Мертвые милашки не болтают

Дей Кин

Дей Кин – известный американский писатель, яркий представитель детективного жанра. Его произведения выходили в таких популярных американских изданиях, как `Черная маска`, «Детективные истории».

2 СЕНТЯБРЯ 1958 ГОДА, 0 ЧАСОВ 18 МИНУТ

В зале суда было прохладнее, много прохладнее, чем в помещение присяжных. Харт устроился на своем стуле поудобнее. Больше всего на свете он желал, чтобы миссис Слэгл перестала плакать. Видя ее, он сам себе казался подлецом. Харт принялся рассматривать немногочисленных людей, находившихся в зале суда. В этот поздний час толпа страждущих отсутствовала. Не было толпы падких на пикантности мужчин и женщин, которых интересовали любовные дрязги и которые забывали, что здесь речь идет о человеческой жизни.

Большую часть присутствующих составляли репортеры — как женщины, так и мужчины. Исключение составлял супруг погибшей. Харт с интересом разглядывал физиономию финансиста. Его лицо было худощавым и бледным, почти лицо аскета. Как явствовало из допроса, ему исполнилось 56 лет. Харт спросил себя, каково было прошлое этого человека и что он увидел в этой молодой девушке, которая стала его женой, и почти сразу же ответил на эти вопросы. Главенствующим было ее миленькое личико и чрезвычайно пышная грудь.

Он продолжал смотреть на Диринга. Такому человеку, вероятно, весьма неприятно присутствовать на подобного рода разбирательствах, где перемывались косточки его жены. И тем не менее, Диринг был не менее виновен в смерти своей жены, чем подсудимый Коттон. Безумием было жениться на такой молодке старому ловеласу. С Диринга Харт перевел взгляд на капитана яхты. Одна из мудростей жизни гласила: ни один человек не живет для себя одного. Все, что он делает, отражается на других. И убийство Бонни сделало капитана Энрико Моралеса безработным. После смерти своей жены Диринг был не в состоянии предпринимать какие-либо поездки, как деловые, так и личные. Харт спросил себя, где сейчас может находиться яхта, и уволил ли Диринг капитана. Моралес был высокорослым брюнетом лет тридцати с небольшим, очень приятным и мужественным. Моралес тоже выступал на суде и показал, что если на дверь была надета предохранительная цепочка, то иного пути в каюту не было, кроме как через злосчастный иллюминатор. После дачи показаний он еще пару дней присутствовал на суде. Когда Харт глядел на него, то видел, что капитан откровенно скучает, и он перевел свое внимание на темноволосую девушку, одиноко сидевшую в конце зала.

Насколько Харт помнил, эта девушка не пропустила ни одного заседания. Одно время он и другие присяжные полагали, что она, возможно, бывшая почитательница или жертва Коттона, и что защита или обвинение рано или поздно вызовут ее на место для дачи каких-либо показаний, но ни одна из этих сторон этого не сделала. В течение всего слушания девушка лишь присутствовала, слушала и смотрела.

Потом Харт стал изучать лицо подсудимого, сидевшего рядом со своим адвокатом. Коттон выглядел совсем неплохо, только рот у него был слишком мягким. Это был капризный ребенка, который все хочет иметь и ничего не желает отдавать. За длительное пребывание в тюрьме его кожа приобрела болезненно-желтую окраску. Его когда-то хороший костюм сидел на нем как на вешалке. Глаза запали и были обрамлены синими кругами. Он походил на человека, который был болен и опасался кого-то. И все это было выражено в большой степени. Харту оставалось только надеяться, что его немногие дни с Бонни стоили того, что он заслужит.

После нервозности и напряжения процесса, а также долгих часов совещания, все последующее воспринималось как избавление. Харт был рад, когда судья огласил приговор, поблагодарив присяжных за работу. В заключение он несколько раз стукнул молоточком по столу, заканчивая судебную процедуру. Харт чувствовал себя распаренным и усталым. Сейчас он бы с удовольствием выпил рюмку виски. Он без комментариев отказал репортерам в интервью, попытался не столкнуться с Дирингом, который приближался к присяжным, желая по всей вероятности поблагодарить их за усердие, и вышел в коридор к лифтам.

Темноволосая девушка, которую он так часто видел в зале суда, вышла из зала судебного разбирательства еще до него и уже стояла в ожидании лифта. Харт украдкой взглянул на нее. Вблизи она выглядела милее, чем издали. Когда они вместе спускались в лифте, ему удалось рассмотреть ее внимательней. Она была ростом приблизительно 155 см и весила около ста фунтов. Ее летний костюм был модным, но стоил, очевидно, недорого. То же относилось и к большой сумочке, ремень которой был накинут на плечо. Сейчас ее лицо находилось под сильным эмоциональным воздействием, хотя она и держала себя в руках.

На улице было еще более душно, чем в помещении присяжных. Харт снял куртку и положил ее на руку. Он не думал, что Мэнни или Герта встретят его. Они же не знали, когда присяжные придут к единому мнению. До этого он успел распорядиться, чтобы его машину перегнали из гаража к зданию суда. Из парадного вышли еще трое присяжных, но Харт оставался стоять на месте. Он смотрел на город и был рад, что снова сам себе господин и может идти, куда пожелает.

А из здания все выходили и выходили присяжные, репортеры и другие члены суда, вынужденные оставаться до конца. Среди них был и Джон Р.Диринг. Почти все прошли мимо, видимо осознавая в каком настроении он сейчас находился, но Диринг подошел к нему и пожал руку.

— Я пропустил вас наверху, доктор, — проговорил Диринг. — Я понимаю, что для вас это было тяжелым делом. Но мы еще можем благодарить небо, что мы люди принципиальные и верим в благопристойность и справедливость.

Харт пожал ему руку, потому что другого сделать не мог. Но он был рад, что Диринг этим только и ограничился, направившись к стоянке машин, где его поджидал шофер в униформе, сидевший в роскошном лимузине. Темноволосая девушка была еще неподалеку. Она стояла на краю тротуара у автобусной остановки. Прошло уже много лет с тех пор, как Харт в последний раз ехал в автобусе, но, тем не менее, он почему-то вспомнил, что в этом направлении автобусы ходят с большим интервалом.

Следуя какому-то внутреннему побуждению он остановил машину на автобусной остановке и обратился к девушке:

— Только не посчитайте меня навязчивым, но мне кажется, что в это время автобусы ходят крайне редко. Если вы едете в сторону Голливуда, то я охотно подброшу вас до дома.

Она серьезно посмотрела на него и осведомилась:

— А в какое место Голливуда вы сами едете?

— Проеду почти весь Голливуд. Мне до бульвара Сансет, я содержу там аптеку.

Девушка продолжала смотреть на него.

— Я знаю эту аптеку. Однажды я лакомилась в ней мороженым. Тогда я была секретаршей в Асортед Артистс, актерском агентстве, в полутора милях от аптеки.

— Значит, мы почти родственники, — улыбнулся Харт. — Я хорошо знаю Бена. Каждый вечер по вторникам мы играем с ним в покер. Вы живете там поблизости?

— У меня маленькая квартирка в двух кварталах от вас.

— В таком случае, садитесь. Я подкину вас до дома.

Когда Харт нагнулся, чтобы открыть дверцу, позади него раздался автомобильный сигнал. Он увидел, что машина Диринга выехала со стоянки, а его машина мешала ему проехать. Он подал вперед на несколько футов и мимо него проехал лимузин. Диринг благодарно помахал ему рукой.

Девушка уселась рядом с Хартом и пригладила юбку.

— Очень мило с вашей стороны, — поблагодарила она. — Я заметила, что этот человек вам не нравится… тот, что проехал на машине. Мне он тоже почему-то не по душе. Походит на старого кота, который когда-то был у меня.

Харт кивнул и заметил:

— Я понимаю, что вы имеете в виду.

В этот ранний час ехать в сторону бульвара Сансет было легко: улицы были еще пустынны. Как только Харт набрал нужную скорость, он ощутил себя обновленным. Девушка молча сидела рядом. Когда он остановился перед перекрестком, пропуская грузовик с утренними газетами, у него появилась возможность посмотреть на девушку еще раз. В известной мере, она была привлекательна.

— Чудесная ночь, не правда ли? — обратился он к ней, миновав перекресток.

— Славная и теплая… Могу себе представить, как вы рады были вырваться из комнаты присяжных, чтобы поехать домой.

— Вы правы, — признался он. — Временами я чувствовал себя там неуютно.

— Отлично все понимаю, — она провела языком по губам. Видимо, хотела принять какое-то решение. Некоторое время они ехали молча, затем она спросила: — Вас не интересует, кто я такая?

— Очень интересует, — не стал увиливать Харт.

Сняв перчатку, она протянула руку.

— Меня зовут Пэгги.

Харт снял правую руку с руля.

— А меня — Док. Очень рад с вами познакомиться, Пэгги.

Ее рука была нежной и маленькой, но неестественно теплой, почти лихорадочно горячей.

— Вы плохо себя чувствуете? — осведомился Харт.

— Нет, нет… Сейчас уже все хорошо. Все прошло.

Харт поостерегся задавать ей другие вопросы, а она между тем спокойно продолжала:

— Вы, вероятно, ломали голову над тем, почему я каждый день прихожу на судебное заседание, не так ли?

— Мы все ломали над этим голову. Мы почему-то были уверены, что вас вызовет для дачи показания защита или обвинение.

Девушка долго смотрела на него, а когда она заговорила, голос ее звучал спокойно, но решительно:

— Они не отважились…

— Кто не отважился?

— Защита.

Харт ожидал, что она продолжит, но девушка молчала. Они проехали несколько миль, прежде чем она снова открыла рот.

— Он получил то, что заслужил, и я рада этому.

— Значит, насколько я понимаю, Коттон вам не нравится?

— Вы же были на суде. Разве в нем есть что-либо привлекательное, а?

— Нет.

— Он получил то, что заслужил. Теперь его казнят, да?

Ее тон неприятно резал слух. Пэгги произнесла это почти истерическим тоном и он уже начал сожалеть, что захватил ее с собой в машину.

— Боюсь, что да. Конечно, если его адвокат не подаст апелляцию или не представит в достаточном количестве нового материала, который потребует нового разбирательства.

— Какого материала?

— Довольно убедительных доказательств его невиновности.

— Например?

— В деле Коттона таким доказательством были бы, например, труп и орудие убийства. Но даже эти улики помогут только в том случае, если он на самом деле невиновен.

— Тогда все в порядке.

— Что вы сказали?

— Я насчет главных улик…

— Вы что-то знаете?

Она опять замолчала. Мимо проплывали соблазнительные вывески неоновых реклам. Девушка взглянула в зеркало и поправила прическу. Краем глаза Харт с удовольствием наблюдал за ней. Наконец, она тяжело вздохнула и нарушила молчание.

— У вас нет сигареты?

Он остановил машину, наклонился к девушке и протянул пачку. Она кокетливо вытащила сигарету и прикурила от протянутой им зажигалки. В свете неоновых реклам ее колени выглядели просто соблазнительно. Пэгги невинно улыбнулась и неожиданно спросила:

— А почему бы нам не зайти ко мне и немного выпить?

Все это выглядело абсолютно абсурдным. Харт не находил ответа на ее предложение.

— Вы шутите? — только и смог повторить он.

— Совсем не шучу, поверьте мне, — умоляюще промолвила девушка. — Ведь вы всю дорогу только и делали, что смотрели на вывески баров, ресторанов и спрашивали себя, удобно ли будет сделать остановку и пригласить меня выпить.

— Верно, — рассмеялся Харт.

— Теперь все забегаловки уже закрыты. Так почему же вы не хотите зайти ко мне, чтобы пропустить рюмочку мартини?

— Послушайте, милая…

— Да? — Пэгги посмотрела ему в глаза.

Он решил действовать напрямик.

— Меня это, правда, не касается, но хочу сказать вам, что миленькие девушки не приглашают к себе в два часа ночи незнакомого мужчину, если у них нет на уме чего-то определенного. Так что же кроется за всем этим?

— Ничего… Я просто не хотела оставаться одна.

— Почему?

— Если вы подниметесь ко мне, я вам все скажу.

Харт держал обе руки на руле.

— Наша встреча может иметь довольно много значений.

— Знаю.

Пэгги сказала это каким-то особенным тоном. Харт от этого рассердился и заволновался. Ему все еще было тепло и он ощущал усталость. Странные все-таки эти существа — женщины! Они, вероятно, уверены, что стоит им немного пококетничать с мужчиной, то они обязательно добьются своего. Но самое невероятное заключалось в том, что в девяносто девяти случаях из ста они оказывались правы вопреки всякой логике.

— Прошу вас, — спокойно произнесла она.

Харт больше не раздумывал.

— Хорошо. Но только на рюмочку мартини.

Пэгги откинулась назад, держа руки на коленях.

— Там посмотрим…

Харт нажал было на газ, но сразу затормозил, так как рядом с ним остановилась патрульная машина и из нее вышел полицейский.

— Остановитесь на минутку, — проговорил коп, но в следующий миг он узнал Харта и крикнул через плечо коллеге: — Эй, Джо! Вылезай! Наш Док вернулся с войны!

Оба полицейских были рады вновь увидеть Харта.

— Поздравляю вас, Док! — воскликнул первый полицейский. — Вы правильно осудили Коттона. Мы как раз слышали все по радио.

Присутствие девушки в машине неприятно стесняло Харта. Он посчитал, что ее следует представить.

— Очень приятно видеть таких бравых молодцов! Разрешите представить вам. Мисс Пэгги…

–…Джонс, — добавила она.

Полицейские назвали свои имена, но осуждение Коттона интересовало их больше, чем девушка в машине Дока. Они возбужденно поведали Харту, что во всем районе заключали пари 8 к 2, что Коттона не осудят, потому что прокуратура не смогла представить суду «корпус деликти», а они оба поставили на пари свою зарплату, что Коттона обязательно осудят.

Оба полицейских были постоянными посетителями его аптеки и они ему нравились, но, тем не менее, он был счастлив, когда у них неожиданно заквакал радиотелефон и они вынуждены были уехать.

Когда они скрылись из виду, Харт включил мотор и медленно направился дальше. Ему было бы намного лучше, если бы он не повстречался с этими симпатичными полицейскими. Несмотря на международное значение этого города, он оставался в отношении сплетен настоящей деревней. Завтра утром все, начиная от швейцара в ликеро-водочном магазине и кончая метром в его аптеке будут знать, что Джо Финн и Нетт Хукер остановили в два часа ночи машину Дока Харта и обнаружили в ней миленькую девушку, которая представилась им под явно вымышленным именем Джонс. И это после выполнения им своего гражданского долга в качестве присяжного в процессе, который тянулся два месяца.

Пэгги положила руку на его колено.

— О чем вы думаете?

Харт не стал скрывать от девушки своих размышлений по поводу недавней встречи с полицейскими.

— О том, что даже сухой бизнесмен, не знающий ничего, кроме бизнеса, может попасть в щекотливое положение.

— Ну, теперь вы уж наверняка на меня разозлились, да?

Харт продолжал гнуть свою линию.

— Этого я не сказал бы. Но теперь я попал в зависимость от обстоятельств.

— Каких?

— Теперь я просто обязан знать, кто вы такая и чего вы от меня хотите?