Мы обнимем смерть

Девин Мэдсон, 2021

Старая империя пала. Пришло время новой империи. На завоеванном севере бывшая императрица полна решимости спасти свое государство. Ее поиски союзников становятся все более отчаянными. Увы, осознание того, что сила заключается не в титулах и званиях, а в самих людях, может прийти слишком поздно… Продолжение эпопеи в жанре темного фэнтези о разрушении империи, мистическом Востоке и безжалостных ордах кочевников.

Глава 2

Дишива

Итагай тряс головой, пока я расчесывала спутавшуюся за день гриву. Он не любил этого, и я медленно и осторожно распутывала каждый колтун. Прекрасный повод заставить императора ждать.

Конюшенный двор заполняли другие левантийцы, сидевшие рядом со своими лошадьми или о чем-то беседовавшие маленькими группами. Никто за весь вечер не подошел ко мне, даже мои Клинки. Теперь, когда первый огонь победы угас, никто толком не знал, что говорить. Мы победили. Мы захватили город. Перебили врагов, этих ужасных людей, мучивших нас и моривших голодом, но… Ликование отступало, и закрадывались сомнения. Победа ничего не вернула назад, она сделала все лишь запутаннее.

— Не думаю, что мы им нравимся, — донесся голос от соседнего стойла. Конюшни. Домики для лошадей, как будто им непривычен дождь над головой.

— Вот и прекрасно, потому что мне они тоже не нравятся, — последовал тихий ответ. — Когда заканчивается твое изгнание?

— Через половину цикла, а твое?

— Примерно так же.

Дальше вопросов не последовало, но я сомневалась, что причиной стала лишь преданность нашему гуртовщику. В последнее время множество языков сковывал страх.

— Капитан Дишива э’Яровен?

Я повернулась, забыв щетку в гриве Итагая. В дверях стоял широкоплечий левантиец, мощные руки сполна компенсировали недостаток роста. Он был не из моих Клинков и незнаком мне, но это и неудивительно, учитывая, сколько нас собралось в одном месте.

— Да?

— Гуртовщик… Император Гидеон желает поговорить с тобой.

— Я знаю, но кони сами себя не вычистят.

Человек расслабленно прислонился к дверному косяку, мышцы на сложенных на груди руках выпирали еще сильнее.

— Да, но они и не бесятся, если заставлять их ждать.

Я вздохнула.

— Остальной гриве придется подождать, — сказала я, положив руку на шею Итагая. — Но не думай, что так легко отделался. Неприлично ходить с запекшейся кровью и колтунами, знаешь ли.

Левантиец усмехнулся, став похожим на зеленого седельного мальчишку.

— Ну, не знаю, он выглядит довольно лихо, — сказал он, но, когда я обернулась, оказалось, что он смотрит на меня.

— Как тебя зовут?

— Ясс эн’Окча, капитан, — ответил он, сложив кулаки в приветствии.

— Ты очень занят, Ясс эн’Окча?

Его брови поднялись к короткой поросли волос, уголок рта дрогнул.

— Капитан рода Яровен нуждается во мне?

Я сунула ему щетку.

— Его зовут Итагай. Если тянуть слишком сильно, он укусит. Я скоро вернусь.

— Итагай?

Я закатила глаза.

— Моя мать любила истории путешественников и почти каждый вечер рассказывала мне о драконе Итагае. Это не так уж странно.

Ясс рассмеялся, и я позавидовала его беспечному смеху.

— Как скажешь, капитан.

— И ты останешься здесь, пока я не вернусь?

Он ухмыльнулся еще шире.

— Это я могу.

Он смотрел мне прямо в глаза, пока я не прошмыгнула мимо него в темноту. Дверь конюшни закрылась, но я будто утащила за собой его часть, его присутствие ощущалось физически. Всего лишь мускулистая фигура и заинтересованная улыбка, и вот я уже хочу заставить Гидеона подождать еще дольше. Но я все же ушла, не оглядываясь.

Левантийцы во дворе понижали голос, когда я проходила мимо, огибая группы сидевших на камнях мужчин и женщин. Они тоже следили за мной глазами, и мне казалось, что они могут читать мои мысли, видеть рваные, кровоточащие края моей души.

По пути к особняку я миновала обломки какого-то осадного орудия, состоявшего из блоков, веревок и растрескавшихся рычагов. Рассыпанные повсюду останки войны напоминали не только о том, как далеко мы зашли, но и о том, сколько еще предстоит пройти.

Поместье, в котором мы остановились на ночь, вероятно, принадлежало какому-то кисианскому вельможе. В нем были конюшни, сады, толстые стены и возделанные поля, и так много комнат в доме, что он напоминал лабиринт. Всем капитанам выделили комнаты внутри, но я сбежала из душных коридоров, как только смогла, предпочитая открытое небо толстым черным балкам. Они выглядели тяжелыми, как и черепичная крыша. Достаточно тяжелыми, чтобы раздавить меня, если упадут.

Я прошла мимо двух Клинков Намалака, стоявших на лестнице. Алый шелк поверх доспехов будто покрывал их кровью.

— Капитан Дишива, — поприветствовал меня один из них.

Я кивнула, не рискуя заговорить, поскольку вряд ли они разделяли мое мнение об их новом наряде.

Внутри меня встретил длинный, залитый светом ламп коридор, где с каждой стены таращились портреты спесивых кисианцев. Мне хотелось вырвать им глаза, но Гидеон много раз говорил, что кисианцы не чета чилтейцам и нам не враги. Они теперь наш народ, наши подданные, и их следует уважать. Конечно, до тех пор, пока они преданы своему новому императору. Как и всегда, он был прав. Мне просто это не нравилось.

На пути к комнатам Гидеона я проходила мимо других левантийцев, одетых как кисианские гвардейцы. Я превосходила рангом их всех, но ни один не поприветствовал меня. Там не было ни других капитанов, ни их заместителей, ни охотников, ни конюхов, ни целителей, только жадные до славы и привилегий Клинки, и я злобно зыркала на каждого. Двое у резных дверей покоев Гидеона даже заступили мне путь, скрестив на груди руки.

— Кто желает получить аудиенцию его величества?

Я выпрямилась.

— Я капитан Дишива э’Яровен, а вы убирайтесь с дороги.

— Мы тебе не подчиняемся.

— Кто вы? Кто ваш капитан? Я расскажу ему о вашем неподобающем поведении.

Один из них осклабился, отчего шрам над верхней губой скривился в странное подобие улыбки.

— У нас больше нет капитанов. Мы служим только его императорскому величеству.

Я сжала кулаки и процедила сквозь зубы:

— Что ж, его императорское величество послал за мной, так что убирайтесь с дороги сами или я вас заставлю.

Обе сабли висели на левом бедре, но я тронула кинжал, оценивая слабые места в их новых доспехах.

Раньше, чем они успели ответить, дверь открылась, и стражи расступились, чтобы пропустить низенького кисианца в белом одеянии. Он низко поклонился и что-то пробормотал на их чудно́м языке, жестом приглашая меня войти. Оба наглых Клинка держались расслабленно, но мое сердце колотилось от гнева, и я не могла сделать ни шагу.

Маленький кисианец скривился и отчаянно замахал мне рукой. Изнутри доносился гул голосов, звон тарелок и шорох шелка, хотя комната казалась пустой.

Собравшись с духом, я вошла в большую, сильно пахнувшую благовониями комнату.

— Капитан Диш… — начал кисианец. — Капитан Дишава Яр…

— Дишива, — поправила я. — Капитан Дишива э’Яровен.

Коротышка тихонько повторил это, практикуясь, но от его незаконченного объявления гул разговоров уже стих. Из соседней комнаты послышались шаги, и через тонкие бумажные двери вошел Гидеон.

— А, капитан Дишива, — улыбнулся он. — Ты-то мне и нужна.

Я остановилась посреди камышовой циновки и первый раз в жизни поморщилась от мысли, что могла натоптать на ней лошадиным дерьмом. Не поднимая глаз, я жестом поприветствовала нового императора. Он тоже нацепил кисианский шелковый плащ, свисавший с его плеч как запятнанный кровью флаг. Изящно вышитый, отделанный золотой нитью флаг.

Я молчала, и Гидеон вопросительно поднял брови.

— Все в порядке, капитан?

За бумажными экранами двигались тени. Маленький кисианец исчез, но незнакомая обстановка давила на меня. Бледные пятна на полу и стенах говорили о том, что часть мебели вынесли, но от декоративных ваз, экранов, статуй и ламп было нечем дышать.

— Да, гуртовщик. Мне просто неуютно в таком окружении.

— А, — поморщился он. — Надеюсь, ты привыкнешь, потому что у меня для тебя задание.

Он призывал к себе каждого капитана и ставил новую цель. Я знала, что придет и мое время, и страшилась этого. Но, несмотря на мои страхи, это был мой народ, а Гидеон — мой гуртовщик. Я выпрямилась.

— Что я должна сделать, гуртовщик?

— Я хочу, чтобы ты и твои Клинки отвечали за мою охрану и охрану моей жены. Я…

— Жены? Но ты же Клинок Торинов. Тебе не позволено жениться.

Гидеон поднял брови, и от его недолгой паузы я залилась краской стыда.

— Я был Клинком Торинов, — сказал он, — а теперь я император Левантийской Кисии. И если хочу оставаться им достаточно долго, чтобы построить нам новый дом, то должен жениться на кисианке. Нам не хватит Клинков, чтобы удерживать эти земли силой, поэтому нужна дипломатия.

Новый дом. Он называл наши степи отравленными, больными, зараженными неким злом, проникавшим в умы и сердца наших предводителей и обращавшим их против нас, но, хотя я видела все собственными глазами, это не могло унять тоску. Кисия, с ее густыми зелеными лесами, влажным воздухом, единственной луной и незнакомой пищей, не могла заменить степи.

— Ты ведь тоже этого желаешь? — спросил Гидеон, когда я ничего не ответила.

Он умолчал о том, что не мог рисковать и оставить капитаном того, кто не верит в его замысел. Рах был тому подтверждением.

— Нам нужен безопасный дом, — продолжил он. — Нам нужно выжить. Приспособиться. У себя дома мы вымираем, Дишива, вымираем. Наш образ жизни, наш народ, наша честь — все, что сделало нас великими, станет нашей погибелью, если мы не сможем измениться.

И снова смутное ощущение присутствия Раха. Несгибаемого и не желающего меняться.

Гидеон зашагал по комнате, под тяжелой поступью потрескивали камыши. На менее высоком человеке его шелковый плащ тащился бы по полу, но на нем он беспокойным морем плескался у лодыжек.

— Нам придется сражаться за новую родину, иначе для нас не останется места в этом мире. Иначе левантийцы станут воспоминанием, наши рощи превратятся в пыль, а боги будут забыты. — Он развернулся ко мне, сжав руки за спиной так, что рукояти сабель на бедрах стали еще заметнее. — Скажи, могу ли я рассчитывать на тебя? Хочешь ли ты сражаться за будущее, в котором наш образ жизни будет сохранен и продолжится, а не сгинет на ветру перемен? Если не можешь, я выберу кого-нибудь другого.

Он обладал завораживающей манерой речи, бравшей за душу и сжимавшей сердце, и в порыве чувств я сложила кулаки в приветствии.

— Я с тобой, гуртовщик. Для меня и моих Клинков будет честью защищать тебя.

— И госпожу Сичи. Она просила женскую стражу, а я доверяю тебе более всех остальных.

— Это честь для меня. Однако, не в обиду тебе, гуртовщик, я думала, что мы ищем императрицу Мико, чтобы ты мог на ней жениться. Возможно, я просто не поняла, как устроено их общество.

— Нет, все верно, но… — Он остановился и кивком подозвал меня ближе. Молчание только подчеркнуло, что за дверью ведется разговор на чужом языке.

Вблизи его дыхание пахло вином, под глазами залегли темные круги.

— Брак с Сичи Мансин — это фундамент, на котором построен мой союз с кисианцами. Мы получаем нашу империю, они получают нас, а через семейные связи госпожи Сичи — могущество, которого лишил их император Кин. Поэтому так важно, чтобы ты охраняла ее.

— Она желает этого брака?

— Да.

Я кивнула, и он отошел назад.

— Их общество древнее и сложно устроенное, оно основано на постоянно смещающемся балансе сил и фамильной чести. За несколько дней понять его невозможно. Но мы должны уважать их традиции, если хотим, чтобы они уважали нас.

— А императрица Мико?

— На нее у нас другие планы.

Он говорил небрежно, но зловещие слова предвещали пропавшей императрице недоброе.

— Завтра мы выезжаем в Когахейру, — сказал он. — Там мы пробудем какое-то время, строя планы на будущее. Тебе и твоим Клинкам выдадут имперские мундиры моей личной гвардии. Ты дашь мне Клинков, но сама поскачешь с госпожой Сичи, ее охрана — твоя главнейшая задача.

Я совсем не жаждала охранять утонченную кисианскую даму, но в присутствии Гидеона вера в наше дело вспыхнула с новой силой. Он провел нас сквозь чилтейское вторжение, освободил от оков, верил в наши возможности и в то, чего мы заслуживаем, и на какое-то время мой голос сковали эмоции, я не могла говорить, лишь подняла кулаки в приветственном жесте и склонила голову.

Гидеон положил руку мне на плечо, и от ее мягкой, дружеской тяжести я едва не расплакалась. Я даже толком не понимала, о чем эти слезы, но они все равно давили на глаза и сжимали горло.

— Это был трудный для нас путь, — сказал он. — И я не могу обещать, что не станет еще труднее, но обещаю, что буду сражаться за наш народ и наше право существовать в этом мире, до последнего дыхания и капли крови. — Он сжал мое плечо. — Легко лишь лечь и умереть, но левантийцы так не поступают.

— Да, — выдавила я. — Левантийцы так не поступают.

Пока я боролась с комком в горле, он снял руку с моего плеча. Его мягкие манеры в столь полной мере воплощали старейшину гурта, что меня снова окатило тоской по дому, который мы потеряли.

— Дай знать, если тебе что-нибудь понадобится, капитан. Будучи императором, мне приходится изображать для кисианцев властную отчужденность, но я все еще твой гуртовщик.

Он отпустил меня, больше ничего не сказав, и я ушла, чувствуя одновременно новый прилив рвения и боль. Как бы я ни старалась закопать страдания поглубже, убить воспоминания, они всегда сидели прямо под кожей, так близко, что могли вылиться наружу от любой царапины.

Во дворе меня встретил раскат грома. Я думала, что не может быть ничего хуже полумрака в особняке, но нарастающая влажность не давала дышать. Над воротами ударила молния, Клинки переговаривались и ворчали о приближающейся буре.

Ясс эн’Окча ждал меня в стойле Итагая. Встреча с Гидеоном отвлекла меня, и я совсем забыла о Яссе, но, не желая оставаться наедине с прилипчивыми воспоминаниями, похвалила себя за дальновидность.

Ясс закончил расчесывать гриву Итагая и перешел к хвосту, добавив к списку своих достоинств, пока состоявших из сильных плеч и лукавой улыбки, еще и прилежание. Он посмотрел на меня через то самое плечо и одарил той самой улыбкой.

— О, мой капитан вернулся!

— Я не твой капитан. Если ты Первый Клинок, то твой капитан — Тага.

— И прекрасный капитан, но она никогда не доверяла мне чистить своего коня. А он норовистый, твой мальчик, — добавил он, похлопывая Итагая по крупу. — Сроду не видел, чтобы конь выглядел так высокомерно. Кажется, ему не понравились мои истории.

— Ты рассказывал ему истории?

— Почему бы и нет? Надо же было как-то убить время. — Ясс положил щетку на мою седельную сумку. — Могу я что-нибудь еще для тебя сделать, капитан?

Я вошла внутрь, и дверь конюшни закрылась за мной. Улыбка Ясса стала еще шире.

— Здесь? — спросил он, взглянув на кучу соломы в самом дальнем от копыт Итагая углу.

— Здесь, — согласилась я, начав расстегивать ремень. Пальцы дрожали, и я понадеялась, что он не заметит.

Сабли упали на пол, и Ясс подошел ближе, коснулся своими губами моих. Я отвернулась, страх тысячей игл вонзился под кожу.

— Нет. Не это.

Он замер на мгновение, но усмехнулся, взял мою руку и прижал к твердому выступу между ног.

— Значит, только это? — хрипло спросил он.

— Только это. — Я убрала руку. Его мягкость вскрывала мой панцирь так же, как мягкость Гидеона. — Я слишком плохо тебя знаю, чтобы хотеть чего-то еще.

Ясс пожал плечами и стянул штаны, и, решительно настроенная не уступать ему в уверенности, я стала стаскивать свои. Они липли к потной коже, но я все же умудрилась высвободиться, не упав. Он наблюдал за мной с недрогнувшей улыбкой. Одобрительной. Может, даже удивленной, и слишком интимной, наполнившей меня желанием сбежать. Лишь присутствие Итагая и беспокойный стук его копыт усмирили поднимающуюся во мне панику.

Я толкнула Ясса на солому, и он повалился со смехом. Свободная, легкая радость в этом звуке заставила меня метнуться взглядом к двери. Никто из тех, других, так не смеялся. Никто так не улыбался. Они просто хотели меня оседлать.

Не желая позволить страху победить, я опустилась на Ясса. Он со стоном проник в меня, ладони скользнули к моей груди. Он тяжело дышал, смеялся и извивался подо мной, но я лишь сжимала зубы, пользуясь всей полнотой власти над этим мужчиной, так радостно отдававшимся мне. И стараясь не смотреть на него, не ощущать его запах, не целовать и не трогать. Ясс продержался не так долго, как остальные, и этим только больше мне понравился. В конце с нас обоих все равно лился пот.

— Нефер говорил, что ты дикая, — сказал Ясс, утирая пот со лба и ухмыляясь. — Можешь приказывать мне в любой день.

Я искала в седельной сумке какую-нибудь тряпку, но рывком развернулась, будто от пощечины.

— Что? Нефер тебе рассказал?

— Ага, а когда Амсу сказал, что ты скакала и на нем, я ухватился за возможность передать тебе сообщение от гуртовщика. Решил, что тоже должен доставить тебе удовольствие.

Мое лицо залилось краской.

— Решил исполнить долг? — Я швырнула в него штанами. — Убирайся отсюда и скажи своим дружкам, чтобы не подходили ко мне.

Улыбка исчезла с его лица.

— Что? Я не хотел… Эй! — Он поднял руки, чтобы рукояти его клинков не попали в голову, а я, до сих пор обнаженная ниже талии, вынула свою саблю из ножен. — Эй, эй, полегче!

Я поднесла клинок к его опавшему члену.

— Я вам не трофей. Я не шутка. Я не байка, которую можно рассказывать друзьям, чтобы они тоже могли меня трахнуть. Я — капитан рода Яровен и отрежу тебе яйца, если будешь говорить обо мне с неуважением, как о животном.

Пятясь от клинка, он скользил голыми ногами по усыпанному соломой полу.

— Эй! Стой! Я не говорил… Я просто… Да убери эту хреновину от меня! Ты рехнулась?

Зажатый в углу Ясс выставил руку, чтобы защититься от моего клинка, а другой рукой прижимал к себе штаны, прикрывая наготу. От страха его глаза распахнулись, и мой гнев отступил, как отлив. Вот она я, капитан Клинков могущественного рода Яровен, обнажила клинок на другого левантийца в конюшне вдали от дома, воспоминания о котором болью отдавались внутри. Даже Итагай фыркал и беспокоился, вороша копытами свежее сено.

Моя рука дрожала. Я обнажила клинок, и он должен напиться крови, прежде чем снова упокоится в ножнах, но человек передо мной не заслуживал такого гнева. А те чилтейцы, что заслуживали, уже мертвы.

Взяв саблю за лезвие левой рукой, я развернула ее рукоятью вперед.

— Я позволила гневу взять над собой верх. Ты вправе ударить.

Ясс прищурился, прежде чем взять предложенный клинок. Я хотела вытереться и одеться, но стояла, опустив руки, и ждала, когда он пустит мне кровь. Рука? Горло? Он мог бы и убить, если я задела его гордость так же сильно, как он мою.

Сабля повисла между нами, а затем, продолжая смотреть мне в глаза, Ясс взял ее и провел острым краем по своему предплечью. Потекла тонкая струйка крови, но он не проронил ни звука и не попытался ее остановить. Он протянул клинок мне.

— Прости. Я не хотел тебя оскорбить, капитан. — Он оперся о стену, натянул штаны и сапоги. Я не шевелилась. — Капитан Дишива, — сказал он, сжав кулаки в приветствии. Погладив Итагая, он проскользнул мимо меня в ночь.

Хлопок закрывшейся двери заставил меня поспешно одеться. Щеки горели, голову наполняли угрызения совести. О чем я только думала? Обнажила клинок на левантийца. И в такой ситуации.

— О боги! — Я закрыла лицо руками. — Что я наделала?

Итагай не издавал ни звука, только смотрел, как я беснуюсь.

— Я дура, Итагай. Просто дура. Ну какой из меня капитан?

Донесшийся со двора крик прервал мои причитания. За ним последовал другой и топот бегущих ног. Схватив ремень, я вылетела в дверь, застегиваясь на ходу. Волна всеобщего возбуждения неслась к воротам.

— Что случилось? — спросила я, заметив капитана Менесора э’Кару вместе с его заместителем, хмурой женщиной, имя которой не смогла припомнить.

— Кто-то у ворот, — ответила она.

— Кто-то должен сообщить гурт… — Капитан Менесор оборвал себя на полуслове, нахмурившись еще сильнее своего заместителя. — Кто-то должен сообщить его величеству. Джейша, пошли кого-нибудь или пойди сама, если…

— Уверена, что наши новые друзья с этим справятся, капитан. — Она указала на кисианцев в сторожевой башне. — Если это враги, я предпочла бы остаться.

Мы подошли к толпе левантийцев — они обеспокоенно вытягивали шеи, держа руки на рукоятях клинков. Шепот походил на шорох зыбучих песков. Однако враг не появлялся. Оставив Менесора и Джейшу, я пробралась сквозь толпу к страже у ворот. Кто-то ругался мне вслед, но большинство безропотно позволяло пройти. Какие бы догмы ни пришлось нам нарушить ради того, чтобы выжить, уважение к капитанам оставалось незыблемым.

Внутри закрытых ворот я обнаружила Лашак э’Намалаку, разговаривающую с капитанами родов Шет и Охт, а также своего Первого Клинка, капитана Атума э’Яровена. Капитан Тага эн’Окча тоже была здесь, и, вспомнив про Ясса, я не могла посмотреть ей в глаза.

— Что происходит? — поприветствовала я капитана Атума. — Говорят, что враги у ворот.

Он коротко рассмеялся.

— Враги? Нет, не враги. Враг.

Я уставилась на него — понимание, похоже, где-то заблудилось по пути ко мне.

— Боюсь, я не совсем поняла, капитан. Враг? Там… там, за воротами, один человек?

— Так говорят дозорные. — Он указал на левантийцев, стоявших вместе с кисианцами на сторожевой башне. Стены поместья были не слишком высокие, но толстые и крепкие, и вполне могли пережить нападение одного врага.

— Мы так взволновались из-за одного человека?

Капитан Тага рассмеялась так же невесело, как и капитан Атум.

— Нас волнует не количество врагов.

— А что же тогда?

— Дорогу его величеству!

Позади нас поднялись крики, и толпа расступилась, шаркая сапогами по камню. Подошел Гидеон в сопровождении двух Клинков в имперских плащах. Тот самый старый низенький кисианец тоже был с ними, он сутулился, будто пытаясь стать невидимым. Я посочувствовала тому, в какое положение поставили его жестокие повороты судьбы.

— Откройте ворота, — приказал Гидеон, его великолепный шелковый плащ развевался так далеко за спиной, что сейчас он больше походил на того левантийского капитана, за которым мы последовали в эти чужие земли.

— Ты уверен, гуртовщик? — спросила капитан Тага, поглаживая оперение стрелы. Мы можем просто сделать из него ежа.

— Нет. Откройте ворота.

Капитан Атум, никогда не поручавший другим то, что мог сделать сам, вышел вперед. Другой человек оглянулся бы посмотреть, не передумал ли его гуртовщик, но только не Атум. Он поднял засов и с грохотом бросил его на землю. Вдалеке эхом прогремел гром, но никто не говорил и не шевелился. Клинки у ворот напряглись, готовясь к бою.

Атум взялся за одну створку, Тага за другую, и вместе они потянули их, кряхтя от натуги. Между створками показался кусочек ночи, становясь все шире. В проеме стояла одинокая фигура. Тень в ночи.

Вокруг зашептались. Глаза метались от Гидеона к вновь пришедшему и обратно, но никто не шевелился, пока ворота со стуком полностью не открылись. Человек подошел. Медленно, спокойно, уверенный в том, что его хорошо примут. Он остановился в нескольких шагах от Гидеона. Бледная рука откинула капюшон.

Посреди собирающейся бури стоял Лео Виллиус. Те же волосы. Те же глаза. Та же улыбка. Даже льняная маска, висевшая на шее, казалась той самой, которую мы сожгли. Только без шрама на перерезанном нами горле. И отрезанные губы, и выколотые глаза были на месте — глаза, посмотревшие на меня, на Тагу и Атума, а потом на толпу, прежде чем тяжелым, как сотня голов, взглядом остановиться на Гидеоне.

— Добрый вечер, ваше величество.