Сказки для Яна

Дарья Эпштейн

Представьте себе небо. По небу медленно плывут облака, носятся птицы, валькирии, джинны, драконы…Пригнитесь! Ведьма! Ух, обошлось. Она только учится летать, так что лучше не стойте здесь долго. Идите лучше в Лавку. Или в пекарню. А может, стоит заглянуть воон в ту дверь? Смотрите-ка, не заперто.Ну вот. Сейчас что-то начнется…

Портрет

Фея сидела на подоконнике и задумчиво смотрела на дождь. Хрустальный шар обещал сегодня хорошую погоду, и на ней было легкое летнее платьице и сандалии. За ее спиной художник заваривал чай.

Художник был молод, и это удивляло. Ведь только к принцессам и принцам феи приходят при рождении, всех остальных они навещают, когда человек становится настоящим мастером своего дела. Фея вздохнула и отвернулась от окна.

Да, он был мастером. В этом она уже убедилась. Достаточно было побывать в его мастерской и увидеть его за работой. Он не писал картины. Он их творил. Просто поразительно, что полотна не оживали.

— Тебе с мятой или без? — спросил художник.

— С мятой. Спасибо, — ответила фея.

Художник отщипнул веточку от висящего на стене букета специй, растер один листок длинными, тонкими пальцами, поднес к носу и глубоко вдохнул запах. Потом кивнул, довольный, и положил мяту в чайник.

Фея пересела за стол. Ей нужно было решить, какой дар преподнести мастеру, но ничего не приходило в голову. Он уже был добр, умен, известен, и денег у него было ровно столько, чтобы не беспокоится о них. Можно было, конечно, женить его на принцессе, да и принцесса подходящая была, вот только фея точно знала, что такие люди, как этот художник, сами находят своих принцесс.

— Послушай-ка, Жан, — сказала она, отпивая из кружки. — Ты уже год сидишь в своей мастерской. Неужели тебе не хочется посмотреть мир?

— Конечно, хочется, — ответил художник. — Как только закончится дождь, я отправлюсь в путешествие. Буду ходить по городам и деревням и писать людей, которых встречу. Красивых и уродливых, счастливых и грустных, молодых и старых. Я оставлю здесь все, даже свое имя, и пойду налегке, как бродячий художник.

— Как же ты назовешь себя?

— Новое имя мне даст дорога.

Фея заглянула в его глаза и сказала:

— Я выбрала подарок для тебя, Жан. Ты получишь его, когда обретешь новое имя. Броди по миру, рисуй людей. В каждом новом месте, где ты остановишься, ты сможешь написать один волшебный портрет. Конечно, кроме него будут и другие, обыкновенные. Но тот, кого ты выберешь для волшебного, будет счастлив: все ошибки из его прошлого исправятся, а его будущая жизнь станет правильной. Она не будет легкой или богатой, зато будет именно той, что ему подойдет. Я знаю, этот дар — большая ответственность, но уверена, что ты справишься. А если устанешь от него, просто выбери место, где тебе захочется жить, и оставайся там. Мой дар будет с тобой, только пока ты в дороге.

Едва закончился дождь, художник и фея вышли за порог мастерской. Стояла удивительная свежесть, какая бывает только после летнего ливня. Фея поежилась в своем легком платьице.

— Возьми мою рубашку, — сказал художник и набросил ее фее на плечи.

— А как же ты? — удивилась фея.

— Тому, кто ищет новое имя, не очень-то нужна старая рубашка.

И художник пошлепал по лужам прочь. Фея провожала его взглядом, пока он не скрылся за поворотом. А потом она вспомнила о других делах.

Художник долго шел, никого не встречая в пути. Он чувствовал себя легким, как воздушный шарик, и совершенно счастливым. Художник уже успел порядком отойти от города, и теперь шел вдоль леса. Вдруг из-под деревьев выскочили двое мальчишек с велосипедами и понеслись мимо него. Они обдали его брызгами из луж и, по чистой случайности, толкнули в бок. Художник потерял равновесие и плюхнулся на обочину. Мальчишки остановились в отдалении и оглянулись. Мокрый художник сидел на траве и хохотал. Тогда мальчишки снова оседлали своих ржавых коней и закричали, исчезая:

— Бродяга! Бродяга — мокрые штаны!

«Ну что ж, — подумал художник, — бродяга и есть. Пусть это и будет моим именем». Он поднялся, отряхнул со штанов песок, и пошел дальше.

Первый год промчался незаметно. Художник бродил по свету и рисовал людей, как и хотел. Вглядываясь в них, перенося на холст их черты, он все больше узнавал о них, все больше понимал. И с каждым разом все дольше выбирал, чей же будет тот самый волшебный портрет. Увы, ему не удалось остаться безвестным. Слава о нем бежала далеко впереди него самого, и каждый человек в каждом доме мечтал, что увидит на счастливом портрете свое лицо.

Ненастным летним днем Бродяга пришел в маленькую захолустную деревню. Сюда еще не добрался городской шум и блеск, и в каждом доме привечали домового, а в реке, по слухам, жила настоящая русалка. Моросил дождь, и Бродяга спрятался под козырьком ближайшего дома. Дверь тут же открылась. На пороге стояла девушка в белом фартуке поверх платья.

— Не стойте на холоде, проходите в дом. — сказала она.

Девушку звали Роза. Она напоила его чаем со свежими булочками, приготовила для него комнату и вернулась в кухню, к отцу и матери. Художник очень устал с дороги и сразу лег спать. Уже засыпая, он услышал, как шептались за дверью хозяева:

— Это точно он. Может, если ему у нас понравится, он нарисует кого-нибудь из нас?..

Художник вздохнул, перевернулся на другой бок и заснул.

Деревенское утро было прекрасно, особенно для того, кто выспался и вкусно позавтракал. Мешали только любопытные глаза, повсюду следившие за художником. Взрослые были с ним вежливы и приветливы, а дети ходили по пятам. Все ждали, когда же он достанет краски и кисти. Но Бродяга не торопился. В деревеньке не было гостиницы, а жить в чьем-то доме художнику не хотелось, чтобы не чувствовать себя кому-то обязанным. Поэтому первым делом он расспросил жителей, нет ли где пригодного для жилья домишки.

— Домишко-то есть, — отвечали люди. — Да вот только жить тебе там вряд ли захочется. Видишь, во-он там, у самого конца деревни, стоят два дома, один против другого. В сером доме с покосившимися стенами живет старик Абнер, колдун. К нему лучше близко не подходить. Он постоянно ворчит, плохо пахнет, и наводит порчу одним взглядом. Пустой дом — тот, с красной крышей. Как раз напротив абнеровского.

Художник пожал плечами. Домик стоял на отшибе, и ему это нравилось. А страх перед колдуном, возможно, отвадит ненужных посетителей и даст возможность спокойно подумать. Он поднял на плечо рюкзак и отправился к домику с красной крышей.

Старик Абнер сидел на крыльце и курил длинную трубку. В его запущенном саду паслась большая белая коза, а из-за дома доносилось кудахтанье кур. При виде нового соседа он поморщился, сплюнул и ушел в дом.

Художник стал устраиваться на новом месте. Там нашлась старая, еще крепкая кровать, правда, без матраса, трехногий стол и дровяная плита. В углу у двери стояла почти лысая, оплетенная паутиной метла. Бродяга поглядел на нее, потом вышел в сад, нарвал свежих прутьев и вымел из дома все, что считал лишним. Он растопил плиту, чтобы выгнать прочь сырость, затем вернулся в сад и принялся собирать букет из всего, что попадалось под руку.

Художник так увлекся, что не замечал ничего вокруг, и когда сзади кто-то презрительно фыркнул, аж подпрыгнул.

На дороге между двумя домами стоял Абнер и неприязненно смотрел на художника.

— Дурень, это болиголов. Давай, нарви побольше, чтобы уж точно голова разболелась. И у кровати поставь.

Художник озадаченно посмотрел на букет.

— А я думал, болиголов не цветет. И растет только на болоте.

Абнер язвительно рассмеялся:

— Думал он! А там, по-твоему, что? — он махнул своей палкой вдоль дороги. — Болото и есть. Учиться надо было, а не картинки малевать. Ума-то нет…

Он сплюнул и поковылял к себе. Художник с сожалением отложил букет.

— Эй, привет!

Этот голос был намного приятнее абнеровского. В сад, смущенно потупив глаза, вошла Роза. В руках она держала большую корзину, прикрытую вышитой салфеткой.

— Я подумала, ты будешь устраиваться, и тебе будет не до готовки… Вот, — девушка покраснела и протянула корзину художнику.

В ней оказался глиняный горшочек с горячим супом и пироги. Художник чуть помедлил, потом взял корзину и весело сказал:

— Спасибо, я и впрямь забыл о еде. Зато о хорошем чае я помню всегда. Ты ведь составишь мне компанию? Угощение за угощение — идет?

Розе ничего не оставалось, как согласиться.

Роза была первой в длинной веренице гостей, потянувшихся к дому Бродяги. Ничуть не опасаясь старого колдуна, они приходили с подарками, угощениями, просто добрыми словами. Шли в тайне друг от друга, и, столкнувшись на дороге, очень смущались и делали вид, что идут совсем по другому делу и вовсе не туда.

Художник не брал подарков, щедро угощал тех, кто приходил угостить его, отмахивался от лести, а на доброту отвечал добротой. Он никого не выделял, никому не подавал надежды. Правда, люди шептались, что из всех девушек он чаще всего разговаривает с Розой. Но ее жених, здешний кузнец, быстро положил конец и шепотам, и самим разговорам. Он, конечно, желал невесте счастья, но был уверен, что для этого ей достаточно просто выйти за него замуж. Тем более, если художник нарисует самого кузнеца.

В обществе Бродяги люди старались вести себя наилучшим образом. Они с необычайным рвением делали свою работу, тщательно следили, чтобы одежда была чистой, а дом — аккуратным. Даже распоследние лентяи принялись чинить заборы и приводить в порядок дворы — ведь не станет же художник рисовать неряху и плохого хозяина?

Деревенские мальчишки старались шалить так, чтобы Бродяга не видел, но получалось у них не очень.

Как-то вечером художник отправился прогуляться. Впереди на дороге ковылял Абнер, возвращающийся из лавки. Он оглядывался по сторонам, то и дело презрительно фыркая. На свою беду, именно этим вечером гончар Григорий решил еще разок покрасить забор. Он стоял на стремянке и уже заканчивал работу, когда Абнер остановился и в очередной раз фыркнул. Григорий от неожиданности оступился и вместе со стремянкой упал вниз, прямо в бадью с остатками краски.

— Да чтоб тебя! Тьфу, тьфу, нечистая сила! Рассыпься! Пропади!

Абнер едко захохотал:

— Вот, вот оно, твое настоящее лицо! Не спрячешься. Думаешь, если покрасишь свой забор, ты ему понравишься, и он тебя нарисует? Ха-ха-ха!

Бедняга гончар выбрался, наконец, из бадьи, и вытирал краску с бровей. Его толстое доброе лицо перекосилось от гнева и обиды.

— Уйди прочь, Абнер! Я хотя бы делаю что-то полезное, а ты только ходишь и позоришь людей ни за что.

— Позорю! Ха! — проскрипел старик — Вы позоритесь сами. Никто из вас не стоит картины.

— А кто стоит? — спросил художник.

Он незаметно приблизился к спорщикам и теперь стоял на дороге и смотрел на них с легкой улыбкой. Тут откуда-то из-за кустов вылетело яйцо и попало прямо в лоб Абнеру. Старик страшно зарычал. Кусты ответили детским смехом и удаляющимся топотом ног. Гончар поглядел на измазанного в яйце Абнера и захохотал, хватаясь за бока.

— Так кто же стоит? — тихо повторил художник.

Абнер стер с лица желток и зло сверкнул глазами:

— Нарисуй вон того обормота! Ивар, я знаю, это ты! — старик угрожающе потряс своей палкой в сторону кустов и повернулся к художнику: — Да, давай, рисуй его! Может, у него совесть появится. Или мозги.

И Абнер, громко ругаясь и истекая яйцом, зашаркал домой.

Художник задумчиво посмотрел ему вслед.

— Злобнющий старикан, — сказал гончар. — За всю жизнь никому доброго слова не сказал.

— Почему? — спросил художник.

Гончар сложил свою стремянку и пожал плечами.

— Он всегда считал себя лучше других. Умнее. А я думаю, просто потому, что ты умеешь лечить, ты не становишься лучше других.

— А он умеет?

— Ну, он же колдун. Только, сам понимаешь, к нему не очень-то часто ходят. Разве что когда совсем плохо. Наша Роза пытается у него учиться, так он и на нее кричит. А ведь она ему еду носит. Злобнющий, одно слово.

Гончар собрал весь инвентарь, кивнул художнику и ушел за забор. А художник задумался. Он свернул с намеченного пути и отправился в лавку, чтобы немного поболтать с продавцом. И, может быть, случайно встретить Розу.

Когда он вернулся к себе, уже начинало темнеть. Голова у него гудела от историй, слухов и домыслов, которыми щедро поделился лавочник. Если ты не только задаешь вопросы, но и внимательно слушаешь ответы, всегда рискуешь узнать больше, чем хочется… Подходя к дому, Бродяга вдруг услышал слабый смех со стороны абнеровской развалюхи. В освященном прямоугольнике окна он увидел Розу, которая сидела за столом и что-то записывала, и Абнера, стоящего рядом с открытой книгой в руках. Старый колдун что-то сказал, и девушка снова рассмеялась. Художник вошел в дом, зажег керосиновую лампу, достал из сумки альбом, а из плиты — кусочек угля и принялся за наброски…

С того вечера он стал реже появляться в деревне. Как всегда перед началом работы, он много гулял, наблюдал, или сидел в саду с термосом травяного чая. Если кто-то заговаривал с ним, Бродяга отвечал рассеянно, а потом вдруг неожиданно спрашивал: «Почему ты хочешь, чтобы я нарисовал тебя?». Люди пугались этого вопроса и в то же время ждали его. Им хотелось объяснить, рассказать, доказать, что именно они, а не кто-то другой, достойны портрета. Художник спокойно слушал и молча кивал, запоминая. И никто не мог понять, о чем же он думает.

Бродяга жил в деревне уже почти две недели. Он знал, что дольше оставаться нельзя. Люди, которые старались показать себя с лучшей стороны в первые несколько дней, скоро начнут коситься друг на друга с недоверием и шептать друг о друге гадости, лишь бы избавиться от соперников. Художник не хотел этого. Однажды, в каком-то городе, он уже совершил эту ошибку — остался слишком надолго. А когда написал портрет и ушел, люди не могли смотреть друг на друга от стыда за свои поступки.

Пришла пора выбирать.

Бродяга думал об этом, подходя к лавке. Вдруг он услышал доносящуюся оттуда брань. Без всякого удивления художник узнал голос своего сварливого соседа.

— Вранье! — кричал старик Абнер — У тебя на полках лежит свежий хлеб, а мне ты суешь вчерашний!

Перед ним на прилавке лежал унылый каравай. Лавочник спорил, уперев руки в бока:

— Уж я-то знаю, где какой хлеб! И не ошибусь! Это свежий хлеб, как раз для тебя.

— Да об него мыши зубы сломают, не то, что такой старик, как я! Нет у тебя совести. — Абнер топнул ногой. — Поменяй каравай!

— И вовсе не такой уж ты старик, как тут расписываешь. Не стану менять!

Так они кричали друг на друга, когда в лавку вошел художник.

— Доброго дня, — сказал он — Дай-ка мне хлеба, Горан.

Лавочник тут же потянулся и снял с полки еще теплый, дышащий каравай. Художник поглядел на свой хлеб и вдруг повернулся к Абнеру:

— Послушай-ка, сосед. Я собрался жарить тосты, а хлеб у меня для этого совсем не подходящий. Слишком уж мягкий. А вот твой мне будет в самый раз. Не согласишься ли ты оказать мне услугу и поменяться со мной?

В лавке воцарилась тишина. Казалось, прошла вечность, когда Абнер, наконец, заговорил.

— Я окажу тебе услугу, сосед, — сказал он медленно. — Если ты в ответ окажешь услугу мне.

— Конечно, — ответил художник, с улыбкой глядя ему в глаза.

Лавочник ахнул. Но ни художник, ни Абнер, не обратили на него внимания.

Старик вытащил из своей огромной сумки ароматный сверток:

— Каждое лето я собираю травы на зиму. В этот раз, видишь ли, я собрал слишком много мяты и мелиссы. Хранить негде. Обычно я отдаю излишки аптекарю, но у него, оказывается, у самого достаточно. Окажи мне услугу, забери их себе, чтоб не пропали.

— С радостью, — сказал художник.

Абнер передал ему сверток, забрал каравай, с достоинством кивнул на прощание и ушел. Художник и лавочник остались одни. Лавочник Горан прицокнул языком, но под взглядом Бродяги стушевался и пробормотал:

— Не такой уж он старик, как говорит, — и добавил, громче и злее, чтобы скрыть смущение:

— И хлеб не вчерашний!

Бродяга молча заплатил за хлеб и вышел. Он дошел до общего колодца, сел и прислонился спиной к каменной кладке. День переходил в вечер, воздух был густой и тяжелый, как перед грозой. Над колодцем туда-сюда носились ласточки. Художник отломил горбушку и принялся жевать. К нему тут же подскочил воробей и остановился, заинтересованно поблескивая крошечными глазами. Бродяга бросил ему крошки, и воробей бойко принялся их подбирать.

Птиц стало уже шесть, когда с дороги послышались осторожные шаги.

— Привет, — сказал художник.

— Привет, — ответила Роза.

Она поставила на землю высокий глиняный кувшин и теперь наполняла его водой.

— Я скоро уеду, — сказал художник.

— Очень жаль, — ответила Роза. И вдруг сказала: — Это значит, ты уже выбрал, кого нарисуешь?

Художник промолчал. Он прожевал еще кусок хлеба и спросил:

— Почему ты хочешь, чтобы я нарисовал тебя, Роза?

Девушка покраснела. Потом подняла кувшин и тихо ответила:

— Я скоро выхожу замуж. За кузнеца. Мы выросли вместе и всегда очень дружили, как и наши родители. Он очень хороший человек. Но я хочу быть уверена, что мы выбираем друг друга, потому что это правильно, а не потому, что просто привыкли друг к другу.

Художник молча кивнул. Потом улыбнулся.

— Да. Я выбрал, кого нарисую, — сказал он.

Был поздний вечер, над болотом грохотал гром, но дождь еще не начался. Художник поднялся на чужое крыльцо и постучал в дверь. Дверь чуть приоткрылась.

— Я хочу нарисовать тебя, — сказал художник.

— Чушь! — фыркнул Абнер и попытался захлопнуть дверь, но художник ее удержал.

Тогда Абнер вздохнул и спросил:

— Ты что, не знаешь, что я злой колдун?

— Я слышал об этом, — ответил художник. — Но я не верю, что злые колдуны умеют лечить людей.

— Ты что, не знаешь, что никому в деревне я не сказал ни единого доброго слова? — спросил Абнер.

— Мне так говорили, — кивнул художник. — Но мне, как только я приехал, ты дал добрый совет.

— Неужели ты не знаешь, что я не уважаю никого в деревне и считаю себя умнее других? — спросил Абнер в третий раз.

— И это мне сказали. Но ты единственный человек, кто попросил за другого.

Тогда Абнер отступил в сторону и впустил художника в дом. Здесь была старая, еще крепкая кровать, трехногий стол и дровяная плита. Хозяин уселся на единственный скрипучий стул, а гость примостился прямо на полу.

— Все ошибки того, кого ты нарисуешь, исправятся, и жизнь его станет правильной, верно?

— Так и есть.

Абнер улыбнулся, но не как обычно, язвительно, а по-доброму и даже немного грустно.

— А ты никогда не думал нарисовать себя самого?

— Я никогда не сомневался, что в моей жизни все правильно.

По крыше забарабанили первые капли дождя. Абнер поднялся и задернул занавеску, а потом снял с полки заварочный чайник. Художник молча смотрел, как он заваривает чай. Старик отщипнул лист от пучка мяты, размял в пальцах и поднес к носу. С закрытыми глазами он вдохнул аромат, и только потом добавил мяту в чайник.

— Есть только одна вещь, о которой я действительно жалею, — вдруг сказал Абнер. — Когда-то, очень давно, я заключил сделку с колдуном. Я был одержим идеей лечить людей, и колдун дал мне способность исцелять самых безнадежных больных. В обмен он взял мою молодость. Я жалею об этом. Но не уверен, что это было неправильно. Эта сделка подняла на ноги многих в нашей деревне…

Только, знаешь, когда ты лечишь человека, ты узнаешь о нем больше, чем тебе хотелось бы знать. И чем больше я узнавал о людях, тем меньше они мне нравились. Тем сложнее было им помогать. И тем сложнее им было приходить ко мне, ведь они знали, что я знаю их, и знали, что я о них думаю. Они потому и назвали меня злым колдуном, что не хотели быть в долгу передо мной. Разве злому колдуну кто-то может быть должен? Если ты неприятный человек, то и от других ничего приятного не жди. А я — очень, очень неприятный. Думаю, ты зря потратишь краски, рисуя меня.

— Что же, тогда я не буду тратить краски, — ответил художник.

За окном бушевала гроза. В старом доме с протекающей крышей, в комнате, наполненной запахом травяного чая, при свете керосиновой лампы художник рисовал портрет Абнера, углем на куске картона.

Звенели гитары, в воздух летели цветочные лепестки. Жители деревни надели лучшую одежду, повара и кондитеры приготовили лучшие блюда. Роза выходила замуж. Она была любимицей деревни, и ее праздник стал общим праздником. Правда, были и такие, кто искренне недоумевал, глядя на ее избранника. Но им тут же указывали, какими счастливыми выглядят молодые, и ропот стихал — сказать на это было нечего.

Художник спрятался от свадебной кутерьмы у колодца. Он сидел в тени и наслаждался тишиной, когда услышал чьи-то шаги.

— Привет, сосед, — сказал Абнер и примостился рядом.

— И тебе привет, сосед, — ответил художник и добавил — Поздравляю.

Потому что это за него вышла замуж Роза. Два года она была его ученицей и помощницей. А две недели назад немолодой, но обаятельный и энергичный деревенский врач Абнер набрался смелости и предложил ей стать его женой. Роза, искренне любившая своего учителя, сразу согласилась.

— Спасибо, — сказал Абнер и повторил, уже совсем о другом — Спасибо.

— Услуга за услугу, сосед, — улыбнулся художник. — Попрощайся от меня со всеми.

Он поднялся, подхватил рюкзак и неторопливо пошел прочь из деревни. Абнер смотрел ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.

А за поворотом художника ждала фея. Она сидела на пне и куталась в его старую рубашку.

— Здравствуй, Жан, — сказала фея. — Вот уже больше года, как ты в дороге. Не надумал вернуться домой?

— Нет, — ответил художник. — Ведь тогда я больше не смогу писать волшебные портреты и исправлять ошибки. За этот год я понял, что, меняя одну жизнь, ты меняешь и все остальные. Разве теперь я могу повернуть назад?

— Я не ошиблась в тебе, — улыбнулась фея. — Могу я сделать что-нибудь для тебя?

Художник чуть подумал и, поскольку такие, как он, сами находят своих принцесс, предложил:

— Пойдем со мной?

И фея ответила:

— С радостью.