Подмастерья бога

Дарья Щедрина

Глеб работал хирургом и считал себя счастливчиком, ведь у него была лучшая профессия в мире, и окружали его замечательные люди, такие как его учитель профессор Леденёв. Он и представить себе не мог, что родная университетская клиника станет для него ловушкой, старый друг окажется врагом, а девушка, что ненавидит его всем сердцем, станет самой большой любовью в его жизни…

Глава 6

Карина

Через две недели, когда сошли синяки и поджили ссадины на лице, Глеб заглянул в клинику на своё отделение. Измаявшись без дела в одиночестве, он с таким удовольствием вдыхал привычные больничные запахи, идя по коридору, что слегка кружилась голова.

— Здравствуйте, Глеб Александрович! — приветливо улыбнулась ему буфетчица, с усилием толкая впереди себя грохочущую тележку с горой грязных тарелок. В больнице только что кончился обед.

— Привет, Настюш! — Он еле удержался от желания сгрести в охапку скромницу-буфетчицу в крахмальном колпаке и расцеловать в румяные щёчки, так был рад вернуться домой.

— О, раненый боец к нам пожаловал! — радостно воскликнул анестезиолог Виктор Сергеевич, выходя из палаты и протягивая Глебу руку. — Как твоё ничего?

— Ничего. А как вы тут без меня?

— Как всегда зашиваемся, — старший коллега похлопал Глеба по плечу, приветливо улыбаясь. — Ты, Астахов, давай быстрее выздоравливай, а то нам тут без тебя действительно тяжко. Рук не хватает.

Пока дошёл до ординаторской в конце длинного коридора несколько раз останавливался, чтобы поговорить с больными.

— Здравствуйте, доктор! — окликнул, скрюченный в позе вопросительного знака, старый пациент Глеба с ревматическим пороком сердца, которого тот собирался оперировать, да не удалось. — Что ж вы сами заболели то?

— Да вот не повезло, Иван Николаевич, бывает, — Глеб виновато улыбнулся. — Оказывается, врачи тоже люди. А вы как? Вас Алексей Иванович оперировал? Как самочувствие после операции?

— Вашими молитвами, Глеб Александрович, поправляюсь потихоньку.

— Рад за вас!

— Вы сами-то поправляйтесь!

— Куда ж я денусь?!

И тут же его перехватила дама средних лет в красивом шёлковом халате с павлинами и непривычном для больницы макияже.

— Что ж вы меня бросили, доктор? Я только настроилась на операцию, а вы заболели. Я не хочу лечиться у другого врача.

— Маргарита Брониславовна, дорогая, простите меня, пожалуйста! — Глеб с покаянным видом поцеловал даме ручку с ярким маникюром. — Так уж вышло. А врачи у нас все хорошие. Вас Станислав Геннадьевич лечить взялся. А он заведующий клиникой. Так что считайте, вам повезло. И не расстраивайтесь!

— Но вы будете вести меня после операции? — требовательно спросила мадам.

— Конечно! Обязательно! Как только выйду с больничного, сразу возьмусь за ваше лечение.

Поздоровавшись и перекинувшись парой фраз с половиной отделения, Глеб вдруг всем своим существом осознал, что уже стал частью этого особого мира, врос в него своими корнями, каждой клеточкой собственного тела пропитался больничным духом. Прошло каких-то три года после окончания университета, а он стал на равных среди тех, для кого спасение человеческих жизней — призвание и каждодневная работа. И эти умные, крепкие мужики с сильными и чуткими руками, ежедневно выдерживающие за операционным столом нагрузки, сравнимые с нагрузками пилотов сверхзвуковых истребителей, приняли его в свой круг. Он полной грудью вдохнул воздух, пропитанный запахами лекарств и дезинфицирующих средств. И это был запах счастья!

Получив от общения с коллегами и пациентами приятнейшее ощущение собственной нужности, Глеб вошёл в ординаторскую. А там сквозь многоголосый шум и смех звучал звон бокалов с шампанским.

— Что отмечаем? — Глеб застыл на пороге, удивлённо округлив глаза.

Весёлые, радостные лица коллег повернулись в его сторону. Все бросились к Глебу и наперебой стали расспрашивать о здоровье, не скрывая радости.

— А мы тут отвальную празднуем, — сообщил Лёня Рыбаков, ординатор первого года. — Сева же в Америку в понедельник улетает.

— Здорово! — искренне улыбнулся Глеб, принимая от медсестры Леночки полный бокал, и повернулся к однокашнику: — Удачи тебе, Сева, и счастливого пути!

Подошёл Ярцев, чокнулся с ним бокалами и, ухватив под локоть, оттащил в сторонку, к окну.

— Глеб, — заговорил Сева, заглядывая в глаза приятеля, — ты уж меня прости.

— За что? — искренне удивился Глеб.

— За то, что вместо тебя лечу в Бостон. Как-то очень некрасиво получилось. Я ж понимаю, что занял твоё место. Это ты должен был лететь в Штаты, тебя ждет Хармонд, ведь именно ты лучший ученик Старика.

— Да ладно тебе, Сева, перестань! Что случилось — то случилось. Не пропадать же договорённости с Хармондом. Я через год поеду.

— Ты правда на меня не обижаешься?

И так жалобно, так просительно взглянул на Глеба, что тому стало неловко: переживает парень за друга, искренне переживает! В памяти всплыли нелепые подозрения Зойки и тут же растаяли, не оставив и следа. Он положил здоровую руку на плечо товарища и заверил:

— Всё в порядке, Сева, ни на кого я не обижаюсь, а уж на тебя тем более. Да и не обижаются на друзей. А мы же с тобой друзья, — ободряюще улыбнулся и отошёл к профессору Леденёву, скромно сидевшему в уголке на диване.

— Ну что, Глеб, — спросил учитель, — переносим твою стажировку на следующий год?

— Переносим, Алексей Иванович.

— Как самочувствие? Зоя тебе помогает с домашним хозяйством?

— Всё нормально, помогает, спасибо ей за это.

— Ты особо не расслабляйся, Глебушка, — строго сдвинул брови профессор, — не теряй времени даром. Пока ты не можешь оперировать, займись-ка обзором литературы для диссертации. Когда ещё выпадет такая возможность посидеть над книгами? Посиди, почитай, а там и кость твоя срастётся.

— Хорошо, Алексей Иванович, я всё сделаю. А можно я хоть на пару часиков в день буду сюда приходить? — Глеб умоляюще посмотрел на профессора. — Мне дома от тоски волком выть хочется. А тут я хоть с документами вам помогу. Правая то рука у меня в порядке, писать могу.

— Ну, ладно, приходи, — милостиво кивнул Старик, — но в операционную не суйся со своей «бриллиантовой» рукой! А по средам отправляйся на консультативный приём в поликлинику. Справишься? — и тут же ответил самому себе: — Справишься, даже не сомневайся!

Покомандовав медсёстрами, убиравшими со стола остатки нехитрого пиршества, Сева Ярцев стал собираться домой, где его уже ждал упакованный чемодан с вещами. Душа пела в предвкушении долгого перелёта через океан, встречи с чужой страной, с новыми людьми. Кажется, Астахов на него зла не держит и это хорошо. Не было никакого резона создавать себе врагов. Как говаривал умудрённый жизнью отец: «лучше не иметь друзей, чем иметь врагов!»

Мысленно хваля себя за ум и изобретательность, Сева с удовлетворением вспомнил, как вовремя ему подвернулся на парковке старый дворовый приятель Митька Булыгин по прозвищу Булыжник. В детстве они жили в одном дворе и сын дворничихи — Булыжник нередко задирал мальчика из хорошей обеспеченной семьи. Но и в те годы Сева был не глуп. Он просто дарил Митьке всякую ерунду: жвачки, игрушки из киндер-сюрпризов, шоколадные конфеты. И тот сразу добрел от этих подачек, становясь для Севы другом и защитником.

Потом, когда Сева учился в старших классах, они с семьёй переехали в другой район в новую квартиру. Почти десять лет не виделись они с Булыжником, а тут вдруг встретились случайно перед супермаркетом. Потрёпанный «ниссан» Булыгина «запер» автомобиль Севы. И тот уже был готов к стычке с незадачливым водителем, как вдруг узнал в бандитского вида пижоне старого приятеля. Разговорились. Внешний вид Митьки не обманул внимательного Севу: отсидев три года по малолетке, Булыжник обзавёлся друзьями в криминальном мире и шёл по жизни легко, зарабатывал чем мог, не оглядываясь на закон.

Сева пригласил старого приятеля в ресторан на следующий день, а там за выпивкой и сытным ужином предложил хорошо заработать, убрав одно досадное препятствие со своего жизненного пути. Тот легко, и даже с удовольствием согласился.

Правда пришлось превысить запланированную сумму, потому что, выполнив поручение и явившись за гонораром, Булыгин заявил:

— Накинуть надо, бро! Этот тип с единоборствами знаком, чуть меня и моих ребят не покалечил, а ты не предупредил.

Поколебавшись несколько секунд, Сева выложил дополнительную сумму из кармана, но успокоил себя тем, что результат того стоит! Как учил отец: большие дела требуют больших вложений.

Сева переоделся и, завязывая галстук, выглянул в окно. Больничный сквер на глазах зеленел, покрываясь нежнейшим пухом первой листвы. В лужах после недавнего дождя весело плескалось солнце и взбудораженные весной воробьи. Он блаженно улыбнулся, как сытый кот после визита в хозяйскую кладовку.

Но вдруг улыбка сползла с его лица. От крыльца клиники шли бок о бок Глеб Астахов и та самая кареглазая красотка, с которой Севе так и не удалось познакомиться. И шли они, медленно удаляясь по аллее, явно о чём-то мило беседуя, как хорошие приятели. Сева скрипнул зубами и сжал кулаки. Вот сволочь, Глебушка, обошёл-таки его! Хоть здесь, но обошёл! Ладно, красивых девчонок много, а стажировка у Хармонда одна. Нужно уметь отделять главное от второстепенного. Сева отошёл от окна, пообещав себе, что в отместку Астахову соблазнит и уложит в свою постель не менее десятка хорошеньких американок. Уж он постарается! Но отчего-то эта мысль не утешила. На самом донышке души плескалась мутная взвесь злости и зависти.

Глеб правой рукой надавил на тяжёлую створку входной двери. Та поддалась с недовольным скрипом.

— Давайте я помогу! — раздалось за спиной.

Он обернулся. На него смотрели, улыбаясь, прекрасные карие глаза.

— Здравствуйте, доктор Астахов! — поздоровалась красавица, помогая открыть дверь и выходя на улицу вместе с ним. — Что у тебя с рукой? Неужели сломал?

— Сломал, — вздохнул Глеб, демонстрируя гипс и перевязь на левой руке.

— Бедняга! — посочувствовала девушка и вдруг улыбнулась лучезарной улыбкой: — Ничего, что я на «ты»? Мы же с тобой ровесники. А меня Карина зовут.

И протянула ему узкую изящную ладошку. Глеб слегка растерялся, но ладошку осторожно пожал.

— Глеб.

— Да я знаю. А мой отец спрашивал, куда это его лечащий врач запропастился?

— Как Герман Константинович? — поинтересовался Глеб.

— Прооперировали. Скоро выписывают. Все хорошо.

— Я рад за него.

Они спустились по ступеням больничного крылечка и пошли в сторону сквера, где уже вовсю зеленели деревья.

— Когда тебе гипс снимут? — Спросила Карина.

— Через две недели.

— О, это уже скоро! Чем занимаешься, пока не работаешь?

Ему было немного странно, что посторонний человек расспрашивает его с таким видом, будто они давно и хорошо знакомы. Но девушка была так красива, так приветлива, что невольно хотелось сократить психологическую дистанцию.

— Ничем особенным. Скучаю без работы.

— Да ты что? Скучать вредно для здоровья! Наоборот, пока ты работать не можешь, надо отвлечься на что-нибудь приятное. Хочешь, сходим с тобой в кино? Сейчас как раз классный фильм идёт в прокате. Мне друзья рассказывали. Дай мне свой телефон. Я узнаю, какие сеансы и в каком кинотеатре и позвоню тебе.

Глеб растерялся. Его ещё ни разу не приглашала в кино девушка, тем более такая красивая. Приглашал он, когда был студентом. А тут такой напор!

— А хочешь, сходим на выставку в Эрмитаж или в Русский музей. Ты любишь живопись?

Глеб неопределённо пожал плечами. Любит ли он живопись? Он не знал, даже как-то не задумывался над этим, но знал точно, что смотреть на картины даже самых знаменитых художников просто не сможет, когда рядом такая красавица. Уж лучше сидеть и смотреть фильм в тёмном зале кинотеатра.

— Можно в кино сходить. Я там уже сто лет не был.

Карина радостно заулыбалась, обежала его с другой стороны и подхватила под здоровую руку, увлекая в парковую аллею. Она рассказывала что-то незамысловатое, щебеча, как птичка. И от этого щебетания на душе становилось светло и тепло. И от её руки, уютно устроившейся в сгибе его локтя, прямо к сердцу шло тепло, наполняя душу предвкушением чего-то захватывающего, головокружительного.

Вечером того дня, когда Глебу сняли гипс, Карина пригласила его на рок-концерт, организованный на Дворцовой площади.

Они чуть не опоздали, прибежав на площадь почти бегом, с тревогой осматривая огромное пространство, подготовленное для концерта. Ближе к бело-зелёным зданиям Эрмитажа за Александровской колонной располагалась большая сцена. На огромных экранах по бокам сцены ещё демонстрировались рекламные ролики, но музыканты уже настраивали свои инструменты.

Пришлось выложить и поставить на специальный стол прихваченную с собой бутылку воды, проходя через пункт охраны. Строгие люди в чёрной форме не разрешали брать с собой бутылки. Карина недовольно нахмурила красивые брови, но промолчала, только потянула Глеба за собой, решительно протискиваясь мимо чужих спин и локтей.

Перед сценой уже стояла толпа. Изящные линии и краски Генерального штаба, Эрмитажа и Александровской колонны смотрелись странно рядом с разодетой по-рокерски толпой молодёжи. Глеб и Карина остановились между двумя небольшими группками ребят в кожаных косухах и банданах. С Невы задувал сильный холодный ветер так, что Глебу захотелось поднять повыше воротник куртки.

Вдруг первые аккорды электрогитары взорвали пространство площади. Сразу заложило уши. А толпа зашумела, задвигалась, радостными воплями встречая первого исполнителя.

— О-о-о-о!! — завопила Карина, подпрыгивая на месте, и ткнула своего спутника локтём в бок: — Ну, Глеб, не стой столбом! Это же тусовка, кайф!

Глеб только покосился на неё с усмешкой, оставаясь стоять «столбом», засунув озябшие руки в карманы. Но толпа вокруг постепенно начинала заводиться. Со сцены неслись ритмичные удары барабанов, заставляя сердце пульсировать в одном с ними ритме. От низких басовых звуков гитар в глубине тела начинало что-то вибрировать. Ноги сами собой пускались притопывать, приплясывать, распространяя энергичные импульсы по всему организму.

От хриплых, натужных голосов со сцены через микрофоны и динамики в толпу транслировалась такая мощная энергия, что вскоре тысячи ног уже ритмично топали по булыжникам площади, и целый хор нестройно подпевал каждому хиту.

Замёрзнув от пронизывающих порывов ветра с реки, Глеб тоже поддался всеобщему психозу и стал пританцовывать. Карина вилась вокруг него, отбивая ритм ногами и вскидывая вверх изящные руки. В облегающих точёную фигурку чёрных джинсах и чёрной курточке с ковбойской бахромой она была так хороша, что трудно было не любоваться ею. А когда со сцены зазвучала медленная тягучая мелодия, девушка прильнула к нему всем телом, обняв за шею, в медленном танце.

Он почувствовал её тёплое дыхание на своей щеке и осторожно обнял за талию. Пушистые каштановые волосы щекотали его шею. От запаха её духов кругом пошла голова, а от манящего, откровенного взгляда больших карих глаз в коленях появилась ватная слабость.

— Я ведь тебе нравлюсь, Глеб…

Она не спрашивала, она утверждала то, что и так было понятно.

— Угу, — только и смог выдавить Глеб, чувствуя, что тонет, тонет в этих глазах, как в бездонном карем омуте.

— Пошли отсюда. Надоело уже слушать этот грохот! — заявила красотка и потянула его за руку из толпы. Глеб не сопротивлялся.

Выбравшись на Невский проспект, они поймали такси и поехали в сторону её дома. Светлый майский вечер тонул в мягком сиянии придорожных фонарей. Всю дорогу Карина молчала, отвернувшись в окно. Но рука её при этом по-хозяйски лежала на бедре Глеба, то и дело нежно поглаживая джинсовую ткань, вызывая этим невинным движением лёгкую дрожь в глубине его тела.

Выйдя из такси у современного жилого комплекса, Карина взяла его за руку и потянула к подъезду, посмеиваясь:

— По всем правилам хорошего тона я теперь должна пригласить тебя на чашку чая, — сообщила она у самой двери, лукаво улыбаясь и не выпуская его руку из цепких пальчиков.

— А ты приглашаешь? — спросил Глеб, заглянув ей в глаза. Тёмная опасная бездна в их глубине влекла, манила и чуть-чуть пугала.

— Конечно, приглашаю! — и потащила бегом через обширный холл, украшенный мрамором, мимо сонного консьержа.

В лифте она перестала себя сдерживать и впилась в его губы жадным поцелуем, вдавив спиной в зеркальную стену. И просторная кабина вдруг стала такой тесной, что трудно было дышать. Он бы, наверное, задохнулся, но лифт распахнул свои двери на пятом этаже. И оба, не разжимая объятий, вывалились в узкий коридор.

Карина нетерпеливо лязгала ключами, отпирая замки. А когда всё-таки вошли в квартиру, едва закрыв дверь, снова повисла у него на шее.

— Спальня там, — прошептала, мотнув головой в сторону и стаскивая с его плеч куртку.

— А может сначала чай? А то я замёрз как собака, — пробормотал Глеб неуверенно. События разворачивались слишком быстро, слишком яростно. Но кто ж устоит против урагана?

— Чай потом… Я такая горячая, Глеб, что легко тебя согрею… — и игриво прикусила его нижнюю губу зубками.

— Ты уверена? Ну, ладно, если ты такая смелая, — и засунул заледеневшие ладони ей под свитер, прижав их к обнаженной коже спины.

Девушка взвизгнула от ледяного прикосновения и громко захохотала, подпрыгнув и обвив его руками и ногами, как обезьянка дерево.

— Неси меня в спальню! — приказала, шепнув горячими губами в самое ухо.

Глеб подхватил её обеими руками под ягодицы и понёс по длинному коридору, чувствуя, как внутри уже разгораются, уже бегут по сосудам крошечные жаркие огоньки…