На берегах Северной Двины

Денис Владимирович Макурин, 2022

«На берегах Северной Двины» – сборник историй о Русском Севере, о сильных людях, живущих в этом суровом краю, об их образе жизни, смекалке. В сборник вошли две повести и удивительная сказка «Ровдина Гора», завораживающая своим словом, слогом и очаровывающая самобытным юмором. Книга Дениса Макурина получилась яркая, интересная, словно пропитанная северным морским ветром и духом свободы. Повесть «Ледяное море» рассказывает о подростке, оказавшемся на судне, идущем на рыболовецкий промысел. События происходят в XVII веке, и суровая действительность, окружающая юного героя, удивляет и впечатляет мальчика. Он вместе с командой моряков встречается с шаманом, находит бивни мамонта, добывает и заготавливает моржовый жир и треску. Он учится вести рыбацкий корабль, разбираться с парусами, осваивает навигацию и начинает понимать морские карты. Юноша проходит через тяжелые испытания холодом, голодом и болезнями. Его дух закаляется, и мальчик становится мужчиной. Входящая в книгу повесть «Чудо над градом архангела Михаила» переносит читателя в ХХ век в послереволюционный Архангельск, во времена гонений на православную церковь. Заводится уголовное дело в связи с событием, свидетелями которого стали местные дети: они видят явление Богородицы, предвещающей испытания веры и силы духа. Даже после страшных допросов они остаются верны себе и друг другу, не предают дружбу и говорят только правду. Для среднего и старшего школьного возраста.

Ледяное море

I

Удивительно, как устроен человеческий разум, какие игры он порой нам подбрасывает. Наш караван из тридцати верблюдов, гружённый мамонтовым бивнем, уже вторую неделю плыл по пустыне Такла-Макан. Кажется, совсем недавно я давал зарок, что не покину родной дом, но прошло лишь чуть больше года, и наша команда вновь подвергает себя невероятным испытаниям, изнывая под палящим солнцем без питья и еды.

Путешествуя среди раскалённых песков, я задавался одним и тем же вопросом: «Какую пользу несут мои мысли людям?» Конечно же это был вопрос, ответ на который не требуется. Всё крайне очевидно — пока мои мысли были при мне, они не несли никакой пользы. После некоторых раздумий я принялся записывать на бумагу всё, что считал важным. Я начал вести дневники, как испокон веков вели поморы свои мореходные книги: выставляя ориентиры, отмечая опасные места.

Первоначально моя тетрадь была мне собеседником, а записи не что иное, как старание познать самого себя, попытка раскрыть своё предназначение. Потом я просто помечал чернилами всё, что казалось важным в моей жизни, как лесные люди делают топором зарубки на соснах, чтобы не потеряться в тайге, так и мне нужны были вешки. В конце концов я стал делать это в надежде, что рано или поздно кто-нибудь прочитает мои записи и всё, что мне пришлось пережить, послужит уроком.

Ключевой записью стало первое, что предложила мне память. Эти воспоминания об одном из январских дней тысяча шестьсот сорок восьмого года, месяцем ранее мне исполнилось всего пятнадцать, и я был самым юным мореходом на корабле ледового класса «Лебедь». К слову, уже тогда кормчий^[6] Афанасий Иванович без опаски доверял мне управление судном.

В то морозное утро десять погонщиков правили огромное стадо северных оленей, разбитых на четвёрки. Эта могучая ездовая сила растянулась на сотню саженей^[7] и увлекала за собой необычную упряжь из тридцати нарт, приставленных и связанных плотными рядами. На повозке возвышался массивный двухмачтовый коч^[8]. Восемнадцать поморов стояли по правому и левому бортам, удерживая шкоты^[9], словно вожжи, и поочерёдно, то натягивая, то стравливая их, управляли парусами. В одно мгновение так долго дремавшую тишину разогнали хрипы взмыленных оленей, топот копыт, свист погонщиков и скрипы корабельных снастей. Все эти звуки объединялись в единую невидимую волну, которая ударялась о ледяные торосы и уносилась прочь. Заиндевелый корабль после стольких дней зимовки, после пережитых морозов и вьюг наконец-то мчался по Ледяному морю, закручивая снежные вихры за кормой.

Я стоял рядом с нашим капитаном Афанасием Команиным и следовал его указаниям. Ветер дул с кормовых углов, и обмёрзлое судно шло курсом в бакштаг^[10], нам лишь оставалось создавать дополнительную тягу парусами и стремиться удерживать нос корабля за оленями.

В тот радостный день наши приключения не закончились, но многие из нас выжили и получили надежду вернуться домой, снова увидеть своих близких, обнять мати, тятю, жёнку, сестру…

Много позже я соединил разрозненные события, переписал их в хронологическом порядке и представил на суд читателя пережитое мною.

II

Холмогорцы Афанасий, Федот и Семён Команины, прежде чем построить корабль ледового класса на судоверфи у братьев Бажениных, проходили под парусом двадцать лет. До того дня, пока не был спущен на воду двухмачтовый коч и братья не отправились на промысел мамонтовых бивней, они уже изведали и опробовали морской путь к берегам Печоры и Ямала.

По первости они в складчину сшили себе одномачтовую кочмару длиною в девять саженей, подобрали в свою артель^[11] ещё шестерых рыбаков и начали промышлять на тони^[12] у Каниного Носа. Ловили ставными неводами сёмгу, камбалу и всякую прочую мелкую рыбу, добывали моржовые клыки. Рыбу солили и по зимним дорогам отправляли в столицу, клыки продавали холмогорским косторезам. Через пятнадцать лет уже каждый из братьев имел свой малый коч и команду. Тремя кораблями они стали ходить на Мурман за треской и палтусиной. Тогда-то и взял меня кормчий Команин Афанасий Иванович на свою посудину младшим помощником, или, как у нас принято говорить, зуйком^[13].

Свой первый поход на Мурман я запомнил до мельчайших подробностей. Одна тысяча шестьсот сорок пятого года, двадцатого мая, в два часа дня все приготовления были закончены. Афанасий Иванович скомандовал: «Отдать швартовы!» Развязывая швартовный трос на берегу, я замешкался и, запрыгивая в отплывающий корабль, чуть не свалился в воду. Ухватившись двумя руками за борт, я подтянулся и перевалился на палубу. Команда подняла меня на смех.

— Цепучий малец! — басили поморские глотки. — Этот и на Шпицбергене не пропадёт! И в море у зверя добычу отымет!

Раззадоренные моей неопытностью и неуклюжестью, моряки могли потешаться весь оставшийся день. Но в следующий момент на берегу отсалютовала пушка, и кормчий, встав у румпеля^[14], приказал: «По местам!» Наш коч отчалил от холмогорской пристани и, сплавляясь по течению Северной Двины, направился к Архангельску.

В двенадцать лет я впервые увидел свой родной берег со стороны, это было до того удивительно, что я забыл про свои обязанности и не выбрал швартовный трос из воды, он так и волочился за нами вместе с накрысником, поднимая бурун. Накрысник — это такой деревянный круг, его нанизывают на трос, и он свободно вращается таким способом, что, когда крыса пытается пробраться с берега на корабль, дощечка проворачивается, и крыса падает в воду. Вот этот накрысник и бурлил в воде, пока лоцман Витусов Мартын Степанович не преподал мне урок.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

6

К о́ р м ч и й (ко́рмщик) — иначе рулевой или правитель. Значение слова «кормчий» включает не только управление рулём (выдерживание курса), но и управление кораблём (судном) вообще. Кормчий был специалистом в навигации, выборе пути, лоцманской проводке, ветрах и течениях, глубинах, местных условиях.

7

С а ж е́ н ь — русская мера длины, равная 2,13 м.

8

К о ч (ко́ча, ка́ча, кочма́ра, кочьма́ра) — русское мореходное парусное судно поморов и сибирских промышленников.

9

Ш к о т — снасть бегучего такелажа, предназначенная для растягивания нижних (шкотовых) углов парусов. Также с помощью шкотов оттягивают назад углы парусов.

10

Б а к ш т а́ г — курс, когда ветер по отношению к кораблю дует сзади-сбоку.

11

А р т е́ л ь — объединение людей одной профессии для совместной работы.

12

Т о н я́ — место в водоёме, на котором рыбу ловят неводом.

13

З у ё к — северная птица вроде чайки. Зуйками у поморов называли мальчиков, работавших на промысловых судах.

14

Р у́ м п е л ь — рычаг для поворачивания руля.