Сволочь ненаглядная

Дарья Донцова, 2001

Юлька, невестка моей подруги, сломала ногу и попала в Институт Склифосовского. Палата подобралась молодая и веселая. Хоть в этом ей повезло, зато мне – нет! Я опять вляпалась в очередную историю! Самым неожиданным образом ее соседки, Настя и Ирина, умирают от тромба. И теперь мне предстояло выполнить Настино посмертное поручение. Надо было найти ее брата и передать ему деньги. Тридцать тысяч баксов! Не хило! Но разыскать Егора оказалось весьма непросто… и даже опасно для жизни…

Глава 6

Вечером я вытянулась на диване и попробовала собраться с мыслями. Наверное, Анна Константиновна Колосова в курсе, где искать Рагозина. Скорей всего, он ее любовник или муж. Словоохотливая Марья Сергеевна сообщила, что никогда не сдает квартиры лицам мужского пола и одиноким дамам.

— Не доверяю им, — вздыхала старушка, — напьются, закурят в постели, и сгорит жилплощадь.

Вот только странно, что Анна Сергеевна не отвечает на телефонные звонки. Я набралась хамства и набрала номер последний раз около полуночи. Хотя, может, она работает сутками, или аппарат сломан, в конце концов, могла не заплатить вовремя, и телефон отключили.

Ладно, утро вечера мудренее. Сейчас сунем под голову доллары… Кстати, где подушка? Я села, глаза обшарили диван. Симпатичная темно-бордовая думочка из искусственного бархата исчезла. Я похолодела. Тридцать тысяч долларов!

— Юля! — завопила я, чувствуя, что теряю сознание. — Юля!

— Что случилось? — спросила та, всовывая голову в комнату. — Чего кричишь, все спят давно!

— Где моя подушка?

— Господи, — пробурчала она, пролезая в спальню целиком и с видимым трудом втаскивая загипсованную ногу, — только-только глаза сомкнула. А тут вопль нечеловеческий! Да вот подушка, смотри, под спиной!

— Не та, — прошептала я, — та бордовая, велюровая, на наволочке кошка выткана.

— Понятия не имею, — фыркнула Юля.

— Я купила ее в декабре у метро за тридцать пять рублей, — шелестела я.

— Дел-то, — фыркнула Юля, — купи еще одну — и конец!

Я только разевала рот, словно выброшенная на берег рыба.

— Не понимаю, — продолжала возмущаться она, — из-за барахляной думки поднять ор!

Посидев минут пять на диване, я сползла на пол, нашарила тапки и пошла бродить по комнатам. Кирюшка мирным образом спал. Под головой у него лежала лишь маленькая подушка, беленькая, в розовой наволочке. В детской клубилось невероятное количество вещей — книги, одежда, дискеты… Невыключенный компьютер мерцал «звездным небом», на клавиатуре высился ворох фантиков, и все было засыпано крошками от чипсов. Но подушечки с кошкой не было. Не нашлась она и у Сережки в спальне, Юлечка из-за больной ноги сейчас спит отдельно, и я не стала соваться в «гостевую» комнату.

У Кати тускло мерцал ночник. Она отложила толстый том «Патологии щитовидной железы» и поинтересовалась:

— Что случилось?

— Ничего, — быстро заверила я, окидывая взглядом помещение, — вот подушечку свою ищу, без нее не могу заснуть, низко.

— Возьми эту, — предложила Катя и показала на кресло.

— Нет, — покачала я головой, — хочу ту, с кошкой.

— Извини, я ее отдала.

— Кому? — помертвевшими губами спросила я. — Зачем?

— Нине из соседней квартиры. К ней гости обвалились, да не один человек, а сразу четверо. Вот она и попросила подушку взаймы.

Я ринулась на лестничную клетку. Нина очень милая женщина, и мы частенько пьем друг у друга чай. Еще я всегда одалживаю у нее соль, сахар и муку, а она бегает к Катюше с разными медицинскими проблемами. Сын Нины, Вадик, учится с Кирюшкой в одном классе, и это нас очень сблизило.

— Лампа? — удивилась Нина, распахивая дверь, но потом хорошее воспитание взяло верх, и она спросила: — Хочешь чаю?

Но мне было не до китайских церемоний.

— Где моя подушка?

— Какая?

— Велюровая, с кошкой.

— У Владьки под головой, видишь ли, тут такой форс-мажор приключился, — зашептала Ниночка.

Но я не стала слушать и ткнула ей в руки мягкий, набитый пухом мешок.

— Возьми эту, отдай ту.

— Но они одинаковые по размеру…

— Отдай, не могу заснуть!

Ниночка пожала плечами и принесла требуемое. Я почувствовала, как разжимается невидимая «рука», стискивающая желудок.

— Вот, — хихикнула Ниночка, — получи свою подушку, и впрямь хороша, кошка хоть куда.

Честно говоря, киска и впрямь была очаровательной. На темно-бордовом велюре выделялось полосатое рыже-белое тельце. Горло Мурки украшал яркий оранжевый бант.

— Давай, — выхватила я у Нины из рук сокровище.

Соседка хмыкнула и спросила:

— Слышь, Лампудель, мне Катерина еще одеяло дала, ватное, синее, тоже заберешь?

— Зачем?

— Ну, может, ты без него глаз сомкнуть не можешь, — откровенно издевалась Нинуша.

Ничего не ответив, с гордо поднятым носом я вернулась к себе и улеглась, засунув «киску» под голову.

Утром, когда домашние мирно пили кофе, я выползла на кухню и сообщила:

— Кто тронет эту подушку — убью!

— Почему? — изумилась Юля.

— Я могу спать только на ней, иначе мигрень начинается.

— Предупредила бы сразу, — вздохнула Катя и понеслась в прихожую.

Минут десять все толкались в поисках курток, обуви и перчаток. Наконец они ушли, и через секунду во дворе запикали сигнализациями машины. Если я чего и не понимаю, так это зачем ставить охранные устройства на наши автомобили. У Сережки белый «Форд» 1978 года выпуска. Задние двери распахиваются с трудом, а передние, наоборот, отходят при каждом удобном случае, еще регулярно отваливается глушитель, а багажник открывается, только если его предварительно треснуть кулаком по крышке. У Катюши старая «копейка» с абсолютно ржавыми крыльями и отвалившимся бампером, руль у этого, с позволения сказать, автомобиля ходит не только по кругу, но еще и вверх-вниз, словно штурвал у истребителя, и опять же беда с глушителем. Юля в декабре тоже купила себе кабриолет.

— Надоело ругаться с Сережкой, — объяснила она, — проси его вечно отвезти, лучше иметь свой.

Теперь наш автопарк украсился «Мерседесом», сделанным в 1980-м. «Мой персик» — любовно зовет колымагу Юлечка. Машина и впрямь имеет цвет этого сочного фрукта. Ездит красавец на дизельном топливе, жутко воняет и тарахтит, но новоявленная автомобилистка очень горда и совершенно счастлива. Незадолго до случая с ногой она предложила мне:

— Давай, Лампа, поехали на рынок!

Честно говоря, я побаиваюсь ездить с домашними, все время жду, что автомобили развалятся на ходу. Поэтому предпочитаю передвигаться на общественном транспорте.

— Не надо, дома все есть!

— Ерунда, — отрезала Юля, — купим впрок овощей: картошку, капусту, лук. Пользуйся, пока у меня время свободное.

— Отдохни лучше, — попыталась ускользнуть я, — почитай книжечку, телик посмотри, я чудно на «Автолайне» съезжу.

— Глупости, — фыркнула Юля и велела: — Бери сумки и спускайся.

Поняв, что легче согласиться, чем спорить, я покорно подхватила авоськи и села в «Персик». Первые несколько минут все шло прекрасно, но тут Юлечка щелкнула каким-то рычажком, и из-под капота раздался жуткий, леденящий душу стон.

— Что это? — спросила я, холодея от ужаса. — Что?

Как ни в чем не бывало накручивая баранку, Юлечка преспокойно пояснила:

— Мышь попала в вентилятор!

— Кто?

— У меня под капотом мышиное гнездо, — пояснила Юля, — иногда кто-нибудь из грызунов и попадает под лопасть.

— Ужас!

— И не говори, потом трупы убирать приходится.

— Немедленно останови, — приказала я, чувствуя, как к горлу подбирается тошнота.

— Зачем? — удивилась Юлька, но затормозила.

— Сейчас же открой капот и выгони несчастных животных!

— Что ты, — замахала руками Юля, — на дворе минус двадцать, замерзнут, бедняги!

— А так погибнут в муках!

Внезапно она уткнулась лицом в баранку и принялась хохотать.

— Ну и что тут смешного? — возмутилась я.

— Ох, Лампец, — бормотала наша журналистка, вытирая выступившие слезы. — Ну нельзя же быть такой доверчивой!

— Ты хочешь сказать…

— Посуди сама, откуда в машине возьмутся мыши, да еще в моторе!

— А стон?!

— Я печку включила, она холодная, вот и воет, смотри.

И Юля, плавно тронувшись с места, опять щелкнула чем-то. Вновь по салону разнесся невероятный, полный смертельной муки крик.

— Часто она так? — спросила я, поеживаясь.

— Каждый раз, пока не согреется.

Слушая непрекращающийся, рвущий душу стон, я приняла твердое решение: в следующий раз на рынок — только пешком. Лучше тащить на себе двадцать килограммов, чем леденеть от ужаса.

* * *

Дождавшись тишины, я утащила трубку к себе в комнату и принялась звонить. На этот раз Колосова откликнулась моментально:

— Алло.

— Извините, мы не знакомы, но мне очень нужно найти Рагозина Николая Федоровича.

Анна Константиновна помолчала. Потом поинтересовалась:

— Кто вы? Представьтесь.

— Евлампия Андреевна Романова.

— Мне это ни о чем не говорит, — сухо сказала дама. — Зачем вам Рагозин?

— Трудно объяснить, но очень нужен!

— Приезжайте, — коротко сообщила дама и продиктовала адрес.

Анна Константиновна походила на сельскую учительницу. Простое, круглое русское лицо с бесформенным носом. Возраст дамы определялся с трудом: то ли хорошо выглядящая пятидесятилетняя тетка, то ли рано состарившаяся девушка. На голове — дурацкая химическая завивка, та самая, когда волосы начинают походить на шерсть больного барана. Брови неаккуратными дорожками спускаются к вискам, к ним явно никогда не подбирались с пинцетом. Кожа на лице тусклая и будто грязноватая, а фигура напоминает мешок, набитый мукой.

— Раздевайтесь, — холодно велела хозяйка.

Я повесила куртку на крохотной вешалке и вошла в комнату. Из груди вырвался вздох удивления. На столе стояли сразу два компьютера, чуть поодаль принтер, факс и еще куча каких-то приборов, мигающих разноцветными лампочками.

— Так зачем вам нужен Николай?

Поколебавшись секунду, я выдала душераздирающую историю. Лежала в больнице вместе с Настей Звягинцевой. Та скоропостижно скончалась, оставив письмо, которое нужно передать Рагозину. На конверте указан адрес: Мирославская улица, но там проживают какие-то студенты…

Анна Константиновна тяжело вздохнула:

— Значит, Настя умерла! Много горя принесла она Коленьке…

— Почему?

Колосова повертела в руках зажигалку, потом вытащила коробочку «Золотой Явы» и сообщила:

— Они учились вместе в институте. Николаша был влюблен в нее, словно подросток. Просто сох, таскал букеты, конфеты.

Но Звягинцеву кавалер не интересовал. Тогда Николай решил стать лучшим другом Насти и в этом амплуа весьма преуспел. Настенька держала парня за душевную подружку, советовалась с ним по поводу одежды и макияжа, таскала с собой по магазинам. Коля покорно носил сумки, варил кофе, утешал подругу…

У Насти не было никаких родственников, кроме старенькой бабушки, маленькой, тихой, как мышка, старушки. Родители девушки увлекались горными лыжами, и их накрыло лавиной, когда ей не исполнилось и двух лет.

— Разве у нее не было брата? — изумилась я.

Анна Константиновна пожала плечами.

— Точно не знаю, ведь я никогда не знакомилась с этой мадемуазель.

Настенька все никак не выходила замуж, ждала принца на белом коне. Материально она была обеспечена, очевидно, остались какие-то семейные ценности, да еще огромная шестикомнатная квартира на суперпрестижной улице Алексея Толстого.

После окончания института девушка стала работать, похоронила бабушку и полностью отдалась любимому делу. Коля по-прежнему «стоял за спиной», втайне надеясь, что подруга наконец заметит его верность. Однако вышло по-иному.

— Кем она работала? — не удержалась я.

— В журнале «Искусство эстрады», — пояснила Колосова. — Разве я не сказала, что они с Николашей учились на факультете журналистики МГУ?

Короче говоря, по долгу службы Настенька частенько посещала концерты и разнообразные шоу-мероприятия, не упускала возможности заглянуть на презентации и тусовки, справедливо полагая, что вне кулис кумиры более приветливы и общительны. Звягинцева часто и много писала, была доброжелательна, в основном хвалила певцов и музыкантов, поэтому ее любили.

На одной из таких презентаций она и нашла своего принца — двадцатичетырехлетнего Олега Скотинина. Фамилия у парня, прямо скажем, не слишком благозвучная, поэтому на афишах он печатался как Лео Ско.

Олег прибыл покорять столицу из какого-то провинциального городка, причем не один, а с мамой. Согласитесь, немного странный поступок для отвязного певца, а Лео Ско был абсолютно невероятной оторвой как внешне, так и внутренне. Мама его — благообразная дама лет пятидесяти, наоборот, выглядела старомодно и как-то очень добропорядочно. Она никогда не посещала шумные тусовки, но всегда сидела за кулисами во время концертов, и артисты привыкли к ее высокой сухопарой фигуре, облаченной в немыслимые юбки «бочонком» и вытянутые акриловые кофты. Но, несмотря на простецкий вид, у Натальи Андреевны Скотининой явно водилась тугая копеечка, потому что Лео снял три клипа, появился на экране телевизора и регулярно звучал по радио. Обожала мама сына страстно и ничего для него не жалела.

Когда у Насти и Олега разгорелся страстный роман, некоторые актрисочки предупреждали симпатичную журналистку:

— Слышь, Настена, лучше не связывайся с этим кадром. Прикинь, какая свекровь тебе достанется, да она с вами третьей в койку ляжет.

Но неожиданно для всех Наталья Андреевна повела себя по-иному. Каждому знакомому она твердила:

— Настенька — сокровище. Именно о такой невестке я мечтала всегда: красавица, умница, славная пара Олежеку.

Анна Константиновна замолчала.

— А дальше что? — поторопила ее я.

— Ничего, — пожала плечами рассказчица, — Настя бросила работу, осела дома, с Колей она больше не созванивалась, чему я была очень рада.

— Почему?

— Видите ли, — спокойно пояснила Колосова, — мы с Николаем поженились, и, честно говоря, мне не слишком нравилось, когда сия особа трезвонила и требовала от него немедленно мчаться к ней. Кстати, извините, я не представилась.

И она протянула визитную карточку. Я машинально пробежала глазами по тексту. «Доктор физмат наук, профессор академии менеджмента и экономики…» Вот тебе и сельская учительница!

— Вы догадались, что я намного старше Николая? — сурово поинтересовалась Колосова.

— Да.

— Отношения у нас сложились скорей дружеские, — вздохнула она, — с моей стороны материнские, но я искренне любила Николая, а Настю терпеть не могла. Поэтому очень радовалась, когда та, выйдя замуж, исчезла из поля зрения.

— Так где найти Рагозина?

— Понятия не имею.

— Как, — возмутилась я, — вы только что говорили, будто являетесь его женой!

— Мы развелись.

— Когда?

— Два года назад. Поэтому я и сняла квартиру на Мирославской. Николаша съехал туда, но потом исчез.

— Как?

— Просто позвонил один раз и сообщил, что уезжает.

— Куда?

— Он не стал уточнять. Буркнул в трубку: «Квартира свободна, пользуйся». Ну я и вселила туда свою племянницу, зачем жилплощади пустовать, раз оплачена!

— И вы не знаете, где он живет?

— Нет!

— Господи, — вырвалось из моей груди, — что же делать с письмом!

— Ничего, — злорадно откликнулась Колосова, — разорвать и выбросить. Раз Звягинцева умерла, ей уже все равно.

— Ну что вы, — забормотала я, — надо найти Рагозина.

— Ищите, — хмыкнула Колосова, — только не с моей помощью.

— А где он работал? — попыталась я подобраться к неприступной крепости с другой стороны.

— Понятия не имею, — отчеканила Колосова.

— Вы не знаете место службы мужа?

— Мы разведены.

— Хорошо, а где он работал, когда вы состояли в браке?

— Запамятовала, — откровенно ухмыльнулась собеседница и заявила: — Извините, более не могу вести беседу, на работу пора.

Подталкиваемая нелюбезной хозяйкой в спину, я выбралась в коридор и уже на пороге попросила:

— Может, припомните координаты Николая. Неужели вам не жаль покойную?

— Ни капельки, — тряхнула «химией» математик и вытолкала меня на лестничную клетку. Подобной сокрушительной неудачи со мной еще ни разу не случалось.