свет падал на саркофаг, — давай откроем.

— Прости меня Серёга, — неожиданно для меня сказал Боря, — я не хотел тебя напугать.

Даже вдвоем пришлось помучиться. Мы сдвинули крышку саркофага. Внутри был только один предмет — именно тот, за которым мы сюда и ехали.

— Ну вот и всё, — держа навершие посоха в руках сказал Борис, — надо валить отсюда.

— Боря посвети мне я быстро всё сфотографирую и тогда пойдём, — я схватил фотоаппарат.

— Хорошо, — буркнул он в прежней манере, — только быстро.

Сергей захлопнул дневник. С тех пор утекло немало воды. О кольце и ключе он так никому и не сказал. Всё что было сфотографировано в той поездке уже давно было расшифровано им и задокументировано в том самом дневнике, что он сейчас держал в руках, но именно сейчас у него возникло очень странное чувство. Он стал бояться, что этот дневник кто-то может выкрасть и тогда его тайна стань достоянием… чьим достоянием? Он слабо представлял кого-то кроме Бориса. Сегодня всё было совсем не так как тогда, в Египте в 1965-ом.

— Надо всё зашифровать, — вслух сказал Сергей и сам вздрогнул от своих слов.