Город подземных цветов

Дарья Сницарь, 2020

Строительство Крымского моста пробудило обитающие в Керчи древние силы. Приехав летом к морю, Лиза нашла город изменившимся. Собак на улицах стало больше, чем крыс. Все жители Цементной слободки куда-то исчезли. В подвалах домов творится чертовщина. Юная девушка, мечтающая повелевать чужими душами, оказывается заложницей злых существ, которые отчаянно борются за власть.

Глава 3. Старый храм

Закат застал их на троллейбусной остановке. Лиза держалась в стороне от окна маникюрного салона, где работала бабушка, и наблюдала за знакомством близняшек с Машей. Та казалась рассеянной: говорила с полуулыбкой и даже не спросила про имена. Её взгляд был тёплым, умиротворённым. В уголках глаз проступали гусиные лапки, блёклые русые волосы свисали сосульками, но ослепительно белые от природы зубы освежали маленькое лицо.

«Мне одной они не нравятся?» — спросила себя Лиза, сверяясь с Машиной безразличной реакцией. Ей никак не удавалось отделаться от чувства тревоги в присутствии сестёр. «Что ж, неудивительно, — вздохнула она. — Я та ещё стерва».

Сев в троллейбус и купив билеты у кондуктора, они столпились в центре салона. В окне мелькали зерновые силосы и портовые краны, небо за ними начинало темнеть.

Гриша уже во второй раз перепутал имена сестёр, хотя их красно-белые сарафаны различались по фасону. «Куда он смотрит? — удивилась Лиза. — У одной юбка А-силуэта и V-образный вырез, у другой прямая и квадратный. Что тут путать?»

— Не извиняйся, мы правда одинаковые! — успокоила его Лика.

— Так ведь интереснее! — вторила Ники. — Вот представь: захочешь ты поцеловать одну из нас и как выберешь?

Гриша не нашёлся что ответить, его бледноватое лицо пошло пятнами.

— Я бы поцеловал любую, — вмешался Дима. — Если не дала пощёчину, значит, та. Если дала, есть второй шанс.

Близняшек его план ничуть не смутил, напротив, они заулыбались, обнажая острые зубки. Лиза же заметила, что, говоря так, бывший смотрел не на сестёр, а на неё, и несмотря на топорность приёма, ощутила укол ревности.

Через полминуты они вышли на остановке «Военкомат» и свернули в переулок, ведущий к набережной. Видневшаяся вдалеке площадь у фонтана в форме шаровой молнии была запружена народом, потому они пошли по улице Айвазовского, некогда одной из красивейших в городе, которая теперь заросла травой. Под ноги попадались голубые шишки туи и недозрелые плоды софоры.

— Поднимемся на Митридат? — предложил Лёша.

— Можем сегодня без приключений? — Лиза, в своих лёгких плетёных сандалиях, с трудом перепрыгивала провалы в асфальте. Путь на гору стал бы испытанием.

— Лучше на пирс, — сказала Маша, идея всем понравилась.

На пирсе не было ни одной лодки: катер с разноцветной иллюминацией катал туристов взад-вперёд по заливу, яхты тоже вышли в море, в их парусах отражались голубые сумерки. Дима устроился на носу возле столбика для швартовки, где волны поднимались выше всего, остальные дальше, за его спиной, куда долетали лишь солёные капли. Лиза положила сумочку на ржавую заклёпку, крепившую сваю, и присела на ладони, но потом, расслабившись, перебралась на прохладный бетон. Одна из близняшек и Гриша остались на ногах. «Побрезговал сесть на асфальт, чистюля».

— Скоро же День рыбака! — спохватилась Маша.

Лиза улыбнулась тому, как подруга ожила при мысли о празднике. Будут дети со светящимися вертолётиками, люди в тельняшках, Нептун, разбрасывающий кульки с конфетами, — ничего более, и всё же Машины глаза сияли звёздами.

— Какого он числа? — уточнил Лёша.

— Это всегда второе воскресенье июля, — ответила девушка. — Получается, тринадцатого.

Лиза не знала даже, какое число сегодня. Кто помнит о времени на каникулах? Последний раз она смотрела в календарь, когда с волнением, доходящим до болей в желудке, считала дни до Диминого приезда.

— Тринадцатого? А сейчас что? — спросил тот, о ком она подумала.

К нему моментально наклонился Гриша и очень тихо шепнул: «Сейчас июль». Дима заливисто рассмеялся. Не сиди Лиза так близко, никогда не узнала бы, в чём шутка. Ей порой было любопытно услышать, как эти двое общаются наедине.

Ники, расположившаяся с другой стороны от Димы, перестала болтать ногами и, смотря на небо, сказала: «Такую ночь упускать нельзя».

Лиза хотела переспросить, какую ночь, сегодняшнюю или грядущую, праздничную, имеет в виду Ники, когда та склонилась вбок подобно колосу пшеницы и опустила голову Диме на плечо. Лишь бы этого не видеть, Лиза устремила взгляд на стоящие рядком катамараны и… почувствовала толчок кулаком в поясницу. Она замахала руками — поздно, не удержаться; зажала пирс под коленями, — напрасно. Лента неба прокрутилась перед глазами, от погружения живот обожгло крапивой, в лицо ударила вода.

Море хлынуло со всех сторон, Лиза забарахталась в толще воды. С поверхности слышались глухие крики, из губ начал выходить воздух. Она открыла глаза: сине-зелёную, плотную как гуашь воду рассекала надвое прядь её волос. «Здесь же нет лестницы!» — подумала Лиза, выныривая. Волна толкнула её в грудь и припечатала к каменному столбу спиной. Она развернулась и схватилась за сваю; ракушки и жёсткие водоросли оцарапали коленки. «Некоторые тут ныряют, — вспомнила она, — но выход на руки мне не сделать, даже не подтянуться!»

— Надо найти спасательный круг! — донёсся сверху звонкий голос Гриши.

— Не паникуй, так достанем, — Дима говорил прямо над ухом.

Лиза отпустила столб и выплыла из-под края причала. К ней тянулись руки; изловчившись, она схватила две — Лёши и Димы — и проигнорировала Гришу, чудом оттолкнулась ногами и пробкой вылетела на угол пирса.

Бедром она стукнулась о столбик для швартовки. Впрочем, синяки — мелочи. Хуже всего была мысль, что один из стоящих рядом ей враг.

— Не ударилась?

Она позволила Лёше поставить себя на ноги.

«Видел, кто меня толкнул?» — шепнула она. Друг отпрянул, в зелёных глазах, точно от испуга, сузились зрачки. Ясно: ничего не знает.

После прогревшейся за день морской воды ветер казался холодным, клевал больно. Лиза подобрала сумку с ключами и телефоном. Шорты чавкали, свободная майка теперь облепляла тело, как упаковочная плёнка.

— Ну ты отмочила. — Дима, широко улыбаясь, стянул футболку и отдал её Лизе.

«Что не снимает с него подозрений», — подумала она, от футболки, однако, не отказываясь.

— Поехали домой, простудишься. Если хотите, можете остаться, — обратился он к остальным.

Все согласились, что пора возвращаться, и только Маша выглядела расстроенной: но не станет же она сидеть на причале одна…

Сёстры повели компанию через толпу, скопившуюся на площади. Сувенирные палатки уже закрылись, лишь ветер прибивал мусор к их клеёнчатым подолам. В кафе «Капучино» поздние посетители доедали ужин. Когда друзья переходили дорогу, мимо проехала чёрная «шестёрка».

— Это Владик? — Маша дёрнула Диму за локоть.

— Не увидел номера. Возможно. Хотя Влад хотел пару дней не бомбить. Тётя не знает, что он берёт машину.

— Пф… станет он терпеть.

Дима, похоже, хотел возразить, но в эту секунду уличный саксофонист заиграл такую красивую и печальную мелодию, что они невольно остановились послушать. Маша с Лёшей пошли бросить ему мелочь.

Лиза держалась позади. Димина футболка слиплась с мокрой майкой, и хотя холодный воздух уже меньше колотил по рёбрам, ощущения были не из приятных, ей не терпелось попасть домой.

— Ты как? — спросил у неё Дима.

— Кто меня толкнул, знаешь?

— Толкнул? — Он тоже строил из себя святошу.

— А ты думал, я сама упала?

«Это могла быть либо Маша, либо одна из близняшек, — рассудила Лиза. — Гриша, при его неуклюжести, сам скорее бы навернулся, и вообще: парни ни при чём».

Она перевела взгляд на ночной клуб «Lime», окружённый зелёной аурой электрических гирлянд, давая Диме понять, что беседа окончена, но он снова заговорил:

— У меня для тебя кое-что есть, — раскрыв ладонь, он показал ей пару серёжек.

Лиза инстинктивно протянула руку, потом отдёрнула. От внимания Димы этот жест не ускользнул, он заулыбался, довольный, как сытый кот.

— Это тебе.

Она с опаской переложила украшение на ладонь. В груди нарастала горячая волна.

— Ты чего? — Дима, похоже, растерялся при виде слёз в её глазах. — Я надеялся, тебе понравится…

Лиза с трудом удержалась от истерики. Да как он мог — после года холода и тишины — снова дарить подарки, будто ничего не случилось, будто она до сих пор его? Она через силу пробормотала беглое «спасибо», сунула серёжки в карман и вернулась к друзьям.

— Это же храм из легенды? — громко спросила Ники, перебивая мелодию саксофона. Она указывала на глыбу колокольни, темнеющую на фоне деревьев.

— Идём глянем, нет ли там могилы братьев, — предложила Лика.

Перекрестившись, Лёша подошёл к тяжёлой двустворчатой двери Храма Иоанна Предтечи и дёрнул за ручку.

— Закрыто. До утра искать нет смысла: в старых храмах хоронили под полом.

— Необязательно, — возразила одна из близняшек. — Могли и во дворе. Давайте посмотрим.

Сбоку к колокольне примыкала одноэтажная пристройка с узкими арочными окнами, меченными чёрными крестами. Даже коснувшись стекла лбом, Лиза не увидела убранство храма: его скрывала плотная матовая плёнка.

— Могила там! — выкрикнула Маша, тыча пальцем в темноту.

И действительно, впереди белела надгробная плита. Друзья взяли её в кольцо. В дрожащем свете мелькнула искусная резьба.

— Цветок! — воскликнуло сразу несколько человек.

Мастер вырезал символ в нижней части плиты. Лиза принялась считать лепестки: раз, два, — сердце стучало в такт, — шесть, семь! Ровно семь, а не шесть! Она направила свет на изголовье, где читалась полуистёртая надпись: «Здесь лежитъ прахъ раба божiя керченскаго гражданина Луки Евстафiева», ниже значился год — 1769.

— Не то.

Лиза выключила фонарик на телефоне, и на них снова опустилась тень черепичного купола. Ещё пять минут друзья рыскали по траве вокруг, но ни крестов, ни надгробий не нашли. Если другие души и обрели здесь покой, никаких следов уже не осталось.

— Может, там, на детской площадке? — спросил Гриша и направился к пустому фонтану.

Днём по его дну бегали дети, а ночью над горками и каруселью висела тишина. Скульптуры медведей, таящиеся за деревьями, присматривали за сквером.

— Да ну, нет там могилы, — махнула рукой Ники. — О, знаю! Лиза, иди за мной!

— Зачем ещё?

— Видишь яму?

За тринадцать веков храм сильно просел, нижняя шеренга арок ушла под землю, потому вдоль юго-восточного фасада соорудили ров. Спуститься в него можно было по двум лестницам, расположенным с противоположных концов.

— Сама сообрази, — настаивала близняшка, — вокруг бесполезно искать — везде земли метра на два.

«Бойко рассуждает, — подумала Лиза, — только при чём тут я». Однако вслед за Ники пошла — пусть друзья лишний раз увидят её шорты, все в разводах от морской соли, и волосы мокрые, хотя выжимай, пусть вспомнят, что собирались ехать домой.

В ров, обнесённый низкой оградкой, вели сбитые ступени; Ники спорхнула в темноту. Лиза сперва осмотрелась: в свете телефона проступали бежево-красные арки храма и ряды окошек размером не больше блюдца. Дожди разъели камень: об их работе можно было судить по ржавым потёкам. У фундамента кладка давала кривизну.

— В газете была не вся легенда, — заявила Ники, ощупывая выпирающие известняковые блоки. — Я слышала продолжение.

— Какое продолжение, когда все умерли? — Лёша подошёл к краю ямы, остальные не отставали.

Гриша затянул шнурки, на которых держались его шорты, и стал спускаться по лестнице.

— Братья из легенды копили для сестры приданое, — объяснила Ники. — Когда она покончила с собой, это золото стало неприкасаемым. Говорят, братья замуровали его в стене храма.

— Считаешь, монета оттуда? — спросил Лёша.

— Забавно, что ты не сказала раньше, — заметила Лиза, и их с Ники взгляды схлестнулись.

Воздух вокруг стремительно темнел, казалось, кто-то распылил в нём чёрную краску. Лица людей, стоящих надо рвом, уже не читались. Звуки, доносившиеся с улицы Свердлова, стихли. Вблизи послышалась возня, похожая на крысиную. Это Гриша скрёб кладку ногтями.

— Ты что делаешь?!

Лиза попыталась оттащить его от стены. Движения в загустевшем воздухе давались тяжело. Темнота сжимала виски.

— Наверняка это объект какого-то там наследия, нельзя в нём дыру ковырять!

— Попытка не пытка, — пробубнил Гриша.

«…не пытка, не пытка, не пытка…» — эхом отозвалась её голова.

Со звериным остервенением он засовывал пальцы в щели между камней: скрежетали ногти, похрустывали косточки. В остальном же стало до того тихо, что Лиза слышала, как кровь струится по жилам, потому когда из стены выскочила и запрыгала монета — тынь-тынь-тынь, — она едва не оглохла.

— Я же говорила! — Ники схватила её и подняла повыше.

Над головой Лизы забурлили голоса: похоже, новая монета вызвала ажиотаж. Гриша тем временем обмяк и даже не смотрел на полагающийся ему приз. «Отбери монету, дурачок, она же твоя». Лиза жалела, что не оказалась проворнее Ники. Только сейчас она всерьёз задумалась о ценности находок, причём задумалась так, как если бы владела ими. Три-четыре десятка монет, золотых и древних, помогли бы оплатить учёбу, освободиться от матери и зажить, наконец, как хочется! Лиза пригляделась к стене и хорошенько запомнила, где Гриша нашёл брешь. А вдруг корыстные мысли посетили не одну её? Как бы не пришлось делиться!

Нужен был отвлекающий манёвр.

Она прислонилась к стене и сосредоточилась на ощущениях: сухости во рту, вялости, душной, навалившейся со всех сторон темноте, тихой мелодии саксофониста, которую приносил ветер; закачалась, вскинула руку ко лбу и сползла Грише под ноги, изображая обморок. «Лиз?!» — вскрикнула Маша. Раздался громкий шлепок: кто-то перемахнул в ров. Это был Дима. Лиза открыла глаза, как только он приподнял её с земли — долго притворяться она бы не рискнула.

— Перед глазами всё плывёт… Пожалуйста, отвези меня домой, — попросила она, ликуя про себя: — «Вернусь за монетами утром».

Её проводили к остановке, как королеву, и усадили в троллейбусе. Бледные, обеспокоенные лица друзей одновременно вызывали у неё чувство стыда и смех. Лёша провожал до подъезда, как оказалось, чтобы поговорить наедине:

— Ты опять подставляешься. — Он шагал в стороне, будто не с ней, и перебирал чётки.

— Я же не виновата, что кто-то меня толкнул, — нахохлилась Лиза; футболка, которая была велика на несколько размеров, сползала с её плеч. — Машка или эти сёстры.

— Почему они? Любой мог.

— Они мне не нравятся.

— Тебе все девушки не нравятся. Для женоненавистниц в аду отдельный котёл…

Лиза передумала говорить о своих видах на клад.

— Ты иногда такой моралист, аж зубы сводит.

Лёша, которому её характеристика не только не была в обиду, но, может быть, даже польстила, лишь посмеивался:

— А ты злюка.

Она не восприняла колкость всерьёз. Достаточно того, что и на словах, и по поступкам Лёшу волновала её безопасность. Стал бы он иначе ходить за ней и читать морали на ночь глядя? Ради того чтобы чувствовать его заботу, Лиза готова была хоть каждый день падать с пирса.

— Может, и ты толкнул. Доволен? — поддразнила она.

— Ну вот, другое дело.

Лиза запрыгнула на крыльцо и, со счастливой улыбкой, оттого что вот-вот окажется дома, заявила:

— Зато о слободке теперь можно забыть!

— Я бы так не сказал, — осадил её Лёша. — Не хочу сильно пугать, — с тебя и так довольно, — но что бы ни произошло сегодня у храма, это никак не связано с монетой. Она шестого века. До нашей эры. Тогда здесь не было христианства. — Он сошёл с крыльца, и последняя реплика донеслась из темноты: — Напомню, что Иисус в то время ещё не родился.