Черт из табакерки

Дарья Донцова, 2001

Ну и имечком наградили меня родители! Представляете сочетание – Виола Тараканова. Но родные и близкие называют меня просто Вилкой. Тяжело мне живется с таким именем, хронически не везет. Вернее, не везло до того дня, когда я встретила на улице потерявшую память девушку. С этого момента вся моя жизнь изменилась. Решив отыскать родственников Веры, я обнаружила, что нашла свое настоящее призвание. Раньше я любила читать детективы, а теперь поняла, что нет ничего интереснее, чем самой быть детективом. Только я потянула за первую ниточку этого дела, как наткнулась сразу на три трупа. Да, круто начинается мое первое расследование...

ГЛАВА 3

Звонок прозвучал в абсолютной тишине. Я распахнула глаза и поглядела на будильник — 6.40. Кто бы мог прийти в такую рань? Нашарив ногой тапки, я слезла с кровати. Звонок затрезвонил вновь, настойчиво и долго. Чья-то рука без тени сомнений жала на пупочку, человек, стоявший за дверью, явно хотел всех поскорей разбудить.

— Что случилось? — пробормотала Томуся.

— Спи, пойду погляжу, — ответила я и вышла в гостиную.

Верочка не подняла головы, очевидно, резкий звук не потревожил девушку. Я подошла к двери и без лишних расспросов распахнула ее. У нас нет «глазка», и, честно говоря, мы никого не боимся. Красть тут нечего, а для сексуально озабоченного мужика найдутся кадры помоложе.

На пороге возникла полная женская фигура, замотанная, несмотря на теплый май, в чудовищную темно-синюю кофту с капюшоном.

— Здрасьте, — пробормотала тетка. — Никишина тут проживает?

— Нет, — хотела было ответить я, но вдруг припомнила, что это фамилия тетя Раи, и ахнула.

— Вам Раису Николаевну?

— Слава богу, — вздохнула нежданная гостья, — добрались! А я-то грешным делом боялась, вдруг чего не так… Квартиру поменяла… Входи, Криська, доехали. — Она втащила в прихожую огромную клетчатую сумку. За ней тихо, словно тень, двигалась девочка, тоненькая, какая-то бестелесная.

— Здравствуйте, — прошелестел ребенок и встал у зеркала.

И от девочки, и от женщины крепко пахло грязной головой и немытым телом.

— Ну, — заявила тетка, — и где Райка?

От неожиданности я выпалила:

— Она умерла, давно, шестнадцать лет почти прошло.

— Да что ты говоришь! — всплеснула руками пришедшая и, рухнув на табуретку у входа, завыла в голос: — Ой, горе-горькое, ужас приключился, несчастье черное, ох беда, беда, сестричка дорогая, единственная душа родная на всем белом свете…

Я не люблю кликуш и истеричек. Из всей выплеснутой информации до меня дошло только одно: нежданная гостья — сестра тети Раи. Странное дело, мачеха никогда не говорила, что у нее есть родственники.

— Ой, ой, ой, — причитала баба, раскачиваясь из стороны в сторону, — горе-горюшко.

Такая скорбь показалась мне немного странной. Не видеть сестру целую вечность, не знать о ее смерти и теперь вдруг так убиваться… Девочка безучастно стояла рядом с сумкой, грызя ногти. Потом она тихо спросила:

— Ну и куда мы теперь, тетя Зоя? Опять на вокзал?

Женщина неожиданно прекратила истерику и сказала:

— Все, Криська, дальше ехать некуда, добрались! Нам на улицу идти, а тут чужие люди живут? Вы Раисе ведь никто?

В моей голове разом возникла картина: стонущая тетя Рая шлепает на мою тарелку блинчики.

— Ешь, Виолка, тебе испекла, знаю, ты их любишь!

А вот она встречает меня из школы и, разглядывая дневник с отметками, вздыхает:

— Точно, академиком станешь, большим человеком. Иди-ка в комнату да глянь на кровать.

Я бегу в спальню и нахожу на подушке уродливого косорыленького мишку, которого Раиса купила в «Детском мире», не пожалев ни пяти рублей, ни времени на поездку в магазин. Правда, тут же роились и другие воспоминания.

Вот она лупит меня почем зря кухонной тряпкой, а потом храпит прямо на полу в гостиной…

— Я ее дочь, — неожиданно произнес мой язык.

— Вот радость! — взвизгнула тетка. — Племянница дорогая!

Растопырив руки, она ринулась ко мне и моментально заключила в вонючие объятия.

— Раздевайся, Криська, — велела тетка. — Добрались-таки, чай не выгонят на улицу. Или как?

Она заискивающе заглянула мне в лицо.

— Сумку отнесите в гостиную, да помойтесь с дороги, — велела я.

Через полчаса мы сидели за столом, и неожиданно свалившаяся на наши головы «родственница» рассказала нехитрую историю.

С Раей они не виделись много лет. По молодым годам Зойка выскочила замуж за симпатичного паренька — строителя и уехала из Москвы. Они с мужем ездили первое время по разным городам, а потом осели в Грозном. Хорошее место, великолепный климат, жили в собственном доме на окраине города да радовались. В саду цвели алыча, персики и сливы, по двору бегали цесарки, куры и индюшки. Зоя научилась у соседок местной стряпне и теперь щедро посыпала блюда кинзой и тертыми грецкими орехами. С Раисой они не встречались. Правда, 14 апреля, на день рождения сестры, Зойка отправила давным-давно открытку. Ответ пришел аж через два года. Раиса сообщала, что по старому адресу более не живет, вышла замуж и писать следует в другое место, телефон она не указала. Зоя отправила небольшое послание, но Рая отчего-то не пожелала вступать в переписку. Зоя не слишком горевала — большое хозяйство отнимало кучу времени, к тому же она работала парикмахером, слыла отличным мастером, и к ней вечно вереницей шли клиентки.

Потом начался ужас — первая чеченская война. Но Зое необычайно повезло. Российские танки наступали с другой окраины Грозного, и их с мужем дом остался цел. Пережив этот кошмар, она успокоилась. Слава богу, все цело, жизнь продолжается. Но стало совсем плохо, перестали платить зарплату, и Зоя начала стричь постоянных клиентов бесплатно. «Ладно, — успокаивала она себя, — ладно, все живы, дом цел, огород есть, прокормимся».

Но затем случился еще больший ужас — вторая чеченская война. Ивана, супруга Зои, убили боевики, признав в мужике русского. Ее саму спрятали соседки-чеченки; дом сожгли, а нехитрое имущество частично разворовали, а что не понравилось, уничтожили. Зоя осталась буквально на улице, хорошо хоть успела вытащить коробочку с документами. Начались хождения по мукам. Как она добиралась до Москвы, Зоя не могла вспоминать без слез. Путь растянулся почти на полгода. Они голодали, просили милостыню, питались на помойке. Да к тому же в голове постоянно билась простая мысль: «Что, если Раиса сменила адрес?»

— Значит, вам некуда идти? — уточнила я.

— Нет, — покачала головой Зоя и разрыдалась. Девочка, которую, очевидно, звали Кристина, безостановочно ела куски хлеба с маслом.

— Тебя стошнит от жирного, — тихо сказала Тамара.

— Не-а, — пробормотала девчонка, запихивая в рот толстенные кусищи, — вкусно очень.

— А ну прекрати людей объедать, — неожиданно выкрикнула Зоя и с размаху отвесила Кристине оплеуху.

Девочка поперхнулась, закашлялась, но не заплакала, очевидно, побои были для нее привычным делом. А может, просто не обращала внимания на колотушки, я же в детстве сносила молча затрещины тети Раи.

— Вы не волнуйтесь, — залепетала Зоя, — она мало ест, сейчас чегой-то прорвало, а так… Ну супчику полтарелочки или каши какой, без мяса! Один раз в день!

— Нас не пугают дети с хорошим аппетитом, — медленно проговорила Тамара, — не бейте ее.

— Работать пойду, — неслась дальше Зоя, — профессия в руках нужная, парикмахер, деньги рекой потекут. Нам бы только где голову преклонить. Криська может что-нибудь по хозяйству; убрать, стирать, готовить. Уж не гоните нас!

Я поглядела на Веру, абсолютно безучастно евшую геркулесовую кашу. Славная, однако, компания подбирается! Ненормальная девица и безработная беженка с девочкой. Ну зачем я назвалась Раисиной дочерью? Надо немедленно внести ясность и… Что? Выставить их на улицу? Усталую, измученную женщину и оголодавшую до последнего предела девочку?

— Никто вас не гонит, — твердо сообщила Тамара, — ешьте, отдыхайте, а там решим. Сейчас позвоню Ольге Подкопаевой, у них в больнице санитарок берут, дают общежитие, а кушать можно в столовой, от больных много остается.

— У нас прописки нет, — напомнила Зоя.

— Ничего, — легкомысленно отмахнулась Томуся, — у нас приятель Юрка в милиции работает, поможет.

— Счастье-то, счастье! — закричала Зоя и бросилась на пол. — Давай, Криська, становись на колени, кланяйся моей племяннице золотой, дай, дай поцелую…

И она, вытянув вперед руки, поползла ко мне на коленях. Я в ужасе отпрянула и налетела на Веру, которая по-прежнему без лишних эмоций глотала овсянку.

Томочка побледнела и кинулась поднимать Зою, но та как-то странно выпучила глаза, потом приложила левую руку к груди, тихо сказала:

— Печет очень, прям огнем горит, — и упала на бок, неловко подогнув правую ногу.

Тамара понеслась к холодильнику за валокордином, но влить в Зою лекарство мы не смогли. Она не желала ничего глотать, пахучая жидкость текла по подбородку, глаза, странно открытые, не мигали.

Приехавшая «Скорая» тут же вызвала милицию: Зоя умерла. Началась томительная процедура. Сначала прибыли два парня, которые изъяснялись как индейцы, или глухонемые, в основном знаками с небольшой долей междометий.

— А-а-а, — пробормотал один, — ты, это, того, в общем.

— Да, — отреагировал другой, — оно, конечно, надо бы.

— Ну давай, — велел первый.

— А-а-а, — протянул второй, — надо, да?

— Да! — припечатал первый.

Следом появился мужик постарше, владевший все же словарным запасом людоедки Эллочки. Он быстро навел порядок. Записал наши с Тамарой паспортные данные, повертел в руках документы, найденные в сумочке у Зои, и раздраженно протянул:

— Ну ни фига себе, головная боль, прописка в городе Грозный и регистрации нет.

— Она наша дальняя родственница, — быстро сообщила Томуся, — только что прибыла.

— Сердце небось больное, — то ли спросил, то ли определил милиционер и сел писать какие-то бесконечные бумаги.

Кристина и Вера как испарились. Я же решила уточнить ситуацию и поинтересовалась:

— Вот предположим, нашла на улице человека без памяти, что делать?

— Как это нашла, — буркнул мужик, — валялся в канаве?

— Нет, женщина в ночной рубашке стояла возле дома. Ничего не помнит — ни как зовут, ни фамилию…

— И где она? — заинтересовался мент.

Но мне отчего-то не захотелось говорить правду, и я быстренько ответила:

— Ну это так, для общего образования.

— А раз так, — гавкнул мужлан, — то нечего мешать людям работать, итак из-за вас столько времени зря потерял!

Я уставилась на него во все глаза. Интересное дело, можно подумать, что он играет в симфоническом оркестре, а тут его заставили ехать «на труп». Да ведь это и есть его работа! Ну погоди, грубиян, привык небось бабулек с укропом от метро гонять.

Сделав самое сладкое лицо, я защебетала:

— Понимаете, пишу детективные романы, придумала интересный поворот: главная героиня находит на улице женщину, потерявшую память. Как ей следует поступить?

— На такой случай, — принялся словоохотливо пояснять только что крайне нелюбезный сотрудник правоохранительных органов, — существуют приемники-распределители, доставят туда.

— А дальше? — не успокаивалась я.

— Ну, — милиционер почесал голову шариковой ручкой, — там обученный персонал, разберутся.

— Как?

— В больницу свезут психиатрическую, лечить станут, она все и вспомнит.

Я тяжело вздохнула. Знаю, знаю, какие порядки в этих милых учреждениях. Целый месяц, польстившись на приличную зарплату, мыла полы в сумасшедшем доме. Выдержала только тридцать дней и с позором бежала. Ей-богу, не знаю, кто там страшнее — несчастные больные или средний медицинский персонал. Невероятные вещи проделывали они с теми, кто пытался спорить с медиками. Пеленали мокрыми простынями, привязывали на сутки к кровати. Я уже не говорю об уколах аминазина. Никто не станет лечить несчастную Верочку, подержат несколько месяцев — и сдадут в приют, поселят возле никому не нужных стариков и олигофренов. Я невольно вздрогнула:

— И это все?

— А чего надо? — удивился мужик. — Государство заботится о таких людях.

Еще хуже. Спаси нас, господи, от необходимости просить у нашего государства помощи.

— Только имейте в виду, — подытожил мент, — субсидию на похороны вам не дадут.

— Почему? — поинтересовалась Томуся.

— По месту жительства положена.

— Но она из Грозного!

— Там и получите, — преспокойненько заявил «дядя Степа» и захлопнул планшет.

Я поглядела на Томочку.

— А от чего скончалась Зоя?

— Вскрытие покажет, — равнодушно бросил милиционер и ушел.

Не успел он скрыться за дверью, как опять раздался звонок. Мы так и подпрыгнули. Наверное, скоро при звуках его веселой трели у меня будет приключаться медвежья болезнь. Что еще на нашу голову?

Но за дверью, робко переминаясь с ноги на ногу, стоял мой ученик Тема.

— Тетя Веля, — пробормотал он, — вы забыли, да?

Точно, совершенно вылетело из головы.

— Идем, детка, — сказала я и пошла в соседнюю квартиру.

Темочка — замечательный двоечник. Больше всего на свете он любит покушать, причем особых пристрастий в еде не имеет. Ест все подряд, ему нравится сам процесс. Результат налицо, вернее на теле. Весит Темка значительно больше меня, впрочем, это неудивительно. Учение дается ему с трудом: ну не лезет наука в детскую голову. В дневнике ровными рядами стоят двойки, но в четверти, да и в году волшебным образом выходят вожделенные тройки, и Темочка переползает в следующий класс. Впрочем, любым чудесам находятся вполне реальные объяснения. Во-первых, Темка милый и абсолютно неконфликтный ребенок. Учителя частенько используют его в качестве тягловой силы: просят донести до дома неподъемную сумку с тетрадями или переставить парты. Артем никогда не отказывает, его любят, и учительская рука сама собой выводит «удовлетворительно». А во-вторых, Наташа, его мать, постоянно таскает в школу всевозможные презенты. Сколько раз я говорила ей:

— Забери парня из этой школы. Не тянет он. Немецкий пять раз в неделю по два часа! Ну куда ему! Отдай после девятого класса учиться на повара или на парикмахера!

Но нет предела родительскому тщеславию. Наташа категорично заявляет:

— Никогда. Я всю жизнь копейки считаю, пусть хоть мой ребенок в люди выйдет, высшее образование получит. Ты его тресни, если лениться начнет, но немецкий он обязан знать.

Вот мы и продираемся сквозь дремучие заросли чужого языка, как кабан через терновник, оставляя повсюду капли крови, в основном моей, потому что Теме, честно говоря, все по фигу, и он только ждет вожделенного мига, когда за «репетиторшей» захлопнется дверь. Пару раз он хитрил и переводил стрелки будильника вперед, но теперь я умная и приношу часы с собой.

Глубоко вздохнув, словно пловец перед многокилометровым заплывом, я как можно более ласково произнесла:

— Ну, котеночек, давай, начнем с глаголов.

Наверное, в каждом языке есть свои грамматические примочки. Посудите сами. Например, глагол «класть». Я кладу, ты кладешь, он кладет… Вроде просто, но почему тогда сотни и сотни россиян произносят: «Я покладу»? А близкий ему по смыслу «положить»? Я положу… Ан нет. Во многих устах он звучит по-другому: я ложу. Ложу, и точка! Парадоксальным образом иностранцы, хорошо знающие русский язык, никогда не совершают подобных ошибок. Им вдолбили в голову, что это неправильно. Впрочем, и у немцев полно своих «грамотеев», не знающих правил собственного языка. Трудности чаще всего возникают с глаголами сильного и неправильного спряжения. Три основные формы этих глаголов следует заучить наизусть, как молитву, иначе никогда не скажешь правильно фразу в прошедшем времени.

— Ну, Темочка, давай глагол «читать» — lesen…

— Lus, gelusen, — выпалил мальчик.

— Не попал! Еще разок — lesen…

— Laste, gelasen, — пробормотал «Ломоносов».

— Нет, ну, котеночек, соберись, — lesen…

— Lis, gelisen, — снова попал пальцем в небо Тема.

Я тяжело вздохнула и, чтобы не дать ему затрещину, крепко сцепила под столом руки. А еще говорят, что ангельское терпение можно приобрести только в результате медитаций и молитв! А вот и нет, стоит месячишко позаниматься с Темой, и вашему умению владеть собой позавидуют буддистские монахи. Если, конечно, вы не убьете Артемку в первые же дни…

— Котеночек, ты не знаешь.

— Я учил, — заныл Тема, косясь на будильник, — честное благородное, все делал, как велели, перед сном десять раз прочел.

— Понимаешь, — принялась я проникновенно объяснять ленивому мальчишке суть, — могу помочь написать сочинение или растолковать правило, но открыть тебе голову и ложкой положить туда знания мне слабо. Надо и самому чуть-чуть поработать. Ну, котик, lesen…

Я закрыла глаза.

— Las, gelesen.

Из суеверия я не стала открывать глаз.

— Отлично, gehen…

— Ging, gegangen, — опять совершенно верно.

Я открыла глаза и строго велела:

— Отдавай шпаргалку!

— Это не я, — опять заныл Темка и ткнул пальцем в сторону двери, — это она!

Там стояла Кристина. Увидав мой удивленный взор, девочка засмущалась:

— Простите, случайно вышло, меня прислала Тамара, сказать…

— Погоди, — перебила я ее, — ты знаешь немецкий?

— Немного, — ответила Крися, — в колледже пятерки ставили.

Мы поболтали чуть-чуть, и я с восхищением признала, что девочка великолепно владеет языком, а произношение у нее безукоризненное.

Хорошие, однако, школы были в Грозном, если там давали такие знания.

— Летом папа обычно отправлял меня в Германию на три месяца, — как ни в чем не бывало продолжала Кристя.

Ничего себе! Наверное, Зоя с мужем отлично зарабатывали! Что же она тогда плела про парикмахерскую и отсутствие денег?

— Папа говорил: «Учись дочка, дело тебе передам».

— И что у него за дело?

Кристина замялась:

— Всего точно не знаю, вроде магазины и еще что-то…

Учебник немецкого языка выпал у меня из рук.

— Они что, с мамой в разводе были?

— Моя мама умерла, — тихо напомнила Кристина.

— Извини, просто очень удивилась. Раз твой отец столь состоятельный, как же он бросил вас в Грозном? — Произнеся эту фразу, я тут же осеклась. Надо же быть такой дурой! Зоя-то говорила, что Ивана убили! Сейчас Кристина разрыдается…

Но девочка стойко выдержала удар. Секунду она, не мигая, глядела в сторону, потом ответила:

— Зоя мне не мать.

Я почувствовала легкое головокружение.

— А кто?

— Никто.

— Как же ты с ней познакомилась, где?

— Она меня на дороге подобрала, возле села Мартан.

— Артем, — строго приказала я, — садись и учи глаголы, через час вернусь и проверю.

Дома мы усадили Кристину на кухне и велели рассказать все по порядку.

Девочка начала перечислять события своей короткой, но бурной жизни.