Оплодотворитель

Дементий Толли, 2016

В своём романе автор прослеживает жизнь своего героя Муромского Родослава Ивановича на протяжении сорока лет, начиная с семидесятых годов ХХ века и заканчивая нулевыми ХХI века. Родослава, оказавшегося обладателем уникальной наследственности, убеждает стать профессиональным оплодотворителем ставшая его любовницей молодая учёная-генетик Виктория Гессер, озабоченная проблемой критического ухудшения национального генофонда. Она убеждёна в необходимости оздоровления генофонда народа через особую жертвенную миссию таких мужчин, как Родослав.

Глава 2. Тридцать лет назад.

Род Муромский, кандидат в мастера спорта по самбо, поймал спарринг-партнёра на свой излюбленный удушающий приём и после непродолжительного удержания, услышав серию ударов кистью соперника по ковру, расцепил железный захват, встал, и вполне удовольствовавшись тренировкой, помог подняться товарищу. Теперь в душ, переодеться и на свидание к Людочке…

Уже на подходе к душевой Муромского остановил помощник Главного тренера Шмаков.

— Постой-ка Род. Как помоешься, подойди сразу к Кузьмичу.

— Слушай, Шмаков, я и так уже к подруге опаздываю. Может, я завтра зайду?

— Нет! Кузьмич говорил, что дело у него серьёзное! А подруге позвони, предупреди, какие проблемы, а не дозвонишься — и так подождёт пол часика твоя подруга! Никуда не денется!

***

Муромский, соблюдая правила, постучал в дверь и, услышав хриплое «Входите», вошел в кабинет Главного тренера. Никита Кузьмич Колядка — легендарный борец-вольник, завоевавший в своей спортивной молодости множество чемпионских титулов, давно уже ушедший на тренерскую работу, а теперь вот получивший заслуженную синекуру, сидел в солидном кожаном кресле с высокой спинкой за письменным столом классического дизайна с чистой, как футбольное поле перед матчем, столешницей, на которой сиротливо покоился единственный рабочий аксессуар — кнопочный телефон цвета слоновой кости. Колядка был, как обычно, с сигарой в руках, которую он, правда, в этот момент не курил, а крутил в крупных тронутых артритом пальцах.

Многим подопечным спортсменам было известно, что Никита Кузьмич с молодости до вполне зрелых лет был, практически, непьющим и не знавшим вкуса табачного дыма человеком, но неожиданно для всех, да и для себя самого мало по малу ставшим страстным обожателем гаванских сигар, уступив однажды в приватной компании настойчивым предложениям попробовать «гавану» с кофе по — турецки.

За приставным столиком, заложив ногу на ногу, с удобством восседала молодая стройная женщина с короткими стриженными «под мальчика» крашеными в какой-то невероятно красивый цвет волосами и притягивающими взгляд бёдрами, выигрышно подчёркнутыми облегающей юбочкой из тонкой чёрной ткани.

— Здравствуйте! Вызывали, Никита Кузьмич?

— Привет, Род! Проходи, присаживайся. Вот, познакомься: Виктория Леонидовна Гессер — учёный генетик, кандидат наук. Сфера деятельности Виктории Леонидовны — здоровье, природа болезней. Так, что прошу любить и жаловать!

Пока Главный тренер произносил свои вводные слова, Муромский совершенно естественным образом смотрел на привлекательную женщину, которая отвечала ему таким же пристальным взглядом больших рыже-карих глаз, опушенных длинными без лукавой косметики ресницами.

— Рад знакомству. Наверное, предметы научных интересов Виктории Леонидовны весьма важны, однако какое это всё может иметь отношение, собственно, ко мне — не понимаю. Здоровьем папа с мамой не обделили, болезни, слава Богу, пока приставать боятся.

— Видите ли, Родослав Иванович…

— Можно Родослав, или ещё проще — Род — прервал кандидата наук Муромский.

— Хорошо. Видите ли, Родослав, генетика наука ещё в юном возрасте и, несмотря на стремительное развитие, многое познать только предстоит. К одному из актуальных направлений генетики относится тема моей докторской диссертации. Чтобы не утомлять вас специальной терминологией скажу только, что мне для соответствующих исследований требуются несколько типических групп людей, отражающих возрастные, включая патологические изменения, обусловленные наличием, или отсутствием отклонений от базового генотипа. Для подобных целей существуют определённые методики выявления и подбора участников исследований, которые, в частности, мне помогли найти вас.

— Простите, Виктория Леонидовна, но ведь участие в подобных исследованиях дело добровольное, кажется.

— Ну, конечно, разумеется добровольное! Тем не менее довольно весомо оплачиваемое из бюджета «НИИГиГ». К тому же полагаю вам — образованному и разностороннему человеку это должно же быть просто интересно.

— Да уж! Вы меня заинтриговали. А что, кстати, означает ниигиг?

–«НИИГиГ» — это «Научно-исследовательский институт генетики и геронтологии»…

***

Вика Стародубцева единственная дочь своих родителей: отца — врача-терапевта центральной городской поликлиники Леонида Петровича Стародубцева и мамы — учителя русского языка и литературы была круглой отличницей в школе; серьёзно увлекалась художественной гимнастикой, получив первый взрослый разряд уже к пятому классу; с удовольствием занималась популярными в молодёжной среде танцами. При этом девочкой она росла серьёзной ответственной и целеустремленной. Главной же целью в жизни она считала не удачное замужество, нет, хотя важность этого для любой нормальной женщины Вика не отрицала. Единственной настоящей неизменной целью жизни Виктории Стародубцевой уже с двенадцати лет стала мечта стать учёным — генетиком, поэтому приоритеты интересов у неё оказались выстроены по строгой иерархии: предпочтение и максимум времени — тому, что могло приблизить её к будущей профессии, всему остальному — необходимый минимум, как сама Виктория формулировала, ради гармонического развития личности. Разумное кредо позволило девушке закончить с золотой медалью школу; успешно поступить на очное отделение биофака престижнейшего университета; закончить его с «красным» дипломом и без перерыва продолжить движение к своей заветной цели, став аспирантом на кафедре генетики; а уже через полтора года блестяще защитить кандидатскую диссертацию и получить должность старшего научного сотрудника в одной из лабораторий «НИИГиГ» — института, находившегося, по неоспоримому мнению авторитетного научного сообщества, на переднем крае отечественной генетики. Вскоре на молодую талантливую и необыкновенно привлекательную сотрудницу обратил пристальное внимание заведующий лабораторией доктор биологических наук, ставший к своим тридцати восьми годам генетиком с именем, известным по многим публикациям в специальной и научно-популярной литературе, Эдуард Николаевич Гессер. Относительно непродолжительные сугубо рабочие контакты между завлабом и энергичным перспективным кандидатом наук привели к тому, что однажды в кабинете Эдуарда Николаевича между ними произошел вот такой заурядно начавшийся диалог:

— Здравствуйте, Эдуард Николаевич! Вы хотели меня видеть?

— Да, да… Проходите, присаживайтесь пожалуйста.

Вика направилась к одному из стульев у приставного стола.

— Нет, нет! Лучше вот сюда, пожалуйста — предупредил её завлаб, вставая со своего кресла, и показывая рукой на кожаный диван, шоколадного цвета на хромированных ножках. Кандидат наук присела на край дивана, поправила чёрную юбочку и, выражая готовность внимать речи уважаемого начальника и научного руководителя, произнесла:

— Слушаю Вас.

Выйдя из-за своего начальственного стола, Эдуард Николаевич остановился у его боковины и, отчего-то опираясь рукой о столешницу, продолжил диалог.

— Видите ли, Виктория Леонидовна… э-э-э…, хотите кофе?

— Спасибо, не откажусь.

Завлаб нажал кнопку связи с секретарём и попросил сделать две чашки кофе.

— Подозреваю, Вам Эдуард Николаевич интересно как проходит последний эксперимент?

— Да, собственно… э-э-э…

— Ну, пока всё идёт по плану. Никаких неожиданностей. Все мыши экспериментальной группы живы и вполне здоровы.

— Что, Вы сказали? Живы? Это славно, это просто замечательно! А, вот и кофе! Спасибо Валентина Сергеевна.

Несменяемая секретарь заведующего лабораторией, переходившая по наследству от предшественников на этой должности к их последователям со дня основания «НИИГиГ», вкатила в кабинет шефа стеклянный сервировочный столик с двумя чашками, кофейником, маленьким изящным молочником со сливками и вазочкой восточных сладостей. Довольно грациозно, несмотря на заметную полноту, переместила эту аппетитную инсталляцию к дивану и, не обронив ни слова, вышла.

— Так о чём же Вы всё-таки на самом деле хотели поговорить?

— Видите ли, дело в том, что… Наш с Вами эксперимент очень важен с точки зрения… Простите меня. Я, наверное, кажусь Вам странным, допускаю даже нелепым, возможно, Вы меня считаете и старым…

— Извините, Эдуард Николаевич, я не понимаю. Вы о чём?

— Дело в том, Виктория Леонидовна, что с тех пор, как Вы появились у нас в лаборатории… Знаете, я человек, для которого наука всегда была единственным смыслом жизни, вдруг понял своё заблуждение. После нашего с Вами знакомства я осознал, что раньше моё мировосприятие было плоским. А мир, в действительности, многомерен… Конечно же, этот кабинет, разумеется, не лучшее место для подобных объяснений, и вообще всё это можно рассматривать, как использование служебного положения в личных целях, но, поверьте, как-то иначе я бы ничего себе не позволил и не решился бы признаться…

После этих сумбурных слов завлаб замолчал и стал смотреть не на Вику, а куда-то вниз и в сторону. Возникшую паузу прервала старший научный сотрудник.

— В чём же признаться, милый Эдуард Николаевич?

— Да в том, что я люблю Вас!

Выдавив из тайных глубин своей души признание, фанатик науки взглянул смело на Вику и увидел, что она сидела, прикрыв руками лицо. Он порывисто подошел к дивану, встал на колени у ног обожаемой женщины и, осторожно обхватив её тонкие запястья, произнёс, наконец, самые главные в жизни настоящего мужчины слова: «Виктория Леонидовна, я люблю Вас! Я не представляю теперь свою дальнейшую жизнь без Вас! Прошу Вас станьте моей женой!». Открыться в своих чувствах Эдуард Николаевич решил только потому, что уже не мог бороться с душевной мукой, прекрасно отдавая себе отчёт в ничтожной перспективности обнаружить со стороны Вики движение навстречу. Однако, произошёл тот самый редкий случай, когда, как говориться, людей сводит Бог. Признательные слова генетика, как семена на плодородную землю, легли на сердце Вики, которая, чуть ли ни с первого личного знакомства с завлабом, испытывала по отношению к нему не только пиетет, как к авторитетному учёному, но и отчётливо чувствовала волны его какого-то особого мужского обаяния. Не удивительно поэтому, что Вика Стародубцева стала Викторией Гессер.

Молодожены были безмерно счастливы. Взаимная любовь окрыляла их, и они уже будто и не ходили по земле, как обычные люди от дела к делу с неизбывной ношей забот, а летали в зачарованном мире, наполненном светом и радостью, слегка лишь касаясь напоминающих всё же о себе прозаических необходимостей, которые, однако, не в состоянии были хоть чуть омрачить душевный праздник влюблённых, но напротив становились только источником новых восхитительных красок в палитре их жизни.

Увы, безмятежное счастье четы Гессер продолжалось не долго! Всего несколько мгновений ужасной аварии на дороге изменило всё! После того, как новенькая «Волга», за рулём которой сидел Эдуард Николаевич, уходя от столкновения с «подрезавшей» её машиной, резко вильнула вправо, правое колесо зарылось и увязло в песке плохо укреплённой щебнем обочины. «Волга», несколько раз перевернувшись через крышу, упала под откос высокой на этом участке шоссе насыпи. Вику, полулежавшую с вытянутыми ногами на заднем сиденье, выбросило из салона машины. Придя в себя после недолгого беспамятства, она увидела страшную картину: их семейное авто лежало кверху колёсами с мятыми открытыми дверями, а на водительском месте — муж в невероятном жутком положении вниз окровавленной головой. Превозмогая боль в рёбрах, на подкашивающихся ногах Вика подбрела к искорёженной машине, протиснулась внутрь и, прижав чуткие пальцы к сонной артерии, поняла — самое страшное не случилось! Она почувствовала слабый пульс, муж был жив…

***

Операция закончилась и теперь профессору Игорю Михайловичу Кутицыну — заведующему отделением спино-мозговой травмы, опытнейшему хирургу и старому другу семьи Стародубцевых предстояла морально тяжелая задача — рассказать Вике, бывшей для него в течение многих прошедших лет Викусей — дочерью лучшего друга и почти, что племянницей, о неутешительных итогах операции.

Предупредившую о своём визите Вику, Игорь Михайлович встретил в большом входном холле больницы и предложил ей пройти с ним в его рабочий кабинет, но та отказалась и, глядя на него широко открытыми полными страха и надежды глазами спросила:

— Игорь Михайлович, скажите только одно. Он будет жить?

Хирург ответил не сразу. Он опустил голову с шапкой всё ещё густых, но давно уже поседевших волос и, по-отцовски приобняв страдающую молодую цветущую женщину, молча слегка прижал её к груди.

— Ну, что же вы молчите? Ответьте же мне! Эдуард будет жить?

— Да, жизнь Эдуарда Николаевича в неопасности, но…

— Что значит но?

Вика решительно отстранилась от профессора.

— Прошу вас, пожалуйста, говорите всё как есть!

— Виктория, девочка моя. У Эдуарда двойной перелом поясничьного отдела позвоночника с разрывами спинного мозга, а из этого факта неизбежно следует необратимая пожизненная парализация нижней части тела. Мне очень жаль, но пока медицина в таких случаях бессильна.

При этих словах у Виктории Леонидовны затуманился взгляд; у неё подкосились ноги; и, если бы профессор не успел бы вовремя поддержать терявшую сознание Вику и посадить её на один из стульев, стоявших вдоль стен, она наверняка упала бы на пол.

— Викуся, девочка моя, что с тобой? Эй кто-нибудь принесите воды. Женщине плохо!

К счастью обморок оказался не глубоким. Вика пришла в себя. От стакана воды, предложенного ей медсестрой, она отказалась, покачав отрицательно головой; взглянула на сидевшего рядом Игоря Михайловича полным тоски и обиды взглядом; прикрыла своё лицо ладонями; наклонилась к коленям и, более не сдерживая нахлынувших переживаний, не заплакала — зарыдала громко с подвываньем по — вдовьи. Профессор Кутицын утешал свою названную племянницу как мог.

***

Прошло два года с того злополучного дня, когда Вике пришлось услышать слова медицинского вердикта, звучавшие страшным приговором Эдуарду — её любимому мужчине и мужу. Для неё эти два года были временем, наполненном борьбой за их общее будущее. Да, Виктория Гессер, вопреки очевидному для всех, верила, что ещё есть шанс излечить паралич, восстановить функции спинного мозга. Эдуард Николаевич, внутренне смирившийся с участью калеки, всё же подчинялся её воле и безропотно ложился на повторные операции у лучших нейрохирургов; не стал перечить жене, когда она убеждала его в необходимости лететь в Узбекистан к знаменитому народному врачевателю, якобы творившему чудеса исцеления; согласился даже с намерением Вики совершить паломничество в далёкий северный Свято-Никольский монастырь к мощам Святых Угодников, дарующих, по народной молве, выздоровление всякому страждущему, о ком возносятся моления. Чуда, однако, всё-таки не случилось, и инвалидная коляска стала для Эдуарда Гессера чуть ли ни самым необходимым атрибутом.

Надо сказать, что наука не потеряла в его лице замечательного учёного. Эдуарда Николаевича восстановили в должности заведующего лаборатории «НИИГиГ», до которой теперь он добирался на переоборудованном под ручное управление автомобиле и парковался на специально отведённом для него месте; затем вытаскивал без посторонней помощи раскладную лёгкую, но прочную и удобную инвалидную коляску; пересаживался на неё из салона машины и катил себя по пандусу на входное крыльцо и далее через раздвижные двери по вестибюлю к лифту на свой этаж в лабораторию главного фронта российской генетики. Его могучий интеллект вовсе не оскудел от вынужденного простоя из-за недуга, нет — даже напротив, будто оголодавший зверь, азартно кинулся на поиск научной добычи. Деятельность доктора биологических наук снова вошла в своё привычное русло, но жизнь Эдуарда Николаевича, в целом, как явление природы, потеряла счастливо обретённую былую многомерность.

На этом переломном этапе супружества четы Гессер находились доброжелатели Виктории, сочувствующие молодой умной очаровательной женщине, оказавшейся, по сути, в положении безмужней, и убеждавшие её в необходимости развода с мужем-инвалидом, ставшим неспособным к продолжению рода. Вика реагировала на подобные, разумные по мыслям доброжелателей, рассуждения, всегда одинаково — она их с негодованием отвергала, как низкие и подлые — ведь она любила Эдуарда. Наверное, в ней говорила не только ещё жившая в сердце любовь, но подавала отчётливо свой голос уже и явившаяся в душевных терзаниях жалость, взывавшая к состраданию: «Ну, если уж ты — самый близкий ему человек бросишь его, то кому тогда вообще он может такой быть нужен?» Нет! Виктория Леонидовна не допускала мысли о том, что сможет предательски оставить на произвол судьбы искалеченного супруга…

***

Совместная жизнь Гессеров продолжалась, но теперь это была уже другая жизнь — по-прежнему наполненная поиском научных истин, духовностью в разнообразии её проявлений, но теперь в ней появились многие новые непростые нелёгкие физически и морально, заботы. Главным же, что отличало эту жизнь от той первоначальной стало отсутствие в ней телесной плотской близости между супругами. Платонические отношения как бы рисовали картины в стиле импрессионизма с их светлыми, но почти бесцветными тонами, зыбкими нечёткими контурами, сливающимися с воздухом силуэтами. В такой живописи нет места ярким насыщенным цветом краскам и глубоким контрастам, рождаемым страстью!

Всё чаще Вика стала задумываться о смыслах жизни, о чувстве долга и свободе личности, о воли Бога и воли человека, коей его и наделил Создатель. Размышляя сама с собой, она пыталась найти ответы на сложнейшие религиозно-этические вопросы, оставшиеся, в сущности, безответными в многовековых диспутах маститых философов, теологов, моралистов. Однажды мысленные зигзаги привычного к анализу ума молодого учёного-генетика привели к рассуждению о соотношениях разума, совести и инстинктов:

«…Пожалуй, надо признать инстинкт продолжения рода, если и не превосходящим, то, по крайней мере, равносильным инстинкту самосохранения. Ведь даже в животном мире предостаточно примеров жертвенного поведения родителей ради спасения своего потомства, не говоря уже о людях. Редко какая мать будет спасаться сама, если её ребёнку угрожает опасность, да и среди отцов всегда было немало способных к самопожертвованию ради детей. Обратных примеров тоже, разумеется можно найти не мало! Что же из этого следует? А следует то, что влечение к противоположенному полу, или могучий зов инстинкта, по замыслу Творца, есть Его напоминание-призыв к исполнению природного долга — бесконечному продлению жизни, как главного Божественного творения. И как поступить мне, конкретному человеку в конкретных обстоятельствах, исходя из всех этих предопределений? Люблю ли я сейчас Эдуарда? Если быть предельно честной перед собой, то не знаю. Раньше до того, как произошла трагедия и после неё, пока была ещё надежда на исцеление несомненно любила. Но что это значит «любила» не в романтическом смысле, а с научной точки зрения? Да, вопрос — конечно любопытный, но при научном, и, следовательно, неизбежно циничном подходе — отнюдь не сложный. Любить мужчину это означает отдавать ему сексуальное предпочтение в реализации инстинкта продолжения рода. Иными словами, у созревшей для материнства женщины на подсознательном уровне происходит селективный выбор того мужчины, гены которого обеспечат рождение здоровых, способных к выживанию детей. При благополучном завершении этой селекции женщина обретает состояние влюблённости.

Какой же вывод можно и нужно сделать из вот такой формулы любви?» — задала себе завершающий беспощадно-неизбежный вопрос Вика, но с ответом на него медлила. Сейчас состояние Виктории было таким, будто предстояло выслушать вердикт присяжных заседателей в суде, рассматривающем её уголовное дело. Сердце билось учащённо, кровь прилила к лицу, покрыв его нездоровом румянцем. Наконец, взяв себя в руки, она решилась на ответ: «Что ж, если исходить из того, что мои мысли выстроились в логическую последовательность и не противоречат основам науки, то необходимо признать: любви к Эдуарду больше нет. Её не может быть по единственной, но исчерпывающей причине — он не сможет стать отцом моего ребёнка. Любовь замещена другими чувствами: жалостью, угрызениями совести, дружеским расположением, наконец уважением, удерживающими в своей совокупности от разрыва уз супружества, но достаточными для сохранения лишь человеческой близости.»

Произнеся мысленно слова неутешительного смертельно бьющего прямо в сердце вывода из сформулированного учёным-генетиком научного определения сущности любви между мужчиной и женщиной, Виктория Гессер парадоксальным образом почувствовала душевное облегчение. По крайней мере ей так показалось, хотя на самом деле, возможно, за облегчение она приняла вдруг образовавшуюся в душе пустоту.

***

Эдуард Николаевич, несмотря на полную социальную реабилитацию своего статуса в науке в целом и, в частности, в «НИИГиГ», уже не мог ощущать себя счастливым человеком. Как ни странно, он очень сожалел, что связал свою судьбу с молодой цветущей женщиной до этой страшной аварии. Теперь факт супружества приносил ему смешанные чувства, словно в мозаике, не лишенной в своём цветовом сумбуре с преобладанием синего и фиолетового, перемежаемого красным и чёрным, какой-то мрачной гармонии. Эта мозаика отражала многогранность отношений к жене и к себе самому: здесь была его благодарность Вике за её долгую веру в чудесное выздоровление, и за упорство, с каким она претворяла в жизнь все свои задуманные планы лечения, один за другим, не отчаиваясь при очередной неудаче и, внушая ему необходимость не терять надежды в то время, когда он ей говорил о бесполезности, напрасности всех усилий и о том, что надо смириться с участью инвалида; здесь же были неотступно давящее осознание своей половой несостоятельности и произрастающие из этого печального обстоятельства ревность, подозрения в неверности жены, а занимающими значительную часть чувственной мозаики тонами синего давали о себе знать тоска и обида за случившуюся с ним непоправимую беду.

В последнее время Эдуард Николаевич стал обращать внимание на некую, едва заметную перемену в облике Виктории — во взгляде появилось какое-то иное незнакомое выражение. Пытаясь найти объяснение этому, он, неожиданно для себя, в коротком ряду причин наиболее вероятной вынужден был признать ту, что была сокрыта в его душе. «Да, конечно же! Мне лишь кажется, что взгляд Вики стал другим — рассуждал доктор наук — на самом деле причина во мне самом, в осознании моей неполноценности, как мужчины. А это, безусловно, формирует негативный эмоциональный фон и почву для аберрации зрения. Отсюда ошибочное восприятие реальности.»

***

Ольга Винокурова — самая молодая сотрудница лаборатории и студентка-вечерница, которую, впрочем, за её миловидность и добросердечие все звали не иначе как Олечка, завидев на своём рабочем месте свою немного задержавшуюся с утра начальницу, поспешила к ней с докладом.

— Доброе утро, Виктория Леонидовна!

— Здравствуйте Олечка. Вижу вы готовы сообщить что-то хорошее.

— Да, Виктория Леонидовна, мы с Андреем уже подготовили списки кандидатур в точном соответствии с вашим планом исследований по шести возрастным группам на основании данных о перенесённых и имеющихся хронических заболеваниях, полученных по официальным запросам института в поликлиниках города.

— Да вы Олечка с Андреем просто молодцы! Я думала, что на это уйдёт гораздо больше времени. Спасибо большое! Но не могу всё же не спросить удалось ли кого-то найти для седьмой условно здоровой группы.

— Увы, Виктория Леонидовна, здесь нам похвастаться особенно нечем. Здесь, сравнивая списки зарегистрированных новорождённых за соответствующий период из отделов ЗАГС с данными медицинских карт, мы сочли подходящими для условно здоровой группы только трёх человек. Вот пожалуйста списки по всем семи группам.

— Хорошо, Олечка. Я посмотрю. Теперь вот что: с этими тремя я встречусь лично, а вас с Олегом я попрошу связаться со всеми остальными и от имени Эдуарда Николаевича предложить им принять участие в исследованиях на утверждённых руководством института условиях. Вы о них, если я не ошибаюсь, были осведомлены.

— Да, да, Виктория Леонидовна, я в курсе. И мне всё понятно!

— Ну и прекрасно! Тогда к делу, Олечка.

Сделав руководящее распоряжение, старший научный сотрудник Виктория Гессер сосредоточилась на представленных Олечкой Винокуровой списках кандидатур, и прежде всего, разумеется, ей был интересен последний из них, где были указаны всего трое человек. Этот короткий список, подготовленный, как и все остальные, в удобной табличной форме, содержал все минимально необходимые сведения, полученные по официальным запросам НИИГИГ от городских управлений МВД, Минздрава и других организаций: возраст, семейное положение, перечень перенесённых заболеваний, наличие хронических болезней, место жительства, род профессиональной деятельности, контактные телефоны и краткая характеристика образа жизни. «Ну — с, посмотрим кто тут у нас эти три богатыря — начала она мысленный диалог сама с собой — так:

–Дробышев Валерий Владимирович: 38 лет; женат, двое детей; односторонняя пневмония, разрыв крестообразной связки коленного сустава; хронических заболеваний, естественно, нет; проживает — ясно; автослесарь таксомоторного парка №2; телефоны домашний и в парк — хорошо; увлекается футболом — а, тогда понятна история со связкой, склонен к умеренному употреблению крепких алкогольных напитков, отличается конфликтным характером, дважды подвергался административному аресту на пятнадцать суток за участие в драках;

— Боровая Аглая Фёдоровна: 41 год; незамужняя, трое детей; обращений к педиатрической помощи в соответствующий период жизни не зафиксировано; рецидивная гонорея; хронические болезни отсутствуют; проживает — надо же практически в самом центре; крановщица башенного крана СМУ-1 ГУЖС; телефон отдела кадров СМУ — ладно; участница самодеятельного ансамбля фольклорной песни и танца, отпускное время ежегодно предпочитает проводить с детьми у родственников в деревне;

— Муромский Родослав Иванович: 25 лет; холост; случаи заболеваний в медкарте не зафиксированы; место жительства — ул. Подгорная, д.11, кв.40; инженер по обслуживанию электрооборудования ЦГЭС — что же это может быть ЦГЭС, а, ну, конечно же, — Центральная Городская Электростанция; спортсмен — кандидат в мастера спорта по самбо спортивного общества «Витязь»; контактные телефоны в ЦГЭС и «Витязь» в наличии.

Да, мало у нас уже даже условно здоровых людей. Ну, что делать, если ничего не противопоставлять тенденции накопления негативных изменений в геноме человека, признаки вырождения Homo Sapiens будут становится только очевиднее, а проблема плохой наследственности станет нарастать, как снежный ком неизбежно! Однако, этот Муромский, кажется, может оказаться редким экземпляром с совершенно здоровой генетикой…