Золото фамильного склепа

Дарья Калинина, 2008

Кира и ее подруга Леся в своих рискованных расследованиях никогда не руководствовались корыстными целями. И не лезли в чужие дела из чисто женского любопытства. Просто помогали хорошим людям снять с себя подозрение в том, чего они не совершали. В этот раз сыщицы-любительницы спасали свою непутевую приятельницу Лильку от заключения в тюрьму. Девушку обвинили в убийстве жениха и похищении коллекции, имитирующей золото инков. Молодой человек готовил ее для выставки. Так что у преступления имелся и денежный мотив. Как спасти Лильку? Ведь не осталось никаких следов – ни жениха, ни золота. Только невероятная настырность подруг, их женское чутье и догадливость помогли им нащупать именно те ниточки в тугом клубке преступных связей и личных интересов, которые вывели следствие на правильный путь…

Глава 5

Лилька обвела глазами подруг и печально сказала:

— Вот и получается, что мы с вами остались у разбитого корыта.

В самом деле, девушки были в том самом месте, откуда начали свое расследование. Ювелир исчез. Наблюдающий за ним и всем двором инвалид тоже исчез. А его сиделка-медик Игорь и вовсе убит.

— Во всем этом прослеживается какая-то нехорошая тенденция, — задумчиво произнесла Кира. — Но будем мыслить логически.

— По крайней мере постараемся.

— Все проблемы начались с исчезновения Семена Семеновича.

— Да.

— В его квартире обнаружены пятна крови. В машине также кровь. Отсюда вывод — ювелира могли убить.

— Могли.

— Вот! И теперь мы подходим к самому главному. Старик, который мог видеть, кто это сделал, исчез. Тот парень, которому он мог об этом рассказать, убит. Значит, что?

— Что?

— Свидетелей устранили. И убийцу или, в любом случае, человека, похитившего ювелира, нам придется искать своими силами. Никто нам его на блюдечке с голубой каемочкой не принесет.

— И как? Как мы будем его искать? — заволновались подруги.

— Да очень просто. Кому могло быть выгодно исчезновение или даже смерть ювелира?

— Кому?

— В первую очередь его наследникам.

— Но у Семена Семеновича из наследников имеются жена, мать и трое детей. Их, что ли, подозревать?

— Почему бы и нет? Во всяком случае, жену точно стоит включить в список подозреваемых.

— Но она в отъезде! На море отдыхает! Ты же слышала!

— Вот именно! Слышала. На море. Между прочим, отличное алиби! Начнет следователь копаться, что да как, а эта дамочка ему и заявит: мол, ничего не знает, слыхом не слыхивала, видом не видывала — находилась за тридевять земель. Очень подозрительно!

— Что подозрительного-то?! Лето, жара, чего ей с тремя детьми в городе сидеть? Да и не одна она там!

— Все равно подозрительно. Как это так, только жена за порог, как мужа вдруг берут и похищают. Создается впечатление, что преступник специально выжидал, когда у жены ювелира появится стопроцентное алиби.

В устах Киры это звучало настолько убедительно, что никто не осмелился ей возразить. Да и что возражать? Всем известно, что первым на подозрении всегда оказывается супруг или супруга потерпевшего. Ведь никого не любишь, а потом не ненавидишь так сильно, как родного мужа или жену.

— Нам надо поговорить с этой дамочкой.

— И как это сделать? — вспылила Лилька. — Мчаться к ней на море!

— Не исключено, что ей уже сообщили об исчезновении муженька. И она на всех парах двигается сюда. Лично я бы именно так и поступила. Чтобы самой лично разобраться в том, что произошло с мужем. Или поприсутствовать на его похоронах.

— Что же? Нам возвращаться назад? К дому ювелира?

— Придется.

Лилька в ответ только тяжко вздохнула. Она-то была уверена, что расследование — это нечто увлекательное и захватывающее. А вместо этого они только мотаются по городу. Туда и сюда. Туда и обратно. А толку ноль!

Но Кира в отличие от подруги была настроена много оптимистичней.

— Жена — это хорошо, — бормотала она себе под нос. — Жена — это перспективно. Лилька, а его жена про тебя знала?

Лилька, которая в этот момент совершала сложный маневр, обгоняя автобус и одновременно следя, чтобы ей самой никто не въехал в бочину, нервно вздрогнула, руль в ее руках дернулся, и она чуть не выскочила на встречную полосу.

— Ты ненормальная?! — закричала она на Киру, когда ей удалось справиться с машиной. — Смерти нашей хочешь?!

— Я всего лишь спросила…

— Слышала я, что ты спросила! Нет, я даже не знала о том, что ювелир женат. Тысячу раз вам об этом говорила! Для меня наличие у него жены явилось полным сюрпризом.

— Для тебя — да. А для его жены?

— Она про меня тоже не знала, — отрезала Лилька и тут же добавила уже куда менее уверенным голосом: — Наверное.

— А помните, — вмешалась в разговор Леся, — помните, эта девчонка из ювелирного магазина говорила, что у Семена Семеновича было полно женщин? Не может быть, чтобы жена вот так все эти годы ничего не подозревала.

— Не знаю, — проворчала в ответ Лилька. — Думаю, она ничего ни про меня, ни про других не знала. Иначе зачем бы ей маяться с ним?

— На это могло быть тысяча причин. И самая основная — ей не хотелось терять то положение, которое она имела, будучи супругой уважаемого, да и богатого человека.

— И поэтому она пошла на убийство мужа? Чтобы не терять своего положения?

— Как вдова, она имела гарантированную долю в наследстве. А как разведенная жена — еще не факт.

— Все равно! Зачем убивать? Куда проще взять и развестись!

— Конечно, — согласилась с Лилькой и Леся. — При разводе половина совместно нажитого имущества достается второму супругу.

— Дети получили бы алименты.

— И жила бы себе эта женщина тихо, мирно и с чистой совестью.

Кира в ответ на доводы подруг только презрительно фыркнула:

— Вы обе рассуждаете, словно живете в цивилизованной Европе, а не в нашей дикой России.

— А это тут при чем?

— Да вы хоть знаете, что суд Гааги отказался брать на рассмотрение все дела, касающиеся территории бывшего СССР?

— При чем тут это?

— Гаагу еще какую-то приплела, — фыркнула Леся. — Где бузина, а где в Киеве дядька!

— При чем тут Гаага? — допытывалась тем временем Лилька у Киры.

— А при том! При том, что у нас в законодательстве до сих пор такой темный лес, что все ноги переломаешь! Даже Верховный суд отказывается вмешиваться в наши разборки. И уж точно, что развод у нас в стране вовсе не гарантирует женщине безбедное существование после судебного слушания. Ювелир мог устроить так, что его бывшая жена вообще ничего бы не получила при разводе! Или получила бы, но жалкие крохи!

Леся и Лилька молчали. Верно. Кира совершенно права. Сплошь и рядом слышишь о бедных ограбленных женах и их почти голодающих детях. Но что-то очень редко можно услышать историю об успешном разводе, когда женская половина супружеской ячейки получала бы при разводе именно половину, а не считаные крохи.

— Ну допустим! — пробормотала Лилька. — Допустим, что она его убила.

— Не убила, а заказала. Убивать своими руками она бы не стала. Слишком глупо и опасно.

— Ну хорошо. Заказала. И что дальше?

— А дальше она получает на руки четыре пятых всего состояния ювелира.

— Четыре пятых? Почему именно четыре пятых?

— Потому что близких родственников у ювелира было пятеро — мать, жена и трое детей. Каждый по закону получает по одной пятой имущества. Но так как дети еще несовершеннолетние, то их опекуном назначается мать. Ясно вам?

— Да.

— И только одна пятая отходит матери ювелира.

Одна пятая выглядела настолько жалко по сравнению с четырьмя пятыми, что подруги сразу же сбросили мать ювелира со счетов. Она сына не убивала и не заказывала. Все-таки убить гуляющего налево мужика, пусть и отца ваших троих детей, — это совсем не то же самое, что убить свое родное дитя. И никакие доли наследства этого факта не изменят.

К тому времени, когда подруги снова добрались до дома ювелира, они уже так основательно прониклись мыслью о виновности его жены, что были немало изумлены, когда обнаружили на пороге его квартиры еще одно юное существо, также настаивающее на том, что оно является полноправным наследником, а верней, наследницей ювелира.

Девушку лет семнадцати-восемнадцати с длинными белокурыми волосами, опускающимися ей почти до ее круглой соблазнительной попки, звали Раечкой. У нее были голубые широко распахнутые глаза, пунцовые губки и чудесные пушистые ресницы. Допустим, последнему Раечка была обязана хорошей туши для глаз, но все прочее у нее имелось в наличии, так сказать, само по себе. Так что в основном своей красотой Раечка была обязана природе и хорошим генам.

И вот эта самая Раечка оказалась родной дочерью Семена Семеновича, совершенно неучтенной ими при подсчете наследников ювелира. Но, учтенная или не учтенная, Раечка все равно оставалась дочкой пропавшего Семена Семеновича. И она так и заявила подошедшим к ней с вопросом подругам:

— Нет, папа почему-то не открывает. Наверное, его нет дома. Очень странно. Неужели, Глашка права и с папой что-то случилось?

Папа! Значит, это дочь Семена Семеновича! Но минуточку, у него ведь три сына. Ни про какую дочь ни разу не упоминалось. И кто такая Глашка, о которой говорит эта красавица? Домработница? Просто знакомая?

Подруги дождались, пока девушка откроет дверь своими ключами, и вошли вместе с ней. Раечке они наплели, что их прислали из ювелирного магазина, где все крайне обеспокоены исчезновением директора. Раечка не удивилась. Только по ее хорошенькому лобику пролегла тонкая морщинка.

— Значит, все-таки у папы что-то случилось, — пробормотала она. — Раз его и на работе нету. Ну, что же… Заходите. Посидим, обсудим. Глядишь, что-нибудь вместе и решим. Да и Глашка скоро прибудет.

Разумеется, подруги с радостью воспользовались ее приглашением. И Кира первой спросила:

— А Глашка, про которую ты говорила, это кто?

— Ну да, кто, — фыркнула девица. — Глашка — Глафира, стало быть. Вторая папина жена. Первая — это моя мама. Она тоже со странностями, но с ней хотя бы можно найти общий язык. А Глашка… Вообще не понимаю, зачем папе было на ней жениться. Наплодила ему трех таких же дебилоидов, как она сама. И довольна. Корова жирная!

— И она тебе звонила?

— Звонила и несла всякую чушь. Дура ненормальная!

— Какую чушь?

— У Глафиры вечно какие-то фантазии, — вместо ответа пожаловалась Раечка. — Но эта ее последняя выходка… Честное слово, если она это все просто взяла и придумала, то я серьезно стану думать, что у папочкиной жены не все в порядке с крышей. И серьезно скажу папе, чтобы он отправил ее подлечиться. Потому что придумать такое может только больной человек.

Девушка была возмущена до глубины души. И Кира спросила:

— Да что она тебе такого сказала?

— Сказала! Сказала, что папу похитили, а может быть, даже убили.

— Так ты примчалась сюда после звонка своей мачехи? — осенило Лильку.

— Ну, ясное дело. Примчалась.

— Она тебя попросила, чтобы ты приехала?

— Я и сама хочу знать, куда подевался мой папа!

И очаровательное создание гневно топнуло ножкой.

— А откуда твоя мачеха узнала, что твой отец пропал?

— Понятия не имею. К тому же пока я не приехала сюда, то была уверена, что все это просто очередная Глашкина нелепица!

— Ты так просто к ней и обращаешься — Глашка?

— Ну да, — пожала плечами Раечка. — А что? Да вы бы ее сами видели! Дура деревенская. Пять классов образования, больше не потянула. До сих пор считает по пальцам. И читает по слогам. А уж с грамматикой у нее вообще катастрофа! Отец и тот не выдержал, специального учителя ей нанял, чтобы он эту дуру неотесанную хоть немного говорить научил и не так стыдно перед людьми было.

— Но она ведь старше тебя.

— Всего на десять лет. Не такая уж большая разница, чтобы я начала ее уважать. А по уму она мне вообще в младшие сестренки годится.

— Ты так говоришь, будто бы ненавидишь свою мачеху.

— Не ненавижу я ее. Она меня просто раздражает. Потому что, во-первых, дура. А во-вторых…

Раечка не договорила. Вместо этого она вытащила из хорошенькой крохотной сумочки из крокодиловой кожи пачку ментоловых дамских сигарет, щелкнула украшенной розовыми стразами зажигалкой и жадно затянулась дымом из длинной белой трубочки. Говорить про мачеху она больше не стала. Но подругам и так все было ясно.

Не появилась еще на свете такая теща, которая была бы довольна своим зятем. И не появилась еще такая падчерица, которая была бы довольна своей мачехой.

— Так зачем же твой отец женился на Глафире?

— Красивая она, — неохотно ответила Раечка.

— И все?

— И покладистая. Моя-то мама со своими выкрутасами. То ей не это, это ей не то. А Глашка… Она и постирать, и приготовить, и детям жопы вытереть. Это ей все не в облом. Еще бы, после того деревенского коровника, где папа ее отыскал, ей жизнь в большом городе должна сказкой казаться.

— Так ли уж?

— Да она за первый год на двенадцать килограммов поправилась! За второй еще. Так и пошло-поехало! Была тростиночкой, а теперь словно корова жирная.

— Это ты сама помнишь?

— Я… Я — нет. Маленькая еще была, когда Глашка тут появилась. Мне мама говорила.

Рассказывая все это, Раечка довольно активно двигалась по кухне, доставая чайные заварочные пакетики с жасмином, сахар, варенье из кизила и какие-то печенюшки. Понюхав чай, девушка сморщилась:

— Тьфу! Снова Глашка в ближайшем подвале чай покупала. Сколько раз ей папа твердил, что настоящий хороший чай не может быть с примесями, все равно покупает эту дрянь в пакетиках. Да еще и с разными ароматами норовит взять.

Коробка с листовым чаем нашлась отдельно.

— Папа ее всегда тут держит.

И девушка всыпала приличную порцию в китайский заварочный чайник. Глядя, как она ловко обращается с посудой и продуктами, снуя от стенного шкафа к столу, оттуда к холодильнику, а потом назад, подруги задумались:

— Так твои братья и бабушка поехали на юг?

— Ну да.

— Отдыхать?

— Точно.

— А ты с ними почему не поехала? Не взяли?

Раечка даже остановилась от изумления. А потом негодующе фыркнула:

— Вот еще! Кто они такие, чтобы брать меня или не брать. Я сама с ними ехать не захотела! Скукотища жуткая! Бабка вечно ворчит. А братья… Говорю же вам, дебилы они. Умственно отсталые.

— Что? Все трое?

— Ну да! Вы бы знали, сколько денег папе стоит, чтобы их в нормальной школе держали. Я уж не говорю об отметках. Не гонят к дебилам, и то ладно. С двойки на тройку еле-еле переползают. Гены Глашкиных родителей-алкашей, видно, сказываются.

Час от часу все странней и странней.

— Так твоя мачеха из семьи алкоголиков?

— Ну да! А я вам о чем толкую? Жуткие алкоголики! Глашка до шестнадцати лет впроголодь жила. Летом еще ничего, травку с огорода пощиплет или в лесу грибов себе наберет. А уж зимой просто беда! Все, что Глашка у себя в коровнике зарабатывала, родители у нее отбирали и пропивали. Только и кормили, чтобы ноги могла до работы доволочь. Так ей и говорили: «Чего тебя, дура, кормить, коли ты в коровнике работаешь. На работе молочка на халяву и напьешься. А нас объ-едать нечего».

Итак, картина вырисовывалась яснее ясного.

— Папа на редкостную красоту польстился. А Глашка… Глашке после ее коровника любой мужик сказочным принцем казался. Пусть и на пятнадцать лет старше.

В этот момент в дверь раздался звонок.

— Кто бы это мог быть? — встрепенулась Раечка. — Может быть, папа?

Она мигом вскинулась и легко побежала в прихожую открывать дверь.

— А-а-а… — услышали подруги ее разочарованный голос и сразу же поняли, что явился точно не ювелир. — Легка ты на помине.

— Где Сеня? — раздался мелодичный женский голос. — Раечка, ты узнала, что с папой?

— Откуда? — недовольно проворчала в ответ девушка. — Только что приехала. Тут девочки сидят с папиной работы. Иди к ним. Может быть, вместе с ними что-то скумекаем.

Затем раздались шаги. И в кухню вошла красавица. Раечка тоже была очень хорошенькой девушкой. Но рядом с мачехой, которая была старше ее на целых десять лет, Раечка казалась просто суетливым воробышком рядом с царственной жар-птицей.

Черты лица очень правильные и в то же время нежные. Роскошные золотые волосы, огромные лучистые глаза, изумительная бархатистая кожа. И толстой Глафира вовсе не была. Напрасно Раечка наговаривала на мачеху. Просто Глафира была чуть полновата. Но после рождения троих детей это было вполне естественно. К тому же легкая полнота ничуть ее не портила. А только прибавляла шарма и величия.

— Вы с Сениной работы? — спросила Глафира у подруг. — Ой, что же, он и там не появился?

С первых же ее слов сразу стало ясно, что Раечка в оценке умственных способностей своей мачехи все же недалека от истины. Глафира была очень простодушна.

— Ой, беда, беда! — зарыдала она, узнав, что муж ее действительно пропал. — А я ведь надеялась, что обманули меня!

— А кто вам звонил?

— А? Что? Кто звонил? А следователь мне и звонил.

— Горшков?

— Кажется. Я фамилий не запоминаю. У меня память очень плохая.

Раечка выразительно закатила глаза. Мол, видите, я же вам говорила. А Глафира, подперев щеку рукой, неожиданно пустилась в воспоминания о том дне, когда она впервые увидела перед собой своего будущего мужа, стоящего в крутящей зимней поземке.

Знакомство директора ювелирного магазина со своей второй женой произошло в самой романтической обстановке. Ночь, зима, заблудившаяся компания охотников. Уединенная деревушка, где горело окно только в одном крайнем доме. Именно там проживала Глафира со своими родителями-алкоголиками, которые и не ложились спать допоздна, с удовольствием пропивая очередную дочкину зарплату. По этому поводу отреагировать на стук в дверь они не могли. И открывать поздним гостям пришлось Глафире.

Она не боялась. У них в деревне чужие бывали редко. Летом. Да и то надолго не задерживались. Приедут, поживут, по лесам, по борам побродят. И назад в мегаполис, к своей удивительной городской жизни. Зимой же в их деревне чужие не появлялись вообще никогда. Поэтому Глафира сначала решила, что пожаловал кто-то из соседей, чтобы попытаться примазаться к застолью.

В деревеньке Ольшанке пили все от мала до велика. Начиная с двенадцатилетних мальчишек и кончая древними стариками. Впрочем, до старости доживали тут редко. Мужчина в сорок — сорок пять лет считался уже долгожителем. А тех, кому довелось перешагнуть рубеж шестидесяти лет, можно было сосчитать по пальцам.

Дети в Ольшанке чаще всего рождались больными, с какими-нибудь отклонениями. А причина была одна — дешевая паленая водка, которую население глушило в немереных количествах. За неимением таковой в дело шел одеколон, полировочная и любая другая жидкость, лишь бы она содержала спирт в нужном для затуманивания мозгов количестве.

Одним словом, открывая дверь, Глаша не ждала от судьбы ничего хорошего. И вдруг, отворив тяжелую дверь, она замерла. Перед ней стоял ОН! Высокий, шикарный, от него пахло не полиролью для мебели, а какой-то другой, нездешней жизнью. И он пришел за Глафирой! Она поняла это в ту же минуту, когда увидела своего будущего мужа. Он не понял, а она вот поняла.

И поэтому, когда мужчина только выяснил дорогу и ушел, она ничуть не огорчилась. Глаша твердо знала, он еще вернется. И вернется именно за ней.

Семен Семенович в самом деле вернулся. Машина заглохла, едва он выехал из деревни. Все попытки реанимировать двигатель своими силами или силами приятелей оказались бесполезными. И горе-охотникам пришлось вернуться назад в Ольшанку и зайти в тот самый дом, где всего час назад статная красавица указала им нужную дорогу.

Родители Глафиры к этому времени уже угомонились и спали тяжелым пьяным сном на печке. Глафира привычно прибиралась в комнате. И открыла дверь своему будущему мужу. В ту же ночь все и случилось. Семен Семенович отогрелся, разглядел неземную красоту этой деревенской девчонки и… влюбился без памяти.

Конец ознакомительного фрагмента.