Микстура от косоглазия

Дарья Донцова, 2003

Вы бывали когда-нибудь в морге? Надеюсь, что нет! А вот мне, Виоле Таракановой, пришлось посетить сие заведение в ходе очередного расследования. В погоне за сюжетом для своего нового детектива чего только не сделаешь. А началось все очень прозаично: как-то по дороге с рынка я заскочила в секонд-хенд и купила себе новую белую куртку с биркой. Придя домой, я обнаружила за подкладкой паспорт на имя Ани Кузовкиной. Я очень удивилась! Чтобы вернуть удостоверение личности, я поехала по указанному адресу. Дверь открыла пожилая женщина. Увидев меня, она тут же упала в обморок. Оказывается, Аня пропала год назад. Я решила все выяснить, для чего и вернулась в секонд-хенд. Поиски привели меня в... угадали, именно в морг... Хотите узнать, чем дело кончилось? Тогда купите мой новый детектив. Удовольствие вам гарантировано!

ГЛАВА 8

Лиза очень точно описала дорогу. Дом и нужную квартиру я нашла без всякого труда. Звонить в дверь не пришлось, она была раскрыта.

— Можно войти? — крикнула я.

Но ответа не последовало, очевидно, хозяева смотрели телевизор и ничего не слышали за раскатами музыки. «Ну что ж ты страшная такая…» — неслось из комнаты. Пришлось, наплевав на приличия, заглянуть внутрь без приглашения. Там и впрямь обнаружился орущий телевизор, а на диване лежал оглушительно храпящий небритый мужик. Я потрясла хозяина за плечо.

— Эй, проснитесь.

— Отвяжись, — пробормотал тот, не открывая глаз.

— Опять дверь не запер, — донеслось из коридора.

Я выпрямилась. Высокая, очень худая женщина вошла в комнату и вскрикнула:

— Вы кто?

— Виола Тараканова. Простите, я вошла без спроса, но дверь была открыта, а на мой крик никто не отзывался.

— Когда напьется — его не добудиться, — вздохнула женщина. — Вы откуда? С биржи труда? Проверяете, не устроился ли он тайком на работу? Можете не бояться, этот ни за что ломаться не станет, пока пособие идет.

— Нет, я пришла по другому вопросу. Скажите, у вас была дочка Ксюша?

— Кто?

— Девочка Ксюша, Ксения.

— Нет, мою зовут иначе.

— Тетя Зина, — заорал в прихожей голос, — мама спрашивает яйцо в долг!

— Иди сюда, не визжи, — ответила Зина.

В комнату вошла ярко накрашенная девица лет двадцати пяти.

— Здрасте, — сказала она.

— Сейчас, погоди, Люся, — кивнула ей хозяйка, потом повернулась ко мне и отрезала: — Никакой Ксюши у меня нет и не было. Вы ошиблись дверью.

— Но…

— Сказано же: нету здесь таких, ступайте себе, пока милицию не позвала, ходят всякие, выдумывают глупости, — разозлилась Зина, — убирайся, пока цела!

Девчонка, разинув рот, буравила меня взглядом. Видя, что Зина обозлилась до крайности, я выскользнула на лестницу, спустилась на один пролет ниже и села на подоконник. Скорей всего я зашла не в ту квартиру. Может, мне нужна та, что справа?

Послышались шаркающие шаги, по лестнице спускалась Люся, держа в руке яйцо. Увидав меня, она улыбнулась.

— Ксюху ищете?

— В вашем подъезде есть девочка с таким именем? — обрадовалась я.

Люся хитро прищурилась.

— А над нами! Вы же только что в ее квартире были, с тетей Зиной говорили.

Я растерялась.

— Но эта женщина заявила, что никакой Ксюши не знает!

Люся пристроилась около меня на подоконнике, вытащила из кармана кофточки сигареты.

— Она дико на Ксюшу злится, прямо не выносит ее.

— Родную дочь?

— Не, Ксюта ей не родственница.

— А кто?

— Она дочка дяди Вани, ну того пьяного, который на диване спит. — Девушка принялась вводить меня в курс дела: — Ксюхина мама давно умерла, отец ее на тете Зине женился, а у той своя девочка есть, Вера. Вот тетя Зина и принялась Ксюху со свету сживать, все дяде Ване на мозги капала: «Твоя доченька бесстыжая, учиться не хочет, только о шмотках думает, вот моя Верочка…»

Люся остановилась, перевела дух и зачастила дальше:

— Правда, Ксюха и сама хороша. Учиться бросила, с дурной компанией связалась. А потом она тете Зине по полной программе отомстила.

— Каким же образом?

Люся захихикала:

— Тетя Зина дочери на приданое собирала, три тысячи баксов в чулок сложила, а Ксюха их сперла и из дома удрала.

— Когда?

— Да уж больше года прошло.

— И она с тех пор ни разу у отца не появлялась?

— Нет, — покачала ногой Люся, — и не придет. Она мне сказала: «Ну ее, эту Зинку, сама проживу, надоела».

— И отец не искал дочь?

— Ему наплевать, — пожала плечами девица, — небось и не понял, что Ксюхи рядом нет, бухой всегда!

— И Зина тоже не волновалась?

— Скажете тоже, — фыркнула Люся, — да она полгода ходила по двору и орала: «Не дай бог эта воровка мне на глаза покажется! В милицию сдам, пусть судят за грабеж».

— Неужели никому не интересно, куда подевалась Ксюша? Кстати, ты у нее не видела куртку, вот такую, как на мне сейчас?

— Откуда бы у Ксюхи таким вещам взяться, — протянула Люся, — тетя Зина ей только с Верки шмотки отдавала. Не захочет ее доченька распрекрасная, отличница чертова, чего носить, вот тогда Ксюша это и получала.

— Все-таки странно! Молоденькая девушка убегает из дома, и никто даже ухом не ведет.

— Вадька приходил, — вздохнула Люся, — только тетя Зина его с лестницы спустила. Уж как орала! «Знаю, ты ее подучил, скрипач долбаный».

— Кто такой Вадик?

Люся аккуратно сунула окурок в заботливо поставленную кем-то на подоконник пустую баночку из-под «Нескафе».

— Любовь Ксюхина, не по себе дерево срубить решила.

— Можешь поподробней рассказать?

— Запросто, — усмехнулась Люся, — слушайте.

Ксюша выросла в так называемой неблагополучной семье. Родители тратили все деньги на водку, потом мать умерла, а отец женился на Зинаиде, вполне нормальной по виду женщине, крайне отрицательно относящейся к любому алкоголю. Непонятно, почему Зина решила выйти замуж за Ивана. Их семейная жизнь не заладилась сразу: скандалы, драки. У Зинаиды имелась собственная, горячо любимая дочка, и для падчерицы в ее сердце места не нашлось. Два года назад Ксюша влюбилась, да не в кого-нибудь, а в Вадима Семина, мальчика из благополучной, очень обеспеченной семьи. Вадик учился в консерватории по классу скрипки, носил костюм с галстуком, не ругался матом, не пил в подъезде водку, в общем, был птицей из другой стаи, но по непонятной причине между ним и Ксюшей вспыхнул роман.

— Ксюха по нему умирала, — оживленно сплетничала Люся, — прямо дышать в его присутствии боялась, надеялась, что Вадик на ней женится, только я сразу поняла: ничего хорошего не получится. Впрочем, может, и вышло бы у них чего, не знаю! Ксюха небось, когда деньги стырила, к нему поехала, наверное, родители и дали согласие на брак, когда столько долларов увидели! Они-то Ксюху нищетой считали, а тут три тысячи баксов! С такой суммой и полюбить можно!

— Люся, ты где? — раздался снизу визгливый голос. — За смертью тебя посылать! Сколько можно яйцо ждать!

— Ой, — подхватилась девушка, — пора мне.

— Где Вадик живет, знаешь?

— В новорусском доме, — сообщила она, сбегая по ступенькам вниз, — прямо за метро, в нем супермаркет «Перекресток».

Ее щупленькая фигурка исчезла.

— Эй, постой, — заорала я, — а квартира какая?

— Фиг ее знает, — долетело снизу, потом раздался стук, и на лестничной клетке воцарилась тишина.

Тяжело вздохнув, я пошла к метро. Может, этот Вадим, мальчик из хорошей семьи, сумеет объяснить мне: каким образом на Ксюше оказалась белая куртка и куда подевалась Аня? Наверное, юноша все глаза выплакал, разыскивая любимую, да уж, не слишком хорошую новость я ему сейчас принесу, но, как говорила покойная Елена Тимофеевна, лучше ужасная правда, чем неизвестность.

Номер квартиры, в которой проживал Вадик, я выяснила очень легко. Вошла в подъезд, увидела лифтершу и, притворно вздохнув, спросила:

— Не знаете, где мне найти молодого человека, скрипача, Вадима Семина?

— Зачем он вам? — бдительно поинтересовалась дежурная.

— Я сотрудница консерватории, привезла Вадиму ноты, — лихо соврала я, — дом хорошо помню, бывала у Семиных не раз, а квартиру забыла!

Консьержка оглядела меня с головы до ног и, очевидно, осталась довольна, потому что весьма приветливо ответила:

— Он живет на седьмом этаже, поднимайтесь.

Я поехала на лифте вверх, по дороге сообразила, что дежурная не назвала мне номер квартиры, но, когда лифт бесшумно открылся, глаза наткнулись только на одну дверь, самого роскошного вида. В этом доме каждый этаж занимала одна квартира.

Внутрь меня впустила женщина лет сорока, одетая в розовый фартук. Не выказав никакого удивления при моем появлении, она почтительно сказала:

— Ванная вот здесь, полотенчико голубое, абсолютно чистое.

Я молча вымыла руки и спросила:

— Простите, Вадим…

— Он вас ждет, — ответила женщина, — сюда, пожалуйста.

Мы миновали длинный коридор, просторный холл, потом какую-то странную комнату без окон, всю, от потолка до пола, завешанную картинами. В огромных апартаментах стояла музейная чистота и такая же тишина, в воздухе витал легкий запах полироли для мебели. Наконец мы добрались до нужной комнаты. Я слегка удивилась, дверь ее была обита кожей.

Когда-то, до массового появления железных, подобная дверь, обложенная ватой и обитая дерматином, была в нашей с Раисой квартире. У многих в подъезде дерматин был разделен на ровные ромбы «золотой» проволокой. У нас с мачехой денег на эту красотищу не хватило. Но внутри жилого помещения я никогда не встречала такого дизайна. Разве только в НИИ, где работала уборщицей, там такая дверь вела в директорский кабинет, и сделано это было из функциональных соображений. Начальство, обладавшее зычным голосом, не хотело, чтобы сидевшие в приемной слышали его разговоры.

— Пожалуйста, — притормозила домработница и распахнула дверь.

Я шагнула внутрь и не удержала завистливого вздоха. Именно так должна была выглядеть моя комната, имей я в кармане столько денег, сколько их было у родителей Вадима.

Вообще говоря, мне грех жаловаться. Всю жизнь я прожила в отдельной квартире, крохотной «двушке». Большинство ребят из моего класса обитало в таких же, и у них на тридцати квадратных метрах толпилось безумное количество родственников. У Ленки Мамалыгиной, например, в десятиметровке жил старший брат с женой и двумя младенцами, а в «большой» комнате ютились остальные члены семьи. У Мишки Каретникова вообще не было кровати, он спал на кухне, на надувном матрасе. А куда, скажите, ему было деваться, когда отец привез из деревни свою безумную мать? Мишкину софу отдали бабке, а другую кровать в квартиру невозможно было впихнуть. Мы же с Раисой жили вдвоем, но своей комнаты у меня не было. Спали мы в «маленькой», а «залу» мачеха превратила в гостиную, там стоял телевизор. Уроки я делала на кухне. Игрушки мои лежали в ящике под кроватью, а книг в нашем доме не водилось. Попав впервые в гости к Томочке, я обомлела, увидев бесконечные стеллажи с книгами, и спросила:

— Зачем вам столько книжек? Только пыль собирать, лучше в библиотеке взять!

Класса с пятого я стала мечтать о собственной комнате, кстати, мечтаю о ней до сих пор. Мне кажется, что у мужа и жены должны быть разные спальни. Никто не мешает супругам укладываться в одну постель, но должна существовать хоть теоретическая возможность закрыть за собой дверь и остаться в блаженном одиночестве. Не знаю, как у вас дома, а у нас в относительном покое можно оказаться лишь в туалете, да и то очень ненадолго.

Годам к двадцати пяти, уже живя в одной квартире с Томочкой, я очень хорошо представляла, чего хочу^[2]: большую, тридцатиметровую комнату. Стены светлые, занавески и ковер нежно-зеленого цвета. Такого же оттенка и накидка на огромной кровати. Никаких раскладных диванов, на которых я сплю всю жизнь, только «стационарная» кровать, с горой подушек и теплых пледов. А около нее должна стоять большая тумбочка с уютной настольной лампой. На одной стене — книжные полки, на другой — картины… Парочка кресел, торшер… Мечтать не вредно, никогда у меня не будет подобной комнаты. Но сейчас я воочию увидела ее, только принадлежит она Вадиму. Впрочем, было тут то, что ни при каких обстоятельствах не оказалось бы в моей спальне. В правом углу громоздился черный концертный рояль, около него стоял пюпитр с нотами, рядом, на специальной подставке, лежала скрипка.

— Когда я вам понадоблюсь, позовете, — шепнула домработница и исчезла.

— Вы ко мне? — раздался с кровати тихий голос.

Я подошла ближе. В горе подушек, укрытый светло-зеленым пушистым, даже на взгляд мягким пледом, полулежал юноша. В руках у него был толстый том.

— Вы ко мне? — повторил он и отложил книгу.

Мой взгляд на секунду упал на обложку: «История взлета и падения Римской империи».

— Меня зовут Виола Тараканова.

— Вадим, — представился молодой человек.

— Ваша домработница, очевидно, приняла меня за врача. Сначала отправила мыть руки, а потом привела сюда.

— У меня бронхит, — пояснил Вадим, — поэтому ходят медсестры делать уколы, каждый раз появляются новые женщины, вот Лариса Михайловна и перепутала. Слушаю вас.

— Я из милиции.

— Откуда? — удивился Вадик.

— Из уголовного розыска.

Парень сел, нашарил тапки, надел их, потом встал и, указав рукой на два кресла, между которыми стояли маленький столик и торшер, церемонно сказал:

— Прошу, присаживайтесь. Никогда не имел дела с правоохранительными органами.

— Вы не получали паспорт? — улыбнулась я.

— Только за документами приходил, — улыбнулся он в ответ, — а в уголовный розыск никогда не обращался! Знаете, я даже детективы не читаю, на мой взгляд, отвратительная литература. Вот уж кого следует привлекать к ответственности, так это их авторов. Вместо того чтобы образовывать русский народ, они потрафляют дурным вкусам, создавая низменные произведения, не имеющие ничего общего с настоящей литературой.

— Я пришла не для того, чтобы беседовать о книгах!

— Да, конечно, внимательно слушаю.

— Вы были знакомы с девушкой по имени Ксюша?

Вадим слегка порозовел.

— Ксенией Савченко?

Я не знала фамилии несчастной, поэтому сказала:

— Девушкой, влюбленной в вас до такой степени, что она даже решила запечатлеть имя «Вадим» на своем плече. Неужели Ксюша никогда не показывала вам тату?

Вадим покраснел.

— Я не просил ее делать эту глупость! Честно говоря, я обозлился, когда увидел татуировку. На мой взгляд, это отвратительно, но у Ксюши имелось собственное мнение по этому поводу.

— Вы любили ее?

Вадим сжал губы.

— А в чем, собственно говоря, дело?

— Она знакомила вас со своими подругами? Знали вы Аню Кузовкину?

— Нет.

— А если подумать?

— Нет.

— Ксения никогда не водила вас в свои компании?

— Нет!

— Ни разу?

— Нет!

Вадим произносил короткое восклицание с самым сердитым видом. Олег называет такое поведение подследственного «уход в глухую несознанку». Я обозлилась: ну, Вадик, погоди!

— Гражданин Семин, ваш гражданский долг дать показания!

— Так рассказывать не о чем, — поморщился Вадим.

— Хорошо, — кивнула я, — можете сейчас молчать. Уйду несолоно хлебавши, но потом возьму у прокурора санкцию на ваше задержание, пришлю сюда патруль, и вас под конвоем доставят в СИЗО, там и побеседуем, правда, не в такой милой и уютной обстановке. Вас, естественно, потом отпустят, но, во-первых, о задержании сообщат в консерваторию, а во-вторых, соседи по дому получат обильную пищу для пересудов. Не удивлюсь, если с вами перестанут здороваться. Объясняй потом, что ни при чем. Как говорят, «то ли он украл, то ли у него украли, но была там какая-то неприятная история».

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

История жизни Виолы и Тамары рассказана в книге «Черт из табакерки», изд-во «ЭКСМО».