Инфер 6

Дем Михайлов, 2021

Глобальный мир-убежище Формоз. Место, где был рожден Атолл Жизни. Место, где началось все это дерьмо. Место, что может хранить в себе ответы на многие вопросы. Ради доступа к заблокированному умирающему миру Формоз Оди без колебаний вернулся в родные стальные подземелья, где люди похожи на забитый в трубы податливый пластилин…

Глава первая

Шлюха блевала, стоя на карачках над бетонной канавой с позеленелым дном. Полуголая, кожаные ремни глубоко вдавливаются в полное тело, рваные колготки свисают с ляжек длинными лоскутами, мало чем отличаясь по виду от полоскающихся в канаве темных волос.

— Вот это, я понимаю, баба! — восхищенно осклабился орк, вцепившись в покосившийся столб со здоровенным красным фонарем. — Командир! Можно я ей помогу?

— Проблеваться?

— И это тоже!

— Мы там, — не поворачиваясь, я ткнул большим пальцем через плечо и не промахнулся, судя по тому, как мученически наморщилась рожа Рэка, пытающегося прочесть название:

— Потеки… сладости?

Пришлось все же повернуть харю и взглянуть. Мы находились на улице, где по одной стороне тянулись бордели, а по другой — питейные заведения. Улица называлась Блудо-авеню, находилась на граничащей с Мутатерром окраине Дублина и считалась грязной свалкой никчемных гоблинских душ, где достойному бойцу и просто жителю делать нечего.

— Левее, — поправился я, по достоинству оценив приторно-розовое обрамление входа в «Потеки сладости» с этими самыми сочными потеками, намалеванными щедрой кистью.

Выбранный мной бар выглядел настоящей грязной дырой, судя по избитой ногами двери и лаконичной надписи «Бухло» на кирпичной бурой стене, столь же щедро, как и справа, украшенной потеками, но уже не розовой краски, а желтой подсыхающей блевоты.

— Понял, — кивнул Рэк, протягивая мне свой рюкзак с закрепленным оружием. — Переползу улицу где-то через пару часов, командир.

— Ага.

— Эй! Жирная! Тебе помочь встать, чтобы я тебя положил и трахнул?

— ЫГВ-В-В-В-ВЫЫЫ-Е-Е-Е…

— Люблю сочных баб с огоньком… — прорычал нагнувшийся над шлюхой орк. — Каппа! Помнишь Уголек? Давай со мной! Вспомним старое!

Каппа с каменным ликом отвернулся и шагнул к бару. За ним последовала лучница со столь же идеальной осанкой. Если в невозмутимости их лиц и можно было что прочитать, то только матерное.

— Отдохнем, — хмыкнул я и покосился в сторону, где улица заканчивалась, упираясь в недостроенный Риториками Бездны участок стены. — Подождем, когда всколыхнутое нами дерьмо чуть успокоится.

— Придет покупатель, — подтвердила наемница и перепрыгнула лужу рвоты. — Предложит то, предложит се, намажет словесным повидлом, капнет медку, нарисует нам высокие горизонты богатого будущего, если мы не облажаемся с как всегда крайне важным поручением… но ведь мы не продаемся, лид?

— Мы не продаемся, — подтвердил я.

— Свобода — высшая ценность! — пропела Ссака и небрежным ударом локтя снесла с ног потянувшегося к ее груди вывалившегося из бара пьяного мужика. — Дома для свободных, дома для рифтовых!

Я вздрогнул, услышав эти слова.

— Вспомнил… я вспомнил! Та часть домов Мутатерра с плавными обводами углов и окон, что тянулись вдоль каньона…

— Острова Свободы же, — удивленно зыркнула на меня нордическая Ссака, перешагивая через полумертвое тело обнаженной девки. — Про них столько сладких песенок спели, что до сих пор скулы сводит.

— Да… да… Острова Свободы…

— До моего прихода в ВестПик они еще плавали как оплывшие клецки в ядовитом бульоне. Но населения на них стало куда меньше. И тут такое…

— Острова Свободы?

Идеальный по степени громкости и выражающий лишь легкую заинтересованность голос подала лучница, продолжающая держаться за спиной Каппы. Мечник же по привычке удерживал позицию за моим правым плечом… и получается, что я тащил за собой хвост, в свою очередь шагая за взбудораженной Ссакой. Хорошо, что Рэк отчалил в бордель, соблазнившись блевотной девкой — а то так бы и шагал впереди меня.

Ответить на вопрос лучницы никто не успел — миновав странный кишкообразный коридорчик, мы ввалились в небольшой длинный зал без окон. Мрачные кирпичные стены не украшало ничего кроме редких пятен, в воздухе витал запах кислятины и дерьма, а сидевшие у самого входа крепкие парни подорвались с таким грозным видом, на ходу доставая ножи, что будь я послабже духом — обосрался бы поди. Но я слабым не был и лишь с искренней теплотой во взгляде вопросительно глянул на первого шагнувшего к нам. Секунда… и тот уронил жопу обратно на вделанную в пол стальную лавку, заодно опуская лицо к стаканам. Ножи исчезли тогда же, но это не устроило Ссаку, что наклонилась над столом и, перевернув пластиковый стакан с бухлом на штаны тому громиле, ласково заметила:

— Еще раз пукан от лавки оторвешь — и я его тебе порву также, как тебя папаша твой порадовал на выпускной. Поняла, красавица моя?

— Да мы думали, это чмомперсы…

— Да мне посрать на твою думалку, упырок. Я же тебе пукан рвать буду, а не думалку твою гнилую… Оторвете жопы от лавок — пристрелю к херам!

— А в сортир…

— Ссыте под себя, хренососы. Или в рот друг другу. О! За это дам бонус — отпущу главного любителя уринотерапии…

Лязгнувший пистоле в руке наемницы и ее застывшие побелевшие глаза заставили ушлепков напрячь булки, чтобы нагнести побольше вакуума и присосаться к лавкам понадежней.

К этому моменту я уже прошел дальше, нацелившись на пустующий угол зала — всего занято четыре столика из двух десятков — и Ссаке пришлось чуть ускориться, чтобы снова обогнать меня и шугануть нечто опухшее, вонючее, хрипло молящее о стакане на опохмел за наше здоровье и пусть мутанты сдохнут.

Упав на лавку со стальной спинкой, я продолжил скорее излагать для самого себя, а не отвечать на вопрос лучницы.

— Острова Свободы — плавучие города, что не подпадали под государственную юрисдикцию. Об этих островах орали со всех экранов, одно время рекламируя их так рьяно, что дымились не только динамики, но и жопы слушающих. Тематические города… зеленые города… автономные города… как их только не называли.

— Три четверти этих поплавков принадлежало Россогору! — добавила усевшаяся напротив Ссака. — С них все и началось. У них ведь до самого конца работала их стержневая идея — современному гоблину ни к чему цепляться за собственную землю, ни к чему куда-то якориться. Наоборот — оставайся свободным вахтовым работником или фрилансером, а Россогор обеспечит тебе все остальное. Помните их рекламу? Да они, блин, так сочно эту житуху показывали, что мне самой хотелось все бросить, завербоваться на вахтенную работу и, как пелось в той рекламной песне, доверить судьбу Россогору… А помните ту первую их эпичную кругосветку, что превратилась в кружащий вокруг планетного шарика маховик — вечная кругосветка, вечное движение за бортом, никаких пересадок пассажиров — их вместе с каютами и рекреационными зонами перекидывали с лайнеров на дирижабли или на поезда. А поезда вообще главная фишка Россогора! Как они там себя еще рекламировали? Уже два миллиарда гоблинов в вечном движении?

— Вообще к нам с пушками нельзя, господа и дамы, — осторожно оповестила нас обшарпанная барная стойка.

— Высунься, — велел я.

— Да мне и на полу хорошо, сэр. Прохладненько… руки держу далеко от дробовика…

— Подними жопу с пола. Нам на стол бутылку нормального самогона… компот есть?

— Стрелять не будете?

— Нет.

— Тогда компот возьму у розовых соседей! Из сухофруктов, правда.

— Пойдет.

— Вам компот с блестками? Пить прикольно, срать весело…

— Без, — поморщился я. — Обычный компот, самогон, жареного мяса.

— У нас не ресторан, сэр. Есть затхлый арахис…

— Нам жареного мяса две здоровенные тарелки, — повторил я. — Можно больше. Свежак. И чтоб мясо было с жирком и аж пальцы обжигало.

Высунувшийся из-за стойки лысый мужичок с огромными оттопыренными ушами понятливо кивнул:

— Желание понятно… у меня у самого аж слюни зашкворчали… но если не найду…

— Добудь.

— Место знаю. Мясник знаком. Вопрос в цене…

— За это не переживай, — буркнул я, и поймавший мой взгляд бармен окончательно расслабился и закивал в два раза чаще:

— Вот теперь все уяснил как дважды пять семнадцать жоп, сэр. Компот без блесток, горячее жареное мясо, холодный, как ваш взор, самогон и… упаковку не столь уж затхлого поджаренного лично мной арахиса?

— Давай.

— Последний вопрос, сэр. Охапку зеленого лука сверху бросить? Дорого, но вкусно.

— Бросай.

— Отличный выбор, сэр!

— Я гоблин. Гоблин Оди.

— К-хм… последний вопрос, Оди… я тут кручусь один, но мне придется отлучиться за мясом и жаровней…

— Ничего не пропадет, — за меня ответила Ссака. Глянув на притихших за своим столом громил, наемница добавила: — И никто не уйдет не заплатив.

— Так, может, мне закрыться? — еще осторожней спросил бармен, появившись из-за стойки и оказавшись росточком чуть выше метра. — Приватный вечер только для боевых товарищей… или вы ждете гостей?

— Время покажет, — усмехнулся я. — Компот первым делом.

— Моментом рявкну на соседей. Еще могу достать напитки утробного живого брожения. Одна пузатая красотка с милым личиком и огромным пузом рожает отменное бренди с отчетливыми фруктовыми нотками. Но девочка дорогая и свои пьянящие выделения задешево не продаст… а вот за особую сумму может разрешить испить прямо из крантика и прямо во время соития…

— Еще раз предложишь мне такое дерьмо и…

— А я молчу, Оди. Я молча бегу к мяснику, где врублю свое красноречие и заставлю его зарезать самую молодую жаберную овцу…

Бармен исчез за дверью, успев почти бросить на стол заставленный стаканами поднос и полную бутылку самогона. Глядя, как Каппа взялся разливать самогон, а Хорхе расставляет стаканы, в то время как привалившийся к углу Рокс устало прикрыл глаза, я медленно прокручивал в голове всплывшее подобно куску дерьма в мозговой пульпе воспоминание…

Гигантские плавучие города, выстроившись в длинную цепь, медленно входят в зону охраняемого мелководья, что уже на территории первой штаб-квартиры Атолла Жизни, к тому времени переехавшей, а эта зона превратилась в почти замкнутый стенами колоссального купола испытательный полигон постройки первого глобального убежища… Я помню тот вечер Эпохи Заката… багровое больное солнце, солнечная буря, гигантские свинцовые волны с коричневой нездоровой пеной, мертвые здания плавучих городов, и лишь в некоторых окнах тускло горит свет, где уже не скрываются редкие обитатели, вцепившиеся в подоконники и завороженно смотрящие на медленно открывающиеся гигантские врата в стене купола…

Хлопнула дверь, прогрохотали шаги, и из коридорчика опять высунулся бармен.

— Я Шмякос, кстати! Но дело в другом… Ты тот самый Оди? Про которого на перекрестке девки визгом захлебываются? Чужак Оди, что вытащил отряд Риториков из ловушки?

— И?

— И то, что овца на самом деле будет молодой и свежей, а компот без единой блестки, что однажды уже была использована… — выставив в бар руки с оттопыренными большими пальцами, Шмякос медленно убрался обратно в коридор, откуда через секунду послышались его удаляющиеся шаги и вопль:

— Быстрей компот сюда, блестки вы жопные! Сахару не жалеть!

— Шмяксик… солнышко мое тупенькое… не охерел ли ты часом — голос на главную красотку улицы повышать? АХ! — плаксивый мужской голос прервался, хлопнула дверь, а я опять вернулся мыслями к плавучим островам, что…

— Мы так душевно извиняемся, — прохрипели от столика громил, в то время как остальные посетители дружно сместились к дальней стене вместе с бутылками и оживленно перешептывались, заодно демонстративно держа руки на столах.

— Куда делись Острова Свободы? — ожила Ссака, опрокидывая в себя первую дозу. — Ух! Хор-рошо, с-сука! Хорошо!

— Часть островов была затоплена, — ответил я, продолжая вспоминать. — Оставшиеся были направлены сюда. Они вошли внутрь строящегося Формоза в то время, когда с другой его стороны уже вливался поток переселенцев. Ты в те времена еще наемничала, охраняя атомные электростанции и фермы ветряков. А острова один за другим вставали на мелководье длинными рядами… тот каньон… Тракт Добра… это был канал. Все острова планировалось превратить в единый гигантский зеленый эко-город с почти полной автономией. Это был аналог прибрежных городков — как во Франциске в городах и селениях добросов.

— То есть Мутатерр не планировался?

— Ни хера он не планировался, — покачал я головой. — Тут должна быть огромная полуводная зона с водными дорогами, стенными садами, огородами на крышах и счастливыми гоблинами, растящими детишек. Уже готовая продвинутая инфраструктура плавучих городов позволяла все это сделать с минимальными затратами. К тому же все острова были построены Россогором и не было проблем с совместимостью — совпадали все мелочи, не говоря о крупняке. Часть секторов чисто водная — от хребта до хребта — с зонами общего пользования. Вода — жилой массив — вода — жилой массив. Рыбоводство, фермерство, моллюски, тонны съедобных полезных водорослей и никаких сучьих авокадо… Там, где сейчас находится Дублин-5 и его потенциальные соседи, должно было находиться кольцо полутропического леса, что отделило бы прибрежную полосу, заодно служа источником ягод, грибов, фруктов, поглощая при этом углекислый газ и выделяя кислород.

— И где лес?

— В жопе, — проворчал я. — Весь этот мирок в жопе…

— Но вместо леса тут город…

— Да, — кивнул я. — Формоз был первым миром-убежищем и в нем были протестированы наработки Россогора. А Россогор славился своими умениями передвигать невероятные по масштабу массивы. В дальнейших убежищах от этого отказались, но там применялись иные тестовые наработки. Мы всегда искали лучшие варианты…

— Погоди. Россогор славился умением передвигать невероятные массивы чего? Данных?

— Массивы мира, — усмехнулся я. — Формоз — это наполовину стабильная структура, особенно в центральной области, но наполовину это паззл из одинаковых кусочков. Часть колоды можно перетасовать, меняя облик мира.

— Нахрена?

— Все та же фишка Россогора, — ответил я. — Новый день — новый вид за окном! Надоело жить в родной деревне рядом с горным пиком? Назавтра проснетесь — а деревушка вместе с полями, рощами и садами оказалась у берега лесного озера… Но чтобы проделать такой фокус с переделкой мира… надо иметь особые полномочия. Не знаю, кто это сделал, но он нарушил структуру мира. Внешнее кольцо защитного леса ушло куда-то… а вместо этого на окраину были отброшены города вроде Дублина. Раз у этого Дублина пятый номер… Кстати — по внешней стороне, пронизанной тропинками лесной зоны, тянулся закольцованный водный путь…

— Тот самый Гнойный Каньон, что ты мирно форсировал по пути сюда?

— Ага, — кивнул я. — Он самый. Его оставили на месте, превратив в резервацию…

— Компот! — торжественно объявил влетевший в бар Шмякос, в каждой руке держа по здоровенному прозрачному кувшину с мутной бурой жидкостью. — Сладкий! Сейчас принесу еще! Про овцу я уже рявкнул, мясник учтиво вякнул — и все решено. Уже режем и пластаем, господа и дамы! Режем и пластаем!

— А че ты такой услужливый, Шмякос? — не удержалась наемница от логичного вопроса. — Или травануть нас всех решил? И награду срубить за наши головы…

— Травануть?! — выпучился бармен, едва не выронив кувшины. — Да вы что, прекрасная леди? Втяните сосков острия! Я лишь комочек говна в жерновах городских фракций и на посмертные лавры киллера не претендую…

— Тогда чего так рад за Риториков? В их мутных рядах служит твой жопный ублажитель? — поинтересовалась Ссака, благосклонно глядя на невысокий «комочек говна», что справился с душевным потрясением и поставил кувшины на стол, не расплескав. — Твоя длинная ночная отрада, которую ты…

— Вам бы замуж, леди, — вздохнул Шмякос, и пока поперхнувшаяся Ссака откашливалась, он успел вставить еще пяток фраз: — Они встряли за меня в разборку. Вот почему я за Риториков всей душой! Я тут двоих хренососов пристрелил. Я обычно мирный, но они совсем уж края попутали — набухались моим пойлом, не заплатили, а затем попытались поставить меня на бабло! Револьвер ржавый на меня наставили! Ну я и…

— Обрезом? — я глянул на барную стойку.

— Им родным. Поочередно из каждой ноздри чихнул по разу… и образовались две кучи кровавого говна.

— Причем тут Риторики? — голос Сссаки зазвучал как вынимаемый из ножен тесак.

— Говорю же — встряли они за меня.

— Против кого?

— А! Я ж не сказал — только я этих двух губошлепов угомонил, как явились Лезвия! Малая группа из шести бойцов и каждый с бритвой. Злые. Орущие. Наехали на меня они жестко. Я разом виноватый во всем стал.

Тараторящий бармен успел за это время пару раз смотаться за барную стойку, каждый раз принося что-то новое. В третий заход он со стуком поставил на наш стол небольшую электроплитку с витым полосатым шнуром, уходящим к углу. На плитку встала чугунная немалая сковорода, куда Шмякос вывалил полный контейнер влажного и чуток позеленелого арахиса. Сверху он поспешно высыпал пакетик черного перца, следом пару ложок соли и чуть ли не пригоршню какой-то сыпучей красной хрени, продолжая при этом тараторить:

— Риторики вступились за Шмякоса! Защитили. А главное что? А то, что они за это ничего не потребовали! Ни единого песо с бедной барной крысы! Вот это — люди! Человеки! И я — тоже человек! Вот что нас роднит в этом ублюдочном городе, слепленном из постапокалиптичного кирпича и современного дерьма! И вы — люди!

— Не-е-е-е… — возразила Ссака и удивительно умело перемешала полугнилой арахис в глубокой сковороде. — Мы гоблины! И на вас, людей, нам насрать! Включая Риториков! Сдохли бы — и посрать!

— Но ведь вы спасли… так говорят…

— Спасли, — подтвердил Хорхе и указал на меня почернелым пальцем. — Сеньор команданте дал слово. Слово дал — слово сдержал. Риторики живы. Арахис потрескивает. Еще бы пару половников густого рагу… но сойдет и мясо.

— Коменданте… — с уважением присвистнул Шмякос, ставя на стол еще одну бутылку примерно трехлитрового объема. — Звучит серьезно. Или команданте? Я в этих званиях не очень…

— А не посрать? — удивилась Ссака. — Будь гоблином, гоблин — не вдавайся в сраные детали!

— Я человек!

— С хера ли? Особенный, что ли? Выпей-ка с нами, человек.

— А овца?

— Подождет твоя овца, — буркнул Каппа, протягивая бармену стопку.

— Да не отравлено, господа! И дамы! Но выпью.

Махом опрокинув стопку, Шмякос с шумом выдохнул, зачерпнул щепотку горячих орешков и закинул в пасть. Шипя от ожогов языка, утирая заслезившиеся глаза, он прошамкал:

— Мама моя так выпить порой любила. Стограммовый пакетик острого арахиса и литр самопального виски за вечер употребляла душевно, после чего брала какую-нибудь палку и начинала меня херачить почем зря, причитая про свое загубленное мной ублюдышем ее шикарное тело элитной экскортницы… Вранье, конечно. Мамочка моя всегда была дешевой шлюхой. Но кто из девушек не мечтал быть принцессой? А элитная экскортница чем не принцесса? Ведь их не только трахают, а еще и по ресторанам водят… вот ты, воин, — Шмякос взял еще одну полную стопку, опрокинул в себя и, хрустя раскаленным арахисом, пришлепывая обожженными губами, поинтересовался у Ссаки: — Ты бы хотела быть дешевой трущобной давалкой?

— Охерел?

— Вот! Видишь? И ты тоже мечтаешь быть дорогой сосалкой, а не дешевой давалкой. И ты мечтаешь быть принцессой на потных атласных простынях…

— Че?! Где?!

— Ну, ты рада завязанному диалогу? — поинтересовался я, цепляя за края стопку и задумчиво глядя на испускающий темноватый дымок арахис.

— Шмякос, сука! Я тебе сейчас всю сковороду арахиса в задницу утрамбую!

— Я же сдохну! И кто тогда мясо овцы принесет?

— У тебя есть память? — спросил я, пригубив неплохого самогона. — А, Шмякос? Ты помнишь о былых временах?

— Кое-что… есть, знаете ли, средства особые…

— Походу эти средства есть везде, — поморщился я.

— Капли Путарла или же торпеды Дамукла. Советую торпеды! Вставил одну такую хорошую сразу после того, как облегчился и подтерся… и работай себе спокойно в радужной дымке, ожидая мягкого прихода рваных отрывков чего-то из прошлого… я вот теплые детские годы больше припоминаю. И работу свою! Вернее — службу! Призвание! Я из закатных активистов был. До последнего вроде как оставался на одной из сдерживающих кислотную жижу дамб. Я и тяжелый шагоход Добрыня. Вместе мы месили раствор, латали дыры, вбивали столбы… и все бесплатно! Тогда я вроде как еще верил, что планету можно спасти. И вот… не спасли… Помню там рядом какое-то древнее кладбище было для самых важных при жизни… так гробы и надгробные плиты из черной земли с чавканьем вылазили, а между ними двухголовые лебеди облезлые плыть стараются, обожженными лапами грязь взбивая…

— Ну то есть ты понимаешь, где ты находишься? — произнес я и обвел стопкой помещение бара. — Где находится все это.

— Мы в раю!

— Уверен?

— Мы живы, а стало быть, мы избранные. Не помню, как я здесь оказался, но ведь я жив! Владыка пригрела нас на груди своей!

— Уверен, что это район ее груди? — выпив самогон, я черпанул арахиса, с треском раздавил пересоленные острые орешки, что, наверное, моими ровесниками будут.

— Ну, может, у задницы благоуханной пригрела, — развел руками Шмякос и под кивок Хорхе, сцапал еще одну стопку. — Спасибо за угощение! У меня-то весь невеликий навар на торпеды уходит. Могу свести со своим дилером. Он и смазку неплохую подгоняет — воспаленные краешки идеально смягчает. Да еще и холодком в сраку отдает. Торпеда потом входит как родная! Желаете?

— Пошел ты! — буркнула никак не могущая успокоиться Ссака.

— Да все лучше, чем капли в глаза херачить! Они как кислота! Торпеды тоже сраку жгут, но сраку, а не глаза. Я ведь не жопой людям улыбаюсь…

— Мясо, — напомнил я, когда из моего живота раздался утробный рык. — И быстрее…

— Несу! И это… я по понятиям живу. И не стал бы денег просить, раз вы Риториков спасли. Но у меня выплата аренды скоро…

— А ты весь навар на жопные торпеды тратишь, — кивнул я. — Интересный ты… человек… Шмякос.

— Я за мясом! Эй!

Это его изумленно-злобное «Эй!» убедило меня схватиться не за дробовик, а за лежащий рядом револьвер. С такого расстояния промахнуться почти невозможно. Я высадил весь барабан, поочередно всаживая пули в каждую из припавших к полу и прижавшихся к стене двух темных фигур. Шлемы с зеркальными забралами обезличили незваных гостей — такими безликими они и сдохли. В ответ они выстрелили лишь по разу. Двуствольный обрез в руках одного разрядился в верх стены над нами, выбив облачко кирпичной крошки. Второй, уже падая, выстрелил из пистолета, после чего с грюканьем врезался шлемом в пол и забился в корчах. В руке приподнявшегося Каппы дымящийся пистолет, Ссака среагировала мигом позднее, тоже успев поупражняться в стрельбе. Держащийся за левое предплечье Шмякос застыл статуей, что-то с протяжным воем выдавливая из задранной к потолку пасти.

— Уймись, — буркнул я, перезаряжая револьвер. — Ты жив. Все живы. Или торпеду с перепугу из жопы выдавило, и ты горюешь?

— Командир… — по тону Каппы я все понял и так резко крутнул головой, что хрустнула шея.

Рокс так и сидел, устало откинувшись на стену, прикрыв глаза. Вот только теперь в левой стороне его лба появилась аккуратная дырочка с темным потеком, что пересекал седую бровь, прочерчивал левое веко и медленно продвигался по иссеченной морщинами щеке.

— Вот дерьмо, — выдохнула Ссака, вставляя новый магазин в пистолет. — Вот дерьмо!

С трудом оторвав взгляд от умершего гоблина, я вылил в себя стопку самогона, подхватил со стола дробовик и двинулся к коридору, ровным спокойным голосом отдавая приказы:

— Кевин — задняя дверь! Ссака с Хорхе! К Рэку напротив! Если у него кто есть — брать живым! Бойтесь крыш и окон! Каппа! Ты направо! Ты, ты и ты — за мной!

Оттолкнув бармена, я в несколько шагов пересек коридор, автоматически отметив, что у атакующих из экипа только шлемы, а так они в обычной одежде. Ударом ноги открыл дверь и тут же выстрелил в упор в еще одного ушлепка в шлеме. Картечь ударила в шею, перебив, излохматив ее и уронив голову за спину. Сделав шаг, упырок рухнул, и бегущие через улицу Ссака с Хорхе перепрыгнули через него. Выстрел наемницы пробил дыру в животе выскочившего из-за угла гоблина, заставив его заорать и согнуться, роняя из рук блестящие хромом пистолеты. Крутнувшись, я ударил картечью по крыше бара, разнося голову стрелка с автоматом, суматошно дергающего затвор. На этом был броник, зато неприкрыта голова.

Ссака первой нырнула в распахнутую настежь дверь борделя одновременно с тем, как оттуда послышался разъяренный рев орка и звуки выстрелов. Рядом со мной рухнул один из новеньких, а в пяти метрах от него оседали сразу двое, перечеркнутые очередью Каппы. Расплескивая покрасневшую воду, я добежал до угла и прижался к нему. Как только оттуда рывком показался ствол, перехватил его, задрал, одновременно тяня на себя. Приклад дробовика глубоко утонул в широком скуластом лице стрелка, а я, окончательно перехватив оружие, дал длинную очередь вверх, одного за другим скашивая пятерых поднявшихся с дружным воплем хренососов. Трое упали, четвертый всадил ответную очередь в стену рядом со мной, кроша редкие стекла и отмечая пунктиром двери. Последняя пуля нашла свое прибежище в груди выскочившего на шум голого гоблина в розовом жабо, и он, подпрыгивая, куда-то побежал, но упавшая рядом граната прервала его бег, заодно убив еще двоих из наших, а меня заставив рухнуть в лужу и прикрыться бессознательным телом, что пару раз вздрогнуло от попаданий осколков.

— Суки, — выдохнул я, прямо из лужи посылая последний десяток пуль в идущую по улице плотную группу, вооруженную каким-то холодняком. — Гребаные суки…

Из открытой двери борделя вылетел держащийся за красное от крови пузо хреносос. Крутнувшись, он рухнул, случайно прикрыв собой еще одну упавшую с крыши на улицу гранату. Приглушенный хлопок подбросил тело, поставив на ноги и кровавым рваньем вбив в стену, насадив на один из штырей, где оно и повисло окровавленным чучелом. Следующим на улицу вылетел голый Рэк, одной рукой таща за волосы воющую девку в бронике и с кровавыми дырами вместо глаз, а в другой держа гранату. Сориентировавшись, он швырнул подарок в поваленную моими выстрелами толпу и прикрылся продолжающей орать девкой, в то время как в дымящемся дверном проеме показались Ссака с Хорхе, сразу же накрывшие пулями крышу надо мной. Откатившись к стене, я позволил падающим занять мое место в луже и добил их выстрелами в головы.

— ЧТО ЭТО ЗА СРАНЬ?! ЧТО ЭТО ЗА…!!! — прервавшийся дикий перепуганный крик донесся с задней улочки, куда выходила дверь черного входа.

Глянув за угол, я увидел покрытую свежей кровью фигуру Кевина, что на моих глазах буквально открутил голову пойманного им гоблина — на глазах застывшей на бетонке побелевшей девки в стальной кирасе и мини-юбке поверх драных черных лосин. Наклонившись, Кевин протянул руку, и очнувшаяся девка с писком всадила ему в грудь две пистолетные пули. Зомбак едва качнулся, сграбастал писклявую суку за шею и утянул в переулок, другой рукой приоткрывая треснутое окровавленное забрало своего шлема.

Стрельба затихла.

Нападающие кончились.

Перезарядившись, двигаясь машинально, я подобрал оружие, схватил за волосы еще дышащего скуластого ублюдка и волоком затащил его в бар. Приказы отдавать нужды не было — остальные уже собирали оружие, добивали подыхающих, заодно выискивая тех, кто мог бы перед мучительной смертью нам что-нибудь поведать.

Швырнув вскрикнувшего упырка на скамью рядом с продолжающим сидеть мертвым Роксом, я мелкими глотками выпил стопку и на выдохе спросил:

— Кто?

— Лезвия… — проскулил подраненный, пытаясь закрыть дырявыми ладонями кровавые дырки в теле. — Лезвия наняли толпу нашу… подкинули оружия и снаряги…

— Кто? — повторил я, наливая себе остатки из бутылки.

— Кабхар Черная Бритва… он договаривался. Обещал еще песо подкинуть.

— Где он?

— Кабхар? Так в Доме Лезвий! Чуть дальше к центру по соседней улице… Слушай! Просто послушай… ничего ведь личного, а…

Брошенная мной бутылка краем донышка перебила ему челюсть, выбив из пасти долгий булькающий вопль. Упырок подскочил и сам подставил шею рукам подошедшей Ссаки. Легкое привычное движение, влажный хруст, и умерший хреносос рухнул на пол.

— Притащили еще двоих говорунов, сеньор!

— Нужды нет, — не оборачиваясь, отозвался я, и понявшие, что их ждет, пленники взорвались торопливыми мольбами, что сменились хрипением и бульканьем.

— Кабхар сучья бритва, — произнес я, выпивая вторую стопку и не сводя при этом глаз с навсегда затихшего ветерана Рокса. — Из Лезвий. Он нужен мне. И нужен живым.

— Выдвигаемся?

— Выдвигаемся, — подтвердил я вытирающему нож Каппе и поднялся, подхватывая кирасу. — Выдвигаемся…

* * *

К Дому Лезвий я двинулся напрямки, следуя за перепуганным гоблином, пойманным Каппой за шкирку у окровавленного трупа, когда он вытаскивал из его карманов какую-то мелочь, одновременно щупая виднеющуюся в порванной осколками футболке сиську дохлой девки. Короткий вопрос, сильный удар… и вдохновенный проводник уже торопливо ведет нас узкими проходами между домов с замурованными окнами.

Первое препятствие нас ждет в том, что некогда было зажатым между домами треугольным сквером. Деревья остались — мертвые стволы с обрезанными почти под корень ветвями торчат из желтой стриженной травы. На бетонном пятачке посреди сквера высится крест с перекошенной перекладиной, с которой свисает приколоченный кусок рваного мяса. Нам навстречу торопливо делает шаг субтильный старик, но наткнувшись взглядом на мое застывшее лицо, он с еще большей поспешностью утекает в сторону, спотыкается о край дорожки и падает на траву, где и замирает в позе седого эмбриона. А я на несколько секунд застываю перед тем, что свисает с креста.

— Назидание Владыки! — визгливо кудахчет лежащий старик. — Склоните головы! Помните о грехе! — с каждым новым словом его голос набирает привычную силу и звучность, но тут он возвращается в реальность и опять замолкает.

— Красиво скульптор поработал, — прорычал Рэк, мельком оглядев скульптуру из потемневшего камня. — Девка дохлая: распятая, скальпированная, порубленная и вроде как тесаком трахнутая, что так торчать и остался… да?

— Скульптора тут никогда не было, — проскрежетал я, даже не пытаясь скрыть рвущуюся из груди холодную злобу. — Это точная копия с еще дышащего оригинала, когда я сдернул ее вместе с этой косой перекладиной… Воспроизведено все до мелочи… Отсканировали с видеозаписей? Да посрать! Двигаем дальше!

— Владыка напоминает о грехе, что сотворили вы с дщерью Первого! Он не бог! Но сделал для нас больше богов! — кричит нам вслед приподнявшийся с травы старик. — Он спас нас! А мы истязали его дитя! Его дитя! Владыка не простила!

— Охренеть, — пробормотала поравнявшаяся со мной наемница. — Это нормально — такие статуи в городах ставить? — покосившись на алую полусферу, что торчала из стены железобетонной жилой коробки сразу за сквером, она добавила: — Хотя это Формоз… со всеми его гнойными красотами.

— Система? — выдохнул я и перешел на легкий бег, не сводя ствола дробовика с подергиваемого спазмами испуга гоблина-мародера-проводника. — Странно…

— Что странно?

— Все, сука, странно… — ответил я и взглянул влево, где в десяти шагах, за изуродованным забором сквера легко бежал Кевин, а за ним следом торопилась как могла еще одна фигура — спотыкающаяся девка в кирасе, мини-юбке, рваных черных лосинах и окровавленном шлеме с зеркальным забралом.

— Тут осталось совсем чутка, — проскулил проводник, замирая у начала темного прохода, что вбегал под мрачную арку внутреннего двора. — Дом Лезвий там прямо посреди. Двухэтажный. Филиал Лезвий, а Кабхар там главный! Пожалейте меня… я же почти нормальный… а то, что мокрую сиську дохлой девки мял… с нее же не убудет уже! Ну выковырял я у нее остатки торпеды… так ей опять же плевать! А мне в десны втереть и маму вспомнить… Эй… слышите? Слышите, парни?

— Где вход? Сколько их там внутри? — зарычал Рэк, приставляя ствол автомата к дрожащему грязному кадыку проводника. — Я тебя прямо к мамаше твоей щас и отправлю, если отмалчиваться будешь!

— Дом Лезвий к нам жопой! Кирпичный! Два этажа! Окна только на втором! Крыша домиком… Ну не знаю я, сколько их там внутри… — плачущий проводник волочил ногами по асфальту, в то время как орк тащил его за волосы в проход. — Это же Лезвия! Они меня если с вами увидят — убьют! Вы ведь к ним явно не с добром идете! А может, вы все же лучше миром все порешаете? Постучите тихонько… вроде как главный у них в подвале сидит… офис там у них… выпьете с ним чайку…

— Постучим тихонько, — проскрежетал я, вскидывая на плечо металлическую трубу и вжимая скобу. — В стороны! Каппа! Осколочный туда же!

Ушедший во двор кумулятивный гранатометный заряд влетел в центральное тыльное окно второго этажа. Грохнувший взрыв выбил все стекла вместе со стальными ставнями, заодно разворотив перемычку между парой окон. Едва угасла короткая вспышка, раздался второй взрыв. По земле со свистом отстучали осколки, а я уже бежал к постройке, всаживая очереди в затянутые серым маревом окна.

— Вскройте этот сраный дом! — рявкнул я и захлопнул забрало.

Выдернув из разгрузки сменный магазин, вставил на место опустевшего и продолжил поливать огнем кирпичную постройку. Ускорившийся Кевин обогнал нас, сместился в сторону, оттолкнулся от декоративного валуна на мертвых клумбах и сильным толчком послал себя вверх. Ухватившись за подоконник, он змеиным движением втянулся внутрь. Следом за ним к дому подбежала девка в черных лосинах. Попыталась повторить его трюк, но не достала и тяжело упала на землю. Встав, тут же получила из крайнего окна картечью по руке. Оторванная кисть отлетела в сторону, но девку это никак не озаботило — вбивая уцелевшие пальцы в выбитые пулями дыры, опираясь босыми ногами туда же, она полезла вверх, а стрелка я угомонил короткой очередью и, забросив автомат за спину, подпрыгнул. Вцепившись зомбачке в загривок, подтянулся, обрушивая ее своей тяжестью вниз. Наступил ей на плечо, мельком глянув на свое отражение в ее зеркальном забрале и услышав яростный тихий рык. Схватившись за подоконник, закинул себя внутрь и, перешагнув мешанину трупов на полу, давя тарелки, выдернул дробовик и шагнул к смутно виднеющейся ведущей вниз лестнице.

— Тук-тук-тук, Кабхар, — проорал я, начиная спускаться, в то время как за моей спиной уже слышались ругательства забирающихся внутрь бойцов. — Тук-тук-тук, с-сука!