Гостимира, дочь Кощеева

Дарья Зимина, 2022

В некотором царстве, в некотором государстве захотела красна девица своего щенка сказкой потешить…

… — Волос первый — железный, второй — золотой.

Не ответишь — узнаешь, кому кол пустой.

Не ответишь, забудешь, устанешь бежать

По последнему снегу меня провожать…

Так пела девушка, сидя на полу и шурша над черным своим щенком игрушкой-зайчиком. Пес маленький, на бочке пушистом лежа, старался самозабвенно приподнять хозяйке юбку. Зубки острые под складками спрятались надежно. Лапы тонкие передние то и дело из-под ткани мелькали, и со звуком задевали коготки пол.

— Не играется?

— У-у-у! Р-р-р!

— Тогда чего-то расскажу. Эх, ты! Ноги-ходунюшки, зубы-хватунюшки! В старопрежние годы жили два царя. Один Василий, другой Кощей Бессмертный. Долго бились они, а одолеть друг друга не сумели. Пожалели войска свои. Послали на границу Никиту Кожемяку да Змея Горыныча — кто сильней, за тем и правда. Не проверили только, что Никита до похода устал дюже — двенадцать воловьих кож мял. У Змея дела не легче — сестры замучили: «Ты себе уже какую жену берешь? Откуда ж нам, трехголовым, женихов сыскать? Неповадно добрым молодцам ездить нынче без мечей булатных. А как спать ложатся да храпят громко — их сподвижники, звери порыскучие, мухе пролететь не дадут, не то, что нам, чудам шестидесятипудовым!» Решено было дело мирком да ладком довести. Сделали соху, проложили-пропахали между царствами борозду в две сажени с четвертью глубиной да и разошлись.

Только царь Василий по-другому поступить решил. Отправил сына своего Ивана в земли Кощеевы.

Поднялся по лесу стук да гром. Скороходы-волколаки¹ бегут. За ними возок золоченый, тройкой гнедых коней запряженный, едет. Мимо речки путь держат — плач слышен. Разом встали все. Выглянул Кощей и спрашивает:

— Водяница, водяница²! Чего слезы точишь?

— Лихо мой гребешок сломало.

— Лихо, лихо! На что ты русалке гребешок сломало?

— Мне упырь вышиб глазок.

— Упырь, упырь! На что ты лиху вышиб глазок?

— Леший мою могилку разрыл.

— Леший, леший! На что упырь могилку разрыл? Да поскорее. В тереме меня ждут.

— Добрый молодец потревожил — на орешне орехи брал.

— Точно к вечере³ не поспею! — осерчал Кощей.

— Свет ты наш батюшка! Я ж словил его! В мешке сидит.

— Молодец, молодец! На что ты у лешего на орешне орехи брал?

— Я есть захотел, — ответил незваный гостюшка.

— Выпусти-ка, леший, его — поглядеть хочу.

Узнал Кощей в Иване царевича. К себе в возок усадил, расспрашивать начал.

— Всегда супротив вражды стоял. Узнал, что советник батюшки-государя снова кровью травушку летнюю напоить алчет. Упросил всех отпустить меня в путь-дорогу за яблоками молодильными для отца родного, а собою дать сухариков котомку да товарища. Как ни ломался сподвижник царский бесчестный, а пришлось ему со мной идти. Торопились мы лесами дремучими, полями чистыми, озерами-реками, да у мхов-болот дал я советнику колечко золотое и велел туда идти, куда оно покатится. Топи там. На тот свет к дедушке моему товарищ дорожный отправился. Только воротиться домой одному мне нельзя.

— Плохо дело! — молвил Кощей, а сам смехом заливается — уж больно ответ Ивана ему по сердцу пришелся. — Нешто приютить тебя в моем тереме?

— Ах, коли приют подаришь, стану тебя вечно благодарить!..

…Щенок, уши острые стоячие к голове пушистой прижав, прыгнул и зайца с лапками и грудкой из заплаток пестрых вырвал у хозяйки. Девушка покачала головой: «Кормить пора?» Встала, затопала одной ногой громче, чем другой, по полу. Застучали в чашке крупицы сухого корма. Взяв в одну руку кусочек еды собачьей, а в другую яркий грибочек, кинула в другой угол игрушку и крикнула: «Принеси, лапонька!» Щенок принес зайца, а не то, что бросили. Улыбнувшись мягко, хозяйка молодая наклонилась, подвинула ладошку с лакомством к мордочке черной, на медвежью похожей. Язычок розовый, мокрый, длинный кожу защекотал. Девушка спину разогнула, водой теплой корм в чашке залила.

— Сказать ли, чего дальше было? А Кощей вдовцом жил. Про жену его на селе говорили: «Без судьбы родилась!» Бегала девица — не спрашивал никто, померла — плакать некому. С жердочки моста в речку упала. Завелась в краях тех водяница. Песен молодцам не поет, холсты у баб не таскает, костры в шутку не тушит, уточкам крылышки не подрезает, не то, что другие утопленницы. Один раз даже к боярину пришла — да-да! Знаю, мол, что водица из берегов речных выйдет скоро — уходить надобно. Никого не выручила, только людей перепугала. А Кощей вот Алатырку полюбил. Где она улыбнется — там и ему счастье. Не бессмертны водяницы. Осталась у отца безутешного дочь Гостимира. Неведомо было, что красота, как у нее, на свете явиться может. Очи — точно небо ясное. Коса — будто ночь черная. Брови соболиные, ланиты⁴ алые — словно яблочки наливные. Головку девица стрелами золотыми украшала. С них к плечам рясны⁵ серебряные тянулись. Даже рубаху нижнюю шили царевне из камки только али тафты⁶. А по любому сарафану свет шел, как ветер живой.

Донесли кикиморы-мамки Кощею, как у сада, где Гостимира гуляла, в речке пел один водяной:

Надо к скуке привыкать —

Да я не привыкну.

Надо девку забывать —

Я от горя сникну.

Без моей голубушки

Солнышко не греет.

Кто же меня, бедного,

Нынче пожалеет?..

«Выросла дочь! — смекнул Кощей. — Ей теперь без какого-нибудь друга милого не вовсе хорошо жить, а вполжитья-вполбытья!» На то Бессмертный царь, чтобы думать скоро. Стал Ивана кормить сладко да сытно, точно Масленица на дворе. Чего ни спросит гость дорогой — отказа нет. А Гостимире велел тайно: «Мимо добра молодца ходи, очи потупив. Для него не умывайся, не притирайся, в уборы дорогие не рядись. Он чужак, он дурак. Ему у меня не век жить, а чуть быть. Тебе с царевичем не водиться, не кумиться.» Эх, ума Кощей был великого!

— Так про Ивана речь завел, что не сможет дочь моя не полюбить его, — Ягине Кощей похвалялся.

— Друже мой, а коли послан молодец батюшкой своим Василием смерть твою найти?

— Ха-ха-ха! Не сыщет!

— Гостимира мучиться будет.

— Или царствами двумя править. Там-то государь смертен, а?

— Фу-фу! Мало дочь бережешь!

— Наклонись-ка ухом ко мне, Ягинюшка.

— Ах, что же? У моей избушки только ножки курьи, ушей вовсе нет.

— Тс-с-с. Знаешь, где смерть моя?

— На конце иглы. А игла — в яйце. А яйцо — в утке. А утка — в зайце. А заяц — в ларце.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

В славянской мифологии оборотни, сохраняющие в зверином облике человеческий разум

2

Русалка

3

К ужину

4

Щеки

5

Подвески, крепившиеся на Руси к головному убору у висков

6

Очень дорогие ткани из шелковых нитей, богато украшенные