Ведьма для Северного Владыки

Елена Истомина, 2022

– Ты едешь со мной От неожиданных слов мага, я аж вздрогнула. – Зачем? – Ты мне подходишь! – правитель Северных земель вынес мне, считай, что смертный приговор. – Я не могу! – ответила с мягкой улыбкой. – Я уже не свободна. У меня есть жених. Я люблю его. – С глаз долой – из сердца вон, – равнодушно отмахнулся гость. – Если без любви не можешь – придется полюбить меня, – в холодных, зеленых глазах чужеземца была злая насмешка.

Глава 1

— Марта! Сними фасоль с огня, пока не подгорела! — требовательно кричит кухарка, с другого конца огромной княжеской кухни и я, бросив резать лук, несусь к камину, в котором висит котелок с фасолью.

Не приведи боги, подгорит, влетит мне по первое число тогда.

Сегодня все особо нервные! Еще бы! К молодой кнесенке едет свататься верховный Маг Северных земель! Неслыханная удача!

Правда проехал он уже много княжеств, хуторов и станиц, в поисках невесты, заходил, говорят, даже в самые простые дома, но даже всеми признанные прелестницы, умницы и рукодельницы, не подошли под его требования. А какие они, никто не знает.

Говорят, он просто в глаза девушке смотрит несколько мгновений неотрывно, разочарованно изрекает — Не та. И уходит не прощаясь.

Наше княжество, последнее на южном пути осталось. Дальше, лишь навьи болота непролазные остались. А что за ними, никто не знает. В них даже верховные, не захаживают. Тамошние обитатели, еще никого живым не выпустили. Даже верховный Жрец Перуна^[1] и тот сгинул позатем летом, защитную волшбу княжества обновляя.

Так, что князь Радомир наш, доволен чрезвычайно. Поскольку Магу идти боле некуда, он и уверен, что выбор его падет, на дочку его Радмилу, та и умна, и пригожа, и ткать и вышивать умеет, и силы слова не лишена. Кровь в секунду заговаривает, а уж если обозлиться на кого, что правду сказать, редко бывает, но, если случится — горе тому! С неделю под глазом фурункул будет с голубиное яйцо величиной.

Так, что князь наш, зятя, будущего ждёт — не иначе!

И приказ у нас один! Чтобы все и во всем идеально было!

— Марта! Ты щуку сливками залила? — тут же кричит кто-то из девок.

— Марта! Бесы тебя раздери! Ты здесь еще! Немедленно в личные палаты кнесенки беги! Тебя кличут, уж четверть часа как! — злобно кричит один из личных княжеских слуг, прямо над ухом.

Я подпрыгиваю.

Если княжичи зовут, тут уж не до сливок!

Бросаю все и несусь в другое крыло терема, в личные палаты кнесенки. За щукой, найдется, кому присмотреть.

В животе неприлично громко урчит. Дело уж к полудню близится, а я еще и кусочка хлеба не проглотила. Все кругом, бегом, о стенку лбом.

Ну, ничего! Не только я, так сегодня. Всем продахнуть некогда.

А вот уедет маг, да если еще и кнесенку с собой заберет, работы у нас в раз поубавиться, а князь всем жалование утроить обещал, если с нашей стороны, все как надо пройдет, без единого укора. Вот мы и стараемся! Кому ж тройного жалования не хочется.

Жаль только с Михалом не увижусь, в день его именин!

Ну да ничего! Времени у нас еще много будет! Вот попросит он моей руки у князя после сбора урожая, и заживем складно да рядно.

Князь не откажет! Он благоволит молодым! Свадьбы на свои деньги играет. Роду жениха избы молодым ставить помогает, и приданое дает. Чтобы княжество его естественным приростом увеличивалось. А земли-матушки и даров ее, хвала богам, на всех хватает, край у нас теплый, плодородный, голода уж несколько веков говорят небывало.

Улыбаясь своим мыслям, я и не заметила, как до княжеских палат добежала.

Оправила передник, пригладила волосы, постучала.

— Входи.

Вошла и поклонилась княжеской дочери. Сидела девица золотоволосая, ни мертва, ни жива. Сидит на лавке под окном, словно кол проглотила и вздохнуть страшиться. В очах голубых испуг со страхом плещутся. Как будто вурдалаку на обед ее готовят, не иначе. Девкам своим, даже песни петь к сватовству положенные, запретила.

— Помоги мне, Мартушка, боль головную уйми. Голова, того гляди, расколется, — просит кнесенка стараясь держать лицо, а сама едва не плачет.

— А ты расслабься, милая, боль и пройдет. — Говорю, как ребенку, с ласковой улыбкой. — У тебя страх в глазах плещется, вот от него то все нервы и сжались до боли. Неужто не рада жениху такому знатному?

— Рада, очень рада! Говорят, он прекраснее молодого Дажьдьбога, а силой сравним лишь с Ярилой, а лишь ему светило по небу двигать позволено. Да только маг он, а не ведун и не жрец! Понимаешь?! Маг! А у магов сила темная! Навьи^[2] Боги их питают!

В голосе молодой княжны слышаться, слезы, что душу мне рвут и тревожат. Я ведь с детства при ней. В подружках, одними няньками мы выращены.

— У Творца всевышнего, нет ни тьмы, не света, Что Боги Нави, что Боги, Прави, все дети его. Для него все едины и одно без другого не может. Через них Творец Всевышний, все грани бытия познает, — попыталась утешить я несчастную.

— Так оно! За свет, я может быть ему и полюблюсь, да только, говорят люди, что три жены у него уже были и все родами почили, вместе с младенцами, не разрешившись. А еще говорят, что драконом оборачиваться может. Черным как ночь. Страшно мне, Мартушка.

Бедняжку аж передернуло, и слеза по щеке побежала.

— Жить бы с ним жила, а рожать — нет. Боюсь. И теперь боюсь, что он в глазах моих сие прочтет, зато и не выберет. А батюшка тогда прогневится, со свету сживет!

— С чего б? Ни тебе одной откажет ведь.

— Ты батюшке, это скажи! Он уже седьмицу орлом летает.

— Ну, расстроиться, так и что с того? Не твоя печаль, что маг привередлив больно!

— Как же не моя! — всплеснула руками кнесенка. — Улыбалась, скажет не ласково.

— А ты улыбайся, да взгляды жаркие в мага, словно стрелы перуновы мечи, что б оттаяло его северное сердце, — попыталась подзадорить я хмурую девушку, но та, лишь сморщилась еще больше.

— Не до смеха мне сейчас! Помоги, говорю.

Свита кнесенки расступилась, я подошла к ней сзади, положила руки ей на плечи и охнула, они просто гудели от напряжения.

— Закрой глаза и подыши глубоко, расслабься, сколь можешь.

Кнесенка послушно прикрыла глаза, а следом за ней и я.

Пара секунд и я перестроилась на внутреннее зрение.

Это у меня врожденное, с детства закрываю глаза и вижу, как человек светится, теми или иными цветами, и как он изнутри устроен тоже, вижу. Как кровь по всем членам бежит, ощущаю. Лечить могу, если, что-то темное увижу, потоки своего личного света направляю, он тьму на тонком теле человека и выжигает. Правда, если, что серьезное, то слабость потом долго, а то и вовсе заболеть могу, но людям никогда не отказываю, права не имею.

Наделили Боги даром — будь добра, во благо используй. Тогда и сама не пропадешь.

Мне б к ведуньее Милодаре, в ученицы пойти хотелось, что б глубже природу дара своего изучить, да развить его. Да только противится князь тому от чего-то. При себе, на кухне держит, да у кнесенки в подружках.

Родители мои тоже при князе служили, отец воеводой был, да погиб еще до моего рождения, а мать при княгине распорядительницей была, да родами моими померла.

Пожалела сироту Княжна-матушка, в память о заслугах родителей, при няньках дочери своей растила, я матушкой ее звала всегда с дочерними чувствами, однако и место свое всегда знала. Няньки неусыпно, по сто раз на дню упоминали, что роду я хоть и славного, но не княжеского. А мне с того и печали не было. Росла в тепле, уюте, не без ласки даже. Чего еще желать?

Сияние у Кнесенки было низкое, холодное, не обтекало тело плавно, как и должно, а ершилось прерывисто и почти ощутимо кололось.

— Эко ж тебя скрутило, милая.

— Ведь не напрасно ж ему Боги род свой продолжить не дают! Видать прогневал чем-то самых высших в пантеоне, — шепчет Радмила словно сама себе и ершистость ее на тонком плане лишь больше крепчает.

— Расслабься, говорю! Не пускаешь меня! Колешься как ежик лесной.

Радмила еще несколько раз глубоко вздохнула, но ничего не вышло. Страх ее был слишком силен и от носильных попыток расслабиться, въедался в глубь тонкого тела кнесенки все прочнее.

— Эх! Знала бы, что так серьезно все будет, поела бы хоть.

Но делать нечего, оставить девушку в таком состояние нельзя.

Положила руки Радмиле на голову, расслабилась и ощутила, как сила послушно и привычно, протекла по рукам, разогревая их. Сила моя, покорно наполняла Радмилу, я чувствовала, как напряжение и страх, растворяются в ней. Дыхание становится ровным, сердце бьется все спокойнее, а у меня, с каждым ее ровным вдохом, ноги трясутся все больше. Но остановить поток силы, я не могла. Он всегда прекращается сам, когда просящий помощи исцелён. Но сегодня, идет и идет, идет и идет, сердце моё ускорило стук, и бьётся так быстро, как никогда прежде.

Руки трясутся, в голове туман, кажется, что душа уже с телом расстаётся, а поток не прекращается, кнесенка не отпускает. Пьет меня словно упырь болотный.

Вижу, как держит силу мою, хоть и надобности уж в том, казалось бы, нет, а держит! Сознательно держит! Пьет. Нагло и бессовестно.

Из последних сил обращаюсь к роду, что весь давно уже по другую сторону нашего мира;

— Заступитесь, родичи! За спиною встаньте, от лихого избавьте! Матушка! Батюшка! Дедушки! Бабушки!

— Приехал! Ваша Светлость! Приехал жених!

С громкими криками, в палаты кнесенки без стука ворвался, личный распорядитель князя, Светозар.

Радмила вздрогнула, контакт разорвался.

— Слава вам, родичи! — искренне возблагодарила, без сил навалившись на стену, руки и ноги от слабости дрожали словно листья на ветру.

— Приехал?

— Да! И в нетерпение. Сразу вас потребовал! Поспешайте!

Светозар отошел от двери, пропуская кнесенку.

— Да совьет мне Макошъ^[3] нить судьбы удачливой.

Кнесенка направилось было к двери, вдруг замерла и ко мне обернулась.

— Пойдем со мной, Марта! Верней тебя, у меня ведь нет никого! С детства ведь вместе! Подруженька верная моя! Мне с тобой спокойней будет! А коль в жены возьмет, то я и тебя с собой возьму. Распорядительницей моей будешь! Будешь?

Кнесенка щебетала, подобно летней, беззаботной пташке, от страха перед женихом и следа похоже не осталось.

А у меня хоромы ее перед глазами плыли, руки ноги онемели, словно и нет их, куда мне перед магом представать.

— Да я же с кухни. В переднике, в платье простом, куда мне в зал приемов.

— Сымай передник, и пойдем! Ты ж подружка! Не невеста!

Сказала это Радмила весело со смехом и рада я была безмерно, что не меня смотреть едут, а все ж, отчего-то обидно стало от слов ее, словно кошка по ранке какой царапнула невзначай.

Девушки сняли с меня передник, и мы спешно пошли к залу приемов.

— Хоть бы не соврала молва, про его красоту! Хоть бы не соврала! — шептала кнесенка, по пути.

А я только диву давалась; неужели ее страх и ужас были притворными, нарочно напущенными, и она просто хотела подпитаться моей силой? Зачем?

Ответ был ясен как весеннее небо; чтобы сила ее, была более ощутима для мага.

Осознание того, что меня просто провели и использовали, больно укололо в самое сердце.

А еще подругой называла!

Могла бы ведь и просто попросить меня, силой поделиться. А не обманывать. Знает ведь, прекрасно, что я б не отказала. Только рада буду, если девке с замужеством свезет. Двадцатый год уже девке, давно пора. Да просить ей видно не по чести стало, с этих пор.

— Пожелай удачи, подружка! — у входа в зал приемов, кнесенка, крепко сжала мою руку.

— Желаю! От всей души и сердца! — я ободрила хозяйскую дочь улыбкой, и распорядитель распахнул перед нами двери зала приемов.

Кнесенка уверенными шагами пошла вперед. Я, как и положено сопровождению, держалась в двух шагах позади, слева.

Гость сидел в высоком кресле, рядом с князем, с задумчивым видом вертел в руках кубок с вином. Как только мы вошли, оба мужчины встали.

Маг впечатлил сразу, невероятно высокий, широкоплечий, в черных одеждах, с черными длинными, волосами и болезненно впалыми щеками, как будто у него не здоровый желудок, но больше всего, меня поразили его глаза.

Насыщенный изумруд. Настолько насыщенный, что во тьме, наверное, сияют подобно звездам в ясную ночь.

Светят, но не греют. Взгляд в них невероятно холодный.

Такой, какой бывает, наверное, у еще живого, телом, но уже мертвого душой человека. Ничего его давным-давно не радует, не возбуждает интерес, не способно рассмешить, или вывести из себя.

Такой человек, всегда живет только ради одной какой-то своей цели, а другое ему не интересно и не нужно. Он уже давно все познал, ничем его не удивишь.

Сразу стало не выносимо жаль кнесенку, девка с ним пропадёт, еще раньше, чем родит. Увянет без радости и ласки. Да и о красоте мага, слух весьма преувеличенным оказался.

Он подозрительно на упыря похож. Пьет, наверное, жизненные силы жен, вот им их и не хватает, чтобы разродиться.

Посмотрела бы, как он светится внутри, так ли тёмен, как кажется, да боюсь, учует, что смотрю, и недоброе будет нам всем от этого.

— Вот дочь моя, Радмила! Двадцатое лето идет уж, не сватана, Обучена всему согласна традициям земель наших. Сила слова ей присуща.

Я князя давно знала и сейчас прекрасно слышала, как он взволнован и не рад гостю. Небось, увидев мага, воочию, передумал кровиночку отдавать и сейчас, всем богам молится, что б и она ему не подошла.

— Подойди ближе, прелестница.

О боги! У него и голос, еще очень тихий и хриплый, но не услышать его и не повиноваться ему, просто невозможно. В нем какая-то нечеловеческая воля. От него мурашки по спине бегут и бежать хочется, как можно дальше, не оглядываясь.

Радмила подошла на три шага и замерла, повинуясь поднятой руке мага.

Воцарились невероятно тяжелые и долгие секунды ожидания. Мне даже показалось, что сам воздух меж этими двумя, загустел и заискрился от силы мага.

Кнесенка стояла не двигаясь, лишь задышала глубже.

Интересно, что она сейчас чувствует? Должно быть, жутко неприятно, когда копаются в твоей голове.

Секунды складывались в вечность, князь бледнел все больше. Напряжение стало просто невыносимым. Вот и Радмилу чуть влево шатнуло. Князь, неотрывно смотрящий на свою дочь, аж вздрогнул.

— Не подходишь. Прости, — Маг слегка махнул рукой приказывая кнесенке отойти.

Хвала присветлым! Я, едва в ладоши от радости за девушку не захлопала. Уверена, что теперь, увидев мага воочию, она и сама не расстроена. Вон как спешно к дверям отбежала. Хотя должна была рядом с отцом встать.

Я ободряюще улыбнулась ей и вдруг услышала:

— Подойди!

Поначалу даже не поверила, что маг обращается ко мне. Но смотрел он именно на меня, очень проницательно, не моргая даже, так, словно хотел одним своим взглядом все мое прошлое выведать, все мои тайны прознать.

Что ж пусть. Скрывать мне нечего.

Вскинула повыше голову, расправила плечи и неспешно, с достоинством подошла. Бояться мне все равно нечего.

Остановилась, по взмаху руки Мага и как не странно, ничего не почувствовала. Никакого воздействия, никаких ощущений. Он просто смотрел мне в глаза. Точнее, я ему в глаза смотрела. Я не чувствовала от его глаз никакого притяжения или принуждения. Мне самой было интересно в них смотреть. Вот и смотрела.

Хотелось понять, какая ж тварь так выжгла весь огонь его души? Не оставив не единой искорки, даже самой маленькой радости.

Кому ты продался маг? За что? Или зачем?

Это точно боги не нашего мира. Наши, даже самые темные, так не пьют своих служителей. Они вообще никого не пьют. Они просто за порядком в мире следят, каждый в своей области, а свое, через требы бескровные получают, да костры, что во дворах их храмов, ни днем, ни ночью не угасают.

Так откуда ж ты на самом деле пришел, Маг северных земель?

— Ты зачем пить себя позволяешь? — строго спросил маг минуты через две, наверное, но как ни странно, стоять перед ним в затянувшемся молчание мне было совершенно не в тягость.

— Ей успокоиться нужно было, перед встречей с тобой, — ответила спокойно, не опуская головы.

— Скорее, подпитаться, — усмехнулся маг. — Вся ее хваленая сила, через тебя была. Тебя просто бессовестно пили всю твою жизнь. С первого дня, так, что ты и сама этого не замечала.

Ах вот значит, зачем я нужна была тебе в распорядительницы, Радмила Радомировна!

— Мне не в тягость, ваше сиятельство, — я старалась отвечать ровным тоном, что б и не понял никто как мне больно сейчас от открывшейся правды.

— Тьма не сияет, девочка, тьма — поглощает свет. В своем краю, я государь, господин, владыка.

Я лишь кивнула. В нашем краю, обращения государь и господин, он никогда не удостоится. Нет у нас господ и повелителей! Мы даже с богами своими на ты. Мы им не рабы. Мы — их прямые потомки, дети их мы.

— Ты едешь со мной, — приказным тоном заявил Маг.

От неожиданности, я аж вздрогнула.

— Зачем?

— Ты мне подходишь! — Правитель Северных земель вынес мне, считай, что смертный приговор.

— Я не могу! — ответила с мягкой улыбкой. — Я уже не свободна. У меня есть жених. У нас все по согласию. Я люблю его.

— С глаз долой — из сердца вон! — равнодушно заявил Маг. — Если без любви не можешь — придется полюбить меня, — в холодных, зеленых глазах, была злая насмешка.

— Любовь, по “Придется” не возникает, ее либо заслужить нужно, либо разжечь в трепетном женском сердце. На что вы, Маг Северных земель, смею предположить, — вряд ли способны, ответила, дерзко, с такой же усмешкой.

И пусть хоть сожжёт теперь на месте! Быстрая смерть мне сейчас предпочтительнее. Все лучше, чем мучиться несколько часов в родах, как его предыдущие жены, и умереть вместе с дитём.

— А я смею вас уверить, младое создание, что не стоит быть настолько самоуверенной в вашем возрасте. Час тебе на сборы.

Примечания

1

Перун — у древних славян, бог покровитель воинов, защитник мира яви, мира людей.

2

Навь — нижний мир где обитают темные сущности и души умерших.

3

Макошъ — у древних славян, богиня, что вместе со своими дочерями Долей и Недолей сплетает всем людям нити судьбы.