Обратная сторона города N. Дикая охота

Дарья Заровная, 2023

Добро пожаловать в город N! Город разрушенных судеб с построенными на костях домами, притягивающий негодяев со всех окраин страны. Некоторые жители считают его городом тьмы. Некоторые – своим домом: продажные полицейские, наркоторговцы, проститутки и бандиты, царствующие по ночам. Тут трудно выжить. Ради достижения собственных целей здесь не боятся испачкать руки. Ни одна дорога города N не ведёт в рай, но здесь ты найдёшь всё что угодно…Эта история началась двадцать шестого октября. День, когда четверо друзей были втянуты в круговорот событий, поставивший их перед нелегким выбором. День, когда невинная девушка столкнулась с последствиями своих действий. Теперь ей предстоит встретиться со страхами лицом к лицу, чтобы выяснить кто выйдет победителем.

Глава 6. Маленькие трагедии

С неба летели огромные хлопья снега, но мгновенно таяли, стоило им прикоснуться к земле. На детской площадке бегали дети, пытающиеся поймать снежинки, а под их ногами разбрызгивалась во все стороны грязь. Они весело проводили время, пока один из них — самый маленький — плашмя не упал в лужу. Раздался плач. Женщина, вместо того, чтобы успокоить своего ребёнка, начала кричать на него, и тот разревелся ещё громче.

«Да твою мать! — взвыл Антон в такт мальчику, но только не в голос, сдерживая всё внутри. — И здесь нет мне покоя».

Он вынул пачку сигарет и с досадой покачал головой: два часа дня, а осталось три штуки, хотя ещё утром у него была целая пачка.

«Ебучие нервы», — подумал он, прикрывая огонь зажигалки от лёгкого ветерка.

Он сидел в тени на доисторической карусели «Вертушка», что не пользовалась популярностью у детворы, так как вокруг всё заросло кустарником, а сама она вот-вот должна была отправиться на металлолом. Идеальное место, чтобы спрятаться от всего мира, и если бы не этот дикий плач ребёнка и брань его матери, то это был бы лучший момент за всю пережитую неделю. Антон впервые стал невидимкой. Никто его не дёргал, не упрекал и не заставлял слушать жалобные стоны той, которую хотелось наконец добить. Несмотря на ноющую боль в области груди, на детской площадке, среди кустарников, ему было куда спокойнее, чем дома.

В этом самом дворе Антон провел своё детство. На этой самой карусели он и Саша играли в космонавтов, раскручиваясь до тошноты, иногда не удерживались и разбивали коленки, локти, головы, пытаясь хоть как-то затормозить. На плач двух мальчиков из подъезда выбегала тётя Валя — мать Саши — и за уши затаскивала оболтусов домой. Она работала учителем в школе и была классным руководителем Антона. Иногда занижала оценки, контролировала выполнение домашнего задания, но это не отменяло того, что он любил её всем сердцем. Коренастая женщина, которая пекла мальчикам пирожки с морковкой по выходным, заменила ему мать. Одна из тех, кто действительно о нём заботился, переживал и поддерживал в трудные минуты, а этого добра в жизни мальчика было вагон и маленькая тележка.

«Придёт отец и всыплет вам за такое поведение», — приговаривала она, пока отмывала юные лица от грязи и обрабатывала ссадины зелёнкой.

Вечером, после очередной смены на заводе, приходил дядя Паша — отец Саши. За грозным выражением лица он еле прятал улыбку и, пока тётя Валя была в комнате, ругал мальчиков за беспечное поведение. Те делали вид, что осознали свои ошибки, и просили прощения, но, как только женщина возвращалась на кухню, всё мнимое раскаяние исчезало. «Ну, космонавты, что на это раз случилось?» — со смешком в голосе спрашивал мужчина, и мальчики рассказывали о том, какой рекорд побили сегодня: кто дольше продержался или кто дальше упал. Это был второй человек в жизни Антона, которому было не всё равно. Родители Саши заменили ему семью.

Дядя Паша всегда провожал Антона до дома, несмотря на то, что они жили в одном подъезде. Он знал, что будет с мальчиком, когда его отец увидит, в каком виде тот пришёл домой. У товарища прапорщика были скверный характер и суровый нрав — непослушания он не терпел. Один раз за всю жизнь Антон назвал Петра Афанасьевича отцом, и этот урок запомнился надолго, как и первое посещение больницы с разбитой головой. Туда его отвезли родители Саши, оправдывая травму падением с лестницы, правда, после этого мальчик стал скрывать все побои и от них: товарищ прапорщик преподал новый урок. Все семейные тайны оставались за порогом квартиры, а чтобы не позорить Петра Афанасьевича, Антон изображал самого счастливого ребёнка — близкие люди не верили, но больше не лезли в чужую семью.

Обычно семья ассоциируется с чем-то тёплым и уютным; вспоминая о ней, человек невольно улыбается, а самое сокровенное для него — это детство, проведённое в кругу родных. Становясь взрослее, человек грезит мечтами о том, как вернуться в дом, где провёл первые два десятилетия своей жизни. Антону это место снилось в кошмарах. Его квартира напоминала казарму, где они с товарищем прапорщиком жили по уставу. По телевизору всегда показывали новости, на ужин — остывшая еда из столовой, о детском смехе и праздниках не было и речи — так был устроен быт в семье Загвоздкиных. Но Антон помнил, что когда-то с кухни доносился чарующий женский голос, а квартира пропитывалась запахами свежеприготовленной еды. Или ему это снилось.

От воспоминаний пробежала дрожь по телу. Он не приходил в знакомый двор два года, обходя многоквартирный облезший дом стороной, и представить не мог, что вновь посмотрит на подъездную дверь, за которой пряталось его детство. Бордовая лакированная поверхность металла стала блёклой, с потрескавшейся краской. И он такой же: снаружи цельный и весёлый парень, а внутри сплошные трещины, которые он упорно заклеивал изолентой, потому что не хотел терять последние остатки себя; чтобы быть, а не казаться.

Люди, живущие полной жизнью, — счастливы. Даже когда у них наступает чёрная полоса, они греют душу тёплыми воспоминаниями, предаются детским мечтам и снова встают на ноги, чтобы идти вперёд. Воодушевляться прошлым, чтобы идти в светлое будущее, — не тот путь, который выбрал Антон.

Единственное, что он помнил о ранних годах своей жизни, — сказку о маленьком рыцаре, до боли банальную, но придающую сил идти дальше, даже когда всё становилось плохо. Он знал наизусть каждое слово, запятую и интонацию, в которой велось повествование, но понятия не имел, кем и когда она была рассказана. Образ принцессы, которую спасал рыцарь, остался отпечатком в его памяти: прекрасная дева с огненными волосами и мелодичным голосом. Антон неосознанно искал её среди случайно встреченных женщин, среди певиц пытался найти знакомый голос, но все они пели не так, как она, и не ту песню. Пусть он не помнил слов, но был убеждён, что если услышит хоть одну строчку, то вспомнит всё, что было связно с этой сказкой.

Остальные события тех лет стёрлись из памяти, оставив после себя кусок белого листа. Антону хотелось, чтобы безвозвратно исчезла и вторая часть жизни, наполненная слезами, кровью и криками отчаяния и пропитанная запахом алкоголя и лекарств. Хотелось забыть о потерянных близких людях, холодных ночах и грязных притонах, где нередко приходилось ночевать, и словах товарища прапорщика о его матери, бивших больнее, чем армейский ремень. И со временем боль утихла, а картинки минувшего прошлого перестали всплывать перед глазами. Антон избегал всего, что было связано с восемнадцатью годами его жизни. Он предпочитал пустой лист, на котором можно нарисовать что угодно, главное, чтобы было желание, но каждый день он упускал эту возможность, откладывая карандаши в долгий ящик. А потом появилась она — девушка, перевернувшая его жизнь с ног на голову.

Антон её не знал, но она уже раздражала; он видел её от силы два раза, но чувствовал через стенку, когда она просыпалась; различал по звукам её боли и страхи — и это ему не нравилось. Именно из-за появления незнакомки трещины внутри становились больше, и он вспоминал то, что пытался забыть два года. Именно из-за неё он пришёл в свой двор и сел напротив подъездной двери. Благодаря ей его тело пробивала мелкая дрожь, а в пачке почти закончились сигареты.

— Молодой человек, здесь нельзя курить! — голос женщины, совсем недавно кричавшей благим матом на своего сына, послышался едва ли не над самой головой. — Вы с какого дома?

Он демонстративно выплюнул ей под ноги почти целую сигарету. Ему хотелось, чтобы от него все отстали. Всего несколько минут тишины — разве это много? Почему нельзя оставить человека в покое? Почему бы этой женщине не заняться своим ребенком? Зачем она лезет к совершенно незнакомому человеку, который, в отличие от неё, никого не трогает? Антон хотел высказать всё, что думает о ней, о её подругах, которые стояли в стороне и подначивали, о методах воспитания детей, — но молчал. Силы на препирательства закончились. От собственной язвительности было тошно. Он в принципе чувствовал себя так, будто его переехал каток.

— Да отстань ты от него, Свет. Видно же — наркоман какой-то. Участковому надо звонить — пусть сам разбирается.

— Ой, точно наркоман, — затараторила ещё одна женщина, чей ребёнок явно хотел свести счёты с жизнью. Только так можно было объяснить, почему он решил перепрыгнуть с разваливающейся горки на не менее разваливающийся бетонный козырёк. — У нас в подъезде недавно наркоманы почтовые ящики вскрыли…

«Работа», — вспомнил Антон и посмотрел на часы.

У него оставалось ещё несколько свободных часов, но встать с места не было сил. Сидеть здесь и слушать про местных закладчиков, которые не отличались умом и сообразительностью, — тоже не хотелось. Ко всему прочему напрягали взгляды в его сторону, из которых один был ему давно знаком. Так на него смотрел товарищ прапорщик, и Антон невольно поднял глаза на окна второго этажа, где слегка колыхалась штора. Пора было уходить.

— Эй, парень, я с кем разговариваю? — женщина до сих пор стояла около Антона, пытаясь прогнать его с площадки. — Ты как себя со старшими ведёшь, щегол?

«Курица облезлая, когда же ты заткнешься? — подумал Антон, нащупывая пачку в кармане. — Блядь, последнюю выплюнул».

Он с грустью посмотрел на то место, где лежала уже потухшая и обмякшая сигарета. С никотином было проще: выпустил дым — подумал и снова затянулся, прогоняя ненужные мысли. Этакий ритуал против хандры. Антон начал курить в двенадцать лет, и даже удары Петра Афанасьевича не смогли избавить его от этой вредной привычки. Не такой к нему нужен был подход, а человек, который смог бы наставить его на путь истинный, покинул этот мир. Собственно, поэтому он и начал курить.

Сейчас ему хотелось далеко не сигарет, а того, что лежало у него в рюкзаке. Тогда бы он подтвердил слова этих не унимающихся женщин, и, возможно, они бы от него отстали или вызвали полицию. Может быть, за решеткой найдётся покой? Эта перспектива его уже не пугала, но товар употреблять было нельзя, попасться полиции — значит создать новых проблем Сергею, поэтому он достал наушники из кармана и попытался настроиться на новый лад. Только писклявые голоса женщин, плач детей, как и чувство тревожности, музыка заглушить не могла. Будто где-то устроили конкурс «Кто быстрее доведёт Антона», но он заранее знал победителя, и имя ей — «чёртова самоубийца» или, как писали местные газеты, Исмаилова Дина Альбертовна. Да, именно она — в этом он был уверен — доведёт его до ручки.

Перед лицом защёлкали чьи-то пальцы, и даже он, не зная правил этикета, понимал, что это уже верх неприличия. Антон посмотрел исподлобья, от чего женщина невольно сделала шаг назад. Под глазами тёмные круги, волосы на голове растрёпанные, а челюсть сжата от злости так, что видно, как играют желваки, — вот он, ребёнок улицы, только грязи на лице не хватает.

— Я же говорю: наркоман, — привлекая внимание, кричала женщина своей подруге. — Свет, отойди от него, а то не дай бог ударит. Они же все того!

«Дура, — мысленно ответил ей Антон. — Врезать бы тебе, да посильнее; жаль, женщин не бью».

Но вслух он только цыкнул, встал с карусели и, отряхивая штаны, стал прикидывать варианты, как менее болезненно обойти всех этих «дам», собравшихся около него. В руке завибрировал телефон: ещё один заказ от начальства, который стоит выполнить как можно скорее. Пришло время сматывать удочки и заняться делом.

Посильнее натянув капюшон на голову, Антон вышел с детской площадки, ненадолго задержал взгляд на подъезде. Он больше не хотел сюда приходить, но знал, что будет возвращаться, пока не обожжётся. Пока его не увезут в реанимацию после встречи с Петром Афанасьевичем, как это было в последний раз.

Он развернулся в сторону арки, включил Земфиру и под песню о мальчике, чья судьба была будто списана с него, пошёл по дороге. Мир вокруг снова исчез. Были лишь музыка, грязь под ногами и покачивающийся в ритм медленный шаг. Но не успела певица поставить точку в произведении, как чья-то рука схватила его за предплечье, а в нос ударил запах недельного перегара. Антон повернул голову и увидел скрюченную худую старушку, беззубую и еле стоящую на ногах.

— Здравствуй, Антоша, — еле выговорила женщина заплетающимся языком. — Давно не виделись. Как дела твои?

Антон сморщился от отвращения и выдернул руку из её костлявых пальцев. Он хотел было отряхнуть то место, за которое держалась давно знакомая ему женщина, но не стал, боясь подцепить на кожу каких-нибудь инфекций.

— Зрасьте, тёть Валь. Нормально всё. Вы что-то хотели? Я просто тороплюсь.

— Занятой такой стал. Вырос. Хоть раз бы в гости зашёл. Сколько мы не виделись с тобой?

— Два года, — беззвучно ответил Антон. — Заходить к вам в гости желание пропало, как только вы этого урода поселили у себя. Не хочется как-то, чтобы он руки распускал.

Женщина рассмеялась, обнажая почти беззубые десны. Её стеклянные глаза не выражали никаких эмоций, но она не переставала смотреть на парня. Антона передернуло от отвращения.

— Дак он после того случая еле ноги волочит. Тот паренёк его так избил, что он ещё полгода под себя ходил. Встать не мог.

— Рад за него, но лучше б он сдох. А теперь можно я пойду?

— Постой, — она снова схватила его за предплечье. — Ты же знаешь где мой сынок? — Антон кивнул, вновь вырывая руку, но хватка женщины стала сильнее. — Послушай, я бы хотела, чтобы он меня навестил. Хворь у меня, недолго осталось ходить по земле. Передай ему, что я жду его, и поскорее. Хочу хотя бы в последний раз увидеть его.

Антон внимательно осмотрел её ещё раз. Из-под платка выглядывали короткие седые волосы, щеки впали, лицо стало дряблым, всё изрезанное глубокими морщинами, — для своих почти сорока лет она действительно выглядела плохо. Раньше это была женщина, пышущая здоровьем, без единого следа усталости на лице, но годы, проведённые в компании алкоголя и сожителя-тирана, взяли своё.

— Вам не стыдно о таком просить? — Антон выдернул руку, от чего женщина чуть не упала на землю, и пристально посмотрел на неё, из-за чего она опустила голову вниз. — Вы столько лет смотрели на то, как Саню избивают. Вы даже его не навестили, а я ведь к вам приходил. Федечка у вас с постели не вставал, бросить вы его не могли. А сейчас вспомнили о сыне. Да идите вы… — он глубоко вздохнул, не решаясь договорить фразу. — К Федечке своему идите.

Дальше слушать бывшую классную руководительницу он не хотел. Знал, что наговорит ещё больше грубостей, а ведь только сегодня вспоминал всё хорошее, что было связано с ней и её покойным мужем. Правда, это хорошее исчезло с дядей Пашей, заставив двух мальчиков рано повзрослеть. Больше не было рыбалки по выходным, походов в праздничные дни, катаний на лыжах на зимних каникулах — всё исчезло с уходом отца, для кого-то родного, а для кого-то названого.

Антон не оборачивался. Сильнее сжал кулаки и стиснул зубы от обиды, злости и отвращения. Он знал, как Саша воспримет новость о своей матери — снова уйдет в себя, — а в нынешних обстоятельствах этого допустить было нельзя. Друг ускользал из его рук и становился менее общительным, чем был раньше. Антон знал, что всё из-за девчонки и её увечий, которые напоминали парням о прошлом. И поэтому она раздражала ещё сильнее.

Музыка больше не приносила удовольствия, была похожа на раздражающие завывания, поэтому наушники отправились в карман. Антон хотел, чтобы поскорее наступил вечер: возможно, тогда он бы смог поменять своё настроение в лучшую сторону. Конечно, с выпивкой и травкой было бы веселей, но Нина бы и на километр не подпустила его к своей сестре. А так он сможет выспаться в спокойной обстановке и поговорить с человеком, который не в курсе последних событий.

Нина ночевала у них дома третьи сутки, изматывая себя переживаниями о том, как её четырнадцатилетняя сестра живёт одна без присмотра. Уехать она не могла, потому что её пациентка просыпалась каждые три часа и начинала кричать на всю округу. В первую ночь парни еле справились, в последующие пробуждения незнакомку усыпляли посредством лекарств; так Нина поселилась в комнате Сергея, проводя ночи в самом неудобном кресле. Её это мало беспокоило, все мысли занимала сестра, и утром она слёзно умоляла Антона съездить и посмотреть, как там Настя, на что от него поступило встречное предложение — поработать няней столько, сколько потребуется. Восторга от того, что с девочкой будет ночевать взрослый парень, Нина не испытала, но потом вспомнила, как они проводят время, и дала своё согласие.

Антону многие говорили, что из него получится прекрасный отец, но он никогда не представлял себя в этой роли, прекрасно понимая, что играть с детьми и воспитывать их — это разные вещи. Он боялся, что агрессия передаётся по наследству и в итоге он может стать таким же, как Пётр Афанасьевич. На ум сразу приходил армейский ремень, бляшка которого отпечатывалась на его светлой коже, как клеймо; он вспоминал о горохе, на котором стоял ночами, — а ведь кто-то тоже говорил, что товарищ прапорщик хороший отец, заменивший мальчику обоих родителей. Настолько хороший, что отбил у Антона желание заводить семью.

По дороге он зашёл в детский мир за настольной игрой, а после отправился на работу, полностью отключая мозг.

***

Вдох. До боли знакомый затхлый запах ударил по носу, и она снова предположила, что находится в подвале, а хотелось вдохнуть полной грудью свежего, морозного воздуха, да такого, что обжигал бы лёгкие. Так, по её мнению, пахла свобода. От воздуха в помещении тошнило, и каждый раз, пробуждаясь, она пыталась закрыть нос. Перекрыть себе кислород, но каждая попытка была сродни пытке, и девушка кряхтела от боли, привлекая внимание кого-то постороннего. Она знала, что не одна.

Присутствующего выдавал запах пряностей, мягкие руки, изредка касавшиеся её, и спокойный тон голоса. Сам разговор она расслышать не могла, но голос был девичьим — в этом она была абсолютно уверена.

Выдох. Каждая клеточка её тела ныла от боли. Она с трудом шевелила пальцами рук, а губы будто ссохлись, превратившись в лишённые влаги осенние листья; от каждой попытки сказать хоть слово, произнести хоть звук они трескались, наполняя рот кровью. Она чувствовала этот металлический привкус на языке, и при каждом пробуждении он, будто плёнкой, обволакивал всю полость её рта. Были и другие вкусы. Несколько раз при попытках проснуться в неё с чьей-то помощью вливали что-то кислое, скрывающее под собой горечь. Девушка не хотела это глотать, но голос настаивал, и ей приходилось сдаться. После напитка будто становилось легче, а кошмар отступал, давая ей время побыть с родителями.

Яркий свет бил по зрачкам, от чего слёзы застилали пеленой маленькую щёлку меж век, которая до этого ей была недоступна. Девушка не знала, сколько времени находилась во тьме. Будто её глаза залили клеем, нет, замазали шпаклёвкой — только так она могла объяснить тяжесть, которую ощущала на веках. Моргнув несколько раз, она наконец-то смогла сфокусироваться на одной точке, точнее, жёлтом пятне, расстилавшемся по потолку. Она не понимала, то ли кровать кружится под ней, то ли она находится в невесомости и не может контролировать своё тело, которое безостановочно крутится. Стало плохо. Желудок свело спазмом, девушка начала безостановочно кашлять, всё сильнее раздражая больное горло. Голову будто сжимали в тисках, и она приняла решение, что лучше закрыть глаза, ведь вид вместе с запахом плохо сказывался на её самочувствии.

Она дышит — значит, жива. Эта новость не приносила ни радости, ни облегчения, наоборот, давила тяжестью. Ничего не кончено. Пока её сердце бьётся, перегоняя кровь по венам, пока она вдыхает полной грудью этот отвратительный воздух, они не отпустят её. Они забьют последний гвоздь в крышку её гроба. Она стала жертвой в очередной извращённой игре. Перед смертью больше не было страха, девушка думала, что старуха с косой — единственный её спаситель. Единственный союзник, с которым она почти встретилась, но, как оказалось, не очень удачно, иначе бы не лежала обездвиженная в непонятном месте.

Ей стоило обратиться за помощью ещё задолго до случившегося. Стоило настаивать на своём, но боязнь навязываться людям сыграла с ней злую шутку. Искать в этом боге забытом месте союзников она не планировала. Вряд ли люди, работающие на подобных зверей, посочувствуют ей, вручат ключ от собственной клетки и покажут путь на свободу. У неё был шанс, но она неправильно им воспользовалась. Даже не помнила, где так оплошала.

Чьи-то тёплые пальцы прикоснулись к её лицу и стали аккуратно наносить что-то холодное и жидкое. Запах был отвратительный, и девушка снова закашляла, машинально потянув руки к животу. Что-то потянулось за ней, и звонкий женский голос крикнул:

— Капельницы!

Она замерла, хоть и продолжала мучительно кашлять. Мягкая рука очутилась на её затылке, а в рот попала вода, которую пришлось жадно глотать, обливая всё вокруг.

— Не торопись, подавишься.

«Подавишься, — мелькнуло у неё в голове. — Интересно, можно таким способом свести счёты с жизнью?»

Эта идея отпала так же быстро, как и появилась. Никто не даст ей умереть так нелепо. Стоило подождать, выждать момент, когда они снова потеряют бдительность, притвориться покорной, а потом нанести удар. В самое сердце, забирая собственную жизнь. Да, она примет правила игры, лишь бы выбраться из ловушки, пусть и ценой своих непрожитых лет.

— Где мы? — спросила девушка охрипшим голосом, больше похожим на шёпот. — Что это за место?

— Это квартира моего друга Серёжи, — ответил голос, пока что-то мягкое, плюшевое, как игрушка или облачко, впитывало остатки воды с лица и шеи девушки. — Он пять дней назад вытащил тебя из реки.

— Из реки? — спросила она ошарашенно. — Это шутка такая? Или они так проверяют меня?

Девушка осеклась на слове «они». Она не хотела говорить о том, что понимает, кто стоит за её увечьями. В голове был совсем другой план, но не поддающаяся контролю эмоциональность взяла верх, открывая карты противнику.

— Ты не помнишь? Хотя да, глупый вопрос, можешь не отвечать. Меня, кстати, зовут Нина. Всё это время я за тобой ухаживала, поэтому ты быстро идёшь на поправку. Думаю, в скором времени отёк с глаз спадёт полностью, а боль пройдёт, и ты сможешь самостоятельно передвигаться.

Голос, представившийся Ниной, не внушал доверия. Ей до сих пор казалось, что её проверяют, особенно после того, как собеседница проигнорировала вопрос про них. Думать, что она его не расслышала, девушка не собиралась. Расслабляться было нельзя, но Нина — если её действительно так звали — шла на контакт, а значит, этим можно было воспользоваться.

— Когда я смогу уйти?

Нина молчала.

«Снова игнорирует», — подумала девушка.

— Для начала тебе надо поправиться, — раздался голос. — У тебя нет переломов, но из-за ушибов, порезов, сотрясения и температуры ты долго не приходила в себя. А когда просыпалась, то начинались истерики. Знаешь, ты ведь даже, — она слегка хихикнула, — вчера так сильно напугала Сашу, что он до сих пор не выходит из комнаты.

— Саша? Это ещё кто?

— Это ещё один мой друг. Он живет здесь с Серёжей и Тошей.

— Три парня и ты. И как тебе живётся?

— Ой, подожди, ты не так всё поняла, — затараторила Нина. — Я здесь не живу, хотя последние три дня ночевала с тобой в одной комнате, следила за самочувствием. Но парни к тебе не прикасались. Не беспокойся.

Уместить столько информации сразу в больной голове девушка не могла. Ко всему прочему собеседница ничего конкретного не говорила, постоянно отвлекалась на другие темы, и вывод напрашивался сам с собой: она врёт. Либо очень глупая. А возможно, оба варианта сразу, ведь обмануть человека в подобном состоянии мог даже дилетант, и если это действительно так, то можно попробовать вытянуть из неё информацию. Пусть это займёт много времени, но Нина точно где-нибудь проговорится.

— Ты не ответила на мой вопрос.

— Ах да, — Нина тяжело вздохнула. — Так вот, для начала тебе надо восстановиться. Серёжа уже принялся узнавать о твоём деле, и как только он найдёт твоих родственников, то мы тебя передадим им. Конечно, он хочет, чтобы ты поделилась с ним тем, что с тобой случилось, ведь нас могут обвинить в твоём похищении, а парням не нужны лишние проблемы. Понимаешь?

Но она не понимала. В её голове набатом било слово «родственники». Каких родственников они ищут? Зачем? Неужели думают, что остались ещё люди, которыми её могут шантажировать? Нет, таких не осталось. Они не смогут её окончательно сломить, но им знать об этом не обязательно, наоборот, стоит молчать, по возможности давая ложные подсказки, чтобы оттянуть время.

— Конечно, понимаю, — как можно спокойнее ответила девушка. — Расскажи о своих друзьях ещё что-нибудь. Чем они занимаются?

— Я так рада, что ты приходишь в себя, Дина.

А вот и первый прокол. Она и её друзья знают её имя, а это значит, что собеседница действительно глупая врунья, ведь только они могли всё рассказать о ней. Здесь началась игра Дины.

***

Нина вышла из комнаты с облегчением. Наконец-то у пациентки появились проблески сознания, и все опасения насчет адаптации не оправдались, девушка прекрасно шла на контакт. Правда, Нину немного испугала её странная улыбка, когда она произнесла её имя, но она всё списала на изувеченную мимику лица. Улыбка — меньшая из проблем.

Дина стала лучше разговаривать, слегка приоткрыла глаза и больше не кричала те страшные фразы про убийства и суицид, чем ещё вчера напугала Сашу. Стоило Нине прилечь на часок другой, как беспомощная девушка чуть ли не довела парня до обморочного состояния. Он до сих пор не рассказывал, что именно она сказала. Парни еле привели его в чувство, а потом пришлось успокаивать и Антона, который рвался в комнату с кулаками наготове.

Сегодняшний день был намного спокойнее. Споры утихли, как и стоны. Наверное, старая соседка через стенку думала, что ребята устроили тут порно-студию, иначе нельзя было объяснить её косые взгляды в сторону Нины. Она с этим смирилась. Лучше так, чем наряд полиции и срок за похищение и сбыт наркотиков, ведь тело до сих пор ищут, а порошки и соли хранятся в шкафах.

Нина зашла на кухню, где застала Сашу, застывшего с кружкой в руках. Он смотрел через окно на летящие снежинки и не обращал внимания на обстановку вокруг. Будто его разум покинул тело, и, к сожалению, это происходило часто, ещё до появления в их жизнях Дины, которую Антон винил во всех бедах.

— Сань, — Нина аккуратно сжала его кисть, и он моргнул, слегка тряхнув головой. — Ты в порядке?

— А… да, — он обернулся и улыбнулся беззаботно, словно ребёнок. — Так красиво на улице. Будешь чай?

Нина кивнула. Ей было тяжело наблюдать за состоянием друга. Он мог легко натянуть улыбку на лицо и изобразить легкомысленный вид, но тяжело открывался людям. Для неё Саша был закрытой книгой, тайны которой знали лишь парни. Проблемы с доверием, замкнутость в себе и вздрагивание от малейшего шума — часть проблем, таившихся за оболочкой доброго и отзывчивого парня, готового пожертвовать собой ради семьи.

Ножевое ранение в живот он получил, когда вступился за Антона, который в очередной раз влез в неприятности, — об этом она узнала, когда ухаживала за парнями во время их больничного. Саша тогда учился в школе, а Антон ходил без дела, решив, что учёба после одиннадцати лет каторги того не стоит. Еще до знакомства с Сергеем они состояли в местной банде — одной из тех, что постоянно ошивались около аптеки, — а потом решили выйти, но никто их не хотел отпускать. Антон, решив, что он взрослый мальчик, пошёл разбираться с проблемами, и Саша отправился за ним, как хвостик, предварительно предупредив Сергея. Лидер банды долго унижал парней, пока терпение самого буйного не лопнуло. Только он не заметил перочинный нож в руках одного из участников ОПГ, а Саша увидел и подставился, оттолкнув друга. Благо Сергей подоспел вовремя, иначе никто не знает, чем бы всё закончилось…

Так было всегда. Самый младший заступался за старшего, хоть и боялся теней и шорохов.

— Твой чай, — отвлёк Саша подругу. — Теперь ты решила позалипать на снег?

— Ага, — ответила Нина, выходя из транса. — Ты прав, на улице очень красиво. Жаль, что у нас нет возможности прогуляться. — Она посмотрела на Сашу, тот умиротворённо улыбался, сжимая кружку с чаем в руках. — Знаешь… а хотя не важно.

Нине хотелось поделиться новостями о девушке. Возможно, прогресс порадовал бы не только её. Дина перестала кричать, в скором времени сможет нормально питаться и встанет на ноги, чтобы покинуть их квартиру, оставшись плохим воспоминанием.

— Ты хотела рассказать что-то про девушку?

— Да. Про Дину. Сегодня нам удалось нормально поговорить. — Нина посмотрела в окно и улыбнулась своим мыслям. — Она нас не боится. Конечно, странная, но, думаю, ещё немного — и пойдёт на поправку

— Прекрасные новости.

Они одновременно отпили из кружек чай, каждый смотрел в окно. Нина не знала, как подступиться к другу. Сегодня был её последний отгул, а оставить девушку без присмотра она не могла, как и обратиться к кому-то, кроме Саши. Но после вчерашнего происшествия он стал более нелюдим, чем был до этого, а добивать друга ради спасения незнакомки она не собиралась.

— Я знаю, что тебе завтра на работу, — монотонно произнес Саша. — Не бойся, я заменю тебя. Правда, не уверен, что справлюсь.

— Я думала, может, лучше попросить Антона?

Саша громко рассмеялся, так естественно, будто бы не он сейчас, как манекен, стоял около окна не моргая. Нина не понимала, в чём дело. Почему его так рассмешила эта фраза? Она не видела в ней ничего смешного и снова и снова перебирала каждое слово по слогам, пытаясь найти ответ.

— Ты что, не знаешь историю про хомячка? — Нина нахмурилась и покачала головой. — Мне казалось, что это историю знают все. Тоха любит животных. — Брови Нины поползли вверх от удивления, от чего Саша засмеялся. — Не смотри на меня так, я тебе серьёзно говорю. Так вот, мы только стали жить у Серого, и Тоха принёс хомяка. Точнее, этот придурок стырил его у кого-то, но не суть. Серый, естественно, дал ему втык, но животинку разрешил оставить, а наш идиот решил положить рядом с клеткой конверт с гашиком. Хомячок сожрал, много травы сожрал и помер.

— Какая-то история невесёлая. Ты уверен, что Тоша животных любит?

— Любить и заботиться — разные вещи. Я это к тому, что он девочку и так на дух не переносит, а с его умениями она быстрее помрёт. Тем более Серый сказал, что трупы ему не нужны, поэтому я попробую. Раз ты уверяешь, что она в порядке.

Нина смотрела на него глазами, полными благодарности, и он снова улыбнулся ей, обнажая зубы и прикрывая веки, как ребёнок, совершивший невероятный поступок. Она была готова отдать всё на свете, чтобы её друг мог всегда так улыбаться, а не только когда того требовали обстоятельства.

***

В комнате было светло, но уюта это не прибавило. Всему виной был отвратительный запах лекарств, которые занимали стол и подоконник. С приездом Нины здесь стало чище, почти как в больнице, обычно вызывающей у парней тошноту и ужас. Каждый из них боялся этого места. Жить на волоске от смерти они привыкли, но думать о том, что всё в конечном итоге сведётся к потрепанным стенам государственной поликлиники, — страшно. Как бы они ни старались избежать главного страха, он ходил за ними по пятам, а после и вовсе поселился в их квартире.

Саша сидел в кресле и, не желая смотреть на девушку, не отводил взгляда от двери. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь пришёл и высвободил его из этой клетки, в которую он запер себя добровольно. И дело было не в незнакомке, которая, словно бельмо на глазу, пугала своим видом и ассоциировалась с прошлым. Дело было в запахе, который напоминал ему юность. Мази, йод, зелёнка и бинты довольно долго не исчезали из его жизни. Запах напоминал ему о матери, которая пыталась залечить свои раны едкой мазью от ушибов и заливала душевные травмы спиртом. Так пахло от Антона, который никогда не рассказывал о побоях. Так пахли его детство и он сам.

Это были пережитки прошлого, и Саша зарёкся больше не возвращаться к воспоминаниям. Ему хотелось стать обычным парнем, как и все его ровесники. Поступить в университет после школы, изучать науки, но реальность ударила в спину, когда ему не хватило несколько баллов для поступления на бюджет; тогда-то ему и пришлось выбрать работу, далёкую от его предпочтений. Сергей настаивал на том, что покроет все расходы, но парень не хотел взваливать на друга ещё больше проблем. Он решил, что справится со всем сам: накопит денег и поступит туда, куда стремилась его душа. Саша не хотел закончить жизнь, как его отец, на металлургическом заводе. Ещё в тринадцать лет он решил, что экономический факультет — его мечта, и делал всё, что было в его силах, чтобы она осуществилась. Чтобы выбиться в люди, забрать с собой мать и друзей и забыть о том, что было в прошлом.

В итоге мечта стала несбыточной, парень работал барыгой, а на его глазах разворачивалась картина, как обычный человек потерял всё. Саша не в первый раз представлял, кем могла быть эта девушка. Наверняка она жила обычной жизнью, встречалась с друзьями и имела стабильный заработок, пока в один момент у неё всё не отняли. Вряд ли у неё были враги, просто кто-то решил, что мир не изменится, если потеряет одного человека, но они не учли одного — она просто так не сдалась. Дина продолжала дышать, разрушая чьи-то планы.

О том, что это сделала группа людей, Саша знал наверняка. Сама незнакомка это подтвердила. Еще вчера днём она, надрываясь, кричала о возмездии, рассказывая всё в таких красках, что сценаристы фильмов ужасов позавидовали бы. Вот только Саша не любил подобные фильмы. Ему хватило страшных картин из жизни, поэтому он так долго отходил, чем пугал своих друзей. Ему просто надо было переварить услышанное и увиденное, чтобы настроиться на дальнейшее развитие событий. Антон был прав только в одном: сухими из воды они не выберутся, но рассказывать друзьям о том, что он случайно услышал, не хотелось. Так бы он подставил девушку, бремя спасения которой лежало на их плечах.

— Кто здесь? — прокряхтела девушка.

Саша молчал, боясь продолжения. Именно так вчера и началась её истерика, и как бы Нина ни уверяла, что девушка пришла в себя, страх продолжал его сковывать.

— Я чувствую твой запах и слышу, как ты дышишь. Так что отвечай.

— Я Саша, — еле вымолвил он.

— А… тот. Слышала о тебе.

Саша продолжал молчать, притворяясь предметом интерьера. Он не знал, что говорить, — да и что тут скажешь? С девушками он никогда не мог наладить контакт: не отличался особой харизмой, не выделялся внешним видом, в отличие от друзей. Единственная девушка в его жизни — Нина, но и с ней он до сих пор не мог найти общий язык. А сейчас боялся сказать что-то лишнее, чтобы ещё больше не травмировать девушку, хотя к ней у него было множество вопросов.

Душевные травмы не лечатся — Саша знал об этом, как никто другой. И если бы где-то изобрели такую таблетку, что могла бы раз и навсегда закрыть все травмы, таящиеся глубоко в душе, он бы первым стоял в очереди. Не столько для себя, сколько для близких людей. Для матери, не смирившейся со смертью отца. Для Антона, под маской баламутного шута прятавшего травмированного ребенка. И даже для этой девушки он бы постарался раздобыть лекарство, чтобы она смогла принять реальность и жить дальше.

— Ты мне не поможешь? — спросила она.

— К-конечно.

— Пить хочу и сесть нормально, но чувствую, что сама не справлюсь.

Он встал с кресла и подошёл ближе. Лицо девушки его пугало, но он сделал усилие над собой, чтобы помочь. Как учила Нина, он аккуратно приподнял её голову и напоил водой. Попросил немного потерпеть, пока устраивал её удобнее на подушках.

— Те-тебе удобно? — робко спросил Саша. — Ты… ты говори… если что-то не так.

— Я тебя пугаю?

— Нет, ты что…

— Да ладно, — перебила она его. — Знаю же, что пугаю. Нина рассказала о твоей истерике.

Саша смутился. Первое впечатление ничем не исправить, как бы человек ни старался, и теперь в её глазах он выглядел как трясущийся от страха парень. Он это знал наверняка, но хотелось другого. Хотелось, чтобы эта девушка почувствовала, что ему можно доверять, что на него можно положиться и он обязательно её защитит.

— Расскажи о себе, — вдруг сказала девушка, и он, не ожидая такого поворота событий, окончательно растерялся. — Мне бы хотелось знать о тебе побольше.

— Ну, — протянул Саша. — Мне восемнадцать лет. Живу здесь два года вместе с друзьями.

— Информативно. А здесь — это где? Какой-то сиротский приют?

Её странная догадка рассмешила Сашу. Наверное, они действительно были похожи на сиротский приют, где Сергей собрал сирых и обездоленных — никому не нужных детей улиц.

— Я сказала что-то смешное?

— Наверное, ты права, — чуть уверенней ответил Саша. — Мы никогда не давали себе определения. На уровне интуиции называли себя семьёй, потому что больше у нас никого нет.

— А родители?

Саша замолчал, не зная, что ответить. Да и что тут скажешь? Родители — больная тема. Особенно мать, которую он потерял в шестнадцать лет. Физически она существовала и жила на соседней улице, но он не видел её два года, боясь, что она его ненавидит. Наверное, было за что. Одно его существование напоминало ей, что она никудышная мать. Да, она определённо его ненавидела, по-другому объяснить её равнодушие он не мог.

— У меня есть мама, но она меня не любит. — Внезапно для себя, Саша заговорил откровенно и уверенно. — Отец погиб на работе. Упал с лесов из-за плохого снаряжения, так я остался без него, когда мне было десять.

— Извини…

— Да ладно, — протянул он. — Прошлого не воротишь. А тебя, наверное, родители ищут. Места себе не находят.

Девушка скривила изувеченное лицо, будто ей было больно, и Саша понял, что разговор пошёл не в то русло.

— Прости.

— Всё нормально. Мои родители меня любят, но вряд ли будут искать.

— Почему?

— Не стоило начинать этот разговор. Думаю, для нас обоих это больная тема. Лучше расскажи мне что-нибудь… отстранённое.

— Хочешь, расскажу по секрету?

Девушка хмыкнула в ответ, ожидая что-то эпичное. Саша и не понял, как такое могло произойти. Как, преодолев все страхи перед девушками, он решил рассказать историю из своего детства?

Когда ему было восемь лет, а Антону десять, отец повёз их на рыбалку. Ночёвка в палатке около реки, где мошки покушались на их тела, уха на костре и, конечно же, надувная лодка — гордость отца, которую он наконец-то смог себе позволить. Радости не было предела, но мальчики не были бы самими собой, если бы не хулиганили. Антон, как истинный вожак в стае, предложил Саше покататься на лодке без ведома взрослых. Отговаривать его было бесполезно, и он, заразившись энтузиазмом, принял предложение друга. Пока отец собирал хворост для костра, ребята под шумок убежали к берегу, где, прикладывая немалые усилия, затащили лодку в воду. Грести было тяжело, но вскоре их подхватило течение реки и начало уносить всё дальше от берега. К слову, плавали они плохо, а спасательные жилеты оставили около палатки — ни единого шанса на спасение.

Когда отец Саши вернулся к базе, то стал искать мальчиков, а крик со стороны воды быстро указал ему путь к местонахождению двух заплаканных сорванцов. Отправившись вплавь, он добрался до них. Они были рады, но вскоре пришло понимание, озарило, как молния, что такая шалость с рук не сойдёт. Что отец был зол, они поняли сразу, когда он, мокрый, забрался к ним в лодку. До берега плыли в полной тишине, а потом оба получили строгий выговор. Телесные наказания мужчине были не по вкусу, а вот лишение всех привилегий, таких как «вылазки на природу» и «новые игрушки» — в его манере. Мальчики ещё долго извинялись, но рассказ о том, как же здорово было почувствовать запах реки и ту свободу, которое дарило течение, смягчило наказание. Мужчина любил своих сыновей и мог простить им что угодно, правда, выслушать лекцию о технике безопасности им всё-таки пришлось. Не дело это — одним отправляться в плаванье!

Дина улыбалась; хоть и выглядело это пугающе, но Саша испытал облегчение. Он ожидал чего угодно: что она будет его осуждать за такой безрассудный поступок или посмеётся над тем, как два мальчика ревели. Но её эмоции говорили об обратном — она его поняла.

— А что сказала твоя мама?

— Ты что, если бы она узнала, то уши бы нам оторвала. Любила она нас за уши таскать, особенно когда мы вляпывались в неприятности, — Саша ухмыльнулся. — Но знаешь, мне кажется, она догадывалась. Нас отец постоянно космонавтами называл, а после рыбалки ещё и моряками.

— Почему космонавты?

— Ну-у, — протянул парень, почесывая затылок. — У нас во дворе карусель стояла. Вертушка. И мы круглый год катались на ней. Готовились к полёту в космос, после того как увидели передачу по телеку. Там показывали, как космонавтов тренируют. Вот и подхватили оттуда эту дурацкую затею. Ну, а мама нас вечно забирала со двора с разбитыми коленями да руками, потому что тормозить мы не умели. За уши тащила домой, причитала, что папа взбучку устроит. А он нас космонавтами стал называть.

— А почему ты по секрету это рассказываешь?

— Ну, во-первых, я не хочу, чтобы ты рассказывала об этом Тохе, он не любит вспоминать детство и три шкуры с меня спустит. А во-вторых, — Саша замялся. — Я ни с кем этим не делился…

— Тогда зачем мне рассказал?

— Хотел поднять тебе настроение. Думаю, что тебе можно доверять

Вскоре Дина уснула, а Саша больше не испытывал страха и смотрел на неё совсем по-другому. Ему стало легче. Исчезла заторможенность, а в голове появилась новая мысль: наладить отношения с девушкой. На уровне интуиции он предположил, что, возможно, она такая же, как и члены его семьи. Такая же поломанная, как и все в его жизни.

***

Вечером вернулся Сергей в компании Нины. Он был без настроения и, несмотря на присутствие рядом подруги, выглядел задумчивым. Саша понял: его что-то беспокоит. Вопросов он не задавал, прекрасно понимая, что при Нине обнажать свои мысли Сергей не станет.

Они поужинали в спокойной обстановке, а потом — когда Нина ушла навестить Дину — Сергей выпалил всё как на духу.

— Тебе не кажется странным, что её не объявили в розыск? — спросил он. — Если бы у меня без вести пропала дочь, то я бы шевелился. Требовал бы найти её останки.

— Ты это к чему? — задал встречный вопрос Саша.

— Сань, ну сам посуди. Пропала девушка, самоубийство которой видели люди, а полиция молчит. На Советской собралась толпа журналистов, следак не даёт комментариев, а родственники… их будто нет. Не знаю, что тут думать.

— Шесть дней прошло. Дело громкое: похищение, самоубийство и пропажа. Они ищут, но чтобы не будоражить общественность…

— Погоди! Помнишь, девочка лет тринадцати пропала, потом оказалось, что провалилась под лёд? Так вот, её и волонтёры и МЧС искали, по итогу нашли в стоках, а тут тишина. Странно это.

Дело действительно было странным, но говорить о своих догадках Саша не собирался. Хватало местного паникёра в лице Антона, который каждый вечер выдвигал свои теории. И благо к нему не прислушивались, иначе девушка, чье имя было у всех на устах, уже давно бы не дышала с ними одним воздухом. В отличие от друзей, Саша всеми силами хотел помочь девушке. Ему казалось, что за всей этой мишурой таилась история куда темнее, чем думали друзья. Он не верил в маньяка и семейные разборки и всё больше прислушивался к Нине, которая стала чаще вспоминать о трупе в морге. Игнорировать совпадения — глупо. Кто-то явно охотился за молодыми девушками, не оставляя улик. Кто-то явно издалека любовался своей работой. Это были «они», именно их хотела расчленить Дина, хотя не могла пошевелить и пальцем.

— Я думаю, что стоит ещё подождать, — резюмировал Саша. — Общественность потребует ответа, а если нет, то рано или поздно Дина расскажет, что с ней произошло.

— Лучше рано, — сказал тихо Сергей. — Лучше рано.

***

Бульон был действительно вкусным, но он ей надоел. Дина всё чаще чувствовала голод и мечтала о куске жареного мяса, чего и требовала от незатейливого парня по имени Саша. Ей отказывали, отвечая заученными словами Нины: «Желудок ещё не окреп». Приняв правила игры, она с помощью парня глотала очередную порцию супа.

Чувствовать себя настолько беспомощной ей ещё не приходилось, но с Сашей пропало смущение. Он умел сгладить углы и был единственным, кто смог найти к ней подход. С ним она чувствовала себя в безопасности и доверилась его заботе.

К концу недели, как и говорила Нина, она смогла видеть, но зрение приносило ей дискомфорт. Теперь Дина поняла, что находится не в плену. Комната была обычной, не считая старого ремонта и скудной обстановки, без решёток на окнах, а из открытой форточки доносилось детское лепетание. Можно было спокойно выдохнуть.

Маленькая блондинка, когда-то представившаяся Ниной, постепенно начинала внушать доверие. Она часто рассказывала о парне по имени Сергей, который с её слов казался божьим одуванчиком — и который определённо ей нравился. Дина даже подумала, что её личный врач влюблена в него, пусть та и твердила обратное.

Парень по имени Антон, со слов девушки, был слегка несуразен, и отторгался подсознанием Дины. «Самоуверенный кретин», — обозначила она у себя в голове, уже имея представление о его характере. Саша же не нуждался в представлении. Он был щуплым и застенчивым, но его глаза, наполненные детской наивностью, вызывали умиление. С ним Дина забывала, кто она и где находится. Эти несколько дней он развлекал её как мог, рассказывая истории из жизни или читая книги из библиотеки бабушки Сергея.

— Скоро «ваш» Серый выгонит меня?

От её вопроса Саша растерялся и, откладывая книгу на столик, внимательно посмотрел ей в глаза, будто пытался в них что-то разглядеть.

— Почему ты так на меня смотришь?

— Да вот пытаюсь понять, — ответил парень, — какая муха тебя укусила, хотя их сезон уже прошёл.

Дина устало покачала головой. У неё давно зрел этот вопрос. Пользоваться безотказностью незнакомых ей людей было непривычно, и, скорее всего, они и сами не знали, как намекнуть ей, что пора уходить. Она знала из рассказов Нины, что отобрала комнату у Сергея и теперь ему приходилось ютиться на маленьком диване. Знала, что был человек, который не появлялся дома только потому, что не мог смотреть на неё, а значит, пора было уходить.

— Я же не маленькая, прекрасно всё понимаю. К тому же…

Очередная осечка. С тех пор, как она поняла, что находится не в плену, то начала догадываться, что её могут искать. Если это было так, то она могла подставить под удар добрых людей, чего в принципе делать не хотела.

— К тому же что? Ты никого не теснишь. Серый тебя на улицу не выгонит. У него принципы такие, и поверь, первым бы вылетел Тоха за плохое поведение, но никак не ты.

— Всё настолько плохо?

— Да я бы не сказал, — Саша слегка усмехнулся. — Тоха — он как маленький ребёнок, а Серый его постоянно гоняет. Они хоть и собачатся постоянно, но друг за друга горой. Бывали порой моменты, когда Тоха прибегал на помощь Серому, бывало и наоборот. Я же говорил, что мы своего рода семья.

— Точно-о, — протянула Дина. — Тебе очень повезло. Хорошо, когда есть люди, готовые прийти тебе на помощь.

Саша внимательно на неё посмотрел, и его взгляд был намного серьёзнее, чем раньше. Он приблизился, неотрывно заглядывая в её тёмные глаза, и по необъяснимым причинам аккуратно взял девушку за руку.

— У тебя тоже есть такие люди, — твёрдо заявил он. — У тебя есть я.

Дина смутилась. Давно ей никто не говорил подобных вещей. Давно в её жизни не было человека, на которого она смогла бы положиться. И, смотря на щуплого парня, который не кривил душой и говорил искренне, она задумалась: а стоит ли принимать его помощь? Стоит ли затягивать за собой в ад, будучи не до конца уверенной в том, что за ней не ведётся охота? Она знала, что они не оставят в живых ни её, ни тех, кто близок с ней.

— Спасибо, — прошептала Дина в ответ.

***

Саша вышел из комнаты весёлый, но сразу наткнулся на недовольного Антона, который пропал на четыре дня. Всё это время он предпочитал находиться подальше от дома в компании Нины и её сестры. Там было спокойнее. Так всем было спокойнее.

— Что ты там делал? — грубо спросил он у Саши.

— С Диной болтал, — спокойно ответил парень. — И будь тише, она уснула.

— И о чём можно болтать с этим?

Саша проигнорировал друга. Как бы сильно он ни дорожил Антоном, как бы сильно он его ни любил — он не мог позволить обращаться так с Диной. За эти короткие четыре дня они очень сильно сблизились, потому что оба были в одинаковых ситуациях. Когда-то Саша точно так же, как и Дина, лежал в кровати не в силах пошевелиться. Он прошёл такой же ад, но рядом с ним всегда был друг, а рядом с девушкой не было никого. Толпа незнакомцев.

Он долго думал об этом и пришёл к выводу, что вся эта откровенность — это следствие одинакового положения. Только два поломанных судьбой ребёнка могут понять друг друга.

— Долго будешь меня игнорировать?! — крикнул Антон.

— А ты долго будешь строить из себя мудака? — в такой же манере задал встречный вопрос Саша. — Когда я нуждался в тебе, ты ушёл. Теперь требуешь объяснений. Тебе не кажется, что это перебор?

— Ты мог уйти со мной!

— Не мог, — перебил его Саша. — Представляешь, не всем насрать на людей, как тебе. Не все прячутся за маской долбоёба, как ты.

— Прекращай! — гаркнул Антон.

— Нет, это ты прекращай. Прояви хоть каплю сострадания, которым постоянно кичишься, и тогда я прекращу называть тебя мудаком.

И Саша ушёл, оставив друга наедине со своими мыслями.