Тяжкие телесные

Денис Александрович Игумнов, 2020

Порядок вещей ровняет судьбу каждого человека: его скручивают родители своей заботой, ограничивают и связывают желанием лучшего, школа выжигает и обтёсывает лицемерием и эмоциональным насилием, общество подгоняет идеологическим кнутом принципов и бьёт по рукам молотком запретов. На пути от колыбели до могилы человек получает травмы разной степени, тяжесть которых зависит от его силы стремления к воле. Бунтарей, пытающихся разрушить неявный тюремный порядок коллективного подчинения, образ их мыслей и действий первыми гонит на бойню насильственного обезличивания. Сборник "Тяжкие телесные" составлен из рассказов о тех людях – людях с чёрным сердцем, которые заслужили высшую меру наказания – награды за своё стремление вырваться за красную черту границ запретов. Тела антигероев терпят болезненные изменения, души подвергаются атаке вирусов неоправданной агрессии и жестокости. И пока их глаза не закрылись, они страдают, а значит, живут. Содержит нецензурную брань.

Дело №23

На поляне, густо заросшей большими фиолетовыми непонятного вида цветами, покачивающими своими тяжелыми головками в так порывам ветра на коротких чешуйчатых жёстких шеях-стержнях, лежала мёртвая девушка. На месте происшествия работала бригада с Петровки в составе экспертов, следователя ГУВД и оперативников.

Труп сильно изуродовали. Старшая в группе экспертов — Зинаида Дибрит, много всякого повидала за годы службы, но такое имела несчастье наблюдать впервые. Её состояние легко можно было бы назвать шоковым, если бы она не умела держать себя в руках, как настоящий профессионал своего дела. В последние годы количество совершаемых тяжких преступлений в стране стремительно росло. Причём пугало то, что убийства совершались с необычайной жестокостью. Многие преступления вообще совершались, на первый взгляд, без мотива. Градус остервенелости в стране возрастал не по дням, а по часам. Не жалели ни женщин, ни детей. Откуда в спокойной мирной стране в одночасье взялось столько извергов? Расположение ран на женском трупе указывало на сексуальный мотив преступления. Раскрывать такие убийства, как правило, — не легкая задача.

Павел Павлович Флагманский на следующее утро в своём кабинете опрашивал мать убитой девушки. Тяжёлый, но необходимый для следствия разговор. Следователь искал в окружении Оли Сенявиной, так звали потерпевшую, связи, которые могли вывести его на преступника. Мать Оли — Зоя Петровна, этого не понимала, воспринимая расспросы Флагманского, как личную обиду.

— Зоя Петровна, я ни в коем случае не хотел вас обидеть, — убеждал убитую горем мать Пал Палыч. — Следствию важно знать, с кем общалась Оля, где бывала, круг общения. Скажите, у неё были друзья, подруги?

— Конечно. Ну что вы спрашиваете? — нервничала Зоя Петровна. Промокнув вновь выступившие слезы носовым платком, она объяснила: — Они у всех нормальных людях есть. А моя девочка была очень общительной.

— С кем она общалась последнее время?

— С Ниной Кулдаковой, Валей Гарбуз, Лёшей Фомкиным. Это её самые близкие друзья. Были и другие.

— О других мы с вами ещё поговорим. В последнее время у неё новых знакомых не появилось?

— Да нет. Вроде бы нет.

— Вы не спешите, подумайте.

— Нечего мне думать. Чего вы жилы из меня тянете? Всё равно никого не найдёте.

— Успокойтесь, пожалуйста. Воды?

Зоя Петровна отрицательно мотнула головой и уткнулась лицом в носовой платок.

— Так. Чем Оля увлекалась?

— Многим. На бальные танцы ходила, кататься на коньках любила. В последнее время стала секцию моделирования посещать. Они там модели самолётов делали и потом их запускали на стадионе.

Флагманский, удивившись, спросил:

— Девочка — и вдруг радиоуправляемые модели?

— Да, мне тоже сначала странным показалось. Большинство её друзей туда ещё в прошлом году записались. Не знаю интересовалась ли она самолётиками этими по-настоящему. Скорее, она пошла туда за Лёшей. Хороший мальчик. Оля с ним дружила с младших классов. — Зоя Петровна прервалась, чтобы высморкаться. — Микрорайон у нас новый. Мы четыре года назад сюда переехали. Так получилось, что и Фомкиным в этом микрорайоне квартиру дали.

— Зоя Петровна постарайтесь вспомнить, что позавчера делала ваша дочь. Желательно поминутно.

— Суббота была, она мне по дому до вечера помогала. Около семи ей Лёша позвонил, и они вместе в клуб пошли.

— В какой клуб?

— В секцию их — моделирования. Я вам уже рассказывала, к мастеру.

— Так. Потом?

— Потом она позвонила из клуба и сказала, что идёт домой.

— Одна?

— Не знаю, но думаю — да. Ребята обычно с мастером допоздна сидели, а она мне в восемь звонила.

— Раз обычно они допоздна сидели, почему она тогда так быстро ушла из клуба?

— Не знаю.

Друзей Оли Сенявиной Флагманский повестками вызывать не стал. Они хоть и перешли в десятый выпускной класс и через две недели должны были начать преодолевать последний отрезок школьного пути перед выходом во взрослый мир, по советским представлениям считались подростками, а значит, полувзрослыми-полудетьми. Знаменский пошёл по адресам сам. Общался с ребятами в привычной для них домашней обстановке.

Нина Кулдакова стала первой, к кому заглянул следователь. Родители были на работе, общение происходило в присутствии старшей сестры, студентки четвёртого курса пединститута, Олеси. Она спокойно сидела в уголке на стульчике, практически не участвуя в беседе. Она слушала, затаив дыхание, любопытствовала. Не каждый день знакомую тебе девочку находят в разобранном виде, в километре от их многоэтажки.

— Нина, когда ты последний раз видела Ольгу?

— М-м. В субботу, в клубе.

— Расскажи подробнее, что в тот вечер произошло.

— Произошло? — Нина сделала свои круглые карие глаза большими, как у совы. Очень она удивилась вопросу Пал Палыча. — Ничего не произошло. — Нина нервничала. Знаменский объяснил себе это её понятным волнением, связанным с его посещением и ужасной смертью подруги.

— Ольга в какое время в клуб пришла?

— Не помню. Кажется, около восьми. Мы как раз уходить собирались.

— Одна пришла?

— С Лёшей.

— Кто был в тот момент в клубе?

— Все, как обычно. Мастер — Фёдор Ильич, Валя, Артём. — Нина, отвечая на этот вопрос, стала нервничать ещё сильнее. Она не смотрела прямо в глаза и, не отдавая себе отчёт, начала покусывать нижнюю и без того яркую, тёмно-красную губу. Нет, здесь дело не только в волнении.

— И вы все уходили, когда Оля с Лёшей пришли?

— Да. Кроме Ильича, естественно. Мы ушли, а они остались.

— Почему вы так рано ушли? Ведь обычно вы в мастерской сидели до девяти-десяти?

— Бывало и позднее расходились.

— Почему так рано разошлись в это раз?

— Ильич попросил. Ему там одну штуку надо было доделать. Не хотел, чтобы мы ему мешали, всё равно в этом деле мы ему не помощники. Начали бы его от работы вопросами отвлекать. Наши модельки для него — так, ерунда. Он серьёзными вещами занимается.

— Какими?

— Двигателями автомобильными. Форсирует, чинит. Одним словом, придумывает.

— Точно, — подала голос сестра Олеся. — Ильич гордость нашего района, Кулибин. В исполкоме помещение под мастерскую в подвале Дома Культуры выбил. Оборудовал всё сам, секцию моделирования открыл. Все довольны: и родители, и в школе. Ребята при деле, по улицам не шатаются.

— Понятно, — поблагодарив Олесю, следователь задал наводящий вопрос её младшей сестре. — Мастер всех попросил уйти, а Олю и Лёшу оставил?

— Нет. Лёша с нами ушёл. Оля осталась, потому что с ней мастер о её последней модели поговорить хотел. Ну мы, зная её дотошность, ждать не стали. Разговор не на пять минут.

— И Лёша не стал ждать?

— Нет, он там в скверике рядом с ДК лавочку нашёл. Остался.

Картина того вечера в голове Флагманского постепенно начала проясняться. Получалось так, что последними, кто мог видеть Ольгу, были мастер Фёдор Ильич Собакин и её друг — Алексей Фомкин.

Показания остальных молодых людей из компании моделистов любителей — Вали Гарбуз и Артём Феоктистов, ничего существенного к показаниям Кулдаковой не прибавили. При вопросах следователя они всё больше смущались, отвечали односложно: видно, им не по душе были расспросы Пал Палыча. А вот Фомкин рассказал следующее:

— Я её долго ждал, минут сорок, точно.

— И что, дождался?

— Нет. — Лёша опустил голову. Флагманский чувствовал, что подросток что-то не договаривает. Рядом в комнате, где происходила беседа, сидели его родители, понятно, что он их стеснялся, но было ещё что-то такое, что мешало ему сказать всю правду сильнее, чем простое смущение.

— Лёша, ты говори, говори. Следователю разобраться надо, — посоветовал сыну отец, тоже почувствовав, что Лёша недоговаривает.

— Отец, что ты лезешь? — на высокой ноте заверещала мать Фомкина. — Не видишь, мальчику плохо. — В семье Фомкиных мать играла роль первой скрипки. Её муж не числился в каблуках, хотя и признавал в бытовых вопросах её безусловное лидерство. — А вы, товарищ следователь, не давите на ребёнка, ему и так плохо, девушку у него убили. Боюсь я за него.

— Я не давлю, просто хочу установить точно, как всё было. Алексей, так ты больше не видел Олю?

— Нет, не видел. Я домой пошёл.

Дальше нажимать на подростка в сложившейся домашней обстановке становилось бесперспективно. Задав несколько ничего не значащих уточняющих вопросов, следователь ретировался. Нужно искать другие подходы к ребятам, и особенно — к Фомкину. Он явно что-то знал и скрывал. То ли боялся, то ли сам был замешан. Флагманский пригласил к себе на выработку плана следующих шагов расследования майора Толина.

— Не похоже, Саша, на маньяка, — Отвечал на обоснованное предположение Толина о личности убийцы Флагманский. — То есть, выглядит всё, как ты говоришь, но знакомые Оле Сенявиной ребята, очевидно, знают больше об убийстве, чем говорят.

— Результаты экспертизы готовы?

— Нет пока. Зина говорит — большой объём работ.

— Не думаешь же ты всерьёз, что Олю убили её друзья?

— Я ничего пока не думаю. Знаю, что ребята многое не договаривают. И выяснить в рамках обычного следствия нам будет очень трудно, что именно они скрывают. Думаю, они сговорились, а их показания — ключ к поискам преступника. Помнишь случай с пистолетом? Не будем повторять ошибок и ждать, когда трагедия их раскачает на признание.

— Понятно-понятно, и что ты предлагаешь? Маскарад?

— Тебе виднее, в таких штуках ты главный специалист в розыске.

— Не преувеличивай.

— Нет, Саша, правда, нужно найти к ребятам подход. В погонах с ними начистоту поговорить не удастся.

— Ты бы их лучше сюда вызвал. В этих стенах они бы врать поостереглись.

— Ты же знаешь, как я к этому отношусь. Ну, что их пугать, грозить тюрьмой? Показывать какие мы слуги закона есть во всей своей карающей красе? Нет, Саша, так не надо. И так в стране сейчас твориться бог знает что. Что же мы последние крупицы веры в справедливость своими руками из душ людей будем выметать?

— Да знаю. Старая песня о благородстве работников органов, беспрестанности и справедливости. А у нас с тобой изуродованной труп шестнадцатилетней девушки. И возможно, кто-то из этих детишек, которых ты волновать не хочешь, виновен в её смерти или в укрывательстве.

— Не думаю, что среди них прячется убийца. Непредумышленное укрывательство возможно… Вот и помоги узнать правду. А прежде всего, им помоги от груза освободиться.

— Фу-ху-ху. Хорошо, давай вводные. Придётся вспомнить старое.

— Спасибо, Саша. Когда приступишь?

— Сейчас у нас конец дня, среда. Значит, завтра.

— С делом ты знаком. Материалы опроса свидетелей я к тебе в кабинет через час пришлю, вот только протоколы заполню должным образом.

— Договорились. — Толин пошёл к двери, взявшись за дверную ручку и обернувшись, на прощанье, сказал. — Непредумышленное, говоришь?

Толин, обзаведшись удостоверением представителя райисполкома по работе с молодёжью Первомайского района Москвы, отправился на стадиончик, где юные техники обычно испытывали радиоуправляемые модели самолётов. Пятеро ребят запускали самолёты по очереди. После каждого полёта они обсуждали, что нужно переделать в конструкции, что добавить, а что, наоборот, убрать, чтобы их крылатые модели летели дальше, круче, выше.

Полюбовавшись несколько минут на полёты, Толин, покинув ряды зевак, подошёл к ребятам с вопросом:

— Добрый день, ребят.

В ответ он услышал нестройный хор ответных приветствий: «Здравствуйте-Добрый день, и даже один смелый — Привет!».

— Вы что же, это всё сами смастерили, без помощи взрослых?

— А вам зачем? — поинтересовался на излишнее, как считали подростки, любопытство взрослого рослый спортивный парень, которого, как знал Толин, звали Артём Бочкин. Это он на приветствие взрослого мужчины в костюме дерзко ответил — «Привет!».

— Я тут случайно проходил мимо, увидел вас, заинтересовался. Мне бы хотелось, чтобы и в нашем районе ребята имели возможность заниматься моделированием.

— А-а. Ну и что? — прищурив глаза, продолжила в тон словам Артёма, разговор Валя Гарбуз — девушка в джинсах, не по моде короткостриженая, со строгим лицом и фигуркой худенького мальчика.

— Ребята, вы напрасно меня за любопытного бездельника принимаете.

— Вы, конечно же, не такой, — с ехидцей заметил Лёша.

— Нет, не такой. Я из первомайского райисполкома. Занимаюсь делами молодёжи, организую секции для школьников и студентов. Спортивных и творческих секций у нас предостаточно, а вот с секций, где подростки изучают технику, знакомятся с методами современного производство, не хватает. Вот в исполкоме и решили у соседей опыт организации таких клубов по интересам перенять.

— Так вы что, нас специально искали? — поинтересовался Лёша, сменив ехидство на деланное холодное безразличие.

— Нет. Хотел к директору 315-й школы зайти, узнать, как у них вопрос технического просвещения школьников поставлен, а тут ваши модели… в небе стрекочут. Не мог пройти мимо.

После объяснения Толина подростки немного расслабились, сменив гнев на милость. Хамить причин не было, но бросаться на шею незнакомому партийному дяденьке они попыток тоже не предпринимали. Они молча смотрели, ждали, что Толин предпримет дальше. Испытывали терпение. К счастью, Толин имел большой опыт общения с разными типами людей — как взрослых, так и подрастающих, и такая встреча никак обескуражить его не могла. Сделав вид, что не заметил, когда подростки не отвечали на его предыдущие вопросы, спросил снова:

— Отличные у вас модели. Дома их делаете?

— Нет конечно. В мастерской, — объяснила Нина.

— У вас секция или…?

— Секция, в ДК Красных Ткачей, — уточнила Валя.

— Ребята, с вашим руководителем я могу поговорить?

— Отчего же не можете, можете, — взяв в руки модель самолёта, разительно напоминающего довоенный И-16, сказал Бочкин. — Пойдёмте с нами, мы как раз в ДК идём. Там с нашим мастером и познакомитесь.

Под секцию администрация ДК Красных Ткачей отвела четверть площади всех своих подвальных помещений. Мастер провёл перепланировку, в результате которой получилось всего две комнаты и один закуток. Одна большая, в 50 квадратных метров собственно мастерская с верстаками, старым токарным станком, шкафами, забитыми инструментами, стеллажами с деталями и готовыми изделиями. Вторая комната, в три раза меньше, служила раздевалкой, столовой и местом неформального общения. Была и третья комнатушка — личные апартаменты мастера, размером с кладовку. Он её всегда запирал на замок, и что там хранилось никто, кроме него, не знал.

Что сразу бросилось в глаза Толину, так это чистота и идеальный порядок, которые царили в стенах мастерской. И ещё! Поразила Толина одна деталь в зале мастерской. Слева от входа стоял стеллаж сверху до низу заполненный… нет, не моторчиками, опутанными разноцветными проводками, как можно было ожидать, а книгами. Потом Толин узнал, что книги не относились к технической литературе, а принадлежали к редкой в то время, востребованной, дефицитной породе научной, и не очень, фантастики. Большинство книг, стоящих на полках, освещали всего-навсего одну, как считали многие фантасты, наиважнейшую тему — тему контакта человечества с инопланетным разумом.

За дальним верстаком, над скрученными в куб железными патрубками и торчащими из них грибами цилиндров колдовал маленький человек в синим халате, берете и квадратных роговых очках — мастер Ильич. Фёдор Ильич Собакин впечатления не производил. Такой себе среднестатистический учитель труда из средней советской школы. Увидев, что ребята с собой привели с улицы какого-то чужака, он накрыл стальное детище грязной простынкой и, сделав озабоченное выражение лица, потопал навстречу нежданному гостю.

После официального представления, Ильич, раздав задания ребятам, предложил Толину попить чаю и заодно обсудить все интересующие его вопросы в предбаннике. Чай мастер приготовил крепкий, густого чёрного цвета с красным оттенком, чуть ли не чифирь. Из вежливости Толин сделал два глотка, дальше пить не стал, опасаясь за свой сон и цвет зубов. Мастер с видимым удовольствием выцедил один стакан вприкуску с карамелькой, и начал второй. Толин опасался за сохранность глотки Ильича, который глотал сущий кипяток не морщась. Видно, глотка оказалась лужёная, зря Толин беспокоился.

— Сколько ребят посещает секцию?

— По спискам у нас пятьдесят человек. Регулярно, два раза в неделю, ходит от силы тридцать. Актив — пять человек, большинство из них вы уже видели. Хорошие ребята, любознательные. Они каждый день в мастерскую приходят. Для них моделирование перестало быть просто хобби.

— Фёдор Ильич, я вам уже говорил, что мы в нашем исполкоме решили открыть две-три таких же мастерских, как у вас.

— Хорошее дело. Ребята будут при деле, не будут клей нюхать и кулаками на улице махать.

— Вот-вот. Наши с вами мысли сходятся. Только такие мастера, как вы, у нас нарасхват. Никто на инициативных началах работать с молодёжью не хочет. А откуда я им ставки возьму? Никто деньги на оклады руководителям секций сейчас не выделяет. Других забот полон рот. А хочется, чтобы детям не нужно было платить за такие правильные и нужные увлечения.

— Правильно, Александр, вы говорите — не должны дети платить за знания и умения.

— Ну да, ну да. Нет, бюджет на покупку нужного оборудования, деталей есть, а вот людей, кто бы этим занялся, нет.

— У-м. Если вы меня соблазнить хотите, к вам в район перетащить, то напрасно хлопочите. Я своих ребят не брошу, а совмещать времени у меня нет. Советом помогу. Как говорится, чем богаты.

— С вами приятно общаться, всё с полуслова понимаете. И я вас тоже понимаю. Тогда, если не возражаете, я к вам буду заходить. Даю слово, мешать не буду. Мне и надо-то всего неделю, не больше. Думаю, за неделю мы с вами всё успеем обсудить. Заодно посмотрю, как вы учебный процесс ведёте, как с вашими учениками управляетесь. Придётся привлекать к руководству секций студентов и самому их премудростям управления подростками обучать.

— Вижу, загорелись вы идеей всерьёз. Уважаю. Заходите, буду рад.

Толин стал каждый день наведываться в мастерскую: знакомился с ребятами, общался с мастером. К середине следующей недели он узнал несколько фактов достойных пристального внимания и изучения. Актив секции часто оставался после того, как остальные моделисты расходились по домам, и не просто оставался, а взахлёб обсуждал случившееся с Олей. При появлении Толина они замолкали, но обрывки фраз, характерные словечки, маскирующие суть разговора, до него долетали. Поняв, что так он может долго блуждать вокруг да около, инспектор пошёл на хитрость. Повстречал, будто бы случайно, Лёшу и завязал с ним доверительную беседу. Толин выяснил всё, что ему требовалось. Части ребуса встали на свои места. Подтвердилась его интуитивная догадка. Мастер оказался не так прост, как ему показалось с первого взгляда.

— Да, вы правильно заметили, мои друзья на взводе, — Лёша говорил о наболевшим. И чем больше он открывал душу перед, в общем-то, незнакомым, но таким внимательным, чутким человеком, тем ему становилось легче. — Не знаем, что и делать.

— Что у вас случилось? Расскажи, Алексей, я, конечно, не настаиваю, но дельный совет смогу дать. Не первый год в человеческих отношениях разбираюсь.

Фомкин, грустно усмехнувшись, проговорил:

— По казённой части, так сказать.

— Не совсем. Не будь у меня тяги к молодёжи, я бы такими вопросами заниматься не стал. Знаю, как это бывает, сам трудным подростком был.

— Вы?

— Да. А что тебя так удивляет? И драки были и приводы, и много чего ещё. Вот если бы мне в своё время не помогли неравнодушные люди, может быть, ты бы сегодня с кем-нибудь другим домой возвращался. Добро помнить надо, это я на всю жизнь усвоил.

— Эх. Не всё так просто… Страшнее всё.

— Так что у вас случилось? Со шпаной местной не поладили.

— Да нет, что вы. Это было бы счастье. Не знаю, как у других, а у меня горе. Есть не могу, спать не могу. Маюсь, и главное, знаю, что должен что-то предпринять, но не знаю что. И тут понимаете, самое обидное, друзья мне не верят. Меня подозревают.

— Когда друзья не верят — плохо. Получается ты что-то такое знаешь, а они тебе не верят, так?

— Ну да. Выпытывают, принуждают сказать «правду». А какую правду сами не знают. Противно.

— Понимаю. Предлагаю попробовать разобраться вместе. Если ты не против, конечно.

— Не поймёте вы. Всё так запуталось, я порой сам себе не верю.

— Ну-ну-ну. Не попробуешь, не узнаешь. Так что у вас стряслось?

— Олю убили. Мою девушку.

— Как это произошло?

— Да не знаю я!!!

— Погоди. Не волнуйся. Почему тебя ребята не верят?

— Понимаете, выходит так, что я её видел живой последний. Ну, почти последний. Там ещё один человек был. Из-за того, что я видел, как она с этим человеком в сторону леса уходила, мне и не верят. Говорят, я выдумал всё, чтобы себя выгородить. Я в тот вечер в мастерской поссорился с Олей. Все это слышали. Потом мы все из мастерской ушли, а она осталась. Я тоже ушёл, но потом не выдержал и вернулся. Помириться хотел. Сел на лавочке, через дорогу от ДК, ждал, когда она выйдет. И через двадцать минут Оля вышла… но ни одна, — понимаете? — а с ним. Я не хотел, чтобы слышали, как я с ней буду разговаривать, отношения выяснять.

— Почему?

— В общем, я хотел извиниться за свою грубость. А тут он. Ладно, думаю — ей в одну сторону, ему в другую. Вышло по-другому. Они вместе пошли, да при том в противоположную сторону от нашего микрорайона вообще. К лесу. А что там им так поздно делать?

— Действительно — что?

— Вот я и не знаю что. Ребята мне не верят, грозят ещё.

— Так кто этот человек, говоришь, был?

Лёша, на несколько секунд замолчал, погрузившись в свои переживания. Он колебался — сказать или не сказать Томину самое главное, открыть то, что его так мучило, не давало жить. Желание освободиться от груза пересилило.

— Ильич.

— Ильич?

— Да.

— Ничего не понимаю. Зачем они в лес-то пошли?

— Вот то-то и оно, что в темноте им там делать нечего.

–…Подожди, а днём, значит, там было что делать?

— У мастера там полигон.

— Где? Подожди, что за полигон?

— Где? Да на той самой поляне, где Олю нашли.

— А полигон?

— Мне будет вам трудно объяснить. Он вместе с нами там разные штуки испытывает.

— Понимаю. Я видел он мотор ремонтировал. Ты про эти штуки?

— Да, только это не мотор.

После того как Лёша заявил, что Ильич у себя в мастерской чинил не мотор, и вообще не чинил, а готовил к испытаниям, он выдал такое, что Толин не поверил своим ушам, настолько бредово и нелепо это звучало. Следующим утром инспектор явился на Петровку и сразу же пошёл в кабинет к Флагманскому. Он хотел выложить ему всё, что узнал, и совместно с ним прийти к решению — что делать дальше. Как раз и результаты комплексной экспертизы места преступления и тела погибшей девушки подоспели.

В акте экспертизе трупа говорилось, что Оле хирургическим путём удалили матку, почки, легкие и сердце. Причём, когда начали операцию, она ещё находилась в сознании. Мало того, ампутацию внутренних органов проводили не скальпелем, а неизвестным инструментом. Края ран словно прижигали паяльником, с тем отличием, что порезы получились ровненькими до невероятного. Но на этом сюрпризы не заканчивались. Ткани тела трупа сильно фонили. Другими словами, тело почему-то оказалось радиоактивным. Получив такие неоднозначные данные, группа экспертов, вооружившись счётчиками Гейгера, отправилась на поляну с фиолетовыми цветами. Поляна излучала радиацию на порядок сильнее, чем мёртвое тело. Конкретного источника радиоактивного заражения обнаружить не удалось. Радиация словно висела в воздухе, заодно облепив невидимой паутиной растения на поляне. Особенно излучали дьявольскую благодать цветы.

В акте экспертизы места преступления значилось, что предполагаемый преступник носит ботинки с квадратными носами, отечественного производства, 5-й обувной московкой фабрики, сорокового размера. Именно такие ботинки видел Толин на ногах Ильича. И несолидный для взрослого мужика сороковой размер тоже указывал на мастера. Вроде бы всё сходилось на нём. Фомкин видел его в компании с Ольгой, следы, скорее всего, принадлежали ему и поляна-полигон странного назначения, на которой мастер Собакин проводил свои сумасшедшие эксперименты.

— Так ты думаешь, это он? — сомневался Флагманский.

— Паша, я уверен. Ты бы его видел. Такой тихий, неприметный, а в глазах черти пляшут. Настоящий псих. Брать его надо.

— Мотив? Не верю, чтобы сорокалетний, не судимый мужчина, двадцать лет занимающийся с детьми вот так вдруг взял, да с ума сошёл.

— Да не вдруг, не вдруг, а постепенно. Вот послушай, что мне Фомкин про него рассказал. Даже не будь данных экспертизы, указующих на него…

— Косвенных.

— Пусть косвенных. Я бы всё равно к тебе пришёл с предложением об аресте Ильича.

— Ладно, выкладывай, что там такого сенсационного тебе поведал Фомкин.

— Этот Собакин помешан на фантастики.

— И всё?

— Постой, не перебивай, пожалуйста. Так вот, его не просто вся подряд фантастика интересует, а исключительно та, которая поднимает проблему контакта. — Флагманский в непонимании от того, что не угадывал куда клонит Толин, поднял брови. — Да, контакта с большой буквы «К». Видишь ли, он себя возомнил чуть ли не благодетелем всего рода людского. Этакий непризнанный гений со сверхценной идей, гарантирующей, по его мнению, создание связи с иными мирами. Только от одного этого по нему психушка плачет. Слушай дальше. Вся эта секция, работа с детишками, модельки, — только прикрытие. По сути, он сумел создать уфологическую секту на базе клуба. Участники этой секты — шесть ребят, включая и Олю. Он, естественно, руководит сектой. Воображая себя первым контактёром. Что-то вроде Гагарина, только значимее или, как говорят сейчас мои клиенты, круче. Он так запудрил подросткам мозги, что они его буквально боготворят и страшно боятся. У Лёши глаза немного открылись после пережитого им шока от смерти любимой девушки, остальные ничего плохого о своём учителе-контактёре и слышать не хотят. Лёша, по их мнению, предатель и сам убил Олю.

Ну это мы отвлеклись немного. Главное, что Собакин имеет влияние на ребят. Добился он его не просто разговорами, но и демонстрацией. Он вместе с ними собрал в мастерской генератор подпространственного сигнала, создающий мост между нашим миром и возможными мирами инопланетян.

— Чушь, — убеждённо сказал, нахмурив брови, Флагманский.

— Первостатейная, ужасная, но подростки в неё верят. Ильич не просто так выбрал ту полянку в лесу. Оказывается, там, — ну не только там, а дугой по этому леску — я у геологоразведчиков специально узнавал, — проходит геологический разлом. Поляна — нижняя точка, ближе всего к разлому. Передатчик Ильича как-то настраивается на магнитные завихрения аномалий разлома, синхронизируется с ними, то ли ими, подпитывается их энергией и выдаёт импульс, на который, как мухи на мёд, по теории Ильича, должны слететься зелёные человечки со всей вселенной.

— Звучит дико. Саша, ты уверен, что тебя не разыграли?

— Уверен, Фомкину было не до шуток. Они передатчик уже испытывали. Правда, неудачно. В тот вечер они, как раз, обсуждали дату следующего сеанса. Кстати, передатчик стоял в лесу, когда Олю убили, мастер его только на следующий день забрал. А вчера, слышишь, вчера он его опять в лес на тачке отволок.

— Зачем?

— Это-то понятно. Опять хочет повторить эксперимент. Его срочно нужно остановить. Подозреваю, что первые неудачи подвигли мастера на крайние меры. И этими крайними мерами могло стать жертвоприношение. Он не остановится. Вполне может убить ещё кого-нибудь из числа ребят актива. Подозреваю, что в этот раз опасность грозит Фомкину, как недопустимо много знающему и поэтому крайне опасному для маньяка.

— Учти, у нас на него, кроме слов мальчика, ничего существенного нет. Вполне может отпереться. Следы рядом с трупом — доказательство слабое. Он там регулярно бывал по технической надобности. Ребята подтвердят.

— Значит, его нужно заставить дать показания.

— Как? Что ты мне его пытать прикажешь?

— Ну нельзя его на свободе сейчас оставлять. Получим ещё один труп, что мы тогда делать будем? Не знаю, как тебя, а меня совесть замучает, если ещё один ребёнок погибнет.

— Хорошо. Убедил. Возможно, сейчас это единственный выход. Потянем время, выработаем нормальный план действий, который позволит нам на самом деле обезвредить опасного преступника.

— Маньяка.

Собакина задержали на трое суток без предъявления обвинений. Первый же допрос мастера для подполковника Флагманского стал откровением. Никогда до этого у него не было такого странного подследственного.

— Ну что вы можете понять? Вы связанный по рукам и ногам догмами предрассудков, проигравшей историческую гонку идеологии! — возбуждённо тараторил Собакин. Без берета он стал похож на лохматого нечёсаного лешего. Всю благообразность «учителя труда» заслонила коричнево-пегая густая шевелюра.

— Вы объясните, я постараюсь понять.

— Что?

— Для начала: что за идеология, и почему вы считаете её проигравшей? А потом расскажите, что случилось в позапрошлую субботу.

— Идеология-то? Понятно, что наша государственная коммунистическая идеология по швам трещит. Всё. Показала свою неспособность соответствовать современным требованиям. Тормозит передовое казёнными лозунгами, скрывает от людей факты, не даёт развиваться.

— Не понимаю, какое это имеет отношение к тому делу, которое я веду и по которому вы даёте показания.

— Ну как вы не поймёте — нет никакого дела! Напридумывали себе преступлений и, закрыв посадкой невиновного человека дело, статистику себе подправить хотите.

— Я следователь по особо важным делам, критерии моей работа несколько иные. Вернёмся к главному. Вы, в самом деле, считаете, что убийство девушки — не преступление?

— Ещё раз вам повторяю: убийства не было.

— А что было?

— Контакт.

— Что-что?

— Контакт. Первый в истории человечества контакт с иной цивилизацией. Да куда там. Не льщу себя надеждой, что поймёте. Нам повезло встретиться с непознанным, с ними, пришедшими к нам на зов. Мы их сами позвали и не справились, не поняли, как себя с ними вести.

— Так вы утверждаете, что Ольгу Сенявину убили инопланетяне? — Флагманский, подготовленный Толиным, конечно, ждал чего-то необычного от первого допроса Собакина, но не настолько же.

— С чего вы взяли, что это убийство? Я же говорил — для вас это нонсенс. Слепой никогда не сможет увидеть и понять, что такое солнечный свет.

— Фёдор Ильич, вы на учёте в психдиспансере не состоите?

— Так вы МЕНЯ за психа считаете?

— Извините. Но в то, что вы говорите, поверить трудно. Невозможно.

— Для вас это, естественно, так и есть.

— Ну, хорошо. Допустим, вы видели что-то такое, что я никогда не видел и узнали то, что большинству людей неизвестно. Так поделитесь знанием, и мы с вами вместе разберёмся. Мне совершенно не хочется вас обвинять в том, чего вы не совершали. Помогите мне понять, что на самом деле случилось с Ольгой.

— Я не знаю, что с ней конкретно случилось. Но я её не убивал, — Ильич на уловку душевного следователя не поддался. Ничего конкретного он ему рассказывать не собирался.

— Откуда тогда вы решили, что это инопланетяне?

— Информация у нас в районе распространяется быстро. Те два мужчины, которые её нашли, молчать не стали о том, как выглядело её тело, поэтому я знаю хорошо, и в отличии от вас понимаю, что это значит.

— Но вас же, Фёдор Ильич, видели вместе с ней уходящими в направлении леса.

— Лёша всё перепутал. Он влюблён в неё был сильно, вот и мерещится ему всякое. Ревность юноши возможно одна из самых страшных вещей на свете. Нет, я не утверждаю, как некоторые, что это он её убил из ревности. Знаю — Олю никто не убивал. Состоялся контакт. Её суть, её тонкое тело забрали с собой.

— А следы ваших ботинок рядом с трупом?

— Вы же прекрасно знаете — там мы с моими ребятами часто устраивали испытания сконструированных нами механизмов. За день до этого я там был и утром в субботу тоже.

— Зачем?

— Возвращался за инструментом. Мне показалось, я там пояс с ключами оставил.

— Нашли?

— Нашёл.

— Между прочим, другие ваши ученики утверждают, что они ушли, а Оля осталась в клубе.

— Ну да, я этого не отрицаю. Осталась. Побыла немного, а потом ушла.

Зацепок в показаниях мастера Флагманскому, чтобы раскрутить дело, найти не удалось. Случилось то, чего он опасался, — Ильича пришлось отпустить. Единственное на что имел право Пал Палыч, после таких показаний Собакина, так это отправить его на экспертизу в психбольницу. Ильич с достоинством выдержал все тесты подозрительных врачей, и следователь получил заключение, в котором утверждалось, что значительных нарушений в психике и поведение Собакина психиатры не усмотрели.

Толину ничего другого не оставалось, как продолжать втираться в доверие к мастеру. Раз не удалось получить достаточной информации на допросах Флагманскому, ему предстояло, проявив оперативную смекалку, самому прокладывать путь следствию. Теперь, после того как мастера выпустили, в мастерской Толин стал бывать чаще.

— Прекрасная работа, — Толин рассматривал сделанную самим мастером радиоуправляемую модель советской подводной лодки времён ВОВ, серии «Щ», или как их ещё называли — Щуки. — И как вам удалось создать такой шедевр. Ведь, я так понимаю, она на ходу?

— Да. Может погружаться, всплывать, выдерживать курс под водой. Но вы зря меня одного хвалите. Мы над всей секцией работали, каждый постарался.

— Конечно-конечно. Хотя схему сделали вы, и материалы подбирали вы.

— Понятно, я же их учитель. Мастер — как они между собой меня называют.

— Справедливо. Но вот, что вы сами мастерите? Я заметил, что к этому, — Толин указал пальцем на прикрытый скатертями железный горб, — вы никого не подпускаете, сами возитесь.

— Хе хе. Ну не всегда, актив секции знает и иногда помогает. А в общем вы правы.

— Так, что это? Двигатель для гоночного автомобиля?

— Потом, может быть, расскажу.

Ильич ушёл от прямого ответа. Толин решил не нажимать, а подождать удобного случая продолжить разговор. Пока он, как мог, втирался в доверие к ребятам. Становясь для них, если не своим в доску парнем, то хотя бы тем, кого не стесняются — взрослым, которому можно доверять, в известных пределах, несомненно.

Постепенно Толину удалось наладить тесный контакт с Собакиным и тот, как хитрый и умный человек, потихоньку начал вводить его в курс своих представлений о мире. В общем то, о чём ему рассказывал Ильич, подтверждало сведенья полученные Толиным от Фомкина: всё тот же бред о зелёных человечках, правда, дополненный и отягощённый техническими подробностями. Очевидно, мастеру не хватало зрелого единомышленника, на которого он мог бы опереться в работе с подростками и, к тому же, не претендующего на роль лидера в его секте. В лице Толина он нашёл идеального кандидата на роль помощника, поэтому он, в конце концов, ему доверился. Не последнее место в процессе притирки Ильича с Александром Николаевичем Толиным занимала харизма последнего, но главным и самым весомым, подвигнувшим Собакина на откровения, стали открывающиеся перед мастером перспективы, если он бы сумел завербовать человека из Исполкома.

Толину удалось выяснить, что генератор работает и, как считал Ильич, при включении способен призывать пришельцев. Добиться такого успеха Ильичу удалось как раз в ночь смерти Ольги. Тайну гибели девушки Ильич открыл Толину последней. В тот тёплый августовский вечер Синявина осталась в клубе, не хотела идти на улицу со всеми, а больше всего не хотела выяснения отношений с её парнем — Лёшей. Мастер, как всегда, копался в электронных схемах, а Оля сидела рядышком, но не интересовалась — что к чему, как обычно, а изучала пространство. Уставилась в одну точку невидящим взглядом и молчала.

— Что-то ты Оленька такая невесёлая сегодня?

— Да вы-то наверняка знаете, слышали, как мы с Лёшкой ругались.

— Не переживай. Обычные переживания молодых людей, выступающих во взрослую жизнь. Лёша хороший мальчик.

— Знаю, что хороший. Вот только ревнивый, как Отелло. Понимаете, мне оправдываться надоело. Каждый день он ко мне пристаёт: «Ты не так на него посмотрела», «Что он тебе сказал?», «Где была?», «Лучше расскажи мне всё, как было», — а что я ему расскажу, если ничего не было. Измучил он меня.

— Непорядок. Думаю, это у него от понятного перегрева ума. Первая любовь на всю жизнь запоминается. Потерпеть надо. У некоторых проходит. Дай ему ещё один шанс.

— Вы так думаете?

— Олечка, поверь, опыт у меня в делах сердечных имеется, хоть и не такой великий, как мне бы хотелось. Хе хе хе. — Оля округлила глаза. — Ладно, шучу.

Ольга, улыбнувшись, всё-таки обратила внимание на работу мастера:

— Не получается?

— Эх. Уж очень я надеялся в последний раз на то, что сработает. Три испытания, а на выходе лишь пшик. Понимаю, что разгадка близко, но вот где, хоть убей не пойму.

— Да? У меня тоже так бывает. Бьёшься над задачкой, бьёшься. Никак. А потом меняешь местами условия и сходится.

— Как-как ты говоришь? Поменять местами? — Ильич застыл на месте, аж приоткрыв рот. Ему в голову, после слов Ольгу, пришла какая-то потрясающая мысль. Боясь её упустить, он не двигался с места, стремясь закрепив догадку на поводке формулировок и засунуть в клетку системы знаний, чтобы не убежала.

— Что с вами?

— Постой-постой. Минутку.

Ильич, сбегав к себе в каморку, вернулся с гирляндой проводков и коробкой с проводниками. Высыпав их на верстак, он взялся за паяльник. Увлечённо спаивая микросхемы, монтируя их детальки в чудном порядке, он вроде бы забыл о присутствии Ольги. Та решила о себе напомнить:

— Фёдор Ильич, ну я пойду, не буду вам мешать.

Подняв голову, Ильич воскликнул:

— ОЙ! Олечка, прошу тебя, не уходи.

— Поздно уже.

— Слушай, ты меня на такую мысль навела, что… В общем, прошу тебя — помоги мне. Я сейчас здесь закончу и пойду к генератору.

— Чем же я вам помогу?

— Не бойся. Поможешь мне две схемы заменить и иди домой, а дальше я уж сам. Сейчас темно уже, я вижу плохо. Буду говорить, что делать, а ты исполнишь. Хорошо?

— Думаете, выйдет? — сама того не желая, Оля заинтересовалась. Мастер ей и им всем столько рассказывал про Контакт, что она не могла не помочь.

— С твоей помощью, конечно. Так, сейчас, вот ещё припаяю проводок… Закончил. Пошли?

На полигон они добрались уже когда совсем стемнело. При свете фонарика подслеповатый Ильич точно бы не смог правильно смонтировать принесённые им на поляну схемы. Оля помогла. Мастер освободил передатчик из плена тайника, устроенного в вырытой ребятами ямы, сверху прикрытой досками и пластом земли с травой. Подняв передатчик наверх, он подключил к нему аккумулятор, снял защитный кожух, обнажив электронный мозг генератора. Остальное, руководствуясь инструкциями Ильича, сделала Оля.

По словам мастера, Оля сама отказалась уходить с поляны, осталась вместе с ним, желая посмотреть, чем кончится включение обновлённого передатчика. Что случилось потом, после того как затарахтел электрический моторчик передатчика и нажали кнопку, Ильич помнил смутно. Ярчайшая, ослепительная, огненная вспышка света в небе. Потом провал в памяти. Очнулся Ильич лежащим рядом со сгоревшим передатчиком, от которого пахло оплавленными обмотками изоляции. Генератору пришёл конец, потом он его заберёт, но это будет потом. Труп Ольги он нашёл на поляне в двадцати метрах от себя. Ильич испугался, запаниковал. Сначала он убежал. На полпути вернулся обратно, спрятал генератор и даже внимательно осмотрел труп. Вот тогда-то он и понял, что его мечта воплотилась в жизнь. Контакт состоялся.

На то, чтобы собрать новый передатчик взамен сгоревшего, ушёл месяц. Мастер попробовал безуспешно отремонтировать старый, даже возил его на полигон, включал. Ничего не вышло, что-то там в его мозгах спеклось, железо заразил небесный огонь, и вся новая электроника, попадающая внутрь него, переставала фурычить.

Второй передатчик, созданный мастером заново, защищён был лучше и вырабатывал сигнал мощнее, чем его героически почивший предшественник. Ильич гордился им, надеясь на то, что вторая попытка выйдет лучше первой. Толин согласился помочь испытать генератор сигнала. Ильич настаивал на том, что в эксперименте должен участвовать весь актив секции, включая презираемого всеми стукачка Лёшу, но Толину, к его собственному удивление, довольно легко удалось уговорить произвести пробный запуск в отсутствии ребят. Отработать методику, а уж после пригласить всех остальных адептов уфологической секты на полигон.

Толин, посоветовавшись с Пал Палычем, решил устроить засаду на полигоне. Бойцы группы захвата, хорошо замаскировавшись, расположились вокруг поляны полигона в лесу. Несмотря на согласие испытания генератора в отсутствии подростков, Толин убедил Флагманского, что Ильич согласился для виду и в тайне от него готовит жертвоприношение. На этот раз должен умереть во славу Контакта предатель Лёша, поэтому-то мастер до сих пор и не выгнал его из секции. Вполне логично было бы избавиться от Фомкина, отказав ему в посещении клуба, а Ильич, напротив, встал на его защиту, стыдил, если кто-то заявлял Лёше что-либо нелицеприятное, и сам уговаривал Фомкина не прекращать посещать секцию. Ну зачем? А для того, чтобы покончить с ним на полигоне, дав урок остальным, показать власть. Томин считал Ильича маньяком, страдающим манией величия, обосновавшейся на комплексе неполноценности. Мастер мнил себя вождём, а власть требует подпитки праведными жертвами.

Милиционеры хотели взять Ильича с поличным, осознанно идя на риск и в то же время сделав всё, чтобы никто из детей не пострадал. За Ильичом следили и он всех в очередной раз удивил и разочаровал. На полигон он никого из актива секции не позвал. Как договорился с Толиным, так и сделал.

Скрывая досаду, Толин помог Собакину с передатчиком. Мужчины вытащили генератор, перенесли его на поляну. Томин уступил честь нажатия кнопки мастеру. Моторчик зажужжал, мозолистый жёлтый палец Ильича мягко надавил на голубую кнопку. Чик. Пауза. Прошла секунда и в дневном небе появилось белое пятно света диаметром в несколько сотен метров — ярче полуденного солнца. Через секунду в центре пятна закрутился диск приплюснутой юлы с нанесёнными на неё синими и красными полосами.

Юла, набирая обороты, мутила сознание, делая происходящее на поляне нереальным. Тени исчезли, а из диска выскочил луч света ещё ярче прежнего. По лучу, как по путепроводу, начали спускаться долговязые существа, укутанные в чёрные долгополые плащи, в широкополых шляпах. Глаза на овальных лицах пришельцев скрывали тёмные круглые очки, какие раньше носили слепые, промышляющие нищенством в пригородных электричках.

Мастер Ильич вышел вперёд, встречать долгожданных гостей. Собакин раскинул руки в стороны, показывая открытые ладони, демонстрируя отсутствие угрозы. Идущий впереди клина из семи существ инопланетянин протянул к Ильичу руку. Для рукопожатия? Нет, Ильич сразу упал. Куртка и рубашка слетели с Ильича в одно мгновение. Обнажившийся живот разрезался невидимым ножом ровно надвое, как спелый арбуз.

Первым очнулся от полосатого, красно-зелёного наваждения Толин. Выхватив пистолет, он выстрелил. Попал он точно в цель, но идущий впереди пришелец продолжал вышагивать. Из кустов на поляну выскочили несколько милиционеров. Флагманский рванул вместе со всеми на выручку своему лучшему другу Шурику. Вспышка. Благородный порыв прервала вторая небесная вспышка.

По ощущениям Флагманского, очнулся он через час, как и все остальные, хотя часы на его руке стояли. Никаких инопланетян, все живы и здоровы, не считая Ильича. В брюшной полости мастера отсутствовали все внутренние органы. Изнутри ткани живота словно покрывал розовый, блестящий от каких-то вкраплений лак.

Конец ознакомительного фрагмента.