Дело табак

Денис Евгеньевич Рябцев, 2017

Роман «Дело табак» – это обширная и глубокая история о современном провинциальном укладе, написанная классическим русским языком. Главный герой – журналист – едет в рейсовом автобусе и оказывается запертым в заброшенном гараже производственной базы. Вместе с другими пассажирами. Безнадега обыкновенных людей, за которых некому заступиться, подчеркивает глубокий замысел произведения – констатацию всех противоречий современной действительности. Одновременно развивается повествование о заезжих политтехнологах, которые готовят местную партийную элиту к избирательной кампании, излагая курс полевого политического кунг-фу. Профессор экономики рассказывает о системных ошибках современности. Перед читателем разворачиваются яркие истории, которые помогают воспринимать контекст с безоговорочной достоверностью. Финал истории, в котором пленники получают избавление, оказывается совершенно неожиданным.

Особый паблик

По улице Украинской, основательно запущенной дорожными службами, бежал, перепрыгивая через грязные кучи подтаявшего снега, высокий человек с газетой в руках. Его внешность, обернутая видавшим лучшие времена френчем, не выдавала в нем представителя богемной профессии. Однако это был широко известный в почти вымерших кругах газетных читателей художник-коллажист Серж Мозерсон, перебивавший себя то тем, то другим. С одной стороны где-то глубоко в душе было любопытно, как это существо умудряется существовать в современном коммерческом формате, обладая лишь талантами художественного склеивания изображений. С другой — нужно всегда помнить, что углубляться в Мозерсона ниже шапочного уровня опасно — такие персонажи в одно мгновение могли окружать, заталкивать в голову любые обязательства, а следующим днем уже стоять на чужом пороге со своим чемоданом. При этом их совокупный заем у доверчивого окружения, в том числе и на пропой, нередко достигал размеров годового бюджета какого-нибудь сельского муниципалитета.

— Куда летишь, Сержик? — загодя бросил знакомому редактор, потому что понял, что куда-нибудь деться с траектории движения Мозерсона было уже невозможно.

— А, — воскликнул коллажист, выбрасывая вперед сразу две свои бесконечные руки, — Ты только посмотри.

Художник преодолел очередную снежную кучу, которую нагребли лоточники, имевшие обыкновение продавать здесь кошачий фарш в тесте и жареные семена маслянки. При этом один из не застегнутых сапог Сержика хапнул изрядную долю снега, которая тут же провалилась внутрь, чтобы взбодрить ступню в дырявом носке.

— Ух, гады, — затрепетал коллажист, мотая набедокурившей конечностью. В этом пространном его междометии уместились одновременно и дворники, и власть, и негодяи с атеистами, которые могли притаиться вокруг.

— Ты только посмотри, что печатает наше «Бельгоградье».

Сержик, подав по-графски свою широкую руку для рукопожатия, другой протянул издание, на первой полосе которого красовался громадный цветной фотопортрет блондина в полицейской фуражке. Под снимком лошадиными буквами с наклоном была выведена убийственная сентенция: «Грабежи, разбой, изнасилования — чего только не было в его карьере».

В этот момент знаток словесности вспомнил свою недавнюю встречу с местным начальником всей полиции. В его голове разом проявились цветные картины главного входа, когда дежурный прапорщик вывернул наизнанку не только содержимое сумки, но и его писательской души. Разом вспомнилась приемная, где писатель провел те семь минут и двадцать пять секунд, которых не хватало до обозначенного времени встречи. В этот непродолжительный отрезок времени на прием к генералу успели поочередно просочиться два полковника, которые вполне проявили всю принятую на вооружение местную тактику жизнедеятельности структуры. Перед тем, как попасть к шефу, они поправляли галстуки у большого зеркала под фирменными часами с логотипом УМВД, оставляли на журнальном столе с табличкой «Для телефонов» свои смартфоны, надевали на лица полные энтузиазма гримасы и скрывались за массивными желтыми дверями начальника. Через три минуты, видимо, получив заряд неслыханной мотивации, каждый из них вылетал с аудиенции в раскрасненном состоянии и почти бегом устремлялся на выход. Вдогонку они получали оклики обаятельной секретарши и возвращались за забытыми на столе сотовыми средствами связи.

Представителя печатной прессы сопровождал молодой полковник, руководивший отделом пропаганды, который несколько раз возвращался к темам, что общий хронометраж встречи с генералом не должен превышать одного часа, а вопросы — не выходить из списка согласованных. Будучи специалистом с большим опытом, сознавая, что печатную прессу всегда расстреливают сразу, понимая ее низкий статус в потенциальных резонансах общественного мнения, борзописец был согласен на любые условия, лишь бы попасть на беседу в заветный кабинет. В этот момент его в большей степени беспокоили ладони, которые предательски потели, угрожая не заладить беседу с самого момента генеральского рукопожатия. От этого редактор невзначай отточенными движениями массировал собственные колени, тщательно вытирая каждый палец о брючную ткань.

Заметно нервничал и руководитель отдела пропаганды. На его слегка женственном лице читалось неопределенное состояние тревоги. Журналисту было знакомо это выражение, потому что юноша-полковник несколько недель назад, будучи еще лейтенантом, неудачно в одном из городских дворов сдавал на своей машине задом и попортил бампер припаркованного в кармане «таза». Как назло владельцем Тольяттинской повозки был наш редактор, выразивший тогда ряд критических замечаний в сторону неумелого ездюка. К чести обоих, персонажи не утомили себя долгой бесполезной полемикой, а сочли возможным удовлетворить друг друга небольшой денежной суммой, переданной из полицейского кармана в писательский. Именно это неказистое мероприятие отчасти положило начало их перспективным взаимоотношениям, которые сегодня переросли в это большое согласованное и одобренное интервью с шефом.

Несуществующая кукушка на фирменных полицейских часах в приемной пропела полдень и полковник, придерживая редактора жестом, негромко отчеканил:

— Еще минутку. Сначала я.

Он скрылся за желтой дверью и через мгновение появился вновь, приглашая интервьюера внутрь.

— А, местная пресса, добро пожаловать, — сверкая зубами и лампасами, заявил высокопоставленный офицер. Он страстно сжал редакторскую руку, демонстрируя не просто информационную открытость всего Управления внутренних дел края, но и свое личное человеческое обаяние, — Очень рад, очень рад, что вы не забываете рассказывать общественности о деятельности полиции. Где вам удобно присесть?

— Везде, кроме КПЗ, — сказал гость.

— Согласен! — оценил юмор шутки чиновник и на всякий случай добавил, — Про КПЗ мы позже подумаем, когда Вашу газету почитаем.

Заранее подготовленный и согласованный список вопросов начинался с биографического экскурса — высокопоставленный офицер был только назначен в Бельгоград, поэтому подобная вводная для беседы была весьма закономерна. Редактор выложил на стол диктофон и нажал кнопку, после чего четко произнес дату, время и место записи звукового трека.

— Кунакбай Ахметгарипович, — на едином дыхании выдал отрепетированное обращение журналист, — «Who is mister Putin?»

Аншефу польстило отождествление его скромной фигуры с образом Отца нации. То, что планировалось в качестве описания официального бытия начальника, переросло в за приятельскую беседу о семье — верхних и нижних киргиз-кайсацких жузах, дедушке-герое, воевавшему в одной из стрелковых дивизий в Великую Отечественную и воспоминаниям о любимых Советских кинофильмах.

Бессонная ночь — плэй, тук-тук, плэй, тук тук. Гвоздь номера — центральный материал издания. Писатель нервничает, глядя, как неумолимо китайские стрелки настенных часов на его кухне кружат по циферблату. Недели согласования списка вопросов, долгие дни выяснения даты и времени встречи — все это подвело корифея аналитических жанров к самой последней черте дедлайна. Нужно успеть написать материал, пусть в надрыв, через литр кислой смолы, именуемой кофе и вторую пачку табака за несколько часов ночи. Но успеть.

Уже в окне брезжит утро, кто-то у подъезда насилует вялый аккумулятор своей «антилопы» и громко шумит лопатой тартыга-дворник. Не ради чистоты, а чтобы сообщить всей многоэтажке, что он есть. Вот часовой аудиотрек расшифрован, скрупулезно набран с бережным отражением стилистики. В висках стучит: «Сохрани стенограмму». Контр эс. Готово. Пора художественно выписывать вирши. «Я с вами согласен», — сам собою приходит на ум заголовок и плывет далее прозаплетство, — В Бельгоградском Управлении полиции ощущается состояние повышенного энтузиазма — новый генерал. Структура с нескрываемым волнением пытается как можно быстрее впитать его требования, понять систему взаимоотношений с шефом. Новый начальник УМВД России по Бельгоградской области Кунакбай Бабаев встречает нас с широкой улыбкой на лице. Подтянут, спортивен, с любознательным взглядом».

И далее течет контекст, тук-тук, гремят клавиши. Вопрос за вопросом — образ начальника из солдафонского профиля перевоплощается в благообразный, почти бунинский анфас. Некоторые тезисы удаляются целиком, ответы тщательно переписываются. Ткань интервью складывается от начала и до конца, бодрое, как аллегро с огнем. Последняя точка для тех, кто заинтересован: «Материал подготовлен при содействии Федеральной и Региональной пресс-служб УМВД России».

Крякнув от охватившего нутро волнения и гордости за столь высокоштильную работу, редактор написал электронное письмо в пресс-службу. К месседжу он прикрепил текст и стенограмму, чтобы никто не заподозрил его в недостаточном усердии.

Пора было будить детей и пробираться бесконечными пробками в школу. Писатель выглянул в окно, где продолжал мучить дорожку дворник, посмотрел на свою занесенную снегом «лошадь».

Через сутки, когда печатный станок в типографии уже собрался уходить по домам, а телефон пресс службы УМВД выработал остатки ресурса эксплуатации, на электронный ящик мастера рулонных дел пришел факс с утвержденным вариантом текста. В опусе под новым заголовком «Управление работает эффективно» содержался врез: «Указом президента… на должность начальника… назначен генерал-майор полиции…» Далее по тексту шла биография Бабаева, написанная в лучших образчиках мастерства отдела делопроизводства и кадрового обеспечения. К согласованной оде были подобраны главы с подзаголовками: «О работе с ветеранами», «Полицейский Дед Мороз» и «Подрастающее поколение». Все это было снабжено данными статистики, которые раскрывали самый бодрый темп работы, как всего управления, так и подразделений, в частности. Из оригинала подготовленного редактором интервью в благословенном варианте осталось только имя журналиста и кое-какие знаки препинания.

«Вот блин, — позволил себе на мгновение раздосадоваться опытный слововед, но очень быстро сглотнув недоуменность, он отточенным порядком направил новый текст в корректуру, — Леночка, побыстрее подчитайте новый материальчик. Опять горим, знаете-ли».

И вот теперь, стоя перед Сержиком Мозерсоном посреди улицы Украинской, прокрутив нахлынувшие воспоминания, редактор в очередной раз укреплялся в мысли — загнанные под половицы тараканы-журналисты ответили миру взаимностью. Скупая логика — вы с нами так, в ответ держите квадратное «Собрание состоялось», полное сарказма, шаблонности и стилистических ошибок формальное отношение к работе. Девиз, будто разорванная на груди рубаха — не захотели пестовать четвертую власть, бережно сохранять ее самочувствие, так получите релиз, между строчек которого уложено все пренебрежение к несносной писательской доле. Что? Духовные скрепы не нащупали, национальную идентичность не поддержали? Неужели вам центрального канала телевидения мало? Кто еще сможет так жестикулировать в кадре, обладая столь исчерпывающей риторикой: «…как здорово, что мы провели круглый стол в знак поддержки сирийских патриотов»? А все остальные — брошенные, потерянные, не включенные… Мы тут по безработице и нужде всем журналистским профсоюзом под вашими подошвами утоптаны. Какой с нас может быть спрос?

Сержик Мозерсон, между делом, спрятав веселую газетку во внутренний карман френча, решил приступить к главному:

— Подыхаю, — почти навзрыд затянул он давно отработанную до мелочей мизансцену, — Выручишь старого товарища ста рублями?

— У-у, дорогой, — опечаленно ответил мастер слов, который с самого начала ведал, чем продолжится встреча, — Знаешь же анекдот «Красная Шапочка, я тебя съем»?

— Нет, — почти искренне заступорился Мозерсон.

— «Не съешь, волк, я сама голодная», — закончил историю редактор, размахивая руками, будто это гигантские челюсти сказочной девчушки.

— Сердце остановится, — пропустил жирный намек мимо ушей коллажист. В его голосе проступило противное уху повизгивание, которое демонстрировало подвижный склад его богатой, но очень тонкой психики.

— Эх, Сержик, — хлопнул знакомого по плечу словоплет, — Господь просто так смерти не дает. Заслужить ее надо, дружок! Бывай!

И редактор, не дожидаясь новых тезисов Мозерсона, лишь сознанием ощущая недоуменное хлопанье его ресниц, бодро припустился далее по Украинской.