Красный человек

Денис Александрович Игумнов, 2018

Красный человек живёт в каждом из нас, красный человек поджидает за дверью, прячется в подвале, смотрит в спину, следит и дышит. Рассказы сборника "Красный Человек" через швы тем срастаются в змею истории людей, узревших красный свет насилия, подчинённых им и навсегда покинувших ороговевшую шкуру сознания в поисках абсолютной истины. Брат с сестрой, собирая в лесу грибы, находят желеобразное чудо в яме. Трое подружек отправляются в загородный особняк на вечеринку и встречаются с неизвестной силой необратимо меняющих их естество. Рыцарь-монах и монах-рыцарь бросают вызов подземному злу. Женщина, отчаявшись, разочаровавшись в жизни, своей болью вызывает из бездны демона, награждающего её проклятьем. Молодожёны покупают по дешёвке дом, переезжают за город и, сами того не подозревая, открывают врата в потусторонний мир. Матёрый бандит приносит кровавую жертву своей алчности. Содержит нецензурную брань.

Красный человек

В лесу царила приятная тенистая прохлада. Так всегда — в открытом поле может припекать солнышко, а в лесу — погреб с температурой на несколько градусов ниже. Середина августа, лето торопливой рысцой бежало к своему закату. Хорошее время. Разноцветие осени пока лишь подбиралось к свободным одеждам природы, но земля начинала щедро отдавать накопленные за тёплые месяцы силы. Плоды в садах наливались прозрачным золотом, поля желтели созревающим урожаем, а здесь, среди тяжёлых зеленью своих прихотливых причёсок деревьев — берёзок, дубов, ясеней, лиственниц, прячась в низинах, влезая на холмики, прикрываясь опавшими листьями и облачаясь в травяные парики, лезли из рыхлой почвы грибы. Съедобные — статные, круглые, сытые соками грибницы, красивые с виду; и поганки — тонконогие, какие-то мутные, непонятные, опасные. Настоящие любители тихой охоты сразу отличали удовольствие для желудка от отравления и никакие справочники им для этого не требовались. Грибной год! Это когда представителей третьего царства много, и они есть везде — от привычных грибных мест, до городских парков и даже скверов.

От дачного посёлка до леса было рукой подать. Вышел за границу людского благоустройства, сделал пару десятков шагов и вот он — стоит курчавой стеной. На опушке грибов мало, и не потому, что плохо растут, а потому что дачники хорошо собирают, не утруждая себя дальними походами. Взрослые, за редким исключением, привержены отдыху, после огородных утех, за обеденным столом в обществе тарелок и бутылок. А вот дети — другое дело.

— Не бери ты свинушки, — мальчик лет одиннадцати надул губы и полез в карман шорт за перочинным ножиком.

— Почему? — Девочка со светлыми волосами, голубыми круглыми глазами, младше мальчика года на три, держала в одной руке пакет, наполовину наполненный грибами, а в другой — крепенькую свинушку.

— По кочану. Смотри сколько благородных грибов вокруг, — он нагнулся, раздвинул траву и показал девочке коричневую шляпку молодого подберезовика.

— Фу. Они сопливые.

— Не"фу", а вкусно. Не хочешь подберезовики собирать, бери моховики, маслята.

— Олег, а мама их пожарит?

— Нет, суп сварит.

— Не хочу суп!

— А будешь. Всё до капельки съешь. А то мама тебе запретит твои мультики смотреть. Ксенюська — капризуська.

Девочка надулась: старший брат над ней по-доброму подтрунивал, но ей не нравилось и нравилось одновременно. То, что нравилось, когда он её называл капризюськой или как-то ещё ласково дразнил, она обычно ему не показывала.

— Я не Ксенюська.

— Ладно. — По-настоящему огорчать сестру он не хотел. — Пошли дальше.

— Куда?

— За моховиковую полянку, через овраг.

— Далеко. Мы там не были. — Ксеня немного боялась.

— Значит, должны побывать. Там дубы растут, может, белых найдём. — Олег очень хотел найти белый. Хотя грибов вообще было предостаточно, но царь грибов им не попадался с конца июля.

— Хорошо, пошли. — Она решилась. Старший брат для неё был авторитетом и с ним Ксеня ничего не боялась. Ну, почти нечего.

Перебрались через овражек. Ксеня опять запачкалась. Там, на дне осталась от весеннего ручья лужа с тухлой жижей, прикрытая листьями, и она, конечно же, туда вляпалась. Сандалик хлюпнул, белый носочек посерел и намок. Пришлось Олежке возвращаться, вызволять её из ловушки.

— Грязнуля. Давай руку. — Олежка помог сестре выбраться. — Хорошо, что не упала.

— Я же не нарочно.

— Снимай.

— Чего?

— Туфельку снимай и носок.

Сестра подчинилась. Олежка вычистил сандалик, выжал носок, и дети продолжили путь дальше. За оврагом пошёл сухой лес. Собственно дубов в этих места росло мало. Молодые дубки не окрепли до степени настоящих лесных царей и делили территорию с более многочисленными клёнами и ясенями. Увы, грибов здесь не росло — даже поганых. Дети забрались довольно далеко от дома, настолько далеко, что их родители о таком их своеволии и не подозревали. Мама и папа отпускали их собирать грибы на опушку, не дальше, но неслух Олежка любил приключения и с каждым разом заходил всё дальше.

Вышли на полянку. Старый дуб, широкий, с узлами корней, буравящих землю, стоял, сторожил свои непонятные людям тайны. Вот где он спрятался. Рядом с ним просто обязаны расти белые. Ксеня побежала к дереву-старожилу первой. Подпрыгивая, размахивая пакетом, в жёлтом коротком платьице в мелкий сиреневый цветочек, она неслась вперёд, совсем не смотря себе под ноги. Где-то на полпути к дубу, Ксеня споткнулась, а потом поскользнулась, левая нога поехала вперёд. Олежка испугался, хотел крикнуть — "Осторожно!" — и не успел. Ксенька хлопнулась на попку и сидела, смешно хлопая ресницами. Она приземлилась прямо рядышком с краем ямы. Ничего такой себе ямы. Олежка увидел её уже, когда сестра была от неё в трёх шагах, поэтому так сильно и испугался, а Ксеня яму вообще не заметила, пока не упала.

Олежка поспешил к сестре, помог ей встать на ноги, отряхнул от налипшего на одежду мусора. И только после того, как он убедился, что с Ксеней всё хорошо, посмотрел в яму. Яма оказалась примерно двухметровой глубины и двухметровой же ширины. Неровные, влажноватые края, скользкие глиняные стенки. Попади в такую ребёнок, обратно без чужой помощи выбраться будет трудновато. Но не это настораживало. Яму на треть заполняла розовым холодцом прозрачная субстанция. Присоединившаяся к брату, Ксеня с любопытством заглядывала в яму.

— Ой, а что это такое?

— Не знаю.

— Розовенькое. Может оно сладкое?

— Ксеня, помолчи.

Старший брат подгрёб кроссовкой листья, веточки, кусочки мха к краю ямы и щёчкой кроссовки наподдал, отправив вниз. Лесной мусор осел на поверхности. Даже земляные крошки не думали тонуть. Все отходы природы легко удерживались розовой плёнкой — медленно их начало относить-оттягивать к стенкам. Сухой лист, огрызок веточки, кусочек мха, доходя до нёба ямы, вминались в её глинистую плоть, словно клеем прикрепляясь к стенкам. Через минуту розовое нечто, освободившись от мусора, снова выглядело чистым, непорочно блюдя розовую прозрачность загадочного студня. Пока Олежка стоял и раздумывал, Ксеня достала из пакета средний маслёнок и бросила его в яму. Брат отреагировал сразу: всё что касалось грибов, его волновало в первую очередь. Он схватил сестру за кисть и спросил:

— Ты чего его бросила? — Олежке стало жалко маслёнка.

— Ну, Олежка, я просто…

— Ладно, — он отпустил руку сестры, его заинтересовало то, что происходило с грибом в яме.

Гриб, упав на студень, секунд десять держался на плаву, а потом, будто приобретя свинцовую тяжесть, занырнул вглубь. Красная масса проглотила маслёнок одним махом. Дети увидели как гриб, не достигая дна, начинает таять, истончается и, не оставив следа, полностью растворяется.

— Ничего себе. — Ксеня качает головой.

Олежка запускает руку в её пакет с душистыми трофеями и, достав пару сыроежек, которых не так жалко, бросает их туда, вслед пропавшему маслёнку. Увлекательное оказалось занятие — кормить розовый кисель. Так гриб за грибом они перекидали все свои лесные трофеи. Впервые этим летом дети пришли из похода"за по грибы"с пустыми руками. Но они не расстраивались, у брата с сестрой появилась тайна. Их собственная.

Как он тявкал, Ксеня услышала сидя за праздничным столом, накрытым в большой комнате. Сегодня ей исполнялось восемь лет, и родители устроили классический день рождения на даче. Позвали знакомых соседей на шашлыки, накрыли отдельно для ребятни стол, украсили дом гирляндами шариков, блестящей мишурой. Правда, детей к Ксене пришло всего двое. Дачный посёлок испытывал дефицит в детях её возраста. Отдыхать на лето приезжали в основном взрослые, а с ними подростки, которые были не только значительно старше Ксени, но и старше её брата на три-четыре года. Их интересовали совсем другие вещи, и возможность повозиться с голопузой детворой энтузиазма у них не вызывала.

Поздравляли Ксеню всего две девочки (родители и брат — отдельная история) — семи и девяти лет. Подружками она их назвать не могла, — общалась она в основном с братом, — но и антипатии не испытывала. Будучи нормальным, общительным ребенком, почему бы и не посмеяться, не посмотреть на телефоне закаченных ещё в городе (в посёлке интернета считай что не было, да и родители следили за детьми) разных клипов и мультиков. Больше клипов, меньше мультиков — девочки хотели казаться взрослыми.

Торт, пирожные, газировка; на прочие разносолы дети внимания не обращали. Олежка, посидев немного с девчонками, ушёл на улицу к родителям. Подарки подарены, пожелания сказаны. Что ему с ними делать? Пускай посекретничают. Через полчаса раздалось весёлое гавканье. Ксеня поняла сразу — папа всё же сумел убедить маму и купил щенка. Главный подарок на её день рождение! О нём она мечтала давно, и давно клянчила. Мама выступала категорически против животных в доме. Грязь, обгрызенная мебель, ежедневные прогулки. Всё это неизбежно бы легло дополнительным грузом на её натруженные плечи ответственной домохозяйки. Для детей — забава, а для неё — лишний труд. Папа постарался, надавил одному ему известные кнопки и на третий год осады его жена сдалась.

Ксеня выбежала на крыльцо. При её появлении взрослые гости, собравшиеся вокруг мангала, дирижируемые мамой, закричали:"С днём рождения, Ксения!". — Раскрасневшийся, большой папа, в расстёгнутой на толстом животе клетчатой рубашке, успевший выпить пару литров пива, стоял на дорожке, под яблоней. Под его ногами суетился серо-коричневый пушистый комочек с чёрным мокрым носом и на коротких лапах. Он высовывал розовый язычок и, задирая мордочку, забавно тявкал. На корточках перед ним сидел Олежка и улыбался. Именинница поскакала к щенку. От прилива счастья у неё кружилась голова. День рождения удался.

К яме, в следующий раз, они пошли лишь через два дня после празднования дня рождения. Ксеня настояла на том, чтобы взять на прогулку с собой щенка, названного ей Шуня. Олежка прихватил в лес батон хлеба. Он подумал, что белый хлеб может послужить отличной закуской для студня. Прошлой зимой они с папой ходили на пруд кормить уток, тогда у них получилось отлично.

Яма оказалась на месте. Олежка почему-то ожидал, что вот они придут, а ямы там никакой и нет: приснилось им или ошиблись, но нету ни ямы, ни студня. Ксеня на поляне взяла Шуню на руки: он вертелся и умудрялся лизаться; его язык нет да-нет слюнявил её щеки. Девочки такое проявление собачьей нежности не нравилось, но она терпела, прижимая щенка к груди. Брат, достав батон, отломил от него кусок горбушки и запустил им в яму. Повторилась прошлая история с грибами, студень кушал-растворял и не уставал.

— Дай, я тоже хочу его покормить. — Ксеня протянула ладошку правой руки к брату за хлебом, а левой продолжала прижимать к себе Шуню.

Олежка дал сестре несколько маленьких белых кусочков. Она кинула один, второй, но щенок крутился и мешал; пришлось его опустить на землю. Кормить холодец оказалось настолько увлекательным занятием, что дети совсем забыли про щенка. И Шуня, конечно, помотавшись между ног хозяйки, оказался на краю — понюхал жёлтый, тронутый тленом, дубовый лист, потянулся, пополз и… упал в яму. Закричал он страшно, совсем по-человечески, так могут надрываться лишь очень маленькие, не понимающие, что происходит и откуда взялась вся эта сумасшедшая боль, божьи существа. Что-то брызнуло, хрустнуло, дальше дети не смотрели. Олежка оттащил замершую в кататоническом ступоре сестру от края и зажал ей ладонями уши. Но крик взвился до самого неба, отскочил от него, захлебнулся… ещё один высокий писк и всё. Дети в ужасе убежали домой.

Родителям Олежка рассказал, что Шуня потерялся в лесу. Убежал и не вернулся. Это хоть как-то объясняло непрекращающейся рёв Ксени. Слава богу, она не могла говорить сквозь потоки горючих слёз. Папа и мама расстроились настолько, что пошли искать щенка. Естественно, не нашли.

Ночью в детской состоялся следующий разговор:

— Олежка, может, мой Шуня жив?

Ксеня лежала, вытянувшись в дрожащую струнку под одеялом, и смотрела в потолок. Её кровать стояла под окном, а Олежкина — у левой стены.

— Шуня на небе. Ему там хорошо.

Сестра снова начинает плакать, и сквозь слёзы произносит:

— Он, наверное, просто лапку сломал. Надо вернуться. А то как же он там, ночью.

Олежка тяжко вздыхает, молчит. Ему не хочется расстраивать сестру, и он, в конце концов, соглашается пойти туда завтра и посмотреть.

Протоплазма в яме прозрачна и чиста, как гранатовая слеза. Ни щенка, ни его следов, как будто детям приснился-привиделся кошмар с криками и болью. В этот раз они ничего не принесли студню на завтрак, и он-оно это чувствует. Страшное розовое нечто, напившись свежей крови, темнеет, выходит из состояния покоя, вспучивается. Напирая на стенки, протоплазма, единым комком, ползёт по стенкам наверх. Потрясённые таким фантасмагорическим зрелищем дети отскакивают назад и отбегают на край поляны, под защиту деревьев. Выбравшись на глинистый берег ямы аморфный кусок холодца формируется в подобие человека — из уже стремительного налившегося огненным цветом, красного слоновьего лизуна вылезают ноги, руки, выпирает голова — а в голове открывается растягивающейся провал непомерно огромного рта.

Красный человек делает шаг вперёд — к детям. Его правая нога сжимается, утолщается, затем та же метаморфоза происходит и с левой ногой. Псевдочеловек подбирается и его подбрасывает вверх и вперёд, как на автомобильных амортизаторах. Красного человека шатает, бросает из стороны в сторону, и он опаздывает. Брат с сестрой успевают скрыться за деревьями. Субстанции не хватило опыта действий вне ямы; дети убежали, они успели пересечь некую черту, за которую он-оно не может переступить. Красный человек со скоростью отпущенного на волю, растянутого до степени разрыва резинового жгута, через напряжённые ленты красных жил, выходящие из пяток, втянулся обратно в яму.

Вернувшись домой, брат с сестрой уединяются в детской. Им надо решить, что делать дальше.

— Эта дрянь убила моего Шуню. — Ксеня больше не плакала. Её щёчки побледнели, кулачки сжались, её маленькое сердечко требовало справедливости. Не зная, как правильно объяснить брату мысли о мести, она ждала, что он скажет, что он ей ответит.

— Его надо сжечь. Оно нас знает и в покое не оставит.

Каждый ребёнок до самого начала периода полового созревания немного колдун и может чувствовать намного тоньше, чем взрослый человек. Олежка ощутил угрозу, исходящую от протоплазменного холодца, и решил действовать на опережение. У папы была машина и гараж, а в нём хранилось много всякого интересного для любого мальчишки добра. Олежка хорошо знал, где что хранилось, и как это что-то взять. Наполнив пластиковую двухлитровую бутыль из-под пепси бензином, и положив в карман зажигалку, Олежка был готов к мести. Он не хотел, чтобы сестрёнка шла с ним, но Ксеня сумела настоять, и они вернулись к яме вместе. Неосторожная глупость. О себе дети не думали: они шли и боялись, что хищное желе больше никого не сумело напугать и сожрать.

В этот раз дети подходить близко к яме не стали. Олежка вышел вперёд, оставив сестру на пять шагов позади у себя за спиной, достал свой перочинный ножик, сделал несколько дырок в пробке бутылки с бензином и отдал ножик Ксене. Закончив приготовления, он подошёл к яме ближе, чтобы уж наверняка.

Брызгалка работает, хорошо, щедро орошая бензином сухие листья вокруг ямы. Когда бутылка опустошена на четверть, Олежка отвинчивает крышку, и, резко надавливая на пластиковые бока, выплёскивает ещё половину бензина в саму яму. Остатки горючего Олежка использует на создание дорожки, ползущими от ямы за ним. Достав зажигалку, он присаживается на корточки и чиркает колёсиком. Сыплются искры, идёт газ, но огонёк не загорается. Второй попытки запалить костёр возмездия Олежка не получил. Из ямы высовывается рука холодца, хватает его за лодыжку и тащит. Он успевает вскрикнуть. Ксеня приходит к брату на помощь, она подбегает к нему и всаживает в красную прозрачную руку ножик по рукоятку, пригвоздив её к земле.

Рука Олежку не отпускает, но её хватка слабеет; мальчику удаётся вырваться, а рука ползёт назад: лезвие ножика её режет, но края пореза сразу слипаются, смыкаются, как волны за уходящим в море кораблём. Олежка не растерялся, сумел перебороть страх и отвращение и всё же зажечь зажигалку. Бензин полыхнул жёлтым и белым, и побежал в яму. Дымный хлопок, пламя взлетает на два метра ввысь. Горят края ямы, и из неё самой жарит огонь. Студень вспучивается горячим волдырём, собираясь вывалиться наружу. Но огонь уже везде — кольцо жара сомкнулось. Красное прозрачное тело покрывается белыми пузырями: они лопаются, волдырь опадает и дальше печётся в яме, как в тандыре. Какое-то время в импровизированной печке трещит и булькает, постреливает жирными вспышками.

Вскоре огонь идёт на убыль, гаснет. Бензиновый костёр тухнет. Любопытные, всё ещё дрожащие от страха дети подходят ближе. Внутри яма обуглилась, почернела мангальной головнёй и осыпалась серым пеплом. Кое-где, пища искрами, светятся глазки мерцающих угольков. Не говоря друг другу и слова, дети, стуча зубами, как при сильнейшем ознобе, уходят домой.

Люди ушли. И когда яма остыла, из-под твёрдой спекшейся глиняной корки её стен выдавливаются из раскрывшихся пор несколько капель красного горячего, исходящего паром желе. На дне ямы образуется маленькая лужица. Откуда-то сверху в неё падает маленький лягушонок, его лапки тут же влипают. Лягушонка постепенно и неотвратимо втягивает в остатки желе. Через несколько минут он полностью растворяется…

Раннее утро. Через два дня семья возвратится в город и для детей начнётся новый учебный год. Ксеня почему-то просыпается. Все в доме ещё спят — и мама, и папа, и даже брат. Ей тревожно: беспокойство насильно вырывает из уютного сна. Она садится в постели и отодвигает занавеску на окне. Её встречает предрассветный сумрак. Не темно, но и не светло. В нескольких метрах за забором, ограничивающим и защищающим дачу от внешнего мира, растёт старый тополь. Ксеню сейчас пугает это дерево: она всегда его опасалась, обходила стороной и никогда не приближалась, но теперь у неё холодеет живот, сводит судорогой склизкого ужаса. Уж очень сильно оно напоминает ей тот самый дуб в лесу. Что-то с деревом не так. Да! Под его нависающими над землёй мощными сучьями Ксеня видит, или думает, что видит, тёмный силуэт. Человек? Вероятно. Он неподвижно стоит и, вроде как, смотрит на окно их с братом комнаты. Ксеня чувствует, если не его взгляд, то уж точно повышенное напряжённое внимание странного незнакомца. И тут встаёт солнце. Его первые лучи пробивают себе дорогу сквозь невесомый газ облаков. Тёмный контур незнакомца вспыхивает прозрачным красным леденцом.

Ксеня, спрыгнув с кровати, кинулась к брату и, растолкала его, повторяя, как заведённая:

— Оно там! Оно там! Оно там!

Она думает, что громко зовёт брата, кричит, а из губ Ксени выходит всего лишь тревожный, наряжённый шёпот. Для Олежки приглушённый страхом голос сестры звучит громче любого самого противного сигнала утреннего будильника. Он открывает глаза, и сон из них уходит сразу.

— Что?

— Там в окне.

Олежка вскакивает: он понимает, что младшая сестрёнка испугана, а это важно — просто так бы она шуметь не стала. Он выглядывает на улицу и спрашивает:

— Ксеня, где?

— Под деревом.

Олежка никого не видит. Если там кто-то и был, он уже ушёл. Шестым чувством ребёнка он ощущает, а значит, знает, о том и о ком говорит сестра. И это — правда. Красный человек вернулся.