Единственная для визиря

Дарья Ратникова, 2021

Желтолицые ирханцы отняли у Амлон всё, лишили родителей и дома, оставив только ненависть. Теперь она – рабыня, собственность Повелителя. Её ждёт участь игрушки властного и жестокого визиря, правой руки шейма. Но она не смирится, даже если предстоит выдержать битву с собственным сердцем.

Глава 4

Амлон

Кажется, она заснула в слезах после ужина и разговора с господином визирем. Потому что вдруг очнулась на этой большой кровати. Одна. Дверь была прикрыта, но Амлон это не могло обмануть. Постоянное ощущение того, что за ней следят и могут войти в любой момент сводило с ума. Наверное, было уже утро, потому что через единственное окошко в потолке, на середину комнаты падал бледный луч света. Свечи, которые она вчера забыла затушить, оплавились и погасли. И как только не случилось пожара? Это был бы выход… Правда специально устроить смерть от огня, она никогда бы не решилась — слишком мучительной и пугающей представлялась картина.

В дверь постучали. Амлон вздохнула и разрешила войти. Господин визирь вошёл бы без стука и разрешения, так что вряд ли это он. Действительно. Вошла Ирис.

— Госпожа, доброе утро. Я принесла вам завтрак. Быстренько кушайте. Через четверть часа я зайду к вам. Господин визирь вызвал для вас хаима, так что к полудню вы должны привести себя в порядок.

— Хорошо, — Амлон решила поберечь силы. При упоминании о господине в горле встал удушливый комок, захотелось плакать. Неужели теперь любая мелочь, каждое неосторожно сказанное слово будет напоминать ей о том, что она — рабыня, наложница. И даже, когда она получит статус жены, по факту для неё ничего не поменяется. Вряд ли она сможет сбежать после церемонии бракосочетания. Наоборот, господин визирь, скорее всего будет следить за ней ещё пристальнее.

После завтрака, Ирис повела её длинными коридорами в купальню, попутно объясняя, где что расположено.

— Вот там, госпожа, — купальни, там — выход к висячим садам, вот здесь, если спуститься по лестнице можно выйти в сад, а там парадный вход. Им пользуются только, когда приезжает в гости именитый сановник или после долгого отсутствия возвращается сам господин. Я знаю, что вам разрешено гулять везде, где пожелаете. Если хотите — я к вашим услугам. Господин разрешил, — Ирис улыбнулась. Наверное, девушка довольствовалась малым и сейчас была счастлива тому, что её освободят от работы на время, пока она будет сопровождать госпожу. Амлон вздохнула. Надо почаще просить Ирис погулять с ней. Кроме друг друга у них сейчас никого не было.

Когда они наконец-то пришли в купальню, у Амлон уже кружилась голова от этих бесконечных залов, анфилад, комнат, покоев, витых лестниц и резких поворотов. Если бы она захотела описать всё, что увидела в этом дворце (а она не могла называть место, где жила сейчас просто домом), то ей бы не хватило слов. И в то же время она была равнодушна к этим красивым коврам, фонтанам, мраморным фигурам и драгоценным статуям. Она чувствовала себя здесь чужой.

Только в купальне Амлон смогла немного расслабиться. Ирис оставила её наедине с собой и упорхнула, сказав, что отправилась ей за платьем. Но после уроков хаима и камы, она должна будет уже сама выбирать себе платья и притирания, иначе это будет оскорблением местных традиций.

Вода была тёплой и прозрачной. Амлон попросила не добавлять в неё ничего. Хотя бы немного понежиться в ней без всяких запахов и помечтать. Она легла на дно купальни, выложенное искусной мозаикой, переливающейся под водой всеми цветами радуги (в Тарсе такого материала даже и не видели, наверное) и запрокинула голову. На потолке причудливо отражались блики воды, а через окошечко можно было разглядеть маленький кусочек неба. Амлон прикрыла глаза и представила, что она снова в бухте, на берегу моря, ещё совсем маленькая. И отец, с матерью, смеясь, подставляют лицо солёным брызгам, а она визжит от восторга…

Наверное, она задремала, потому что очнулась от того, что кто-то трогал её за плечо.

— Госпожа, проснитесь, — это была Ирис. — К вам сейчас придёт хаим. Возьмите вот эти бальзамы и благовония. Эти — помыть волосы, — и служанка протянула ей несколько пузырьков, — а вот эти — для тела. Если хотите — я помою вас. Если нет — тогда поторопитесь. Вы должны быть готовы через половину часа.

— Хорошо, — Амлон вздохнула, подождала пока Ирис выйдет, и принялась за мытьё. Дома у них был пруд летом и большая ванна для зимнего мытья. А вместо благовоний — мыло и травы. Она вздохнула. Вот и кончился её блаженный сон. Отец мёртв, а мама… Лучше не думать о том, что могло с ней случиться.

Когда пришла Ирис, она уже помылась. Ей показали, как наполнять купальню чистой водой и как сливать грязную, потом помогли вытереться чистым полотенцем, и повели в другую комнату — одеваться.

— Госпожа, кама вам объяснит лучше, какие наряды к какому случаю позволительно надевать. Но вот насколько я думаю, вам подобает одеться прилично, но не как положено служанке, а как — госпоже.

И Ирис показала ей несколько платьев, на её взгляд, похожих одно на другое. Богатые из мягкой лёгкой ткани, расшитые золотой вышивкой, изображающей драксов, они тем не менее не имели никакой формы и походили скорее на халат со множеством складок, чем на платье, в привычном понимании этого слова.

— Это повседневные платья, госпожа, — ответила на её невысказанный вопрос Ирис. — На бракосочетание или торжественный приём положена другая одежда.

Амлон вздохнула и взяла первое попавшееся платье, отличавшееся от других только цветом. Спасибо хоть не такие открытые, как то, в которое её одела Камиле. На секунду закрыв глаза, она вспомнила платья в Тарсе — красивые, лёгкие, длинные, имевшие форму и цвет. Они словно струились и все девушки в них казались такими красивыми…

После платьев, Ирис расчесала ей волосы, сказав, что здесь принято не заплетать их. Ходить с распущенными волосами было немного непривычно, но хуже всего, что потом служанка принесла благовония.

— А можно как то без них? — Поморщилась Амлон, вспомнив едкий запах, проникавший в ноздри.

— Как госпожа пожелает, — тихо ответила Ирис. — Насчёт благовоний я не слышала никаких указаний. Но ими принято растираться каждый день.

Каждый день! Амлон вздрогнула, представив что этот запах будет преследовать её даже во сне. Нет. Пока лично господин визирь не скажет ей, что она должна выливать на себя эту гадость, она не будет ими пользоваться.

— Я не буду. Спрячь их куда-нибудь, Ирис. Мне плохо от этого запаха, — служанка понимающе кивнула. Через несколько минут её туалет был закончен, и Ирис отвела её обратно в комнату, сообщив, что хаим придёт сюда. Амлон присела на кровать, проверив предварительно, на месте ли нож и осталась ждать господина хаима. Одетая по моде Ирхана, вымытая благовониями, она почему-то ещё никогда не чувствовала себя настолько одинокой и чужой, как сегодня.

— Ясного вам неба, госпожа! И да воссияет солнце над вашим домом!

Амлон едва не подпрыгнула, услышав эти слова сказанные скрипучим старческим голосом. Проклятая привычка этих желтолицых двигаться бесшумно как мыши в её родном Тарсе!

— Добрый день, господин, — ответила она робко. Приветствие господина хаима было ей непривычно.

Хаим — высокий сухощавый старик — хитро усмехнулся, обнажив свои золотые зубы.

— Госпожа, если вы хотите понравиться господину визирю или тем паче самому Повелителю всего Ирхана, мой вам совет, выучите как должно отвечать на приветствия, — он помолчал немного, а потом, не ожидая ответа, продолжил. — А теперь давайте приступим к уроку.

Амлон со вздохом принялась за учёбу. Ирханский язык был ей противен, но изучив его, она сможет понимать врагов. И, может быть, ей выдастся шанс сбежать. Господин хаим ушёл через два часа упорных занятий. Он не ругал её ни за что, наоборот был излишне любезен и почтителен и это даже пугало. Амлон не нравился взгляд этого учёного господина. Он словно оценивал её, как оценивают лошадь в Тарсе. Ей вдруг пришло в голову, что господин визирь ни разу не посмотрел на неё так. После ухода хаима она вздохнула с облегчением.

— Госпожа может пойти теперь погулять в сад. Кама придёт только завтра, — робким голосом отвлекла её от невесёлых мыслей Ирис, которая стояла в дверях. Амлон поняла, что служанка хочет погулять, отвлечься от своей, наверное, не очень весёлой работы.

— Конечно, пойдём, покажешь мне сад, — ответила она, постаравшись, чтобы голос звучал как можно живее, хотя сердце разрывалось от тоски по дому и родным.

Ирис молча спускалась по бесконечным лестницам. Да, здесь, наверное, надо прожить не один месяц, чтобы не заблудиться в этих коридорах. Как только они вышли в сад, Ирис молча поманила её за собой, куда-то по едва приметной тропке сквозь густую экзотическую растительность.

— Здесь мы можем говорить, не боясь того, что наш разговор услышат и передадут господину визирю или самому Повелителю. Я проверяла. В этой проклятой стране просто везде уши, — едва слышно прошептала Ирис. Амлон молча кивнула в ответ.

— Ты что-то хотела сказать мне? — Не выдержав долгого молчания спросила она у Ирис.

— Да, госпожа, — служанка помолчала немного, потом шёпотом произнесла. — Не доверяйте господину хаиму. Это старый сластолюбец. Он присматривает себе симпатичных девушек и обольщает их.

— Хаим. Этот старик? — Амлон вздрогнула от удивления смешанного с омерзением.

— По меркам Ирхана он только вошёл в возраст мудрости и любочестия. Некоторым особо преданным Повелителю людям дозволяется иметь свой гарем по достижении определённого возраста. Это особая милость к ним Повелителя.

— И… И неужели кто-то соглашается по доброй воле войти в гарем к такому… такому… — У Амлон не нашлось слов, чтобы обозначить эту мерзость.

— Добровольно — не всякая девушка согласится, поэтому то хаим и изыскивает способы. Смотрите, госпожа, не попадитесь на его уловки, иначе господин визирь вынужден будет отдать вас к нему в гарем.

— Но, Ирис, я и не собираюсь, — Амлон передёрнулась. Господина визиря она боялась, этот человек был неприятен ей, вызывал страх, но к хаиму она после речей Ирис испытывала ещё и омерзение.

— Госпожа, вы просто не знаете ни наших законов, ни нашего языка. Умоляю вас, ради вашего же блага — никуда не ходите с господином хаимом, как бы он ни обещал и что бы он ни обещал, — Ирис смотрела умоляюще.

— Конечно, Ирис, что ты!

Амлон подняла глаза на служанку. Она смотрела куда-то вдаль, будто вспоминала что-то такое, ведомое ей одной. Может ли быть, что когда-то эта доверчивая девушка попалась на глаза такому вот пожилому господину? Амлон вздрогнула и не рискнула спросить служанку об этом. Та не просила сочувствия, а ей самой становилась слишком страшно при мысли об этом. Один Всевышний знает о том, что её ждёт впереди…

Они с Ирис ещё с час, наверное, гуляли по саду. Палящее солнце, странные растения, невиданные животные, резкие и дикие крики в кустах. Всё было для Амлон чужим. Она рассеянно слушала Ирис, пыталась упражняться с ней в ирханском языке, но мысли её были далеко отсюда. Предгорья Лаабата, родной дом, запах мокрой земли, подруга Тара, с которой они не расставались с детства. За месяц до нападения, Тара со всей семьёй переехала в город. Сколько слёз было пролито, но они обещали писать друг другу. Тара…

— Госпожа, вы слушаете меня?

— Что такое, Ирис? — Амлон вздохнула. Вот бы заснуть, и чтобы этот проклятый, залитый солнцем Ирхан, оказался всего лишь сном, выдумкой.

— Завтра к вам придёт кама. Господин хаим рассказал вам, как надо отвечать на приветствия?

— Да. Ирис, а у тебя кто-нибудь остался в Тарсе?

— Мама и младшая сестрёнка, а ещё тётя и лучшая подруга. Мы с Керой были не разлей вода, нас даже дразнили неразлучницами, — Ирис мечтательно закрыла глаза. Амлон тоже замолчала. — Вряд ли я когда-нибудь ещё увижу их, — служанка отвернулась и украдкой смахнула слезу. Девочка, которая слишком рано повзрослела…

Амлон рассеянно скользнула взглядом по деревьям, странным с длинным стволом и большими толстыми листьями, и замерла. Ей показалась тень за стволом. Она опустила глаза, потом подняла опять. Тени не было. Наверное, померещилось. Ирис же говорила, что на этой тропинке их никто не услышит и не увидит.

Эмет

Ноющая боль сдавила виски. Эмет устало потёр их. Сегодня было много работы. А назавтра шейм призвал его к себе. Приедут послы из соседних Алтара и Гаасы. Это значит снова выслушивать раболепные уверения в покорности и верности. А буде Повелителю не понравятся их дары, послов ожидает смерть. А вот какая… Шейм умел удивлять.

Эмет встал из-за стола. Надо пройтись. Он знал в саду такие тропинки, на которых нельзя было встретить алаб-агы, доносчика Повелителя. Шейм был изобретателен. Он следил за всеми своими преданнейшими слугами, конечно, из лучших побуждений, а как же иначе. Алаб-агы докладывали о каждом шаге того человека, за которым следили. Эмет знал, что за ним наблюдают по меньшей мере трое доносчиков. В дом вход им был заказан. Его люди были достаточно преданны ему, чтобы раз в месяц вылавливать особо хитрых алаб-агы, которые потом исчезали бесследно. Он не жалел их. В доносчики шли такие люди, что за деньги могли продать родную мать. Им было не место ни здесь в Ирхане, ни где либо ещё. Но по саду Эмет разрешал им бродить, сохраняя видимость покорности. Он почтительный советник для великого Повелителя всего Ирхана, пока что…

Тропинка вела через заросли ариса. Высокий куст с длинными острыми листьями. Осенью они краснели, словно кровь. Эмет не любил арис, но он дарил такую желанную прохладу в летний полуденный зной, что ради этого стоило потерпеть его в своём саду. Из под ног взлетали разноцветные птицы, на конюшне кричали драксы, требуя еды, где-то ревели харомы. И так изо дня в день. Он уже привык. Почти. Настолько, насколько можно было привыкнуть к чужой стране. И сердце уже не болит. Почти…

Эмет перешёл на другую тропинку и углубился в заросли. И вдруг встал. Он услышал голоса. Алаб-агы здесь не ходили. Своим мерахам с ятаганами он запретил тут появляться. Это только его тропинка, только его одиночество. Кто посмел его нарушить? Эмет прислушался. Голоса были женские и их обладательницы приближались. Он прижался к стволу ариса.

–… Мы с Керой были не разлей вода, нас даже дразнили неразлучницами.

По голосу кажется это говорила одна из его служанок. Она свободно изъяснялась на тарсийском. Она из Тарса? Странно, что за столько лет он не удосужился узнать о ней побольше.

Но другой голос… Почему-то его бросило в жар. Словно палящее солнце проникло сквозь заросли ариса. А может и впрямь проникло? Эмет посмотрел на небо, но за листьями не разглядел привычного светло-синего давящего свода.

Его будущая жена. Было непривычно думать об этой рабыне, как о жене, да он и не желал никогда жениться. Чувства делают человека уязвимым, а без чувств уподобляться ненасытному Повелителю, подбирающему себе в гарем то одну девушку, то другую, как выбирают коня на базаре… Сохрани его Всевышний от этого!

И всё же, машинально отойдя в тень ариса, он всё-таки невольно следил за девушкой, провожая её глазами. Перед глазами появились образы, полузабытые, словно стёртые. Ещё бы. Он больше двадцати лет старался их забыть. Матушка, сражённая ятаганом на пороге и сестра, Дара, такая же красивая, как эта рабыня. Он с трудом вызвал из памяти её имя. Амлон. Словно ветер играет в предгорьях, щекоча побелевший по осени, мох. Дара… Ей было чуть больше шестнадцати. Проклятье! Аим забери этих ирханцев! Эмет сжал зубы и обхватил руками голову. Всегда, когда приходили воспоминания, за ними следовала головная боль. Он отдал этой стране воспоминания. Сыворотка забвения действовала исправно до недавнего времени, он отдал Ирхану даже своё имя, сам забывая порой, как его звали на самом деле, но проклятая страна крови и песка требовала всё больше и больше.

Когда приступ головной боли прошёл, он повернулся. Девушек уже не было на тропинке. Их голоса больше не доносились до него. Эмет развернулся и пошёл обратно, домой. На приветствие мераха Сарима он ответил холодным кивком.

— Почему на задних тропинках нет никого?

— Но господин вы же приказывали… — Сарима трудно было обвинить в неисполнительности, но Эмет холодно ответил:

— Теперь приказываю по другому. Двоих мерахов туда.

— Да, господин, — склонился в жесте покорности Сарим.

Эмет поднялся в свой кабинет, досадуя на себя за эти минуты слабости. Он визирь Повелителя всего Ирхана и иначе быть не может. Он создан быть визирем, и послан Всевышним сюда не зря и он не позволит Повелителю сыграть на его слабостях.