Лунный Пилигрим. Фантастическая повесть

Дарья Подчуфарова

Вы мечтаете побывать в параллельных мирах? Узнать тайну своих прошлых жизней? Значит, вам по пути с героями повести. Мальчик по имени Тармо настолько увлечён чудесными фантазиями, что называет себя Лунным Пилигримом. Одноклассники и даже родители считают его чудаком, поэтому Пили всегда одинок. Так было, пока мальчик не спас жизнь… говорящему пауку. Вот тут-то и начинаются приключения!

© Дарья Подчуфарова, 2019

ISBN 978-5-4496-9293-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Паучок Курт

Лунный Пилигрим любил огонь, а огонь любил его. Они могли часами смотреть друг на друга. Пламя грело и помогало думать. Маленькая комнатка находилась на северной стороне, и солнце почти туда не заглядывало, а с ярким огнем становилось уютнее.

Подкидывая дрова и ветки в костер время от времени, Лунный Пилигрим чувствовал свою причастность к чему-то мистическому. Так случилось, что огонь был единственной связью для него с миром: его ничего не занимало здесь, кроме пламени огня. Только в нем он чувствовал любовь, только с ним обретал он счастье и безмятежность.

Послышался шум. Вошла мама Силина с доктором Бэнитом.

— Что это за странное имя — Лунный Пилигрим? Откуда оно? — поинтересовался улыбчивый доктор.

Его лысина поблёскивала в свете пламени, а глаза по-доброму щурились.

— Он сам выбрал это имя, когда ему было восемь. Мы назвали его Тармо, но это имя ему категорически не нравится. Других имён тоже не признаёт. Но дома мы зовём его Пили. Вот видите, доктор, он постоянно так сидит и смотрит в пустоту… не гуляет и ни с кем не общается. Его будто ничего не тревожит. Мы устали от косых сочувствующих взглядов. Доктор Бэнит, скажите, когда это прекратится?

Большой лысый человек взглянул на Лунного Пилигрима. Сейчас начнутся вопросы.

— Здравствуй, дружище, как у тебя дела сегодня?

Пили молчал.

— Ты знаешь, моя дочь Матиола всё время спрашивает о тебе, ты её, видимо, заинтересовал, — сказал доктор. — Может, хочешь сходить ко мне домой и поболтать с ней? У неё много интересных игр, да и камин у нас тоже есть.

Лунный Пилигрим с сожалением и грустью взглянул в глаза доктору Бэниту, но лишь вымолвил сухое:

Нет, спасибо.

«Матиола? Только её-то мне и не хватает», — думал Пили. В их классе это была одна из самых активных хулиганок и задир. Пухлая, вертлявая блондинка с прямыми золотистыми волосами до подбородка, ямочками на румяных щеках и едким взглядом. Матиола никогда не бывала одна, её всегда окружали либо одноклассники Эпик и Форс, либо подруги Расена и Долли. Это Матиола без устали хохотала, когда Лунный Пилигрим по колено провалился в лужу две недели назад, а на другой день выставила его на посмешище перед всеми.

Да, должно быть, он добрый, этот доктор, и не желает странному мальчику ничего дурного. Доктор Бэнит мил, и от него веет благожелательностью, но…

Как объяснить, что ему не нужно такое внимание и беспокойство? Как объяснить учёному человеку, что всё, что нужно Лунному Пилигриму — это покой, что ему не надо ничего предлагать, ничем занимать и играть ни с кем он тоже не хочет?

— Что ж, всего тебе доброго, Лунный Пилигрим, — попрощался лысый доктор.

Пили слышал, как в коридоре доктор говорил маме что-то о таблетках. Вроде о том, что они пока не нужны.

Этого не объяснишь, тем более, когда тебе тринадцать.

Лунный Пилигрим и сам не понимал, почему он такой, почему сторонится людей. Он стеснялся себя, хотя выглядел вполне милым. Большие серьёзные глаза выдавали в нём ум, а брошенная на лоб косая тёмная чёлка придавала таинственности. Лунный Пилигрим находился скорее в задумчивости, чем в печали. В кармане он всегда носил несколько небольших фосфорных бусин на леске. Их свет в темноте напоминал свечение Луны и увлекал Лунного Пилигрима не хуже пламени.

Как и множеству его сверстников, ему было всё равно, что на нём надето, но предпочтение всё же отдавал свободным брюкам карго и хлопковым футболкам тёмно-синего цвета. Единственное, чего Пили не переносил, были разного рода шарфы, галстуки и шейные платки. Они вызывали ощущение скованности и несвободы. А всякая несвобода была главным врагом для Лунного Пилигрима.

Он едва терпел школу и домашние задания, хотя не был глуп. Его абстрактный ум просил иного, нежели тупое повторение учебников. Его душа мечтала об уединении вместо ежедневного галдежа в классе. Каждый день одноклассники подшучивали над ним: то прическу его высмеют, то приклеят жвачку к футболке. И докторская дочь веселилась над ним пуще всех.

— Глядите, что это с нашим Тармо случилось? — притворно-заботливо спросила Матиола.

Матиола вонзала свой насмешливый взгляд, от которого Лунному Пилигриму хотелось сбежать. Одноклассники знали, что своё подлинное имя Пили не любит, поэтому употребляли его специально, чтобы действовать ему на нервы.

— С ним случилось то, что он лох! — подхватил Эпик. Так звали главного классного баламута.

Пол-класса встрепенулось от хохота.

— Но ведь даже лохи любят булочки, правда, Тармо? — спросила Матиола, издевательски прищурив глаза.

Она выдернула из рюкзака ватрушку и, подскочив к парте Лунного Пилигрима, разломала сдобу у него над головой. Белые крошки сыпались на лицо, на одежду, за пазуху, но Пили лишь молча стряхивал их, силясь не обращать внимания на издёвки.

— Лох мнит себя властелином мира. Он с нами не разговаривает. По-моему, Тармо нас презирает, — взгляд Эпика похолодел. — Надо подтянуть ему болты!

С этими словами он подошёл к Пили, взял его за уши и начал их закручивать в разные стороны. Бедняге повезло в этот раз, потому что в класс вошла учительница. Дети вмиг оказались каждый у своей парты.

Иногда Пили оглядывался вокруг в поисках хоть какого-то осмысленного или понимающего взгляда, но ничего подобного не видел. Класс делился на тех, кто ржал, и на тех, кто занимался своими делами. Даже тихо сочувствующих не было ни одного.

Деваться было некуда, приходилось терпеть. Одноклассников, школу, родителей, которые и отправили Пили в этот ад за общением. Именно ради общения, которое, по мнению мамы Силины и папы Юриса, было бы крайне полезно, они и устроили всё это. Родители его не были глупы, но цеплялись за общественное мнение.

«И смех, и грех. Я наобщался в школе на всю свою жизнь. Всегда сторонился людей, а теперь тем более видеть никого не могу. Они хотели, чтобы я полюбил общаться, но сделали ещё хуже. Неужели они этого не понимают?» — спрашивал себя в отчаянии Лунный Пилигрим. Каждый день он жил с таким настроением, и только тихий треск немого огня в комнате восстанавливал душевное равновесие Пили.

Ещё он любил иву. Ту раскидистую и безмятежную, что росла на пути из школы домой. Она напоминала другой мир, тот, где обитают русалки и водяные. Серебристо-зелёные тонкие ветви ивы спускались до самой земли, и было их так много, что позволяло Пили стоять у ствола дерева и быть незаметным. Таких деревьев в его северном городе росло мало, и именно это, самое красивое и объёмное, осело в сердце Лунного Пилигрима. Иной раз он прятался за ветвистым дождём и наблюдал жизнь. Хихикающие подростки, мамаши с детьми, неповоротливые бабульки…

— Я у Макса такой смартфон видела, все приложения автоматом работают.

— Фигня! Я всё равно хочу тот самый, он потоньше и посимпатичней, — перебивали друг друга две пигалицы с портфелями, пыхтя и наваливаясь одна на другую.

Около песочницы топтался малыш лет полутора с бабушкой в берете.

— Паша, не лезь в песок, я кому сказала! Не трогай песок! — тявкала бабуля. Возникло ощущение, что она не с внуком гуляет, а преступника караулит.

В общем, всё как обычно, уныло и депрессивно. Лунный Пилигрим отодвинул ивовые ветки и, вздохнув, побрёл домой.

Старый деревянный домик Пили, обнесённый хлипким заборчиком, стоял в конце улицы на окраине серого города. Следом раскинулся небольшой лесок, занятый собачниками и лыжниками, а через дорогу краснело здание морга. Мимо него Пили топал каждый день в свой учебный ад.

Но теперь он был дома, вновь в своей мирной комнате у камина, который отец соорудил специально для сына. Почти вся его недолгая жизнь прошла здесь, среди книг, музыки и пламени огня. Шмякнув портфель у письменного стола из массива сосны, Пили пошёл обедать.

Дома была мама. Она работала риелтером, но в последние дни клиентов не было, поэтому Силина мастерила на кухне что-то вкусное. Готовила она не сказать, что отменно, но вполне съедобно, хотя терпеть не могла это дело. Почти все силы она отдавала квартирам и арендам, а в свободное время рисовала.

На этот раз из духовки пахло курицей и гречкой. Блюдо простое, но сытное. Мама отрезала куриную ногу, положила в тарелку с кашей и поставила перед сыном, а себе налила чаю.

— Привет, Пили, садись. Как сегодня дела в школе?

Мама с грустной надеждой заглянула в глаза сыну.

— Привет. Никак.

Пили не хотел и не видел смысла жаловаться. Начнётся суматоха, родители побегут в школу, устроят разбирательства, и он окажется не только в центре внимания класса, но и в центре внимания всей школы. Террор только усилится. Ну нет, уж лучше было бы умереть.

По таинственной причине Лунный Пилигрим не чувствовал никакой душевной связи со своими родителями. Интуиция говорила ему, что это посторонние люди, которые просто живут рядом и воспитывают его. Слова «мама» и «папа» Пили произносил не искренне, а потому, что их было надо произносить. Это захлёстывало ещё большим одиночеством его жизнь. Когда ночами Пили смотрел на небо, то звёзды и луну он ощущал своими родителями более, чем живущих рядом женщину и мужчину. Такое странное, щемящее чувство являлось Пили в виде привидения — тоски неодолимой.

— Может, тебе пойти погулять? Погода хорошая, — мама снова пробовала начать разговор.

— Не хочу.

— А как тебе бокс? Или плавание?

— Хватит, мам. Я не хочу быть боксёром.

— А чего же ты хочешь?

— Чтоб вы все отстали! — Пили бросил на мать раздражённый, отчаянный взгляд и метнулся в свою комнату, хлопнув дверью.

Усевшись напротив камина, Лунный Пилигрим, как всегда, начал кидать ветки в огонь. Пили смотрел на полку с книгами, но думал о своём. Мысли в голове мешались, как пузырьки в кипящей воде. Чтобы заплакать, эмоций не хватало, но на душе было паршиво. Очередная сухая ветка полетела в огонь.

— Кришшш! Кришш! Эй, парень, достань меня быстрей! — в пламени кто-то тихо, но отчаянно пищал.

— Ты кто? — спросил Лунный Пилигрим. Он уставился в камин, но никого не увидел.

— Ты смотришь прямо на меня! Да вот же я, доставай живей!

Пили наконец заметил на одной из веток небольшого чёрного паука с красными пятнышками на спине. Он трясся и метался по ветке.

Лунный Пилигрим схватил прутик с пауком и вытащил на пол.

— Трррррррух! Очень мерси, парень! Ты чуть меня не сжёг.

Паучок соскочил с ветки и запрыгал по полу.

— Ты… ты что, умеешь разговаривать?!

Пили всё ещё не понимал, где он находится: у себя в комнате или во сне.

— Как слышишь — умею, и вроде неплохо. Хых! — подмигнул маленький гость.

— Откуда ты такой взялся?

— Ты сам меня и принёс из леса, когда ветки заготавливал. Я в этой куче хвороста уже паутину успел сплести. Но, к несчастью, ты швырнул меня в кипяток.

— Это огонь, — поправил Пили.

Он первый раз за несколько дней улыбнулся, и глаза его засияли.

— Какая разница? Горячо и там, и там! А между тем, мне у тебя тут понравилось. Тепло, сухо и птиц нет.

Паучок принялся чистить лапки.

— Каких птиц?

— А ты такой большой, и не знаешь? Птицы — главные враги пауков. Сожрут и не подавятся.

— Хорошо, оставайся у меня! Ты классный.

Пили с любопытством разглядывал нового знакомого. Он никогда ещё не видел таких пауков. Глаз у животного видно не было, паучок фасонил лишь красными пятнами и длинными чёрными лапками.

— Как тебя зовут? — спросил Пили.

— Курт. Имя мне от прадеда досталось, только теперь краткое.

— А меня Пили. Лунный Пилигрим. И куда же тебя поместить? Может, в банку?

— Ещё чего! Обижаешь — в банку! Нет, я свободу люблю. Вон, угол над камином, видишь? Я бы там отличную паутину сплёл!

— Тут мы с тобой похожи! — заметил Пили. — Я тоже люблю свободу. Беги, плети свою паутину.

Лунный Пилигрим посадил Курта на палец, а затем перенёс в угол над камином.

— Очень мерси, Пили. Будем дружить, значит. У тебя есть друзья?

— Нет. Да и не сдались они мне!

— Почему так?

— Все издеваются надо мной. Думаешь, мне нужны такие друзья? Учителя меня терпят, я для них головная боль, родители достают… Но с тобой я бы подружился.

— Да ты антагонист. Молодец, это по-нашенски. Извини, побегу работать, надо до ночи успеть дом себе соорудить. А ты заходи, поболтаем!

Лунный Пилигрим ещё какое-то время смотрел на нового друга, затаив дыхание, и надеялся только, что не сошёл с ума.