Третье лицо

Денис Драгунский, 2021

«Третье лицо» – еще одна коллекция парадоксальных сюжетов от мастера короткой прозы Дениса Драгунского. В начале рассказа невозможно предугадать, что случится дальше и каков будет финал. Посторонний вмешивается в отношения двоих, в научных и финансовых делах всплывает романтический след, хорошие люди из лучших побуждений совершают ужасные поступки… Всё как в жизни, которая после прочтения этой умной и насмешливой книги покажется легче, интереснее и яснее.

О гордости и покаянии

повесть зело душеполезна

— Сын мой, я верю тебе, — сказал игумен одного из московских монастырей известному актеру Алексею Кафтанову. — Верю в искренность твоего раскаяния, в серьезность твоего намерения посвятить себя Богу. Но ты уже не так молод, и душа твоя изъедена грехом гордости. Гордость же есть величайший грех, первейший из смертных грехов, яко рече святой Григорий Великий. Посему тебе я назначаю особое послушание. Благословляю тебя работать уборщиком в гостинице. Суть же послушания не только в труде и молитве, но и в том, что тебя, человека весьма известного, вполне могут узнать некоторые постояльцы. Тебе надлежит смиренно вынести их вопросы и, может быть, злые насмешки или обидную жалость.

— Отец игумен, а что мне отвечать? — спросил Кафтанов. — Если меня спросят, почему я раньше был на глянцевых обложках, а теперь полы мою в туалетах?

— Отвечать следует: «На все воля Божья». Будто сам не знаешь.

— Отец игумен, а можно говорить людям, что я теперь в монастыре и таково мое послушание?

— Ладно, — сказал игумен. — Можно.

* * *

Кафтанов катил свою тележку по гостиничному коридору. Заглянул в бумажку. Остановился. Карточкой отпер дверь номера. Взял с тележки ведро, швабру и корзинку разных бутылок, щеток, губок и прочих уборочных принадлежностей.

Вошел в номер.

Это был обычный номер с большой кроватью. Сбоку — дверь в санузел. Но в кресле у окна сидела женщина. Довольно молодая — до тридцати лет — и вполне красивая стандартной блондинистой красотой. Длинные ноги, ухоженные ногти, модные часики, аккуратная стрижка.

— Ах, извините! — Кафтанов шагнул назад. — Вы еще не выехали?

— Нет, — сказала женщина. — Номер еще не убрали. Странно! Вроде нормальный отель. Но я не желаю торчать целый час в холле или в баре! Так что давайте живее.

— Да, да, — смутился он. — Но я лично тут ни при чем…

— Да какая мне разница!

Она недовольно покосилась на Кафтанова, который был в длинной темной одежде, в шапочке и с несильно отросшей, но заметной седой бородой.

— Приношу вам искренние извинения от имени администрации гостиницы, — сказал он. — Позвольте, я перестелю постель.

— Сначала уберите туалет. Там так грязно!

В туалете в самом деле очень грязно: серые хлопья засохшей мыльной пены на раковине, на полу лужи и капли, за унитазом клочья волос. Кафтанов убирал эту гадость, давясь от омерзения.

— Сие есть работа над моей душой, закосневшей в гордости, — шептал он, икая и боясь, что его сейчас просто вырвет. — Господи, милостив буди мне, грешному, милостив буди мне, грешному, Господи, милостив, милостив буди…

* * *

Вдруг раздался бодрый мужской голос:

— Привет. Прости, опоздал. Что это за швабра? Здесь кто-то есть?

— Убираются! — ответила женщина. — Привет.

Кафтанов, промывая унитаз, прошептал:

— Плебейка. По-русски научись. Не убираются, а делают уборку. Или убирают. О Господи, это гордость моя говорит во мне… Господи, милостив буди мне, грешному…

— Вот черти! — воскликнул мужчина, распахнув дверь туалета. — Девушка, нельзя ли слегка поторопиться?

Кафтанов, стоя на коленях около унитаза, обернулся.

Мужчина проглотил язык почти в буквальном смысле: издал какой-то булькающий звук. Потому что перед ним была не девушка, а немолодой бородатый человек в монашеском подряснике и скуфейке на голове. Но со знакомым лицом.

Кафтанов тоже был неприятно удивлен, потому что этот человек оказался его старинным приятелем: крепкий такой бизнесмен с некрасивой фамилией Юклин.

— Привет! — бодро вскричал Юклин, справившись с изумлением. — Привет, Леша! Понимаешь, нам с Дашей предстоит очень важный, сложный и долгий разговор. Да, кстати. Позволь тебе представить. Это Даша, жена Вадика, моего сына. — Стоя в дверях туалета, он обернулся в комнату. — Даша, это Кафтанов дядя Леша, ты его должна помнить. Нет? Ну хотя бы по кино! Ну?

Даша встала в дверях рядом с Юклиным и спросила:

— Вы — Алексей Кафтанов? Невероятно! Я вас даже не узнала! У вас будет новая роль?

— Ну, в общем, да, — сказал Кафтанов, не поднимаясь с корточек и не выпуская из рук бутылку со средством для мытья унитазов. — Совсем новая.

— И вы к ней так готовитесь? — Даша подняла брови.

— Ну да, в общем…

— Как интересно! — всплеснула руками Даша. — Я всегда завидовала актерам!

— Ох, ну перестань, — сказал Юклин.

— Почему это «перестань»? — возразила Даша. — Алексей… Э-э-э, простите, как вас по отчеству?

— Алексеевич, — сказал Кафтанов, глядя снизу вверх.

— Алексей Алексеевич, я правда мечтала стать актрисой. С детства.

— В детстве все мечтают, — успокоительно сказал Юклин. — Я тоже мечтал. Стать гонщиком «Формулы-1».

— Я и сейчас не теряю надежду! — улыбнулась Даша. — Вдруг мне повезет?

— Стать гонщицей «Формулы-1»? — хмыкнул Кафтанов.

— Зачем вы насмехаетесь? — обиделась она. — Сняться в хорошем сериале!

— Понял, — покивал Кафтанов. — Вы тоже сюда пришли… э-э-э… готовиться к роли?

Даша отступила на два шага, резко повернулась и отошла к окну.

Юклин подошел к Кафтанову поближе, нагнулся, положил руку ему на плечо и то ли ласково погладил, то ли этак легонько потрепал.

— Понимаешь, старичок, — сказал он, — у нас, в нашей большой семье, возникли некоторые чисто семейные финансово-имущественные проблемы, понимаешь? Поэтому мы с Дашей решили здесь, так сказать в тишине и покое, все разобрать. Посмотреть бумаги… Ты понимаешь? Поэтому мы сняли номер в гостинице… — Юклин показал на портфель, который стоял на журнальном столике.

— Да, да, конечно, — смиренно ответил Кафтанов.

Он встал, подобрал свои веники и ершики, вышел из туалета, прошел мимо Юклина, подошел к кровати, стащил с нее одеяло и простыню, наволочку.

— Ты что? — спросил Юклин.

— Постель перестелить, — так же смиренно ответил Кафтанов.

— С ума сошел?! — заорал Юклин. — Ты что, мне не веришь?

— Положено перестелить, — вздохнул Кафтанов.

— Что с тобой?! Как ты здесь оказался?

— На все воля Божья.

— Лучше бы ты у меня попросил денег! — продолжал орать Юклин. — Если совсем уж денег нет! Я бы тебе дал! А ты нанялся за мной следить!

— Че-го? Ко-го? Ты в своем уме? — заорал в ответ Кафтанов. — Ты кем себя считаешь? Да ведь ты… Да ведь он… — И тут Кафтанов подошел к Даше, которая так и стояла, отвернувшись к окну, и по ее спине видно было, что она черту душу бы продала, только бы не было этой позорной сцены. Он взял ее за плечо и развернул к себе. — Вы-то, надеюсь, понимаете? Да ведь он очень средний бизнесмен! Небольшой такой бизнючок! И чтобы я?! Даша, вы же знаете, кто я! Стал бы я за деньги за ним следить?! Он просто псих! У него бред величия!

— Тогда скажи, что ты здесь делаешь. — Юклин схватил его за рукав подрясника.

— Я поступил в монастырь, — медленно и отчетливо произнес Кафтанов. — Спасаться и каяться. Но душа моя изъедена грехом, прежде всего грехом гордости, и мне отец игумен назначил такое послушание. Меня могут узнать постояльцы. Вот, например, ты меня узнал. Думаешь, мне это приятно? Но я держусь. Мне надлежит смиренно вынести все вопросы, насмешки или обидную жалость.

— Врешь! — крикнул Юклин. — Даша, ты ему веришь? Ты ведь знаешь, кто он? Читала про него в журналах? Смотрела, как он изгалялся у Малахова? Ты веришь, что этот богемный тусовщик, гурман, бабник, пьяница может уйти в монастырь? Ха-ха! Он врет!

— Нет, это ты врешь! — ответил Кафтанов. — Открой портфель и покажи эти ваши семейные финансовые бумаги. Завещания, дарственные, выписки со счетов. Вблизи не надо. Можно издали. Так, помаши бумагами с трех метров. А?

— Да зачем это! — проникновенно сказал Юклин. — Надо верить друг другу. Я, например, тебе абсолютно верю. Алешенька, друг мой дорогой, я верю, что ты теперь монах, каешься, смиряешь гордыню и все такое. Какая сила духа! Ты молодец. Ты большой человек! Даже завидно!

— Честно веришь?

— Честно, честно! — Юклин прижал руку к сердцу. — А ты мне веришь?

— И я тебе верю, — поклонился Кафтанов. — Спаси Христос.

— Спасибо, — сказал Юклин. — Ну, мы пойдем. Даша, все, пойдем отсюда.

— Погодите! — остановил его Кафтанов. — Куда вы пойдете? Зачем? Вы же собрались поговорить о делах. Я сейчас постель перестелю и уйду. Минутку буквально.

— Спасибо, друг, — растроганно улыбнулся Юклин. — Или теперь уже «отец»? Спасибо, отец!

— Вы врете! — вдруг со слезами воскликнула Даша. — Вы оба врете! Вы тут все всё врете! Идите вы все к черту! — Она повернулась к Кафтанову: — Зачем ты притворяешься, что первый раз меня видишь? Зачем ты ко мне на «вы»?

— А ты зачем притворяешься? — возмутился Кафтанов и передразнил, сюсюкая: — «Ах, вы тот самый Алексей Кафтанов! Ах, у вас новая роль!»

— Сдохните вы все! — закричала Даша.

Хлопнула дверью, и только каблуки по коридору.

* * *

Юклин дернулся было к двери, но потом махнул рукой и сел в кресло.

— Спаси Господи рабу твою Дарью, — сказал Кафтанов, садясь на угол кровати. — Наставь ее на путь истины.

— Это цинизм? — помолчав, спросил Юклин.

— Бог с тобой, — ответил Кафтанов. — Это раскаяние.

Юклин открыл портфель, вынул бутылку дорогого красного вина. Достал фрукты, пирожные, поставил на журнальный столик. Швейцарским перочинным ножом содрал с бутылки колпачок, ногтем отогнул от ножа маленький штопор, начал вкручивать его в пробку.

— Вот нормальный штопор, держи, — сказал Кафтанов.

Юклин откупорил бутылку. Налил себе в стакан — там на столике стояли стаканы на стеклянном подносе, как всегда в гостиницах.

— А мне? — сказал Кафтанов.

— А тебе можно? — удивился Юклин.

— Можно, можно! — Кафтанов постучал ногтем по этикетке. — «Его же и монаси приемлют».