Утренний всадник. Книга 1: Янтарные глаза леса

Елизавета Дворецкая

Княжич Светловой был так красив, добр и чистосердечен, что пришелся по нраву даже самой Леле, богине-весне. Но богиня не может любить, как смертная. С первым летним днем она покидает своего избранника, и почти год, до новой весны, ему предстоит ожидание встречи с ней. Тоскующий по своей возлюбленной жених становится орудием в руках Велы, Хозяйки Подземной Воды. От нее Светловой научится тому, чего ему лучше бы и не знать: как задержать Лелю на земле, чтобы весна не сменялась летом.

Глава 2

За обратную дорогу у Светловоя нашлось время опомниться и поразмыслить. Порой ему вспоминалась сияющая розовыми лучами красота Белосветы, но ее черты почти растаяли в памяти, осталось только чистое облако радужного света. Зато хорошо ему помнилось лицо Смеяны, ее вздернутый нос с россыпью веснушек, желтые глаза, то мечущие искры задора, то полные горячего сердечного сочувствия. Он тосковал по обеим сразу и сам себя не понимал. Ни разу за восемнадцать лет жизни ему не приходилось переживать такой бури в душе. Он будто рвался пополам: одна половина стремилась к недостижимой, небывалой, чистой мечте, а вторая тянулась к живому и горячему человеческому счастью, яркий свет которого он видел в глазах Смеяны.

Светловой гнал от себя девичьи образы, и взамен вспоминались глиногорские гости, две битвы с дрёмичами. Хороша пшеничка во поле стояла, а до овина одна солома дошла! Чем больше он вспоминал о произошедшем на реке, тем больше проникался уверенностью, что все это неспроста — и торговые гости явно какие-то странные, и лиходеи напали на них не случайно. И старшину глиногорцев он несомненно где-то видел, и тогда тот вовсе не был купцом. Не стоило упускать смолятичей из виду, но Светловой сообразил это только сейчас. «Видно, крепко меня тот козлиномордый приложил! — с досадой думал он. — Совсем я соображать перестал. Еще и не то примерещилось бы!» Мысли его путались, впечатления мешались. Их было так много, что казалось, он пробыл в походе не пять дней, а целый год.

Нечего было и думать догнать смолятичей, опередивших дружину на целый день, и Светловой увидел знакомые ладьи только у славенской пристани, где останавливались неподалеку от Велесова святилища все торговые караваны. На княжьем дворе Светловой не успел сойти с коня, как навстречу ему выбежала мать. К сорока годам княгиня Жизнеслава постарела, сходство Светловоя с ней стало меньше, чем было в детстве, но он по-прежнему любил ее больше всех на свете. Завидев встревоженное лицо матери, княжич бегом бросился на крыльцо.

— Соколик мой! — вскрикнула княгиня, встретив его на середине ступенек и поспешно обняв. — Что с тобой?

Светловой нежно и заботливо взял ее за плечи: теперь он был выше матери и сам мог укрыть ее в объятиях, как она укрывала его в детстве.

Княгиня торопливо обшаривала тревожным взглядом его руки, ноги, лицо, словно проверяла, тот ли к ней вернулся, кто уходил, не случилось ли с сыном чего-то непоправимого. Заметив тонкий белый шрамик над бровью, которого не было раньше, она переменилась в лице и невольно охнула.

— Мне рассказали, что ты ранен, что у тебя вся голова… — начала княгиня и запнулась, не находя подтверждения своим страхам.

— Ах, это! — Светловой все понял и рассмеялся. — Пустяки. Оцарапали только, видишь, уже все зажило. Тебе смолятичи рассказали?

— Да, сам Прочен говорил: «Сын у вас молодец, витязь настоящий!» А у меня сердце не на месте… — Облегченно вздыхая, княгиня приложила руку к сердцу, словно проверяя, на месте ли оно в самом деле. — Целая битва, говорит, была, а ведь Прочен зря не скажет, — продолжала княгиня, но Светловой перебил мать:

— Погоди, матушка. Он здесь, Прочен этот?

— А где же ему быть? — Княгиня удивилась. Она говорила о смолятическом госте как о старом знакомом. — Они не сильно вас опередили, перед полуднем только приплыли. К отцу пошли, он их сперва в гриднице принял, потом Прочена к себе увел. И по сию пору беседуют. И никого к себе не пускают, только Кременя одного позвали.

— Так кто же он такой? — воскликнул Светловой. — Не купец же, в самом деле! Почему отец его так принимает?

— Какой купец? — Княгиня посмотрела на сына с недоумением. — Прочен же это! Ах! — сообразив, воскликнула она. — Ты ведь забыл его! Уж лет пять, как он у нас был в последний раз! Да нет, все шесть будет! А мне и невдомек… Так он тебе купцом сказался?

— Да, да! — Светловой изнывал от нетерпения. — Так кто же он?

— Да он тысяцкий глиногорский, князя Скородума первый воевода. Как же ты его забыл?

Изумленный княжич не сразу ответил. Да, теперь он вспомнил. Когда шесть с лишним лет назад его опоясывали мечом, воевода Прочен приезжал с подарками от смолятического князя Скородума. Конечно, за шесть лет Прочен изменился, да и не мог двенадцатилетний отрок запомнить всех гостей — слишком много впечатлений обрушилось на него тогда. Но теперь понятно, почему лицо смолятича показалось ему знакомым.

— Зачем же он приехал? — помолчав, спросил Светловой у матери. — Уж не война ли у нас какая намечается?

— Сохрани Макошь! Не знаю. — Княгиня покачала головой. — Меня не звали. Знаешь ведь отца — сперва сам решит, а уж после нам скажет. А я боюсь — как бы не война в самом деле.

— Да что ты, матушка! — Светловой обнял княгиню, стараясь говорить бодро и уверенно. — С кем нам воевать? У нас со всеми землями мир… Это я так, не подумавши ляпнул.

— А иначе зачем тысяцкий в такую даль поедет? Что ему, в Глиногоре заняться нечем?

Успокаивая мать, Светловой думал о дрёмических лиходеях. Новость одно прояснила, а другое запутала. Если дрёмичи напали не просто на купцов, а на самого глиногорского тысяцкого — этому уж точно есть причина. И правда, не приведи теперь Перун войны. Хотя напрямую нападение дрёмичей на смолятинского воеводу речевинов не касалось, Светловой не сомневался — отец в стороне не останется. Да и само нападение случилось на речевинских землях.

Князь Велемог не заставил сына долго теряться в догадках и скоро прислал за ним. В горнице с ним сидели Прочен и Кремень. Воспитатель княжича поседел и стал плохо видеть, отчего постоянно щурился и подавался вперед. Прочен был невозмутим, как и тогда, на реке, но по лицу его Светловой сразу понял, что для него приготовлено какое-то значительное известие.

В этом он не ошибся. Вот только само известие оказалось полной противоположностью тому, чего он ожидал.

По усвоенной с детства привычке Светловой не торопился рассказывать о своих делах, тем более что и радости в таком рассказе было бы немного, а ждал, когда отец спросит его сам. А князь Велемог не спешил с расспросами. Похвалив сына за речную битву, князь оглянулся сначала на Прочена, потом на Кременя, потом посмотрел на Светловоя.

— Хоть и горько мне было слышать, что завелись на Истире лиходеи, а все же рад я, что Небесный Воин тебя туда привел, — заговорил князь. — Теперь не надо мне смолятическим гостям рассказывать, что сын мой вырос молодцом, — сами видели. Сами видели, что ты и в возраст, и в разум вошел, женихом стал. И невеста для тебя уже есть.

Светловой сдержал возглас, но брови его сами собой взметнулись вверх. Он не знал, что так бывает, и не сразу смог справиться со своим лицом — оно не слушалось. Какая невеста?

— Князь Скородум дружбу свою нам заново явил, предлагает родством ее скрепить, — продолжал Велемог. — Ему Макошь послала единственную дочь, зато уж она и красотой, и умом, и вежеством десять других девиц за пояс заткнет. Хочет князь Скородум ее за тебя сосватать. И я с кормильцем твоим рассудил — лучше нее и желать нечего. Славная будет тебе жена, а речевинам княгиня.

— Да куда же спешить? — обеспокоенно подала голос княгиня Жизнеслава, потрясенная не меньше сына. — Всего-то восемнадцать нашему соколику, а Дароване уж двадцать лет, не меньше!

Княгиня нечасто решалась возражать мужу, но сейчас волнение придало ей смелости. Она мечтала женить сына на одной из славенских боярышень, которые выросли у нее на глазах, самой выбрать такую, которая сделает Светловоя счастливым. А тут и выбора никакого не остается — принимай в дом княжну, которую никогда не видели, отдавай своего соколика ненаглядного неведомо кому! Сваты всегда хвалят невесту. Красоту ее и искусство в рукоделии можно проверить, но в душу к ней не заглянешь.

Но князь Велемог принял решение, и не жене было заставить его передумать. Он бросил на нее лишь один взгляд, и княгиня тут же смешалась и замолчала.

— Ничего, — подал голос Кремень. — Двадцать — не сорок. Нашему молодцу пора жениться, а княжна глиногорская как раз ему под стать. Не ровен час — пойдет Держимир дрёмический на нас воевать, вот мы со смолятичами его единым строем встретим, как братья родные!

Князь Велемог одобрительно кивнул. Княгиня Жизнеслава побледнела, задышала чаще, прижала стиснутый кулак к груди. И сватовство, и война, все сразу — для нее это слишком много.

— Княжна Дарована — красавица редкая! — продолжал Прочен, и даже на его невозмутимом лице мелькнул легкий проблеск оживления. — Среди говорлинских княжон такой не бывало давно. Только княгиня Добровзора, Гордеславова дочь…

— О ней нечего вспоминать — она уже бабушка! — прервал его Велемог.

Княгиня Жизнеслава чуть изменилась в лице и опустила глаза. Двадцать пять лет назад князь Велемог сватался к чуроборской княжне Добровзоре Гордеславне и только после ее отказа взял в жены Жизнеславу. А Добровзора, всем известно, потом родила оборотня с волчьей головой. Вот и ищи в жены красавицу!

— А сейчас красивее Дарованы нет на Истире никого! — уверенно продолжал Прочен. — За княжну Даровану сватались многие. Даже Держимир дрёмический сватался за нее. Дважды! — многозначительно отчеканил смолятич.

Княгиня Жизнеслава удивленно покачала головой. Только Светловой не понял, что повторное сватовство гордеца Держимира значит больше, чем восхваления целого полка свах.

— Вот я и подумывал между делом, княже, — продолжал Прочен, снова обращаясь к Велемогу. — Не Держимир ли нас на Истире поджидал?

— Так ведь у нас есть пленные? — Князь посмотрел на сына. — Что ваши оборотни речные рассказывают?

Светловой опустил глаза. Но теперь князь ждал его ответа, и спрятаться от позора было некуда.

— Нет у меня пленных, — как в холодную воду бросаясь, ответил Светловой. — Потерял.

— Как — потерял? — Кремень даже усмехнулся, не понимая. — По дороге, что ли, обронил? Лукошко дырявое было?

— Как — потерял? — совсем другим голосом повторил князь Велемог. Он видел, что сын вовсе не шутит.

С трудом подбирая слова и стараясь ни на кого не глядеть, Светловой начал рассказывать. Никто больше не улыбался; князь, княгиня, оба воеводы ловили каждое его слово.

— Не знали вы Держимира… — многозначительно протянул Прочен. Его голубые глаза заблестели, он словно сам присутствовал там, на берегу Истира, и видел все то, о чем рассказывал Светловой. Многое из этого рассказа было ему знакомо по опыту прошлых лет, и даже в пересказе он понимал гораздо больше неопытного участника событий. — Теперь будете знать!

— Там был Держимир? — воскликнула княгиня, задним числом испугавшись, что ее сын встречался с этим страшным человеком.

— Ну-ка, расскажи получше, кто у них старшим был? — потребовал Кремень.

— Под козлиной мордой прятался, — не поднимая глаз, ответил Светловой. Ему ясно вспомнился широкоплечий и рослый вожак разбойников, краем щита разбивший ему лоб. — Ревел, как лось на гону.

Оба воеводы переглянулись.

— А лет-то ему сколько? — спросил Кремень.

— Под личиной не разглядел.

— А так не догадался? — с едкой насмешкой осведомился Прочен, сощурив глаза.

— Ну, как вам. Лет сорок — пятьдесят, — решился определить Светловой. — Сильный, но не сказать чтобы молодой.

— Нет, это Озвень, — решил Кремень. — Держимир-то лет на десять тебя постарше…

— На одиннадцать, — жестко уточнил князь Велемог. Все это время он молчал, но буравил сына таким взглядом, что княгиня себя не помнила от тревоги.

Конец ознакомительного фрагмента.